будете. Шагом марш на НП, и без разговорчиков в строю!» 

Ночь они провели без сна. Виктор в душе клял командира: Дима в эту пору не 
собеседник, и половину сказанных слов не разберет. Внезапно он насторожился, 
различил рокот моторов. «Машины! Откуда? Не дать — не взять, в трясину ползут. 
Туда им и дорога». 

Видимо, и сидевшие за рулем поняли — дело неладное, занесло в сторону от 
маршрута. Моторы смолкли. И вскоре вдали замерцали костры. Их было всего три. 
Вероятно, и немцев немного, — решил Власов. «Это сейчас мы уточним». Впервые 
представилась ему возможность действовать самостоятельно, не по указу. Он 
тотчас 
же воспользовался этой возможностью. 

Отдав необходимые распоряжения напарнику, Виктор ужом вполз в заросли. Только 
по 
колыханию осоки Дима определял, где тот в данный момент находится. Он не хотел 
отпускать Виктора — не разведчик, нет у него хладнокровия, может напортачить. 
Излишне горячий, по городскому своему незнанию природы сунется не туда и угодит 

в трясину. Но как удержишь, если он командир? Оставалось терпеливо ждать 
возвращения товарища. 

Покинув наблюдательный пункт, Дима спустился к мосту, где исчез Власов, надеясь,
 
что вот-вот закачаются стебли, обозначая его появление. 

Виктор осторожно продвигался вперед на звук голосов: часовые переговаривались. 
Это было ему на руку. Он подобрался к привалочной полянке, раздвинул стебли 
осоки. При свете луны видны были два мотоцикла с коляской и 24-местный 
бронетранспортер, прзванный «геббельсоном» — в таких разъезжали по передовой 
офицеры пропаганды. Станковый пулемет, нацелясь в небо, торчал над кабиной, 
возле него никого не было. Виктор в приливе удальства чуть было не метнул 
лимонку под брюхо металлического динозавра, но сдержался. Не до ухарства. 

Спиной к нему, у крайнего костра стояли двое часовых, у костров спали вповалку 
немецкие солдаты, их было более десяти. 

«Подобраться, что ли? Вроде бы это не очень сложно — бронетранспортер хорошее 
прикрытие, заслонит от часовых. Главное, не шуметь». 

Незамеченным Виктор продвинулся вперед, подполз к рубчатым колесам, почти по 
оси 
утопающим во влажном дерне — проступающая из почвы вода образовала лужицы. Он 
уловил похрапывание из кузова, прислушался и определил — «Один человек». Вновь 
удальство захлестнуло его — «Два раза не умирать». Выждав момент, он перемахнул 

через борт. 

На откидной скамье, положив руку под голову, прикрыв глаза сдвинутой на нос 
фуражкой с высокой тульей, спал офицер. На расстегнутом мундире блестели погоны.
 
Только сейчас, разглядывая в упор фашиста, Виктор опомнился: «Какого черта 
понесло меня сюда?» 

Его внимание привлекла кожаная сумка, прикрученная ремешком к кисти офицера. 
Быстрым взмахом ножа Виктор перерезал ремешок, сунул трофей за пояс. Пора 
уходить. Но он не спешил. Импровизатор по натуре, он не мог обойтись без 
выдумок 
даже в боевой обстановке. К собственному недоумению, он ощущал удивительное 
спокойствие. Считанные секунды находился он в кузове, но уже выискивал, какую 
бы 
оставить о себе память. И придумал. 

Он отрезал кожаный ремешок от сумки, продел его в съемное кольцо лимонки, 
сдвинул кольцо к основанию стержня и затянул на нем узел. Противоположный конец 

ремешка свернул петлей, накинул ее на носок офицерского сапога. Не потревожив 
спящего, положил гранату между его вытянутых ног. Дернется немец, и десятки 
осколков прошьют его насквозь, искромсают радиоаппаратуру и громкоговорители. 
Придется пропагандисту вести свою агитацию уже не на грешной земле, а во 
владениях господа бога. 

Виктор спрыгнул на землю, и лежа стал наблюдать за часовыми из-под днища 
бронетранспортера. Они еще не успели переменить позы, все так же беседовали. На 

четвереньках, с закинутым за плечи карабином, он побежал к зарослям осоки. 
Дрогнула под ним земля, гулкий разрыв лимонки саданул по барабанным перепонкам 
— 
офицер раньше предполагаемого срока сдвинулся с места. Власов оглянулся: пламя