штурмовик. Его преследовал и непрерывно 
атаковал «мессершмитт». Ктото сказал:
      — Удирает наш «ил».
      Я отвечаю:
      — Ничего подобного. Просто скорость у него меньше, чем у «мессера».
      Примерно в километре от нас фашист при очередной атаке снова промахнулся 
и выскочил вперед. Летчикштурмовик мгновенно воспользовался этим. Как только 
вражеский самолет показался впереди, он открыл огонь из пушек. Хорошо 
получилось. «Мессершмитт» загорелся и упал в полукилометре от нас. А Ил2, 
сделав змейку, пошел на свой аэродром. На командном пункте загремели 
аплодисменты. Послышались возгласы: «Вот это молодец! Вот это летчик! Штурмовик 
сбил истребителя!»
      Еще в ходе боя я засек время, а затем передал приказание в штаб найти 
летчикаштурмовика, сбившего «мессершмитт», сообщить его фамилию. Вскоре мне 
донесли, что это капитан П. С. Виноградов — заместитель командира полка. Жуков 
приказал наградить его орденом и повысить в воинском звании. Подготовили приказ,
 который тут же был подписан. Героические действия штурмовика восхитили всех 
присутствующих. А я не преминул заметить, что у нас каждый летчик жаждет победы 
над врагом, но порой не все от него зависит.
      Г. М. Маленков сказал, чтобы ему дали тактикотехнические данные «яков» и 
«мессершмиттов». Действительно, по заводским данным, наш «як» превосходит 
«мессер» в скорости километров на двадцать.
      — Объясните, пожалуйста, — говорит Маленков, — почему же вы считаете, что 
наш истребитель хуже вражеского?
      Я пояснил свою мысль: во фронтовых условиях машина в процессе ее 
эксплуатации теряет свои первоначальные качества. Нужно учитывать и другое 
обстоятельство. Завод указывает данные, полученные при испытании опытных 
образцов самолета, которые изготовлены были из металла с точным соблюдением 
аэродинамических форм. В боевых же условиях на машине с перкалевой и деревянной 
обшивкой, деревянными силовыми элементами неизбежны частые повреждения 
поверхности. А это немедленно сказывается на летных данных самолета: скорость 
его падает изза увеличения сопротивления воздуха.
      Испытывается «як» с закрытым фонарем. А на фронтовых истребителях 
целлулоид быстро желтеет от солнца, трескается, и через него летчик не видит 
противника. Поэтому он не закрывает фонарь в бою, чтобы лучше видеть и не быть 
сбитым. А полет с открытым фонарем на пять — семь процентов уменьшает скорость 
машины. Надо учесть еще и то, что «лопухи», которыми прикрываются убранные 
колеса, мнутся, образуются щели, в полете происходит подсос воздуха. И на этом 
мы теряем скорость.
      И все же я не убедил Маленкова.
      — Я полагаю, — сказал он, — что всетаки вы защищаете «честь мундира».
      Тогда я добавил, что самолеты из боя возвращаются с пробоинами. Как мы их 
чиним? Берем полотно, эмалит и лепим заплатки. А они тоже увеличивают 
сопротивление. По причинам, о которых я доложил, теряется до 10 — 15 процентов 
скорости.
      — Считаю, что все это вы преувеличиваете, — подвел Г. М. Маленков итог 
нашей беседе. И помолчав, добавил: — Давайте проведем испытания ваших самолетов 
здесь, на фронте, проверим соответствие их опытному экземпляру.
      Я доложил обо всем командующему ВВС Красной Армии и попросил прислать 
бригаду испытателей из научноисследовательского института. Мне, конечно, был 
неприятен упрек члена ГКО. Но раз решили провести испытания, значит, я в чемто 
убедил Маленкова.
      Вскоре в 16ю армию приехала группа летчиков и инженеров, чтобы 
организовать испытания на мерном километре. Они проводились в 434м 
истребительном полку, известном своими славными боевыми делами. Определили два 
самолета. Один пилотировал летчикиспытатель Зайцев, другой — боевой 
истребитель. Что же оказалось? Фронтовой «як», пилотируемый 
летчикомиспытателем, показал скорость процентов на десять ниже, чем 
указывалось в заводской таблице.
      У «яка», управляемого летчикомфронтовиком, она оказалась меньше на 
шестнадцать процентов.
      Стали разбираться, в чем дело. Установили, что Зайцев закрывал фонарь, 
хотя обзор был плохой, убирал радиатор, несмотря на то что вода в системе 
охлаждения доходила порой до кипения.
      Фронтовой летчик фонарь не закрывал, радиатор выпустил, чтобы температура 
двигателя была 50 — 60°. В бою некогда следить за радиатором, там вообще держат 
температуру 40°. Если закипела вода в двигателе, надо принять меры. Иначе он 
откажет, и придется садиться. А будешь часто отвлекаться от наблюдения за 
противником — собьют.
      Вот я и говорю Зайцеву:
      Послушайте, вы неправильно испытания проводите.
      Он мне доказывает, что делает все по установленной методике. И приводит 
соответствующие положения инструкции. Выслушал я его и говорю:
      Хорошо, товарищ Зайцев, в бою вы так же будете эксплуатировать машину, да 
еще над территорией противника?
      Разумеется, нет, — отвечает он.
      — Вот вы и испытайте так, как будете воевать.
      Всетаки мы провели полеты по двум вариантам. И в обоих случаях 
результаты оказались ниже, чем у опытного самолета. Меня предупредили, что 
Маленкову ктото доложил, будто мы «мешали» испытателям. Когда написали отчет, 
нас вызвали к нему на доклад. С