идут ремонтные работы и для приземления 
отведена лишь небольшая полоса. Возникло опасение: вдруг произойдет поломка 
какойнибудь машины? Куда деваться остальным? Тогда я решил воспользоваться 
ведомственным аэродромом и заранее послал туда на Ли2 начальника штаба, чтобы 
он обо всем договорился и приготовил полосу к приему пяти эскадрилий, 
насчитывавших 62 самолета.
      Прилетаем в Казань и видим: на аэродроме выложен крест — посадка 
запрещена. На старте никого не было, а наш Ли2 стоял неподалеку от ангара. Что 
ж, крест крестом, а все равно надо садиться. Ведь за мной идет полк, горючего 
на самолетах в обрез. Сел, выскочил из машины и — к посадочному знаку. Стоявший 
возле него человек в гражданской одежде хмуро спрашивает:
      — Почему вы сели?
      — Летим на фронт, — отвечаю ему. — А вы почему крест держите?
      — Здесь запрещено садиться.
      — Кто запретил?
      — Начальник аэродрома.
      Я твердо и решительно приказываю:
      — Выкладывайте посадочный знак! Видите, самолеты на кругу.
      Он отказывается. Тогда сам беру полотнище и начинаю растягивать его. Но 
он мешает мне. Снова пытаюсь урезонить упрямца: на самолетах, мол, горючее на 
исходе, но тот все равно не соглашается. Что делать? Вынимаю из кобуры 
револьвер и говорю:
      — Если вы сейчас же не выложите «Т» и не начнете принимать самолеты, буду 
стрелять. Мы на фронт летим, а вы мешаете нам. У истребителей горючее на исходе.
 Вместо того чтобы воевать, побьются здесь.
      Дежурный наконец послушался, расправил полотнище, взял флажки, и мы 
начали принимать истребителей. Когда сели примерно две эскадрильи, прибежал 
начальник штаба нашей дивизии подполковник Баранов. Я уже говорил об 
исключительной четкости и собранности этого человека, и мне было не понятно, 
почему он не поспел к началу посадки. Баранов доложил, что видел, как я 
прилетел, как садились эскадрильи, но начальник аэродрома приказал закрыть 
ворота и не. пускать нас к летной полосе.
      Вслед за начальником штаба пришел руководитель ведомства, которому 
принадлежал аэродром. Он не стал меня ругать, хотя ему пожаловались, что я 
угрожал оружием дежурному. Я доложил, что дивизия летит на фронт и здесь, на 
аэродроме, садится истребительный полк.
      — Вижу. — говорит он, — человек вы решительный.
      — Просто другого выхода не было: мы же на фронт торопимся.
      Он предложил ознакомить нас с немецкой авиационной техникой. На их 
аэродроме были собраны почти все типы вражеских самолетов, привезенных из 
Германии еще до войны.
      — Если вы располагаете временем, — сказал руководитель ведомства. — мы 
покажем вам машины, расскажем о них. Летчики могут осмотреть кабины. Будете 
иметь представление, на чем воюет противник.
      Мы осмотрели истребители Ме109 и Ме110, бомбардировщики «Юнкерс88», 
определили возможности обзора и мертвые зоны. Летчики запоминали силуэты 
вражеских машин, их тактикотехнические данные. Так нежданнонегаданно мы по 
пути на фронт получили весьма полезные знания. Естественно, что наших 
истребителей особенно заинтересовали «мессеры», с которыми скоро предстояло 
встретиться в бою.
      Нас угостили хорошим чаем, заправили наши самолеты, и часа через полтора 
мы вылетели на Дзержинск. Один летчик сел на вынужденную в районе Горького. 
Туда мы сразу же послали группу техников, чтобы привести самолет в порядок. 
Вокруг истребителя собрались жители соседних деревень. К авиаторам, как мне 
потом передавали, подошел один старичок и сказал:
      — Ребята, какие вы все ладные и здоровые. Неужели такие богатыри не 
разобьют фашистов?
      — Разобьем, дедушка, обязательно разобьем! — заверили его летчики и 
техники.
      На конечный пункт маршрута я прилетел под вечер. Когда вышел из самолета, 
мне доложили, что 37й бомбардировочный авиационный полк сосредоточился на 
заданном аэродроме, там находится 22 дбап, его уже принимают представители 
авиации дальнего действия. Я приказал к 7.00 вызвать командира 37го 
бомбардировочного полка подполковника Терехова в штаб дивизии. Дежурный по 
аэродрому доложил, что меня вызывает к телефону командующий ВВС П. Ф. Жигарев.
      С Павлом Федоровичем я был близко знаком. Родился он в 1, 900 году в 
глухой деревушке Бриково, затерявшейся в лесах Весьегонского уезда, Тверской 
губернии. Учился в сельской школе, проявил хорошие способности, но средств для 
продолжения образования у его родных не было, и двенадцатилетнему пареньку 
пришлось помогать отцу в полевых работах.
      Великий Октябрь круто изменил судьбу Павла. В 1919 году он был призван в 
Красную Армию. В следующем году его приняли в партию большевиков. После двух 
лет учебы в Тверской кавалерийской школе Жигарева назначили командиром взвода.
      В 1925 году Павел Федорович стал овладевать новой воинской профессией — 
пошел учиться в школу летчиковнаблюдателей. Окончив ее, служил в Ростове, 
Оренбурге и Сталинграде сначала летчикомнаблюдателем, затем преподавал 
аэронавигацию. И везде командиры частей отмечали большую работоспособность 
молодого штурмана, его стремление как можно глубже постичь тайны сложной 
авиационной специальности.
      Как одного из лучших преподавателей, Жигарева в 1930 году направили 
учиться в Военновоздушную академию