целостность, скрепляли, места соединений изолировали лентой, израсходовав все 
свои запасы, относили артиллерийским связистам, помогали находить повреждения. 
Одним словом, в поте лица всю ночь трудились вместе, стремясь быстрее 
ликвидировать случившееся ЧП. С ног сбились, но связь восстановили, и в 10 
часов 15 минут 5 декабря, как и планировалось, артиллеристы открыли огонь…
 Нашлись же дураки в штабах, которые, сосредоточивая в одном районе артиллерию, 
танки, пехоту, не приняли соответствующих предупредительных мер. Кроме того, 
восстановление линий связи лишило нас так необходимого ночного отдыха. До этого 
и позже, перед наступлением, командиры стремились дать личному составу 
максимальное время для сна, зная, что в ходе боевых действий недосып в течение 
многих суток станет обычным явлением.
 …Вторая трагедия приключилась в небе. На северо-западных подступах к Хатвану в 
десятом часу утра за двадцать минут до начала артиллерийской подготовки 
наступления…
 Накануне на аэродром под Дебреценом приземлился немецкий самолет-разведчик 
«Хеншель-126». Вражеский летчик предложил свои услуги нашему командованию. 
Решили воспользоваться такой возможностью – пока противник не обнаружил его 
пропажу и не поменял сигнал опознавания «Я – свой самолет». Подготовили 
фотоаппаратуру для съемок объектов в тылу неприятеля, тщательно разработали 
маршрут полета разведчика. В кабину наблюдателем сел заместитель начальника 
разведки 2-го Украинского фронта подполковник Гавриил Злочевский. И немецкий 
летчик, и назначенный старшим экипажа надели парашюты. Не ровен час! Злочевский 
получил строжайший приказ: в случае каких-либо осложнений с самолетом – 
стараться посадку совершить на своей стороне…
 Ни свет ни заря «Хеншель» вылетел на задание. Севернее Хатвана пересекли линию 
фронта и пошли «гулять» по тылам немецко-венгерских войск. В двух наиболее 
опасных местах дали опознавательный сигнал. «Поутюжили» местность на правом 
берегу Дуная до самой австрийской границы. Десятки раз включали фотоаппараты, 
снимали разные объекты и рубежи. Возвращаясь домой, с северо-запада стали 
подходить к Хатвану. Резко снизились, уходя под прикрытие наших средств ПВО, 
защищавших город. Одна из зенитных батарей, занимавшая огневые позиции, 
недалеко от расположения первого батальона 46-й гвардейской танковой бригады, 
открыла шквальный огонь. «Хеншель» выпустил красную и зеленую ракеты: «Я – свой 
самолет». И сразу взмыл вверх, стараясь выйти из зоны плотного разрыва зенитных 
снарядов. Орудийные расчеты быстро скорректировали стрельбу. «Хеншель» снова 
оказался в огненном кольце. Вторично выпустил опознавательные ракеты, но 
зенитчики продолжали стрелять, не беря во внимание подаваемые сигналы. Экипажи 
танков любовались неплохой стрельбой пэвэошников… Разведчик вдруг вспыхнул. 
Пилот несколькими виражами пытался сбить его языки. Не удалось. Самолет стал 
терять высоту. От него отделились две фигуры. И сразу над ними раскрылись 
купола парашютов. Буквально через секунды парашютисты были встречены шквальным 
огнем автоматчиков. Летчика вскоре прошил пучок очередей.
 Второй парашютист снижался на расположение первого батальона. Мы услышали его 
громкие крики сверху:
 – Прекратите огонь!
 И вслед за этим – многоэтажная крепкая брань.
 Танкисты кинулись к стрелкам, пытаясь остановить бессмысленную пальбу – ведь 
живой «язык» во сто крат ценнее мертвого…
 Уцелевший «немец» наконец приземлился. Я и несколько гвардейцев подбежали к 
нему, намереваясь прикрыть его от пехотинцев, исключить возможную беду. Они с 
ним могли и на земле разделаться в два счета…
 – Кто вы такой? – был первый наш вопрос к «незнакомцу». – Вы ранены?
 – Я заместитель начальника разведки фронта подполковник Злочевский. 
Спрашиваете, ранен ли я? Убили меня, идиоты! Какой материал погубили! – И он 
заплакал горькими слезами, не стесняясь обступивших его бойцов.
 Правая штанина и правый рукав были обильно пропитаны кровью. Я приказал 
подбежавшему санитару оказать раненому первую медицинскую помощь… Злочевский 
дал себя перевязать, однако из-за обильных слез не мог говорить. Нервный стресс 
от пережитого несколько минут назад еще не прошел… Подошел командир 233-й 
бригады подполковник Чернушевич. Я доложил ему о должности и звании 
«парашютиста».
 Через небольшой промежуток времени подбежал командир зенитной батареи, прося 
танкистов подписать акт о том, что его расчеты сбили немецкий самолет-разведчик.

 Заместитель начальника разведки фронта, услышав просьбу зенитчика, наконец 
обрел дар речи. И разразился тирадой, густо перемешанной с отборным матом:
 – Тебя следует немедленно отдать под суд! Почему не вняли сигналу: «Я – свой 
самолет»? Дважды его подали, а вам – нипочем! Угробили, болваны, ценнейший 
фотоматериал воздушной разведки!
 Чернушевич приказал задержать офицера-зенитчика; вызвать начальника 
контрразведки бригады – пусть разберется со случившимся; подготовить санитарную 
машину для эвакуации раненого в медсанбат корпуса…

 Необычный поединок

 К середине декабря сорок четвертого года линия советско-германского фронта 
подошла к южной границе Чехословакии, проходившей по реке Игшель. Шоссе и 
железная дорога, проложенные по ее левому берегу, в районе населенных пунктов 
Хонт и Гомок зажаты горами и водной преградой. Командир 46-й гвардейской 
танковой бригады гвардии подполковник Николай Михно решил небольшим передовым