фии" и не нуждаются в 
особом юридическом обосновании. 

В мае 1935 года Административный суд Пруссии заявил, что приказ о 
"превентивном" заключении не может быть опротестован судом. В марте 1936 года 
один протестантский священник осмелился выступить в своей проповеди против 
известного епископа, примкнувшего к нацистам. На следующий же день гестапо 
приказало ему покинуть приход. Священник отказался, считая этот приказ 
незаконным, и обратился в суд. Суд ответил, что приказ, исходящий от гестапо, 
не подлежит пересмотру судебным решением и не может быть и речи о том, чтобы 
его опротестовать (решение от 19 марта 1936 года). 

Затем пришла очередь католического священника: местное гестапо запросило у него 
сведения о церковных организациях и его прихожанах. Пастырь опротестовал это 
требование, но его иск также был отклонен. "Когда гестапо отдает приказ, - 
ответили ему, - с ним не спорят, его выполняют". 

Спрут раскинул свои щупальца. Чтобы заняться некоторыми видами торговли, 
требовались особые удостоверения. Их и выдавала полиция после небольшой 
проверки морального облика кандидата. Гестапо увидело в этом еще одну область 
для своего контроля. Оно опротестовало законность этих лицензий на торговлю и 
передало дело в Административный суд Саксонии. Принятое судом решение может 
служить образцом лакейства. "Поскольку та или иная форма организации торговли 
может способствовать подрывной деятельности, полиция, прежде чем выдавать 
удостоверения, должна консультироваться в гестапо". Таким образом, гестапо 
получило возможность оказывать давление и на политически неблагонадежных 
торговцев. 

Официально гестапо могло применить без всякого суда три вида наказаний: 
предупреждение, превентивное заключение и заключение в концлагерь. Эти 
"законные" наказания давали возможность подвергнуть аресту даже оправданного 
судом политического противника сразу после выхода из зала заседаний, а затем 
интернировать его, Наряду с "законными" методами применялись и незаконные: 
похищения, убийства, безжалостные расправы, иногда замаскированные под 
несчастные случаи или самоубийства. Директор организации "Католическое 
действие" Клаузенер был убит 30 июня 1934 года во время "чистки" сторонников 
Рема. Официально сообщили, что он покончил с собой. Страховая компания 
отказалась выплатить вдове всю сумму страховой премии, поскольку речь шла о 
самоубийстве, к тому же усомниться в этом было опасно. 

Адвокат г-жи Клаузенер обратился за помощью в министерство внутренних дел 
(Клаузенер был чиновником министерства). Ему ответили, что он должен написать 
жалобу и лишь тогда дело будет рассмотрено. Такой же ответ пришел из 
министерства юстиции. Удобный способ отделаться от жалобщика, ведь письменная 
жалоба на гестапо была бы равносильна самоубийству. Но до гестапо уже дошли 
слухи об этих шагах адвоката, и оно сочло их вмешательством в свои внутренние 
дела: адвокат был арестован и просидел в тюрьме несколько недель за то, что 
поставил под сомнение самоубийство, подтвержденное агентами гестапо. 

Очень правильно писал доктор Бест: "Никакие юридические путы не должны 
затруднять защиту государства, которая не может не приспосабливаться к 
стратегии врага. В этом и состоит задача гестапо, которое требует для себя 
статуса армии и, как и армия, не может согласиться на то, чтобы юридические 
нормы противодействовали его инициативам". 

За несколько лет и общественность и правосудие были сломлены. Именно в те 
времена Геринг говаривал министру финансов Шахту: "А я утверждаю, что дважды 
два равно пяти, если этого хочет фюрер". Когда, несмотря на все 
предосторожности, в Германии распространились самые тревожные слухи о насилиях, 
которым подвергаются попавшие в когти гестапо несчастные узники, были приняты 
меры, чтобы помешать тем, чья совесть восставала против зверств, громко заявить 
о своем возмущении. Им напомнили о "патриотическом долге молчания". Согласно 
нацистским критериям должны быть объявлены предателями и строго наказаны не 
палачи и убийцы, наносившие непоправимый ущерб своей стране, а, напротив, те, 
кто их разоблачает. Особенно популярной стала эта теория с 1938 года, когда 
начались спровоцированные нацистами военные авантюры. Поднять голос протеста 
против садистов и преступников означало-де снабдить противника 
пропагандистскими аргументами против Германии. 

Эти аргументы были с удовлетворением восприняты "почтенными гражданами", 
которые думали лишь о том, как остаться в неведении. Как писал Гизевиус, 
"миллионы немцев играли сами с собой в прятки или по меньшей мере притворялись, 
что ничего не знают, и было чрезвычайно трудно их разубедить, поскольку 
демонстрируемое ими неведение было вполне реально. Ведь они никогда и не 
стремились к точному знанию! Как добропорядочные граждане, они 
удовольствовались тем, что им сообщалось официально". 

Что касается тех, кому случайные события невольно открывали глаза, они 
ограничивались лишь сожалением по поводу злоупотреблений, допускавшихся 
безответственными подчиненными. Формула "О, если бы Гитлер