|
Вымахнули на автостраду и помчались к западному пригороду Москвы, названному
Серебряным Бором. Стиг наконец прервал молчание:
– Чем теперь занимаешься?
– Тружусь в Центре.
Опять то самое слово, услышанное от Рубаченкова еще в Стокгольме! Шведу оно
мало о чем говорило, и потому он без обиняков попросил разъяснений. Николай не
торопился, словно обдумывая, чего и сколько можно отмерить для первой
информационной дозы. Наконец заговорил:
– Ну, другими словами – ГРУ. Главное управление военной разведки. Центр – это
сокращение для связи, вот мы для простоты и используем его в разговоре… Ну, как
тебе работа в Москве?
– Чертовски плохо! – Стиг произнес это с такой страдальческой выразительностью,
что Николай не мог не улыбнуться. – Чувствую себя совершенно замороженным. Не с
кем даже словом перемолвиться.
Теперь уже русский засмеялся в открытую и снова стал выглядеть
комично-хитроватым:
– Ну а я? С сегодняшнего дня у тебя есть отличный знакомый, с которым можно
обсудить любую проблему.
Неожиданно Веннерстрему снова вспомнился Сергей Иванович. Тогда и товаром, и
оплатой у них была информация. Знал ли об этом Николай? Изучил ли те давние
данные из картотеки? И какие отношения сложатся теперь – обмен информацией или
уже нечто иное? А может, все потечет как прежде, и не надо придумывать себе
излишние сложности?
Быстро набежали тучи, и когда машина подъезжала к Серебряному Бору, пошел снег.
Рядком стояли дома в типично старорусском стиле – с крылечками. По другую
сторону от них вдоль реки тянулся пляж, пустой и заброшенный в это время года.
Остановились перед дощатым забором, который выделялся среди других заметной
высотой. Шофер дал сигнал, ворота открылись, и автомобиль въехал во двор.
Обстановка внутри старинного дома навевала романтику. В камине, рассеивая
отблески по комнате, приветливо потрескивал огонь, на чайном столике стоял
самовар, лежали теплые, только что испеченные пироги. На полу сидел кот и
облизывал лапы. А за окном плотными большими хлопьями медленно падал снег.
Николай выглядел довольным и потирал руки, то ли предвкушая чаепитие, то ли от
холода. Разговор он начал с воспоминаний о Стокгольме и мадам Коллонтай, даже
передал от нее привет. Но неглупый швед понял, что это, конечно, было ложью.
Александра Коллонтай к тому времени пребывала на пенсии и уже несколько лет
болела в затворничестве. Однако со стратегической точки зрения такое вступление
Стигу понравилось.
После этого поговорили о «НАТО, инспирированном США», о том, какой риск
представляют его планы для неокрепшего после войны Советского Союза. Тема
показалась гостю крайне банальной, все это ежедневно мелькало в газетах и было
неинтересно. Ему больше импонировали чаепитие и играющий кот, чем избитые фразы
пропаганды. Но затем Николай заговорил о Рубаченкове, и тут беспокойная совесть
Веннерстрема вновь заныла. Он моментально сосредоточился.
Никитушев рассказал, что через Ивана в Стокгольме русские пытались получить
сведения о том, существует ли секретный договор между Швецией и НАТО или
какой-нибудь натовской страной. Норвегией или Данией, например. Опираясь на
беседу с Веннерстремом и другими дипломатами, Рубаченков делал предположение,
что не существует, что Швеция, по всей видимости, нейтральна. Стиг с
готовностью подтвердил это, заметив обеспокоенно:
– Надеюсь, Рубаченков в докладе был достаточно обстоятельным.
– Достаточно. Но мы все же сомневаемся. Этот вопрос для нас крайне важен,
особенно сейчас, когда вся оборона перестраивается заново. Кстати, ты можешь
оказать большую услугу своей стране! – с невинной улыбкой заметил Николай.
Веннерстрема эта улыбка насторожила. Он внимательно всмотрелся в собеседника:
не новая ли тут хитрость? Но ничего не заметил и попросил продолжать.
– Видишь ли, мой начальник хотел бы услышать о шведской нейтральности лично от
тебя. Без посредников.
– А кто он?
– Начальник второго управления.
|
|