разумные доводы приходили сейчас, когда были уже совершенно бесполезны. И это 
бесило. 

В люке возникло лицо, знакомое, но странно изменившееся. При обморочном свете 
луны стриженая голова напоминает матовый шар лампиона. «Дима» — товарищ по 
несчастью, как раз то, что необходимо Виктору. Можно выговориться вволю, он-то 
не перебьет, отнесется понимающе. 

ЧЕТЫРЕ ГЕРМАНСКИХ ЛЕТЧИКА ВЗЯТЫ В ПЛЕН 
Наблюдатели зенитной батареи младшего лейтенанта Пимченкова заметили вражеский 
бомбардировщик, летевший по направлению к ленинграду. Через мгновение батарея 
дала по самолету первый залп. Снаряды разорвались у самой машины. 

Экипаж самолета сразу же сбросил на чистое поле свои бомбы, после этого он 
снизился и открыл по батарее пулеметный огонь. Отважные зенитчики не 
растерялись. Наводчики Башкатов и Усенко, заряжающие Семенов и Поклюев под 
обстрелом врага действовали смело, сноровисто. 

Четвертым залпом бомбардировщик был подожжен и стал резко терять высоту. Вскоре 

он упал за деревьями. 

Это был первый самолет, который увидели зенитчики. Младший лейтенант Пимченков 
записал в своем дневнике: «В 1 час 40 минут сбит вражеский бомбардировщик №1». 

Через несколько минут бойцы энской части захватили четырех немецких летчиков: 
одного офицера и трех унтер-офицеров. 



Ненависть к врагу, писали газетчики в июне сорок памятного года, удесятеряет 
силы. Рабочие перекрывают в три-четыре раза свои нормы. К станкам, верстакам, 
кульманам, заменив призывников, становятся пенсионеры. Подростки обретают 
производственную зрелость в минимальные сроки, не в мастерских и аудиториях, а 
прямо в цеху, рядом с маститыми мастерами. 
Токарный цех. Разноголосье станков, перекличка отбойных молотков позволяют 
Виктору забыться, не думать о вчерашних огорчениях. Он несколько стыдится своей 

горячности, вспоминая, как вчера на крыше материл несправедливость медиков, 
стучал кулаком в грудь, клялся преодолеть все препоны, выискать лазейку на 
фронт 
и, разумеется, взять с собой верного друга Никодима Корзенникова. 

Дима в перетянутой солдатским ремнем спецовке, нахлобученной на уши кепке, 
склонился над вытачиваемой деталью. Самый крупный на участке станок — его. 
Истекли сутки после встречи с лейтенантом в кабинете председателя завкома, 
надежда оказалась пустой. Дима, как и прежде, у станка, а мужики, с которыми он 

мчался на грузовике к казармам, наверное, уже на стрельбище или маршируют на 
плацу. Или примеряют форму, облачаются в гимнастерку и галифе, накручивают 
обмотки. А у него от всего обмундирования только пояс, который он выменял на 
перочинный нож с двумя лезвиями и штопором. 


5. Повестка
Комендант общежития вручил Никодиму Корзенникову повестку. Райвоенкомат 
предлагал ему явиться на медицинское освидетельствование. 

Казалось бы, что с того — повестка как повестка, зеленоватый клочок бумаги с 
типографским текстом и каллиграфически выписанной фамилией. Но на Диму она 
произвела потрясающее воздействие. В нем снова проснулась надежда и переросла в 

твердую уверенность: где-то им заинтересовались. Коль скоро не годен он для 
строевой службы, вполне вероятно, подыщут что-то попроще, определят в обоз. 
Или... фантазия помимо его воли разгулялась. По губам он читает довольно 
прилично. Три месяца обучения на курсах разведчиков — и пожалуйста — вот вам 
тайнопись, вот код, а вот и расшифровка. А что? Вполне освоит. И физические 
данные у него в полном порядке. 

В школе, закрытой на время летних каникул, располгался призывной пункт. 
Корзенников достаточно быстро обнаружил нужную ему дверь с внушительной высоты 
буквами ВВК — Военно-врачебная комиссия. Он пришел раньше, чем следовало. 
Правда, не он один. В коридоре уже теснился народ, кто-то заглядывал в замочную 

скважину. 

Дима притулился к окрашенной в голубой цвет стене, возле окна, выходящего во 
двор. Видел, как во дворе выстраиваются в колонну призывники с вещмешками за 
спиной, с чемоданчиками в руках. Терпеливо ждал начала медосмотра. Мимо по 
коридору сновали офицеры, некоторые — в белых халатах. Прихрамывая, к окну