отрядом прорваться через это узкое место и южнее города Шахи захватить мост 
через реку…
 Для выполнения этой задачи была выбрана рота первого танкового батальона 
бригады и тридцать автоматчиков, посаженных на броню. Возглавить этот «летучий» 
отряд приказано мне – старшему лейтенанту, заместителю командира батальона.
 Вторая половина дня 11 декабря. По небу плывут отдельные небольшие белые 
облака. Погода летная. Идет бой за северо-западную окраину Дрегель – Паланка. 
Отряд на максимальной скорости проскакивает деревню по ее центру и устремляется 
к Хонту. Опыт прошлых боев показывал, что выгодное дефиле противник без боя не 
отдаст. Схватка наверняка предстоит жаркая. Вперед я выслал разведку – два 
«Шермана» взвода гвардии лейтенанта Федора Данкина. Спустя несколько минут 
командир дозора доложил по рации: «В Хонте – фашисты. Открыли сильный огонь». Я 
приказал разведке остановиться и провести тщательное наблюдение за гитлеровцами,
 засекая их огневые точки… С подходом к Хонту отряд немедленно откроет по 
разведанным целям пушечно-пулеметный огонь. Так было мной задумано, но 
вскорости обстановка потребовала совсем иных действий отряда…
 До Хонта оставалось не более 700 метров, когда в воздухе послышался 
нарастающий гул авиационных моторов. Спустя несколько минут над нами появились 
вражеские самолеты. Как только они стали разворачиваться для захода на 
бомбометание, танки отряда один за другим свернули с дороги и, втянувшись в 
дугообразный карьер на склоне покрытой лесом горы, остановились. В ситуации 
ограниченного пространства нельзя было действовать по «методу Якушкина». Девять 
«юнкерсов» кружились над рекой и дорогой, но сбросить прицельно бомбы никак не 
могли. Не раз неприятельские летчики пытались лечь на боевой курс с наиболее 
удобного северного направления. Но достаточно яркое зимнее солнце слепило им 
глаза. Боясь врезаться в высокую гору, они отворачивали в сторону. Сброшенные 
бомбы рвались, чаще всего, на линии железной дороги, не причиняя отряду 
никакого вреда. Неоднократные попытки зайти для пикирования с юга оказались 
безрезультатными: вершина горы и густой лес не позволяли летчикам видеть танки, 
а следовательно, и точно сбрасывать смертоносный груз на выбранную цель. Изгиб 
шоссе, а особенно отроги горы, исключали выход «юнкерсов» на отряд с востока и 
запада. Благодаря удачно выбранному месту, наши «Эмча» оказались надежно 
укрытыми. Спасибо природе и рукам человека за удобное спасительное углубление в 
северном склоне горы.
 Отряду необходимо было двигаться вперед, выполнять поставленную задачу, ибо 
время работало на противника, который мог спокойно подтянуть резервы в Хонт, 
продолжить инженерные работы в этом населенном пункте с целью укрепления 
обороны. Несмотря на все это, нам ничего не оставалось делать, как ждать 
наступления темноты.
 Я периодически по радио докладывал комбригу о том, что мы стоим на месте из-за 
налета авиации противника. Он был сердит, требовал двигаться вперед. Мне была 
понятна его тревога, неудовлетворенность нашими действиями, однако у меня язык 
не поворачивался отдать команду на выход из укрытия и на атаку Хонта. Здесь, на 
переднем крае, было видно, что нам не удастся пройти и половины разделяющего с 
противником расстояния, как запылают, застынут подбитые «Шермана». Сверху 
навалится авиация, неизбежно наткнемся на плотный противотанковый огонь 
обороняющегося. Потерь, и немалых, не избежать!
 А в эфире продолжал бушевать гневный голос гвардии подполковника Михно: «Ты 
разучился воевать? Что, первый раз над твоей головой висят «юнкерсы»?» Все эти 
тирады сопровождались отборным матом.
 Напомню, что одной из особенностей радиосвязи танковых войск в годы Великой 
Отечественной войны являлась работа раций всех танков подразделений бригады на 
одной длине волны. А раз так, то содержание переговоров с командиром бригады, 
его нелицеприятные упреки в мой адрес становилось достоянием каждого командира 
танка и взвода. Налет вражеской авиации, несмотря на ее малую эффективность, 
продолжался. На смену первой группе «Ю-87» пришла вторая, а за нею – третья. 
Самолеты в течение полутора часов кружились над отрядом, ничего не могли 
сделать, но «закупорили» нас в огромном, давно заброшенном карьере под горой…
 И вдруг один «Шерман» рванул к железнодорожной насыпи. По нанесенному номеру 
на башне я сразу определил, что это машина гвардии лейтенанта Григория 
Вербового. На мои требования: «Остановись! Вернись назад!» – он ответил 
коротко: «Сейчас их проучу!»
 Фашистские летчики сразу заметили вышедший из укрытия танк и ринулись на него. 
Начался необычный поединок одной «Эмча» с шестью бомбардировщиками противника. 
Ведущий «юнкерс» закончил заход и вошел в пике. В этот момент механик-водитель 
гвардии сержант Михаил Кораблин вздыбил носовую часть «Шермана» на высокую 
железнодорожную насыпь. Длинноствольная пушка смотрела в небо, почти как 
зенитное орудие. Головной самолет продолжал стремительно пикировать, за ним с 
небольшими интервалами неслись другие бомбардировщики… Секунда, вторая… 
Самолеты неумолимо приближались к танку Вербового. Когда казалось, что уже 
ничто не спасет «Шермана» от прямого попадания вот-вот сброшенной серии мощных 
бомб, грянул пушечный выстрел. Танк вздрогнул и немного сполз вниз. Ведущий 
«Ю-87» взорвался, и его бесформенные куски, покружившись в воздухе, рухнули в 
реку и на землю. Громкое «Ура-а!» танкистов эхом разнеслось по лесу.
 Мгновенная гибель ведущего ошеломила остальных неприятельских летчиков. Они 
кинули самолеты в разные стороны, поспешно сбросили «фугаски» куда попало и, 
круто развернувшись, ушли на северо-запад. Авиация противника не появлялась в 
воздухе ни 11 декабря, ни в последующие дни. Как выяснилось несколькими днями 
позже, среди немецких солдат и офицеров поползли слухи о «сверхмощном зенитном 
оружии русских танков».