ени она из штаба воздушной армии переметнулась 
и в штурмовую дивизию. Там обстановка сложилась еще хуже. Мало того, что 
заболели люди, мыши стали грызть оплетку проводов на самолетах. Пришлось срочно 
проверять и ремонтировать все электрооборудование на боевых машинах.
      Здесь хочу сказать доброе слово о работе врачей. Они не допустили 
широкого распространения туляремии среди летчиков, быстро восстанавливали 
здоровье больных и возвращали их в строй.
      Офицеры нашего штаба пристальное внимание уделяли воздушной разведке. Она 
велась всеми видами авиации. Особенно отличались опытные штурмовики С. И. 
Винник и В. Ф. Хохлачев. Несмотря на сложные метеоусловия, они снабжали нас 
ценной информацией о противнике.
      Летчики рвались в бой. Участвовать в контрнаступлении хотел каждый. Но 
погода не улучшалась. 21 ноября мы разрешили выпустить шестерку Ил2 под 
командованием Героя Советского Союза капитана В. М. Голубева. При облачности 10 
баллов и высоте 100 метров отважный командир провел свою группу на 80 
километров в глубь территории противника и нанес шесть сокрушительных ударов по 
его аэродрому. Штурмовики уничтожили тогда восемь вражеских самолетов. Больше 
всех летали наши ночные бомбардировщики. Они не пропустили ни одной ночи, 
делали иногда по шестьсемь вылетов. Эта безобидная на вид машина По2 
поднимала до 200 килограммов бомб, то есть половину бомбовой нагрузки «ила».
      Изза плохой погоды самолеты противника вообще не появлялись в небе. Наши 
наступающие части нередко заставали на захваченных аэродромах исправные 
«юнкерсы» и «мессершмитты». В районе Осиновки, например, фашисты оставили 42 
самолета, из которых 18 оказались исправными.
      На второй день наступления я, возвращаясь из штаба фронта, решил заехать 
на командный пункт 21й армии генерала И. М. Чистякова. Путь проходил через 
станицу Арчединская, расположенную в верхнем течении Дона. Дороги этой 
местности я знал без карты: десятки раз проезжал по ним за четыре месяца боев. 
С плацдарма, расположенного на правом берегу реки, наступала 21я армия 
соседнего фронта и вводились подвижные соединения. Преодолев довольно крутой 
подъем, мы вдруг оказались рядом с колонной вооруженных вражеских солдат. На 
какоето мгновение я растерялся, не понимая, в чем дело. Здесь же находился тыл 
21й армии, а ее передовые части ушли далеко вперед. Чтото надо делать. 
Решение, как молния, мелькнуло в голове. Мой водитель Михаил Ефимов и я 
схватились за автоматы. Я кричу ему:
      — Разворот на сто восемьдесят!
      И тут я увидел на обочине шоссе нашего солдата с винтовкой. За ним 
примерно на стометровой дистанции шагал еще один. Только тут я сообразил, что 
перед нами колонна военнопленных. Но кто разрешил им идти с оружием? Подзываю 
солдата и спрашиваю у него об этом. Тот рапортует: все боеприпасы мы отобрали у 
них, а оружие пусть сами несут. Не загружать же транспорт.
      Этот случай очень характерен для первых дней нашего контрнаступления. 
Застигнутый врасплох, противник нес большие потери в людях и технике.
      23 ноября войска ЮгоЗападного фронта заняли Калач и в районе Советский 
соединились с войсками Сталинградского фронта. Группировка гитлеровцев была 
окружена. После этого шесть советских армий получили возможность наступать в 
общем направлении на Сталинград, все туже сжимая внутреннее кольцо окружения. 
Наши подвижные части продолжали отбрасывать войска противника на запад, 
отодвигая внешний фронт. Им активно помогали авиаторы 8й и 17й воздушных 
армий. Мы с Т. Т. Хрюкиным, координируя наши действия, наносили совместные 
удары по фашистам, оказавшимся в котле. Кроме того, мы получили указание 
блокировать вражеские аэродромы в районе Сталинграда. Надо было и в небе 
замкнуть кольцо над противником.
      Немецкофашистское командование начало лихорадочно принимать меры по 
организации снабжения своих окруженных войск воздушным путем. Гитлеровский 
министр авиации Геринг хвастливо заявил, что воздушные силы рейха вполне 
справятся с доставкой в район Сталинграда продовольствия, боеприпасов, горючего 
и медикаментов. Для этой цели использовались лучшие транспортные и 
бомбардировочные эскадры, самолеты гражданского воздушного флота, опытные 
образцы машин авиационных заводов и даже отряд связи Гитлера.
      Осуществляя блокаду вражеских аэродромов, летчики 8й и 16й воздушных 
армий вели напряженные воздушные бои. Свои авиационные части мы максимально 
приблизили к границам котла, откуда организовали засады — истребители и 
штурмовики внезапно нападали на врага. Господство в воздухе перешло к нам. 
Однако мы еще не полностью закрыли немецким самолетам доступ к аэродромам и 
площадкам, расположенным в самом кольце.
      В директиве от 4 декабря командующий ВВС указывал нам: «Несмотря на то 
что в районе окруженного врага наша авиация имеет полное господство в воздухе, 
все же транспортные самолеты противника прорываются и производят посадку на 
аэродромы, находящиеся в кольце окружения. Этот факт показывает, что борьба с 
транспортными самолетами противника организована недостаточно четко.
      Мое требование — не допустить посадки транспортных самолетов противника 
на аэродромы — не выполнено.
      Уничтожение транспортных самолетов противника считать основной задачей»7 .

      Этой директивой предусматривался ряд мер по усилению блокирования 
аэродромов врага в районе окружения В частности, вводилось дежурство 
истребителей в воздухе, четко распределялись обязанности между авиаторами 8й и 
16й армий.
      Выполняя свои основные задачи, мы зорко следили, не создает ли противник 
группировки для прорыва кольца