История гестапо
Жак Деларю




Деларю Жак

История гестапо



Деларю Жак 

История гестапо 

{1} Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста 

Аннотация издательства: Автор, известный французский историк, участник движения 
Сопротивления, на огромном фактическом материале показывает зарождение, 
становление и масштабы деятельности гестапо. В книге даются точные портретные 
зарисовки его главарей, вскрывается сущность идеологии фашизма. 

С о д е р ж а н и е 

Введение 

Часть первая. Рождение гестапо, 1933-1934 годы 

1. Нацисты становятся хозяевами Германии 

Гитлер возглавляет кабинет министров. - Коричневый террор. - Геринг становится 
во главе прусской полиции и проводит в ней чистку. - Произвол и вереница 
декретов. - Страшный февраль 1933 года. - Пожар рейхстага. "Чрезвычайное 
положение". - Облавы на оппозиционеров. - Апатия в профсоюзах. - Предвыборная 
кампания и выборы 5 марта. - Новый рейхстаг. Чрезвычайные полномочия. - 
Глейхсшальтунг. - Первомайская комедия. - Разгон профсоюзов. - Трудовой фронт 
доктора Лея. - Роспуск политических партий. Однопартийный режим. 

2. Геринг обращается к полиции 

Герман Геринг. - Геринг и штурмовики. - Геринг и Рем. - Соперничество. - Геринг 
получает ранение в Мюнхене. - Бегство и изгнание. - Морфий, ожирение и 
психические сдвиги. - Возвращение в Мюнхен в 1927 году. - Геринг становится 
депутатом, а затем председателем рейхстага. - Геринг и Папен. Соперничество и 
коварство. - Полицейский Дильс. - Дильс против национал-социалистов. - Ветер 
меняется. - Дильс "искупает свои ошибки". Геринг входит во вкус методов 
политической полиции. - Создание первого концентрационного лагеря. - Директивы 
Геринга полиции. 

3. Гестапо создано и участвует в поджоге рейхстага 

Амнистия для нацистских преступников. - Декретом от 26 апреля 1933 года гестапо 
создано в Пруссии. - Первые шаги гестапо под руководством Дильса. - Штурмовики 
жаждут крови. - Междоусобица между CA, CC и гестапо. Дильс смещен, но 
возвращается победителем. - Гестапо становится личной собственностью Геринга. - 
Суд над ван дер Люббе. - Ралль и Рейнекинг. 

Часть вторая. Гестапо совершенствует методы своей работы, 1934-1936 годы 

1. Гиммлер возглавляет гестапо 

Полиция германских земель становится под юрисдикцию рейха. Нацистская 
административная неразбериха. - Дильс окончательно оставляет гестапо. - Гиммлер 
ему наследует. - "Карьера Гиммлера". - Биография Гиммлера. - Что такое "орден" 
СС. - Отряды СС до Гиммлера. - Во что он их превратил. - Портрет человека по 
имени Гиммлер. 

2. "Черный орден" Гиммлера 

Зарождение и разработка расистских принципов нацизма. - Расистская "философия". 
- Расизм и СС. - Странная "честь" СС. - СС и правосудие. Гиммлер и расизм. - 
"Источник жизни" - источник пополнения СС и гестапо. Организация СС. 

3. Вездесущее гестапо 

Гиммлер - организатор гестапо по образцу СС. - Гейдрих - шеф центральной службы 
гестапо. - Принцип фюрерства. - Источники информации гестапо. - Ответственные 
работники и руководители партии. - Блоклейтер главный информатор гестапо. - 
Политический шпионаж за рубежом: заграничная организация, "Фольксдойче 
миттельштелле" и пятая колонна. - Слежка за эмигрантами. - Нацистская 
пропаганда за границей - еще один источник информации. - "Исследовательский 
институт Герман Геринг" и подслушивание телефонных разговоров. 

4. Странная личность Гейдриха 

Гейдрих - биография и портрет. - Гейдрих проводит техническую реорганизацию 
служб гестапо. - Гестапо уходит из-под контроля. - Оно расширяет сферу своих 
интересов. - "Патриотический долг молчания". - Нацизм и политический вакуум. 

5. Гестапо против Рема 

Гиммлер и Геринг против Рема. - Рем в 1931 году. - Физический и моральный 
портрет. - С А с 1931 по 1933 годы. - Безработица и набор добровольцев. - 
"Социалистические принципы" нацистов и поддержка их крупными промышленниками. - 
Рем и "вторая революционная волна". - Рем бросает вызов Гитлеру. - СС 1938 года 
против СА. - Гестапо расставляет свои сети. - Армия изменяет Рему. - Гитлер 
обеспечивает лояльность армии, пожертвовав ей Рема и СА. 

6. Гестапо расправляется с Ремом 

Рем выдвигает социалистические лозунги. - Папен - выразитель идей консерваторов.
 - Косвенное предупреждение. - Убийство доктора Юнга. Гиммлер и Геринг готовят 
удар по Рему и СА. - "Чистка" 30 июня. - Смерть Рема. - Расправа с С А. - 
Репрессии в Берлине. - Нацисты "узаконили" убийство 30 июня. - Лютце наследует 
Рему. - Гинденбург поздравляет Гитлера. - Бломберг и армия одобряют и 
благодарят Гитлера. - Смерть Гинденбурга. Гитлер называет себя президентом. - 
Бломберг и армия одобряют назначение и приносят присягу. 

7. Новая организация полицейских служб 

Надувательство 30 июня. - Тихий триумф гестапо. - Дела Гиммлера и Гейдриха 
рождают страх и ненависть. - С С становится независимой организацией. - Гейдрих 
организует СД. - Штатные агенты и добровольцы. Доктор Бест и доктор Мельхорн 
создают сеть "почетных агентов". - Картотека СД. - Отставка Бес-та и Мельхорна. 
- Оригинальные идеи Гейдриха. - "Салон Китти". - Эйхман приходит в СД. - 
Шеллен-берг, Небе и Мюллер. - Службы гестапо специализируются. - Первая 
реконструкция системы. - Гестапо и СД в Сааре. - Плебисцит в Сааре. - 
Возрождение военной службы. - Гестапо вырабатывает правила секретности. - 
"Основной закон" от 10 февраля 1936 года определяет юридический статус гестапо 
и его задачи. - Гиммлер назначается главным руководителем всех германских 
полицейских служб, 17 июня 1936 года. - Концентрация полномочий. - Нацистская 
концепция полицейской службы. 

Часть третья. Гестапо готовит вторжение, 1936-1939 годы 

1. Гестапо атакует армию 

Рейнская область ремилитаризируется. - Общее вооружение я подготовка к войне. - 
Гиммлер и Гейдрих собираются "приструнить" военных. - "Господин" Мюллер, 
исполнитель грязных дел. - Махинация гестапо: дело Бломберга Фрича. - Гитлер 
упраздняет военное министерство и назначает себя непосредственным верховным 
шефом армии. - Создание верховного командования вермахта. - Чистка в армии и 
дипломатия. - Назначение Кейтеля. - Военные расследуют дело Фрича. - "Военный 
совет". - Партия окончательно побеждает военных. - Триумф Гиммлера и гестапо. 

2. Гестапо водворяется в Европе 

Отставка генерала Века. - Политическая обстановка в Австрии. Подпольные агенты 
в Австрии. - Нацистский терроризм и неудавшийся путч 25 июля 1934 года. - 
Убийство канцлера Дольфуса. - Внедрение нацистских организаций. - Шушниг, 
продолжатель Дольфуса. - Последняя попытка Шушнига. - Отставка Шушнига. - 
Аншлюс. - Гиммлер, Шелленберг и Гейдрих в Вене. Гестапо устраивается на местах. 
- Кровавая чистка. - Подготовка к захвату Чехословакии. - Нацистские 
организации в Судетах. - Конрад Генлейн, Германская партия Судетов и пятая 
колонна. - Лето 1938 года. Чехословацкие эсэсовцы. - Гестапо и СД. - 
Пограничные инциденты. Мюнхенские соглашения и оккупация Судетов. - 
"Ликвидация" Чехословакии. Гиммлер, Гейдрих и Шелленберг в Праге. - Роль 
полицейских органов в нацистской тактике. 

3. Гиммлер создает грозную организацию . . . 

Агрессия против Польши. - Инцидент в Глейвице. - Науйокс и "операция Гиммлер". 
- Роль абвера в подготовке махинации. - Г-н Мюллер, поставщик трупов. - Захват 
Польши. - Специальный поезд Гиммлера. - Боевые группы СС. - Генералы и чистка в 
Польше. - Нацизм и милитаризм. - Эволюция гестаповской организации со времени 
закона 1936 года. - Создание PCX A 27 сентября 1939 года. - Четвертое 
управление, гестапо. - Эволюция РСХА с 1939 до 1945 года. 

Часть четвертая. Гестапо в войне, 1940 год 

1. Польша 

Польский народ, низведенный до рабства. - Статус польских рабочих в Германии. - 
Расхищение земель. - Акция А-В. - Война начинается на Западе. "Операция Венло". 
- Появление Кнохена. - Шелленберг и Интеллидженс сервис. - Покушение 9 ноября 
1939 года. - Похищение в Венло. - Элзер и его "сообщники". 

2. Гестапо внедряется во Франции 

Французская кампания. - Оккупированный Париж.- Прибытие подпольной команды д-ра 
Кнохена 14 июня 1940 года. - Кнохен надувает военных. Гельмут Кнохен и люди из 
зондеркоманды. - Кнохен, биография и портрет. Размещение в Париже. - Первые 
наскоки на военных. - Первые "филиалы" гестапо в провинции. - Конфликты с 
дипломатами, армией и "службой Розенберга". - Д-р Томас и коллаборационистские 
партии. - Нацистские "вспомоществования". - Антисемиты и коллаборационизм. - 
Абвер во Франции. Кнохен и парижские салоны. - Томас и убийцы-кагуляры. - Томас 
отстранен военными. - Кнохен остается единоличным хозяином в Париже. 

3. Гестапо одолевает армию 

Военное верховное командование и соглашение о перемирии. - Даннекер и первые 
антисемитские меры. - "Кодекс заложников" фон Штюлыгаагеля. - Кнохен организует 
свои службы. - Оберг сменяет Томаса. - Карл Оберг, биография и портрет. - 
Гейдрих назначает Оберга в Париж. - Директивы Гейдриха. Генеральный секретарь 
Буске отвергает немецкие требования во Франции. Даннекер и Эйхман занимаются 
французскими евреями. - Подсекции гестапо в Париже. - Французские "подручные". 
- Бемельбург. - СД во Франции. - Команда "Функшпиль". - Закупочные бюро, 
лавочки шпионажа. - "Организация От-то". Брандль и Пешль. 

Часть пятая. Гестаповский ад, 1940-1944 годы 

1. Гестапо за работой во Франции 

Депортации в Германию. - Прибытие в концлагерь. - Центральная служба 
экономического управления. - Концлагеря как источник доходов. - Лагерные 
гестапо в роли политических отделов. - "Показ" заключенных высоким визитерам. - 
Германский военный трибунал в Париже. - "Резерв" заложников в форте Роменвиль. 
- Классификация заключенных. - Узники казематов. - Капитан Панпан. - Как 
подбирались заложники для расстрела. 

2. Мученики восточных территорий 

Гиммлеру поручено "поддержание порядка" и на оккупированных территориях Востока.
 - Эйнзатцгруппы. - Соглашение гестапо - верховное командование. - Что такое 
эйнзатцгруппа. - Деятельность эйнзатцгрупп. Операция "Котбус". - Массовая казнь 
в Ровно. - "Грузовик 3". - Гестапо в Чехословакии. - "Протекторат Богемии и 
Моравии". - Гейдрих становится вице-протектором. - Гейдрих в Праге. - Политика 
"кнута и сахара". Покушение 27 мая 1942 года. - Смерть Гейдриха. - Массовые 
репрессии. Лидице. - "Наследство" Гейдриха. - Эрнст Кальтенбруннер. - Биография 
и облик. - Кальтенбруннер - главный поставщик концлагерей. - РСХА с приходом 
Кальтенбруннера. - Совместные обеды руководителей отделов. - Эйхман и 
Кальтенбруннер. - Правила истребления евреев в лагерях. - Комиссар Вирт и 
фальшивые городки приема. 

3. "Эксперименты" нацистских ученых 

Гестапо и военнопленные. - Истребление советских военнопленных. Директива 
Мюллера. - Планы убийства генерала Вейгана. - Репрессии, вызванные побегом 
генерала Жиро. - Убийство генерала Месни. Декрет "Кугель". - Узники "К" в 
Маутхаузене. - Ма-утхаузенский карьер i Дело беглецов из Сагана. - Гестапо и 
иностранные рабочие в Германии. - Гиммлер и медицинские опыты в концлагерях. - 
"Аненэрбе". - Доктор Paiiiep. - Опыты по переохлаждению и воздействию низкого 
давления. - Сопротивление медиков проведению опытов на людях. - Семейные 
неприятности доктора Рашера. - Арест и гибель четы Рашеров. - Опыты по вирусным 
заболеваниям и стерилизации. Гестапо отбирает "человеческий материал". - 
Анатомические коллекции доктора Хирта. 

4. Гестапо действует по всей Франции 

Политика Гиммлера и политика Абеца в Париже. - Оберг и создание "Легиона 
французских волонтеров". - Оберг делает ставку на коллаборационистские партии. 
- Буске пытается добиться отмены "Кодекса заложников". - Соглашение 
Оберга-Буске. - Казни заложников в августе сентябре 1942 года. - Расширение 
власти гестапо во Франции. - Молац и мир французских салонов. - Кнохен и 
дисциплина. - Скрытый конфликт Мюллер Кнохен. - Оберг "покрывает" Кнохена. - 
"Усиленные" допросы. - Операция "Донар". - Что такое радиоигра. - Радиоигры с 
Англией. - Оккупация южной зоны. - Организационное строение гестапо во Франции 
в начале 1943 года. Создание милиции. Оберг в Виши. - Операция "Лисья нора". - 
Оберг добивается назначения Дарнана. - Отставка и арест Буске. - Милиция 
становится вспомогательной полицией. - Аресты нарастают. - Военные трибуналы. 

Часть шестая. Крах гестапо, 1944 год 

1. Армия против гестапо 

Высадка союзников и развал Западного фронта. - Оберг организует последние 
"защитные" мероприятия. - Появление очага сопротивления в армии. - "Белая роза".
 - Заговорщики абвера. - Гестапо против абвера. - Отставка Канариса. - Абвер 
поглощен гестапо. - Полковник Гансен. - Штауфенберг примыкает к заговору. - 
Неудавшиеся покушения. - Покушение 20 июля 1944 года. - 20 июля в Щриже. - 
Провал заговора и репрессии. - Неудавшееся самоубийство Штюльпнагеля. - Казни в 
тюрьме Плетцен-зее. Уходят последние эшелоны с депортированными. - Отъезд 
Оберга и "миссия Нордлинга". - Отряд командос Носека. - Оберг и Кнохен 
переезжают в Виттель. 

2. Волки пожирают друг друга 

Окончательное исчезновение абвера. - Кнохен попадает в немилость, но 
возвращается. - Оберг в г. Сен-Дье. - Спецшколы Скорцени. - Поражение. 
Последние интриги Геринга и Гиммлера. - Смещение Геринга и Гиммлера. Гиммлер 
пытается вступить в переговоры. - Шелленберг выступает посредником. - Завещание 
Гитлера. - Роль Бормана. - Интермедия "правительства Деница". Г-н Генрих 
Хитцингер. - Арест и самоубийство Гиммлера. - Исчезновение Мюллера. - Смерть 
Кальтенбруннера и Геринга. - Арест Оберга и Кнохена. Суд над Обергом и Кнохеном.
 - Заключение. 

Прилагаемые документы 

Библиография 

Примечания 

Посвящается памяти мужчин, женщин, детей всех национальностей и всех стран, 
ставших жертвами гестапо и нацизма. Всем, кто повсюду в Европе пострадал от 
преступлений нацизма душой и телом, посвящается эта книга. Их детям, чтобы не 
забывали. Всем, кому дороги честь, правда и свобода, чтобы они лучше помнили и 
знали. 

Истина - в способности к познанию. 

Аристотель 

Введение 

Когда я слышу слово "культура", я заряжаю револьвер! 

Ганс Йост (нацистский драматург) 

ГЕСТАПО - три слога, которые на протяжении двенадцати лет заставляли трепетать 
Германию и всю Европу. Агенты организации, носившей это название, выследили и 
схватили сотни и сотни тысяч людей и принесли смерть и страдания миллионам 
человеческих существ, действуя вместе со своими коллегами из СС. 

Но в то время как в сотнях и сотнях томов на всех языках мира рассказана, 
внимательно изучена, обильно прокомментирована история нацизма и второй мировой 
войны, до сего времени не существует ни одной работы, прослеживающей во всех 
деталях историю гестапо, хотя с момента краха гитлеровского рейха прошло немало 
лет. А ведь именно гестапо было главным стержнем механизма нацистского 
государства, и ни одно событие этого периода не может быть понято без знания 
внутренних пружин, приводивших в действие этот механизм и почти всегда 
оказывавшихся составной частью огромной полицейской машины. 

Никогда прежде ни в одной стране мира ни одна организация не была столь 
тщательно продумана, не обладала такой властью, не достигала в своей области 
такого "совершенства" и эффективности в творимых ею черных делах. 

И в этом отношении гестапо навсегда останется в памяти людей разительным 
примером того, как деятели, лишенные нравственных устоев, могут использовать 
часть общественного механизма в интересах, ничего общего не имеющих с 
интересами общества. На примере гестапо мы можем убедиться в том, что 
происходит, когда какая-то часть государственного механизма перестает служить 
народу и переходит под контроль той или иной клановой группировки. Власть и 
оружие, которыми этот механизм располагал первоначально для обеспечения 
безопасности, прав и свобод граждан, становятся в этом случае средствами 
порабощения и уничтожения сограждан. И тогда приходит диктатура определенной 
преступной группы, владычествует грубая сила, попирающая все и всяческие 
человеческие права. 

Гигантская машина нацистского режима, люди, возглавлявшие ее, в наши дни мало 
известны широкой публике, да и многим ученым, изучающим новейшую историю. 

Я вижу свою задачу в том, чтобы "разобрать" эту машину на ее составные части, 
показать ее внутренние пружины так, чтобы стало ясно, что нацистский режим смог 
утвердиться лишь благодаря использованию всех рычагов гестаповской машины, 
служившей каркасом всего здания нацистской государственности. Читатель увидит, 
как щупальца гестапо и СД охватывали все сферы повседневной жизни общества, 
заключая его в столь цепкие объятия, что ни одно его движение, ни одна мысль не 
могли ускользнуть от бдительного ока этой организации. 

Люди, владевшие рычагами управления этой обширной машины, столь же мало 
известны, как и механизм, которым они управляли. Я счел необходимым показать их 
такими, какими они были, со всеми их пороками и слабостями, а также и 
достоинствами. Дело в том, что эти чудовищные персонажи были в большинстве 
своем обычными людьми, не лишенными порой привлекательных черт. Однако судьба 
их была решена в тот день, когда гитлеризм дал им "новые нравственные устои", в 
которых понятие совести заменялось требованием беспрекословной верности 
идеологическим догмам нацизма. 

Материалы, на которых построена эта книга, можно разделить на две категории: 
во-первых, это не публиковавшиеся ранее источники и, во-вторых, публикации, 
список которых приведен в приложении. 

Кроме того, на протяжении почти десяти лет, с 1945 по 1954 год, я делал записи 
по ходу проводившихся во Франции уголовных процессов против гестаповских 
агентов, их руководителей и военных преступников. 

В это же время я имел возможность лично познакомиться со многими из тех, кто 
руководил во Франции германскими полицейскими службами. Тогда-то я и понял, что 
это всего лишь обычные люди, иногда ограниченные, иногда умные, но, как правило,
 лишенные твердых моральных устоев, ярких характеров, терявшие способность 
различать добро и зло, как только получали какой-либо приказ. 

В большинстве своем эти люди не страдали от угрызений совести и были неспособны 
дать правильную оценку происшедшему. Судебное преследование, которому они 
подвергались за свои преступления, воспринималось ими как акт мести со стороны 
победителя в отношении побежденного и, как это ни парадоксально, как нечто 
совершенно нормальное, поскольку в их понимании все соответствовало обычному 
порядку вещей. Так они действовали и сами. Наиболее ловкие из них рассчитывали 
выкупить свою жизнь в обмен на какие-то секретные сведения или на предложение 
перейти на службу к победителю. А Мазюи, один из наиболее известных палачей, 
отличившийся в составе "вспомогательных" групп гестапо, во время своего 
многомесячного пребывания в тюрьме Френ строил планы создания в Испании 
заводика для производства детских кукол, не сомневаясь в том, что день его 
освобождения близок! 

Так, основываясь на моих личных впечатлениях от "контактов" с этими людьми, я 
смог обрисовать портреты большинства агентов гестапо, действовавших во Франции. 


Используя воспоминания этих людей, их заявления, я получил возможность дать 
достаточно полную картину структур всей гестаповской организации, и в частности 
проследить историю ее деятельности во Франции, осветить подоплеку некоторых 
малоизвестных эпизодов этой истории. Материалы судебных процессов по делам, 
возбужденным против коллаборационистов в Верховном суде Франции, в судах первой 
инстанции или в военных трибуналах, послужили мне ценным подспорьем в написании 
этой книги. 

Среди публиковавшихся в прессе документов нельзя не упомянуть также оказавшиеся 
особенно полезными для данной работы 23 тома протоколов заседаний 
Международного военного трибунала в Нюрнберге, 17 томов документальных 
приложений к ним. Мною использовались тома французского правительственного 
издания этих документов. Материалы, освещающие структуру нацистских организаций,
 их функции, заимствованы мною из изданий, опубликованных нацистской партией и 
государственными органами "третьего рейха". Оттуда же почерпнуты многие 
биографические сведения. 

В работе над книгой, продолжавшейся десять лет, мне оказали неоценимую 
поддержку и помощь многие лица, без чего мне было бы невозможно завершить 
начатое. 

Благодарю всех, кто оказал мне посильную помощь, и в особенности г-жу Лисбон, 
библиотекаря министерства внутренних дел Франции г-на Шальре, прокурора 
Республики, предоставившего мне свою библиотеку, г-на Дюран-Бартеса, 
архивариуса министерства юстиции, г-жу Адлер-Бресс, архивариуса Библиотеки 
документов современной истории, г-на Жозефа Биллига и весь персонал Центра 
новейшей истории еврейского народа, архивы которого представили для меня 
значительную ценность, а также г-на Мишеля и Комиссию по истории второй мировой 
войны, г-жу Фрессинь, архивариуса секции германских документов архивов 
министерства обороны. Приношу мою глубокую благодарность всем, кого я здесь 
упомянул. 

Приступая к изложению истории гестапо, небесполезно напомнить те события, 
которые предшествовали приходу фашистов к власти в Германии в период с 1915 по 
1933 год. Это совершенно естественно, поскольку гестапо неотделимо от нацизма и 
между ними существует глубокая органическая связь. 

Ограничим себя напоминанием лишь некоторых ключевых моментов. 

Нацизм возник в атмосфере, сложившейся после поражения Германии в первой 
мировой войне. Когда Германия в ноябре 1918 года признала свое поражение, 
армейские круги не приняли этого на свой счет, полагая, что армия не несет 
ответственности за проигрыш войны. 

Кадровое офицерство имперской германской армии, где доминировала прусская 
военная каста, было воспитано на традициях прусского милитаризма, которому 
свойственно гипертрофированное чувство военного превосходства. Это офицерство 
привыкло рассматривать себя как носителя высшей власти в Германии, 
господствующей над другими народами, и ему претила сама мысль о капитуляции, о 
том, чтобы принять ее последствия. В армейских кругах родилась версия, согласно 
которой непобедимая и непобежденная германская армия стала жертвой 
предательства. Так возникла легенда об "ударе ножом в спину". При этом 
замалчивалось то обстоятельство, что в ноябре 1918 года германские войска, хотя 
и держали под ружьем 184 дивизии, располагали, однако, не более чем 17 
дивизиями резерва, из которых лишь две были в боеспособном состоянии, тогда как 
союзные войска располагали 205 дивизиями и имели 103 дивизии резерва, в том 
числе 60 свежих и боеспособных, пополняемых постоянно американскими 
подкреплениями. В октябре был сломлен Дунайский фронт и, после того как 6 
ноября Австрия вышла из войны, Германия осталась в одиночестве. 3 ноября 
начались волнения моряков 5-й эскадры Океанского флота в Киле, 7 ноября 
вспыхнуло восстание в Мюнхене, опрокинувшее трон Людовика III, престарелого 
короля Баварии. 9 ноября большой военный совет, собравшийся в Спа, пришел к 
выводу, что германский генеральный штаб потерял инициативу и решил просить 
союзников о перемирии. В это же время канцлер подал в отставку и кайзеру 
пришлось искать спасения в Голландии. И тогда трое гражданских лиц - принц Макс 
Баденский, новый канцлер Эберт и министр-католик Эрцбергер - взяли на себя 
унизительную миссию просить союзников о начале переговоров. В тот же день 
социал-демократ Шейдеман провозгласил Республику с балкона рейхстага. 

Молодая Республика, поднявшаяся из обломков разгромленного рейха, немедленно 
стала предметом злобной ненависти армейских кругов, остро переживавших горечь 
поражения и сразу же ставших поговаривать о предательстве. 

Германия погрузилась в пучину хаоса. Причина такого положения крылась в той 
самой хваленой немецкой дисциплине, которую так часто ставили в пример 
демократическим странам. Из поколения в поколение переходила эта "покорность 
трупов", лишавшая немцев свободы личного выбора и приучавшая к слепому 
повиновению, обеспечивающему легкость управления ими. С крушением иерархической 
пирамиды, с прекращением потока команд, вдыхавших жизнь в эти "трупы", они 
оказались легкой добычей для ловких агитаторов. 

Состояние "безначалия" усугублялось наступившей безработицей и нищетой широких 
масс. Для восстановления порядка потребовались военные, которые объединились в 
целый ряд любопытных формирований: "вольные стрелки", "боевые группы", - 
являвшихся чем-то вроде маленьких армий, не признававших никакого начальства, 
кроме своего собственного командира. Эти группы подавили местные очаги 
восстания, превратив таким образом нарождавшийся режим в своего заложника к 
тому времени, когда из них сложились кадры новой армии. 

Именно в этот период военные открыли для себя политику или по крайней мере то, 
что они считали политикой, и создали некое подобие службы психологической войны,
 организовав "курсы гражданственности". Одним из создателей этой службы был 
капитан Эрнст Рем. 

В начале лета 1919 года курсы окончил свежеиспеченный бильдунгсофицер. Это был 
Адольф Гитлер. На курсах ему были преподаны азы доктрины, которой предстояло 
стать идеологией национал-социализма. О роли, которую сыграла немецкая военщина 
в рождении национал-социализма, написано и сказано многое. При опоре на 
некоторых крупных промышленных магнатов военные поддержали или прямо 
организовали множество групп и группировок, исповедовавших антидемократические 
доктрины, певших хвалу милитаризму, раздувавших антисемитизм, который к тому 
времени фактически исчез. 

Республиканское правительство, слепо уверовав в достоинства Веймарской 
конституции, принятой в августе 1919 года, по-видимому, не придавало значения 
деятельности этих агитаторов. Однако эта конституция, при всех своих 
достоинствах, содержала некоторые положения, позволившие в дальнейшем покончить 
с республиканскими институтами. 

Противники послевоенного режима очень быстро поняли, что к успеху их приведет 
не фронтальное наступление на Республику, а метод постепенного просачивания во 
все ее институты. Афишируя свою преданность этим институтам, они обеспечили 
себе доступ к рычагам государственного управления, и военный министр 
социал-демократ Носке смог однажды заявить без тени улыбки: "С новой 
республиканской армией я вам принес мир и свободу". 

Под аккомпанемент столь успокоительных заявлений противники Республики 
продолжали свою подрывную работу. В "Геррен-клубе" ("Клуб господ") регулярно 
собирались теоретики для доработки вопросов доктрины, и результаты их трудов 
систематически публиковались в "Ринге" - газете барона фон Глейхена. В одном из 
номеров "Ринга" мы читаем: "После революции офицеры рейхсвера научились видеть 
разницу, существующую между тем, каким государство должно быть, и тем, какую 
форму оно приняло. Офицеры хотят служить тому, что в государстве является 
постоянным и неизменным во времени". 

Таким образом, все складывалось очень просто: как только государство 
отказывалось следовать политическим воззрениям офицерства, оно тут же 
становилось лишь "внешней формой", которой можно и не служить. А вскоре им 
подсказали, что их долг как раз и состоит в том, чтобы диктовать государству 
свои условия. 

Капитан Рем и его приятели быстро усвоили эти поучения и стали готовиться к 
действиям, с тем чтобы вернуть старые порядки. И начали они с создания 
множества националистических организаций. Раздробленность движения на мелкие 
группки давала правительству уверенность в своих силах, затрудняла наблюдение 
за деятельностью групп и в случае репрессивных мер против них позволяла 
распределить ответственность среди многих лиц, а затем воссоздавать группы под 
новым названием. Постепенно становилось возможным в нужное время объединить 
всех добровольцев, при всей кажущейся их раздробленности, под единым 
руководством. 

В одну из таких групп, а именно в Немецкую рабочую партию, руководимую 
Дрекслером, в сентябре 1919 года вступил бильдунгсофицер Адольф Гитлер. 

Довольно быстро он пришел к руководству группой, а 8 августа 1921 года с 
помощью капитана Рема преобразовал ее в Национал-социалистскую немецкую рабочую 
партию. Новая партия объединила членов трех групп: группы Дрекслера, Немецкой 
национальной социалистской рабочей партии, руководимой Юнгом, и Немецкой 
социалистической партии, возглавляемой Штрейхером. В новой партии насчитывалось 
вначале всего 68 членов. К ноябрю 1921 года их стало три тысячи. Партия быстро 
росла благодаря широко развернутой пропагандистской кампании, основывавшейся на 
повторении примитивных лозунгов, питавшихся мифом о предательстве "ноябрьских 
преступников", пущенным в оборот армейскими кругами. Вскоре эта быстрорастущая 
партия смогла создать специальную команду из отборных молодчиков, которым 
ставилась задача: кулаком и дубинкой урезонивать идейных противников, когда 
таковые осмеливались появиться. Так возникли формирования СА - штурмовиков. 

В ноябре 1922 года в рядах Национал-социалистской немецкой рабочей партии 
появилась новая видная фигура. Это был капитан Герман Геринг, прославленный 
военный летчик, командир эскадрильи "Рихтгофен" истребительной авиации Германии.
 Ему-то и предстояло стать создателем гестапо. 

Лучшими вербовщиками в члены национал-социалистской партии показали себя 
военные, из них же складывался кадровый состав штурмовых отрядов, которые 
вскоре были превращены Ремом в настоящую армию, превосходившую по численности и 
по мощи рейхсвер и вскоре ставшую опасной для самого правительства. 

Однако о выступлении против армии не могло быть и речи: армия предоставляла 
партии поддержку, оружие, нелегально обеспечивала ее кадрами, а иногда и 
деньгами. Уже в апреле 1923 года штурмовикам были переданы секретные армейские 
склады оружия, и в сентябре того же года генерал фон Лоссов в Мюнхене ответил 
отказом на требование правительства запретить распространение нацистской 
газетки "Фёлькишер беобахтер", предпочтя этому выход в отставку. 

Тематика нацистской пропаганды затрагивала чувствительные струны армейских 
кругов. Ее тезисы не отличались от того, что проповедовалось на пресловутых 
"курсах гражданственности": ликвидация парламентарной системы, концентрация 
власти в руках мощного государства, управляемого всевластным вождем, 
периодически проводящим опросы общественного мнения путем референдумов. 
Конституция не нужна, поскольку она ставит рамки, мешающие развитию. 
Государство не будет терпеть противников режима, которые всегда играют на руку 
врагу. Оно должно раздавить их. Никакой оппоцизионной прессы и, стало быть, 
никакой возможности "предавать", никаких оппозиционных партий, подрывающих 
основы власти; все должно быть подчинено "государственным интересам". 

Вся хитрость заключалась при этом в отождествлении правящей партии с родиной и 
государством - привычный трюк, к которому постоянно прибегают армейские круги. 
Для защиты родины (то есть партии) все средства хороши. Отдельная человеческая 
личность со своими интересами в расчет не принимается, поскольку она существует 
лишь как часть коллектива, для которого она должна жертвовать всем. Отсюда 
возникает необходимость в непререкаемой дисциплине, в тотальном подчинении воле 
руководителя, и, естественно, следует не спускать глаз с интеллигенции и 
беспощадно уничтожать тех, кто становится "опасным для страны", иначе говоря, 
противостоит режиму. 

Эти основные принципы дополнялись обычным набором расистских аргументов: 
ценность чистоты крови - крови нордической расы, превосходство германской расы, 
"расы господ", которая призвана заставить "недочеловеков" из низших, 
выродившихся рас жить по предложенным ею законам; проповедовалась вредоносность 
понятий жалости, человеколюбия, которые не укладываются в "нормальный порядок 
вещей". Гитлер писал по этому поводу: "Со спокойной совестью мы можем встать на 
грань бесчеловечности, если мы при этом обеспечим счастье немецкого народа". 

В то время как национал-социалистская партия продвигалась вперед благодаря 
успехам своей пропаганды, кое-кто пытался захватить власть силой. Несколько 
неудавшихся военных путчей, и в частности путч майора Бухруккера, побудили 
Гитлера предпринять попытку вооруженного переворота. 9 ноября 1923 года в 
Мюнхене он организовал выступление с целью свержения баварского правительства, 
надеясь, что успех вызовет цепную реакцию аналогичных событий по всей стране. 
Ближайшим сообщником Гитлера в этом предприятии был генерал Людендорф. Однако 
путч провалился в несколько часов после десятиминутной перестрелки, в ходе 
которой было убито 14 человек и 50 ранено. 

Гитлера арестовали. Геринг, который шел рядом с ним в рядах демонстрантов в 
момент, когда вспыхнула перестрелка, был тяжело ранен, но смог скрыться в 
Австрии. Был и другой человек, участвовавший в событиях в качестве знаменосца 
группы "Знамя имперских войн", примыкавшей к движению, возглавляемому Ремом. 
Это был Генрих Гиммлер. 

Провал путча, арест Гитлера не были использованы республиканским правительством 
для окончательной ликвидации нацистского движения. 

В ходе судебного процесса, который выглядел как пародия на правосудие, 
Людендорф был оправдан, а Гитлер, как и четверо его сообщников, осужден и 
приговорен к пяти годам тюремного заключения условно, с испытательным сроком в 
четыре года. Осужденные выходили из здания суда под гром аплодисментов 
собравшихся сторонников и под звуки национального гимна! 

Таким образом, 20 декабря 1924 года, в полдень, Гитлер покинул свою камеру в 
тюрьме Ландсберга, отсидев в ней 13 месяцев и 20 дней. Он вынес из тюрьмы 
уверенность в том, что сможет прийти к власти при условии захвата ее легальными 
способами. Иначе говоря, используя силу так, чтобы это не выглядело открытым 
насилием. Нарушая закон, но обзаведясь предварительно влиятельными сообщниками, 
притворяясь поборником демократии, в то же время подрывая ее изнутри. 

Хотя детальное рассмотрение всех подробностей деятельности нацистов могло бы 
быть чрезвычайно интересным, оно увело бы нас в сторону от рассматриваемой темы.
 Достаточно будет напомнить, что крайне правые партии и нацисты потерпели 
тяжелое поражение на выборах в ноябре 1924 года и были вынуждены все начинать 
заново в первые месяцы 1925 года. В период с 1924 по 1932 год левые партии 
неизменно укрепляли свои позиции на выборах, и за 8 лет к ним перешло 3 
миллиона 329 тысяч голосов. Однако успехи эти имели относительную ценность, 
поскольку за то же время нацисты смогли привлечь в свои ряды умелой пропагандой 
значительную массу новых членов из числа молодых избирателей (в 1930 году в 
избирательных списках насчитывалось 3 миллиона молодых избирателей). Им удалось 
привлечь на свою сторону избирательную клиентуру традиционных партий, партий 
правого центра и даже центра. Эти честные люди с умеренными взглядами, 
воспитанные в духе верности традициям, поддались соблазну слов, воплощавших для 
них то, что они привыкли ценить и уважать, не поняв, что в устах нацистов 
подобные слова приобретают совершенно иной смысл. Эти же честные граждане 
нанесли последний удар по Республике, призвав престарелого маршала Гинденбурга 
занять пост президента в результате выборов в феврале 1925 года. Пользуясь 
покровительством старого маршала, сохранившего образ национального героя, враги 
Республики смогли получить доступ к большинству ключевых постов в государстве. 

Выступая под маской сторонников демократии, нацисты, поддержанные друзьями и 
сочувствующими, смогли разрушить все здание демократического государства. В 
результате деятельности нацистов один правительственный кризис следовал за 
другим, выборы шли за выборами, и в конце концов от республиканского строя 
отвернулись широкие массы, поддавшиеся нацистской пропаганде. Столкнувшись с 
такой тактикой нацистов, левые партии оказались не в состоянии выступить единым 
фронтом, не смогли преодолеть своих внутренних разногласий, чтобы дать отпор 
общему врагу. Они показали себя неспособными воспользоваться многочисленными 
возможностями перехватить инициативу у противника. А соседние с Германией 
страны, вчерашние победительницы, Франция и Англия в частности, которые могли 
бы сыграть решающую роль, проводили крайне непоследовательную линию, 
свидетельствующую об удивительной слепоте. И не только в период борьбы нацистов 
за власть, но и в годы их владычества. 

30 мая 1932 года маршал Гинденбург бесцеремонно отстранил от власти канцлера 
Брюнинга и заменил его фон Папеном, представлявшим интересы рейхсвера и 
магнатов тяжелой промышленности. Так начался заключительный этап завоевания 
нацистами власти в Германии. Та самая мелкая буржуазия, о которой Томас Манн 
сказал, что она "не желает раствориться в рядах пролетариата", приветствовала 
это назначение. Для них престарелый маршал был избран судьбою, чтобы стать 
спасителем их класса, и любые его решения они принимали как проявление высшей 
мудрости. 

14 июня, менее чем две недели спустя после своего прихода к власти, Папен 
отменил запреты на деятельность нацистских штурмовиков и на ношение специальной 
гитлеровской формы, предусмотрительно наложенные ранее Брюнингом. С этого 
момента стала ясна роль, которая отводилась фон Папену. На одном из собраний 
Национальной ассоциации ветеранов германского офицерского корпуса в Берлине, в 
начале сентября 1932 года, нацистский депутат Эверлинг преспокойно разъяснял 
собравшимся: "Канцлер фон Папен решительно взялся за устранение последних 
обломков здания Веймарской республики, чтобы воссоздать рейх на новой основе". 

Фон Папен устранил с постов высших чиновников республиканского государственного 
аппарата, уволил губернаторов провинций и заменил их нацистами. Лишь в Пруссии 
социал-демократическое правительство католика Браун-Северинга держалось еще 
некоторое время. Простым президентским указом, подписанным 20 июля на основании 
148-й статьи конституции, Браун-Северинг был смещен со своего поста под тем 
предлогом, будто он оказался "неспособен восстановить порядок", иначе говоря, 
неспособен пресечь провокационные вылазки нацистов. 

Фон Папен расчистил для нацистов дорогу к власти, и они захватили ее без 
единого выстрела. На выборах в июле 1932 года они получили 238 мест в рейхстаге 
и стали самой сильной партией в Германии. Уже 30 августа Геринг был избран 
председателем рейхстага, и с этого момента окончательная победа нацистов стала 
лишь вопросом тактики. 

Похоже, что такой поворот событий не входил в расчеты ни правых партий, ни 
военных, хотя и те и другие содействовали нацистам. Все они опирались на 
политический опыт прошлого и не предполагали, что власть может целиком и 
полностью попасть в руки нацистов, которые, как считалось, были неспособны 
править в одиночестве. Как те, так и другие хотели лишь использовать динамизм 
нацистского движения, двигаться вперед по накатанной ими колее, с тем чтобы 
вдохнуть жизнь в традиционные ценности и вновь обрести утерянные привилегии. В 
обмен на их помощь они готовы были предоставить нацистам несколько мест в 
правительстве. Было забыто, однако, предупреждение Гитлера: "Там, где есть мы, 
нет места никому другому". Чтобы оценить эту фразу по достоинству, им 
потребуется много времени и немало кровавых уроков. 

Поставленные на ноги фон Папеном в июле 1932 года нацисты вновь поскользнулись 
на выборах в ноябре того же года. Они потеряли два миллиона голосов и 3 4 места 
в рейхстаге. Несколько позднее нацисты сделают надлежащие выводы из этого урока.
 Папен, вынужденный подать в отставку пять дней спустя после выборов, был 
заменен фон Шлейхером. Шлейхер в свою очередь под градом обвинений подал в 
отставку 28 января. 

30 января в полдень, по рекомендации фон Папена, Гитлеру предложили 
сформировать новый кабинет министров. Гинденбург должен был найти в себе 
решимость передать власть тому, кого совсем недавно он сам презрительно называл 
"цыганским капралом". 

И даже тогда, когда непоправимое свершилось, многие не могли поверить в победу 
нацистов. Томас Манн, которому сообщили эту новость, улыбнулся и сказал: "Тем 
лучше: они не продержатся и восьми месяцев", присоединившись тем самым к мнению 
французских и английских "экспертов", единодушно решивших, что скоро с 
германским национал-социализмом будет покончено. 

Гинденбург счел, что он будет гарантирован от неожиданностей, если навяжет 
Гитлеру опеку фон Папена, назначенного вице-канцлером и рейхскомиссаром 
Восточной Пруссии, а также фон Бломберга, ставшего военным министром, Вскоре, 
однако, эти "заслоны" на пути к власти были устранены. 

1 февраля Гитлер добился от маршала-президента издания декрета о роспуске 
рейхстага, то есть именно того, чего только четыре дня назад добивался и, не 
добившись, подал в отставку Шлейхер. Выборы были намечены на 5 марта. С этого 
времени нацисты были полны решимости сохранить власть во что бы то ни стало. 
Германия вступала в один из самых кровавых периодов своей истории, в котором 
гестапо предстояло после довольно скромного начала сыграть главную роль. 

Часть первая. 

Рождение гестапо. 

1933-1934 годы 

1. Нацисты становятся хозяевами Германии 

Итак, 30 января 1933 года. В этот день в кабинете маршала Гинденбурга решались 
судьбы всего мира на пятнадцать лет вперед, Только что Гитлер принял титул 
рейхсканцлера Германии, а фон Папен стал при нем вице-канцлером и одновременно 
рейхскомиссаром Пруссии. Фон Папен - бывший штабной офицер, пользовавшийся 
доверием старого маршала, - являлся в то же время выразителем интересов 
руководимой графом фон Клакреутом "Немецкой аграрной лиги", объединившей 
крупных землевладельцев восточных областей Германии. Когда Гинденбург поручил 
ему "установить контакт с партиями, чтобы прояснить политическую обстановку и 
изучить имеющиеся возможности" образования нового кабинета министров, фон Папен 
представил ему Гитлера, которого восточногерманские помещики считали 
единственным в Германии человеком, способным силой остановить намечавшийся 
сдвиг общественных настроений в пользу социализма. Фон Папен был близок и к 
армейским кругам. 

Новым министром внутренних дел стал доктор Фрик - ветеран мюнхенской полиции и 
нацистского движения. Ему предстояло оставаться на этом посту до 1940 года. Фон 
Бломберг стал военным министром; фон Нейрат - министром иностранных дел, а 
Геринг, сохранив кресло председателя рейхстага, обзавелся также и постом 
министра без портфеля, ведающего вопросами авиации и контроля за деятельностью 
прусского министерства внутренних дел. 

"Верному Герингу", члену партии с 1922 года, получившему тяжелое ранение во 
время неудачного путча 1923 года, предстояло сыграть важную роль на протяжении 
первых же недель прихода нацистов к власти. Став депутатом рейхстага в 1928 
году и являясь депутатом прусского ландтага, Геринг постоянно вращался в кругах 
полиции, где приобрел, в частности благодаря помощи одного из своих друзей, 
кадрового сотрудника этих служб Рудольфа Дильса, обширные познания в технике 
политического сыска. 

В первые же дни прихода нацистов к власти на Германию обрушилась волна террора. 
Она приняла двоякую форму жестоких и кровавых расправ во время волнений, 
уличных стычек и скрытно наносимых ударов в виде множества незаконных тайных 
арестов, проводимых на исходе ночи и завершавшихся чаще всего ликвидацией 
арестованного без суда и следствия с помощью пули или пытки в глубине глухого 
подземелья. 

Уже к вечеру 30 января вооруженные отряды нацистов стали нападать на 
коммунистов. Там и тут завязались настоящие бои. 31 января Гитлер выступил по 
радио. В речи, выдержанной в умеренном тоне, новый канцлер заявлял о своей 
приверженности традициям германского народа. По его словам, задачей 
правительства должно было стать "восстановление духовного единства нации, 
объединенной одной волей", и защита основ христианства, семьи, "этой 
естественной ячейки общества и государства", всего того, что составляло 
привычный круг буржуазных ценностей, 

Подобное показное уважение к общепринятым формам не помешало новому главе 
правительства уже 1 февраля добиться декрета о роспуске рейхстага, то есть того,
 о чем безуспешно просил Гинденбурга фон Шлейхер. Выборы были назначены на 5 
марта; пока еще нацисты держались в рамках законности. Однако, учитывая, что 
уверенности в победе на выборах не было, они были готовы добиваться ее любыми 
способами, и прежде всего путем методического устранения соперников. 2 февраля 
Геринг, используя свои полномочия комиссара по внутренним делам, лично 
возглавил полицию Пруссии и провел в ней чистку. Служащие-республиканцы, 
заблаговременно внесенные в проскрипционные списки, а также их коллеги, не 
выражавшие сочувствия нацизму, были отстранены или ликвидированы. Их место 
заняли ярые нацисты. Перетряске подверглись многие сотни инспекторов, 
комиссаров полиции, простых полицейских, замененных людьми из СС и СА. 
Создавался нацистский кадровый костяк, который втискивался в рамки старого 
административного аппарата. В дальнейшем на его основе возникло гестапо. 

Однако прусский ландтаг воспротивился столь противозаконным действиям. И уже 4 
февраля он был распущен специальным декретом - "в интересах защиты народа". В 
тот же день другим декретом были запрещены собрания, "способные нарушить 
общественный порядок", и тем самым была создана возможность срывать митинги и 
собрания левых партий, предоставляя полную свободу действий нацистам. 

5 февраля активисты "Стального шлема", шупо и "коричневые рубашки" участвуют в 
торжественном параде в Берлине. Фактически это была легализация штурмовиков еще 
до официального признания их властями и сигнал к объединению сил всех 
националистических партий известного "Гарцбургского фронта". Ночь после этого 
дня ознаменовалась кровавым разгулом нацистских громил, организовавших разгром 
помещений, домов, кафе, где обычно собирались коммунисты. Имели место крупные 
столкновения в Бохуме, Бреслау, Лейпциге, Стасфурте, Данциге, Дюссельдорфе, со 
многими жертвами - ранеными и убитыми. У власти в этот момент стоял триумвират 
в составе: Гитлер, фон Папен и Гутенберг - министр экономики и пищевой 
промышленности, владелец многих газет и киностудий, руководитель Немецкой 
национальной партии. 

6 февраля был принят закон о введении чрезвычайного положения "для защиты 
немецкого народа", обрекавший прессу и органы массовой информации оппозиции на 
полное молчание. 

9 февраля пришла в движение полицейская машина, направляемая Герингом. По всей 
стране были проведены обыски помещений, используемых коммунистическими 
организациями, квартир руководителей партии. В печати преподносились сообщения 
об обнаружении складов оружия и боеприпасов, документов, "доказывающих" 
существование заговора, близкого к осуществлению и предусматривающего, в 
частности, поджог общественных зданий. Аресты, похищения людей множились 
ежечасно. Штурмовики пытали, убивали людей по спискам, о существовании которых 
говорили уже давно. 

Генерал Людендорф, старый друг Гитлера, отрекся от своего соратника по событиям 
1923 года. Он писал Гинденбургу: 

"Я хочу торжественно предупредить Вас, что эта зловещая личность заведет нашу 
страну в бездну и приведет нацию к ужасающей катастрофе. Когда Вы будете в 
могиле, грядущие поколения проклянут Вас за то, что Вы допустили это". 
Гинденбург отреагировал на это письмо только тем, что передал его Гитлеру. 

20 февраля Геринг издал распоряжение, в котором полиции предлагалось 
использовать оружие против участников манифестаций, организованных партиями, 
выступающими против правительства. Бывший канцлер Брюнинг организовал в 
Кайзерслаутерне собрание католической организации "Пфальцская вахта". Сразу же 
после собрания нацисты, вооруженные дубинками и револьверами, напали на его 
участников, убив одного, тяжело ранив троих, избив и покалечив многих. В этой 
связи католическая газета "Германия" обратилась с письмом к президенту 
Гинденбургу, однако "старый господин" и здесь промолчал. 

23 февраля министр экономики земли Вюртемберг, член демократической партии 
Майер выступил с протестом против попыток лишить провинциальные власти их 
прерогатив. Он призвал всех жителей Южной Германии объединиться "для защиты 
республиканской законности, прав и свобод граждан, используя то обстоятельство, 
что ни в одной провинции юга страны гитлеровцы не имели большинства в 
парламентах". 

На следующий день с многозначительным ответом на это заявление выступил Фрик. 
"Рейх, - заявил он, - утвердит свое владычество над южными землями, и Гитлер 
останется у власти, даже если он не получит большинства на выборах 5 марта". В 
этих условиях появится лишь необходимость заявить о введении чрезвычайного 
положения и приостановить действие определенной части конституции, "учитывая, 
что победа враждебных сил может иметь только негативное значение". 

Хотя нацисты и были полны решимости сохранить власть, доставшуюся им с такими 
трудностями, их не покидало беспокойство. Оппозиция продолжала сопротивляться. 
Все чаще появлялись факты, свидетельствующие об этом и вызывавшие озабоченность 
у нацистов: так, 25 февраля коммунистические боевые группы, включавшие также 
группы "Антифашистской лиги", были объединены под единым командованием в ответ 
на захват нацистами Дома имени Карла Либкнехта 24 февраля. 2 6 февраля новое 
руководство этих групп выступило с призывом к "широким массам встать на защиту 
коммунистической партии, прав и свобод рабочего класса". Руководство звало 
массы на "широкое наступление в титанической борьбе против фашистской 
диктатуры". 

В этих условиях подавить компартию, не дать ей возглавить крестовый 
антифашистский поход можно было, лишь найдя какое-то средство, действенное в 
рамках легальности, необходимо было найти способ убедить население страны в том,
 что коммунисты готовят путч, и воспользоваться этим для устранения 
руководителей и дискредитации коммунистической партии как раз накануне выборов. 


Нацисты не испытывали ни малейших трудностей при организации крупных 
политических махинаций. После проведенной Герингом чистки полиция Берлина была 
целиком и полностью в их руках. 30 тыс. волонтеров "вспомогательных отрядов" 
полиции, хорошо вооруженных и носивших нарукавные повязки со свастикой, были 
хозяевами берлинских улиц. Получали они по три марки в день из партийных 
средств нацистов. Специальным декретом, изданным Герингом 22 февраля, в их 
число были включены члены штурмовых отрядов и отрядов "Стального шлема". Таким 
образом, все было готово к предстоящей постановке. Третьего звонка, 
возвещающего о начале спектакля, не пришлось долго ждать. 27 февраля открылся 
занавес главной сцены предстоящих драматических событий. 

2 7 февраля в 21 час 15 мин. студент-богослов, проходивший по Кёнигсплац, где 
высилось здание рейхстага, услышал звон разбиваемых стекол. На тротуар 
посыпались осколки. Студент, пораженный случившимся, бросился искать сторожей 
рейхстага. Совершавшие обход сторожа заметили силуэт человека, метавшегося по 
зданию и поджигавшего все на своем пути. 

Некоторое время спустя на место происшествия прибыла полиция и пожарные. 
Полицейскими, которые подъехали минутой позже пожарных, командовал лейтенант 
Латейт. Вместе с инспектором полиции Скрановичем и несколькими полицейскими он 
стал осматривать помещение, разыскивая поджигателя. Всех поразило то, что 
очагов пожара было множество и они были разбросаны по всему зданию. Зрелище, 
представшее их взорам в зале заседаний рейхстага, было поразительным. Столб 
пламени в метр шириной поднимался до потолка. Он почти не выделял никакого дыма.
 Других очагов возгорания в этом помещении не было. Очевидно, горело какое-то 
легковоспламеняющееся вещество. Это зрелище так потрясло полицейских, что они 
вытащили оружие и продолжали поиски, не выпуская пистолетов из рук. Им удалось 
проникнуть в помещение ресторана, уже горевшее, как большой костер. Повсюду 
пылали ковры и драпировки. 

В большом зале, носившем имя Бисмарка, расположенном в южной части здания, они 
внезапно наткнулись на обнаженного по пояс человека, который, весь в поту, с 
блуждающим взглядом, производил впечатление психически ненормального. Когда его 
окликнули, он поднял руки вверх и дал себя обыскать без сопротивления. В 
карманах у него нашли голландский паспорт, нож и несколько грязных бумаг. 
Скранович набросил ему на плечи одеяло и отвез в полицейскую префектуру на 
Александерплатц. 

Человек спокойно назвал себя: Маринус ван дер Люббе, родившийся 13 января 1909 
года в Лейдене, безработный, подданный Нидерландов. 

Как только стало известно о пожаре, радио объявило новость: "Коммунисты 
подожгли рейхстаг". Еще до начала расследования стало известно, что поджечь 
рейхстаг могли лишь коммунисты. В ту же ночь начались репрессии. Сразу же были 
обнародованы так называемые "чрезвычайные законы от 28 февраля", принятые "для 
защиты народа и государства" и подписанные старым маршалом. 

Наиболее тяжелый удар был нанесен по коммунистической партии, но и все газеты 
социал-демократов оказались также запрещенными. Так называемые "Декреты 
общественного спасения" отменяли большинство конституционных свобод: свободу 
прессы, собраний, неприкосновенность жилища, личности, переписки. 

Проведение в жизнь чрезвычайных законов ставило немецких граждан в полную 
зависимость от нацистского полицейского произвола. В любой ситуации полицейские 
могли действовать по своему усмотрению, не опасаясь ответственности, получали 
возможность проводить тайные аресты, бессрочные задержания без предъявления 
каких-либо обвинений, без доказательств, без судебного процесса и без адвокатов.
 Никакие правоохранительные органы не могли вмешиваться в деятельность полиции, 
не были в состоянии потребовать освобождения арестованных и пересмотра их дел. 

Гестапо сохранит все свои прерогативы до последних дней существования 
гитлеровского режима. 

В ту же ночь начались аресты в Берлине. Под покровом темноты были арестованы "в 
превентивном порядке" 4,5 тыс. членов коммунистической партии и демократических 
организаций, находившихся в оппозиции к режиму. Полицейские, штурмовики и 
эсэсовцы действовали сообща, проводили обыски, допросы, набивали полные 
грузовики подозреваемыми, которые после недолгого пребывания в тюрьме 
нацистской партии или в государственной тюрьме отправлялись в концентрационные 
лагеря, о создании которых позаботился Геринг. 

Уже с трех часов утра аэродромы, речные и морские порты были поставлены под 
строгий контроль, а поезда обыскивались на пограничных контрольно-пропускных 
пунктах. Без специального разрешения выехать из Германии стало невозможно. 
Многие из тех, кто находился в оппозиции, смогут покинуть страну, несмотря на 
трудности, но по оппозиции в целом был нанесен сокрушительный удар. Вскоре 
насчитывалось уже 5 тыс. арестованных в Пруссии и 2 тыс. в Рейнской области. 

Новым декретом, опубликованным 1 марта, были объявлены наказуемыми 
"подстрекательство к вооруженной борьбе против государства" и 
"подстрекательство к всеобщей стачке". Именно стачки нацисты опасались больше 
всего, поскольку только всеобщая стачка могла оставаться последним грозным 
оружием в руках разобщенных левых сил. Хотя компартия была обезглавлена, а 
социал-демократы запуганы до дрожи, оставались еще профсоюзы. 

Располагая огромной массой членов и активистов, профсоюзы были способны 
преградить дорогу нацистам, парализовать страну всеобщей забастовкой. 

В Германии существовали три крупных профсоюзных объединения: Немецкая всеобщая 
конфедерация труда, наиболее мощная из всех, Независимая всеобщая конфедерация 
труда, насчитывавшая 4,5 млн. членов, и, наконец, христианские профсоюзы, 
имевшие в своих рядах 1250 тыс. человек. Немецкие профсоюзы считались в то 
время самыми сильными в мире: в профсоюзных организациях состояло 85% общего 
числа работающих по найму. Эти люди помнили, во что им обошлась война, и были 
ярыми противниками милитаризма, способного втянуть страну в новый конфликт, 
платить за который пришлось бы трудовому народу. 

Эта внушительная сила, которой располагали профсоюзы, хотя и была враждебна к 
новым властителям, не смогла пойти на риск всеобщей мобилизации, чтобы отстоять 
свое будущее и будущее всей Германии. Как и социал-демократы, профсоюзы решили 
согнуть спину и ждать развития событий. Очень скоро им придется поплатиться за 
это. 

В свой срок, среди бурных потрясений, наступил день выборов. С 30 января 
Германия жила в атмосфере террора, развязанного нацистами, обрушившими на 
население потоки своей пропаганды - пропаганды всепроникающей, сопровождавшей 
каждый шаг простых людей и каждую минуту их существования. 

Многие тысячи митингов и собраний были организованы нацистами в ходе 
предвыборной кампании. Сам Гитлер развил бурную деятельность, почти невероятную 
по своей интенсивности. Он перелетал из города в город, появляясь лишь на 
столько времени, сколько ему было необходимо для того, чтобы вдохнуть новую 
энергию в ряды своих сторонников хорошо отработанным набором жестких и туманных 
фраз. Была пущена на полную мощь созданная Геббельсом гигантская машина 
нацистской пропаганды, бьющая на внешний эффект, широко использовавшая массовые 
шествия со знаменами и плакатами, поражавшие своими масштабами воображение 
простых граждан, сбегавшихся послушать нового мессию. В Германии насчитывалось 
в этот период более 7 млн. безработных, а это значит, что каждый третий 
немецкий рабочий жил на нищенские пособия, выделяемые органами социального 
обеспечения. 

5 марта на всей территории Германии состоялись выборы. Воздержались от участия 
в них лишь 11% лиц, имеющих право голоса, что значительно меньше, чем на 
предыдущих выборах. 

Нацисты получили 17 164 тыс. голосов. Этот успех был результатом их 
напористости, колоссального нажима на сознание немцев и мошеннического 
политического спектакля - поджога рейхстага. 

Вопреки тем, кто предрекал полное поражение коммунистам, итоги выборов 
оказались для них гораздо лучше, чем ожидалось. Несмотря на обрушившиеся на них 
жестокие репрессии, на аресты и изгнание из страны их руководителей, на 
закрытие газет, за коммунистов было подано 4750 тыс. голосов, что позволило им 
сохранить 81 место в рейхстаге. В его новом составе оказалось, таким образом, 
288 депутатов от национал-социалистов, 118 социалистов, 70 депутатов центра, 52 
депутата Немецкой национальной партии, 28 баварских популистов и представителей 
мелких групп и, наконец, 81 коммунист. На долю социалистов пришлось около 7 млн.
 голосов. Нацисты, получившие 43,9% голосов, не располагали большинством в 
рейхстаге. Больше всего они страшились того, чтобы другие партии, объединившись,
 не предложили бы им "воздержаться" от участия в заседаниях рейхстага, как 
задолго до выборов они обещали сделать сами в отношении коммунистов. Понимая, 
что речь идет о жизни и смерти, коммунисты не стали участвовать в заседаниях 
рейхстага. 

21 марта, в годовщину созыва Бисмарком первого рейхстага в 1871 году, новый 
рейхстаг торжественно открыл свои заседания. 

22 марта в берлинском Тиргартене, в зале Оперного театра Кроль состоялось 
первое рабочее заседание нового рейхстага. Трибуна и стол президиума 
возвышались на фоне огромного полотнища гитлеровского знамени со свастикой. 
Коридоры здания были заполнены отрядами эсэсовцев и штурмовиков, а все 
нацистские депутаты явились в форме гитлеровской партии; не таясь, совершенно 
открыто новый порядок вступал в свои права. 

Устранение коммунистов позволило нацистам располагать 52% голосов. Ни один из 
депутатов не выступил с протестом против отторжения части депутатского корпуса, 
которое отдавало всю полноту власти в руки нацистов. Президиум собрания был 
избран за несколько минут: голосование проводилось путем вставания с мест. 
Председателем рейхстага был избран Геринг: за него проголосовало большинство, 
за исключением социалистов. 

23 марта Гитлер выступил с программной речью, в которой среди тщательно 
приглаженных банальных формулировок содержалось требование о предоставлении ему 
чрезвычайных полномочий сроком на 4 года. При этом Гитлер утверждал, что 
"большинство, которым располагает правительство, могло бы освободить его от 
необходимости обращаться с просьбой о введении этих мер". Чрезвычайные 
полномочия давали правительству возможность издавать законы, не считаясь с 
конституцией; правительственные декреты не нуждались в подписи президента и в 
одобрении парламента. Договоры, которые впредь могли быть заключены с 
иностранными, государствами, не представлялись на ратификацию парламента. Иначе 
говоря, одним росчерком пера ликвидировалась парламентская демократия и, при 
формальном соблюдении законности, устанавливался режим диктатуры. 

Грохот сапог штурмовых отрядов, собравшихся вокруг здания, где проходили 
заседания, создавал весьма своеобразное звуковое сопровождение работе 
парламента. Началось голосование. Одни лишь социалисты сохранили достаточно 
мужества, чтобы голосовать против. Предложенный проект был принят 441 голосами 
против 94. После этого оставалось только распустить парламент. Сам престарелый 
маршал оказывался лишенным своих полномочий, поскольку больше не было 
необходимости ставить его подпись под декретами. Отныне нацисты становились 
полноправными хозяевами страны и начинали свою настоящую "революцию". 

Располагая всей полнотой власти, нацисты не упускали из виду того 
обстоятельства, что для сохранения ее в своих руках им следовало нанести 
сокрушительный удар по оппозиции, показавшей свою жизненность в ходе последних 
выборов. Таким образом, для будущего гестапо открывалось обширное поле 
деятельности. 

Предстояло не откладывая начать проводить в жизнь пресловутую установку на 
единообразие, то есть безраздельное господство нацизма в Германии, добиваться, 
чтобы все и вся "шли в ногу", как того требует тоталитарный режим, обеспечить 
беспрекословное повиновение народа и подчинение государства всемогущей партии. 
Для этого требовалось прежде всего ликвидировать все политические организации, 
устранить их руководителей путем убийств, арестов или отправки в эмиграцию. 

В отношении коммунистов это уже было сделано. А 1 апреля Гитлер призвал к 
бойкоту еврейских магазинов и еврейских товаров. Последовали почти повсеместные 
погромы и избиения евреев. Уже давно боевым кличем нацистов стала фраза: "Пусть 
сдохнут евреи!" 

1 апреля штурмовики и эсэсовцы рассыпались по улицам Берлина, собирая вокруг 
себя толпы и натравливая их на евреев, избивая всех, кто встречался на пути, 
громя и грабя магазины еврейских владельцев, избивая их хозяев и служащих, в 
ресторанах и кафе отыскивали посетителей еврейской национальности и выставляли 
их на улицу. Воссоздание в стране атмосферы средневековых погромов вызвало 
волну гнева и осуждения во всем цивилизованном мире. 

Подобный разгул насилия отнюдь не был чем-то случайным и стихийным, как это 
могло показаться. "Следует постоянно учитывать слабости и звериные черты 
человеческой натуры", - отмечал Гитлер. Такой расчет, построенный на 
использовании самых низменных сторон человеческого характера, широко внедренный 
в практику нацизма, нашел свое выражение прежде всего в массовом разгуле 
антисемитизма, неотделимого от нацизма. Однако операция, начатая 1 апреля, 
послужила своего рода ширмой: пока взоры всех были обращены на то, что 
происходило на улицах, был издан еще один декрет, который вскоре, 7 апреля, был 
дополнен другим; то были первые шаги по централизации государственного 
управления рейхом. Парламенты всех земель, за исключением Пруссии, были 
распущены этими декретами. Вместо них всеми полномочиями облекались 
рейхсштатгальтеры, то есть представители центральной власти на местах, 
отобранные лично Гитлером. Эти исключительной важности меры были направлены на 
пресечение любых попыток оказать сопротивление решениям центральной власти, как 
это имело место в некоторых ландтагах, и в частности в Баварии. "Наместники 
центральной власти" получили право отстранять от занимаемых должностей 
чиновников в случае их несоответствия требованиям "чистоты арийской расы" или 
отхода от политических установок нацистов. 

После всех этих мер предосторожности "Комитет национального действия" 
нацистской партии принял постановление о роспуске начиная с 21 апреля 28 
отраслевых и территориальных союзов, входивших во Всеобщую конфедерацию труда. 
Имущество этих организаций было конфисковано, руководство арестовано вместе с 
директорами Немецкого трудового банка. Остальные профсоюзные конфедерации никак 
не реагировали на подобные действия. 

На 1 мая Гитлер намечал проведение "национального праздника труда". В 
преддверии этого события нацисты вступили в переговоры с руководством свободных 
профсоюзов, иначе говоря, с теми, кто еще оставался в составе руководства из 
числа социалистов и католиков. Переговоры велись вежливо, но очень жестко. 
Нацисты требовали привлечь широкие профсоюзные массы к участию в демонстрации, 
организованной нацистской партией по случаю первого праздника нового режима. 
Речь якобы шла об укреплении рабочей солидарности, объединении всех трудящихся 
в духе общенационального братства. По утверждению нацистов, это было не столько 
политическое, сколько социальное мероприятие, которое должно было стать 
праздником всеобщего примирения. Имелось в виду, что зарплата за этот день 
будет выплачена, как за обычный рабочий день, и все, кто примет участие в 
демонстрации, получат возмещение транспортных расходов и расходов на оплату 
питания. 

Политическая наивность или трусость? Кто сможет сказать? Но профсоюзное 
руководство дало свое согласие. 

1 мая миллион немецких трудящихся собрался на бывшем военном плацу в 
Темпельгофе. Гитлер выступил перед ними с прекрасной речью, в которой взывал к 
Богу и призывал рабочие массы к трудовым успехам. А на следующий день в 10 
часов утра отряды штурмовиков и полиции заняли штаб-квартиры всех профсоюзов, 
народные дома, редакции профсоюзных газет, кооперативов, а также Трудовой банк 
и все его отделения на местах. 

Гестапо, создание которого в Пруссии было официально оформлено декретом, 
подписанным Герингом 6 апреля, в эти дни впервые действовало в Берлине под 
своим новым названием. Занесенные в специальные списки профсоюзные руководители,
 за которыми уже несколько дней велась тщательная слежка, были арестованы дома 
или в тех местах, где они нашли временное пристанище. Лейпарт, руководитель 
реформистских профсоюзов, Гроссман, Виссель - всего 58 профсоюзных лидеров были 
задержаны "для обеспечения их безопасности". На архивы профсоюзов, на все их 
банковские счета, включая пенсионный фонд и фонд взаимопомощи, был наложен 
арест. 

В тот же день специальный "Комитет действий в защиту немецких трудящихся", 
руководимый доктором Леем, "принял на себя руководство" профсоюзами всех 
направлений, которые попали таким образом в подчинение заводским партийным 
комитетам нацистов. 

Так профсоюзы, насчитывающие около 6 млн. членов, располагавшие профсоюзным 
бюджетом, достигавшим ежегодно 184 млн. марок, оказались разгромленными, не 
оказав ни малейшего сопротивления. 

4 мая Лей объявил о создании "Германского трудового фронта" и введении 
специальным декретом принудительного труда. 

Фронт, членство в котором стало обязательным, являлся огромным пропагандистским 
аппаратом, внедрявшим в сознание своих членов нацистскую идеологию. Результатом 
этой политики стала определенная нивелировка условий жизни трудящихся. Хотя 
обширные производственные программы нацистов привели к снижению числа 
безработных, в целом средний уровень заработной платы трудящихся понизился, К 
вящей выгоде промышленников, вставших на сторону нацистов. После подавления 
профсоюзов не трудно было завершить разгром и политических партий. 

Гутенберг, пришедший к власти вместе с Гитлером и фон Папеном 30 января и 
обеспечивший столь ценную для Гитлера поддержку немецких националистов, стал 
выражать опасения по поводу мер, принятых по отношению к партиям центра, 
Немедленно государственные служащие - члены его партии были бесцеремонно лишены 
своих постов в соответствии с буквой и духом новых декретов. Однако за ним 
оставались еще портфели двух министерств: экономики и сельского хозяйства. 
Чтобы избавиться от Гутенберга, была организована широкая кампания протестов 
против его аграрной политики. 28 июня ему пришлось подать в отставку. 

В тот же день народная партия (бывшая партия Штреземана) сочла за благо 
самораспуститься по соображениям безопасности своих членов. За ней последовала 
4 июля католическая Партия центра. Лишь Баварская народная партия решила не 
следовать этому примеру, не самоустраняться, а попытаться отстоять себя. Тогда 
нацисты арестовали ее руководителей, в том числе принца Вреде, кавалерийского 
офицера, участвовавшего в 1923 году вместе с Гитлером в известном Мюнхенском 
путче и вместе с ним отсидевшего свой срок в Ландсбергской тюрьме. В итоге и 
этой партии пришлось самораспуститься. 

7 июля было принято постановление об исключении депутатов социал-демократов из 
рейхстага и всех правительственных органов земель. Многие руководители 
социал-демократов к этому времени уже эмигрировали. Другие попали в тюрьмы и 
концентрационные лагеря. Нацисты объявили, что те, кто не сумеет оценить всех 
прелестей нацизма, отправятся туда на "перевоспитание". Еще 25 марта был открыт 
первый концентрационный лагерь близ Штутгарта. Он был рассчитан на содержание 
полутора тысяч узников, но очень скоро в нем их было уже в три или четыре раза 
больше. В короткие сроки эти учреждения станут одним из основных столпов режима.
 

8 тот же день, 7 июля, был опубликован пакет из 19 законов. Одним из этих 
законов подводилась черта под всеми политическими спорами: 
"Национал-социалистская немецкая рабочая партия является в Германии 
единственной политической партией. Лица, оказывающие поддержку какой-либо иной 
политической партии или пытающиеся создать какую-либо новую политическую партию,
 наказываются каторжными работами на срок до 3 лет или тюремным заключением от 
6 месяцев до 3 лет, если иное наказание не предусмотрено в текстах других 
законоположений". 

Надо думать, что немало честных немцев были потрясены таким оборотом событий. 
Можно лишь пожалеть, что они не обратили своевременно внимания на 
предупреждение Гитлера: "Там, где есть мы, нет места никому другому". А ведь 
вчерашние друзья и союзники Гитлера, в том числе немецкие националисты, имели 
достаточно времени, чтобы обдумать это предупреждение. 

Итак, нацисты становились полными хозяевами в Германии. Отныне их "новые 
государственные институты" могли начать действовать без помех. 

2. Геринг обращается к полиции 

К весне 1939 года 65 тыс. граждан Германии покинули пределы своей страны. 
Одного года нацистской диктатуры оказалось достаточно, чтобы закровоточил 
общественный организм, теряя тысячи и тысячи лучших своих членов - ученых, 
писателей, артистов, педагогов, шедших на риск нелегального перехода границы в 
поисках спасения за рубежом. Они бежали от неволи, гонимые неизъяснимым ужасом 
перед тем, чему название отныне было: гестапо. 

Гестапо. Эти три слога заставляли бледнеть самых мужественных столько в них 
было накоплено кровавых тайн и леденящего ужаса. Каков же был тот человек, 
который мог своими руками построить этот чудовищный механизм устрашения? Кто 
был тот изверг, который создал основу нацистской машины, покрывшей впоследствии 
просторы Европы пеплом пожарищ, руинами и трупами 25 млн. уничтоженных гестапо 
людей? 

Этот человек отнюдь не выглядел чудовищем. Его полноватая физиономия более 
симпатична, чем лица большинства его соратников; он пользовался большой 
популярностью и поддерживал ее подчеркнутой непринужденностью в обращении с 
людьми. Звали его Германом Герингом. 

Когда знакомишься год за годом с жизнью Геринга, на ум приходят две фразы 
Мальро: "Человек - это не то, о чем он умалчивает, а то, что он делает" (роман 
"Орешники Альтенбурга") и "Человек есть сумма определенных поступков, того, что 
он сделал и что может сделать" (роман "Условия человеческого существования"). 
Геббельс, Гесс, Борман, Гиммлер, не говоря уж о самом Гитлере, с первых своих 
шагов стали вызывать недоверие и тревогу, а Геринг, наоборот, успокаивал 
наблюдателей. Один лишь Отто Штрассер давал иную оценку: "У Геринга душа убийцы,
 он наслаждается ужасом жертв..." И он был прав, говоря о "наслаждении ужасом", 
которому заплывший жиром маршал в зените своей карьеры придавал артистическую 
декадентскую утонченность. 

У Геринга это чувство получило свое развитие при довольно любопытных 
обстоятельствах. Напомним, что 13 октября 1930 года новый рейхстаг, избранный 
на выборах 14 сентября, провел свое первое заседание. По числу депутатов 
национал-социалистская партия оказалась в результате выборов на втором месте 
после социалистов, получивших 143 места. 107 новых нацистских депутатов 
рейхстага вошли в зал заседаний в коричневых рубашках, маршируя строем, печатая 
шаг. Замыкающим в этой колонне был ее командир, один из старейших членов партии 
Герман Геринг. Впервые он появился в рейхстаге двумя годами ранее - 20 мая 1928 
года, когда его партии с большим трудом удалось занять 12 мест в парламенте. 
Тогда мало кто из немцев вспомнил, что этот новый депутат был одним из героев 
минувшей войны, "великой войны", которая в тот период еще не стала достоянием 
архивов и легенд. Его присутствие в рядах молодой, шумной и пользующейся дурной 
славой партии было способно вызвать удивление. Казалось, что по его 
происхождению и прошлому Герингу более всего подходило бы место среди 
консерваторов, состоявших в большинстве своем из монархистов, или в одной из 
партий Центра, объединявших представителей крупной буржуазии, то есть среди 
людей, стоявших на одной с ним ступени социальной лестницы. 

Герман Геринг, сын доктора Генриха Геринга, высокопоставленного чиновника 
старой школы, родился в Баварии, в городе Розенхайме 12 января 1893 года. По 
бабушке со стороны матери, Каролине де Нерее, у него были французские предки - 
гугеноты, осевшие в Нидерландах. Отец Геринга - личный друг Бисмарка - в 1885 
году получил пост генерал-губернатора немецкой Юго-Западной Африки. Обладатель 
дипломов Боннского и Гейдельбергского университетов, отслуживший свой срок в 
качестве офицера прусской армии, отец Геринга был проникнут духом пруссачества. 


Рано овдовев в первом браке, с пятью детьми на руках доктор Геринг женился во 
второй раз на молодой тирольке, которую он вывез на Гаити, куда был назначен на 
свой второй колониальный пост. Когда пришла пора родиться маленькому Герману, 
он отправил ее обратно в Баварию. 

Детство Германа прошло в драках и столкновениях. Его постоянно выгоняли из всех 
школ, где ему пришлось учиться, за агрессивность и непокладистость. Видя такие 
наклонности сына, отец решил отправить его в Карлсруэ, в кадетскую школу, 
откуда он был переведен в Берлинскую военную школу. 

Эту школу Геринг закончил одним из первых по успеваемости учеников и в марте 
1912 года был определен на службу в пехотный полк принца Вильгельма, 
квартировавший в Мюлузе, в чине младшего лейтенанта. В это время ему только что 
исполнилось 19 лет. Рутина гарнизонной службы претила энергичному молодому 
человеку, и он с восторгом воспринял известие о начале войны. В октябре 1914 
года он добился своего перевода в военную авиацию, служба в которой должна была 
принести ему славу. Он летал сначала в качестве наблюдателя, потом - пилотом 
разведывательной и бомбардировочной авиации. Наконец, осенью 1915 года он стал 
летчиком-истребителем. 

За штурвалом маленького самолета лейтенант Геринг показал все свои боевые 
качества, успешно используя обретенную им самостоятельность. Ему удалось сбить 
один из первых тяжелых английских бомбардировщиков фирмы "Хандли пейдж", а 
затем он сам был сбит английскими истребителями. Получив ранения в бедро и в 
ногу, он скоро возвращается в строй и, будучи признанным одним из лучших 
пилотов-истребителей Германии, получает должность командира 27-й эскадрильи в 
мае 1917 года. На начало 1918 года за ним числится 21 победа в воздушных боях, 
и уже в мае он награжден кайзером орденом "За заслуги", считавшимся в Германии 
высшей наградой. Именно тогда его переводят в знаменитую эскадрилью No 1, более 
известную под названием "Эскадрилья Рихтгофен" - по фамилии ее первого 
командира. 

2 1 апреля 1918 года капитан барон Фрейкер фон Рихтгофен, имевший на своем 
счету более 80 побед в воздушных боях, был сбит и погиб. Занявший его место 
лейтенант Рейнхард погиб 3 июля. Его место занял Герман Геринг, возглавивший 
знаменитую эскадрилью. Он вступил на этот пост 14 июля, когда германские войска 
начали свой отход на Марне. 

Проявленное в боях мужество не смягчило для летчиков эскадрильи No 1 всей 
тяжести поражения. Для Геринга настали тяжелые времена. В ноябре ему пришлось 
возвращать свои самолеты и личный состав в Германию. С болью в сердце Геринг 
сделал запись о перемирии в журнале боевых действий эскадрильи. Всего за время 
существования этой авиационной части она занесла на свой счет 644 победы в 
воздушных боях; 62 пилота числились в списках погибших. 

Геринг демобилизовался в чине капитана. На его груди красовались "Железный 
крест" I степени, орден Льва со шпагами, орден Карла Фридриха, орден 
Гогенцоллернов III степени со шпагой и орден "За заслуги". Он никогда не 
забудет ни об этом периоде своей жизни, ни о своих друзьях по "Эскадрилье 
Рихтгофен". Когда в 1943 году один из его товарищей, еврей по фамилии Лютер, 
оказался арестованным гамбургским гестапо, Геринг немедленно вмешался, добился 
его освобождения и принял под свое покровительство. 

Демобилизовавшись в конце 1919 года, капитан Геринг был вынужден искать себе 
работу. Он мог бы продолжить службу в рейхсвере, но, являясь противником 
Республики, не хотел служить в ее армии. Чтобы заработать на жизнь, он стал 
принимать участие в показательных полетах в Дании, а затем в Швеции. По 
воскресеньям он катал любителей острых ощущений на своем маленьком "фоккере". 
Так он зарабатывал на пропитание себе и... одной женщине, которую увел у мужа и 
сына и вывез в Германию, в Мюнхен, где состоялась их свадьба. 

По возвращении в Баварию безработный герой войны еле-еле сводил концы с концами.
 Он поступил на первый курс Мюнхенского университета, не столько ради изучения 
политических наук и истории, сколько для того, чтобы его вынужденное безделье 
выглядело респектабельно. Жил он в симпатичном домике на окраине Мюнхена на 
подачки, которые его жена Карин фон Фок получала от своего семейства. 

Осенью 1922 года союзники потребовали от германского правительства выдачи 
некоторого числа военных преступников. Геринг был тем более взбешен этим 
требованием, что его имя фигурировало в списках, представленных Францией. 

В одно из воскресений ноября на Кёнигсплац в центре Мюнхена проходила 
манифестация, участники которой протестовали против требований союзников. 
Геринг был на этой манифестации. Слушая ораторов, он заметил в толпе рядом с 
собой худощавого человека с острым профилем и маленькими черными усиками. Его 
лицо показалось Герингу знакомым. Оказалось, что это тот самый Адольф Гитлер, о 
котором уже начали говорить в Баварии и портреты которого ему приходилось 
видеть. Вокруг Гитлера собралась группа людей, просивших его выступить. Он 
отказывался, говоря что "не стоит нарушать столь добропорядочное проявление 
единства нации". Это говорилось с каким-то холодным презрением, поразившим 
Геринга. Он тоже считал, что все эти платонические протесты не возымеют 
никакого действия и что лишь гораздо более решительные шаги способны принести 
успех. На следующей неделе Геринг явился на одно из собраний, организованных 
Национал-социалистской немецкой рабочей партией. Гитлер там выступил с речью, в 
которой звучали излюбленные им темы. Лейтмотивом их была борьба против 
"версальского диктата". Поскольку Версальский мирный договор сделал из 
блестящего офицера Геринга полунищего бедолагу, живущего за счет жены, мысли 
оратора нашли у него живой отклик, и после собрания он предложил Гитлеру свои 
услуги. 

Для этой партии, пока еще слабой, но быстро набирающей силы, Геринг был даром 
небес. Его престиж героя войны можно было прекрасно использовать, а вкус к 
силовым методам, который чувствовался во всех его высказываниях, целиком и 
полностью совпадал с линией партии. На следующей неделе он стал членом 
нацистской партии, исполненный решимости отдать "тело и душу" в полное 
распоряжение человека, с которым был знаком менее двух недель. Ударная сила 
партии - ее штурмовые отряды (Sturmabteilung, SA) - нуждалась в руководителе. 
Предстояло хорошо их организовать, дисциплинировать, координировать их действия 
и "превратить в абсолютно надежную боевую единицу, способную успешно выполнять 
приказы Гитлера и мои собственные", как говорил Геринг впоследствии. В начале 
января 1923 года Герман Геринг, отставной герой, принял на себя командование 
нацистскими ударными силами. 

За несколько месяцев из этого многочисленного, но плохо организованного 
воинства Геринг сделал настоящую армию с помощью военных, в частности при 
содействии Рема, который в это время исполнял обязанности командующего седьмой 
дивизией, одновременно являясь руководителем подпольных групп милиции. Рем был 
также и "идейным вдохновителем" ряда националистических партий, бросая в оборот 
всякого рода лозунги и соответствующие "идеи". Он проявлял большой интерес к 
Гитлеру и к его партии, но между ними существовало крупное расхождение: Гитлер 
отдавал первенство политике, политической организации партии, тогда как для 
Рема главное место должно было принадлежать солдату. Именно солдата, по мнению 
Рема, следовало политизировать и перевоспитывать. 

Действуя негласно, Рем содействовал вооружению штурмовых отрядов, черпая 
необходимое в секретных складах рейхсвера. При этом он сохранял надежду в один 
прекрасный день взять руководство ими в свои руки. Вскоре между Ремом и 
Герингом, приход которого Рем встретил с неудовольствием, возникло глухое 
соперничество. Геринг в свою очередь почувствовал в Реме опасного соперника. 

Тем не менее благодаря их отнюдь не безоблачному сотрудничеству нацистская 
партия смогла уже к началу ноября 1923 года создать настоящую армию, одетую в 
серо-зеленые гимнастерки, с военной выправкой, располагавшую кадрами из числа 
бывших боевых офицеров, набранных по объявлениям, опубликованным Герингом при 
поддержке Рема в "Фёлькишер беобахтер". Коричневые рубашки и специфическое 
гитлеровское приветствие появятся значительно позже. 

Располагая такими силами и возлагая на них большие надежды, Гитлер и его друзья 
предприняли 9 ноября 1923 года попытку импровизированного путча. 

Первые шаги к подготовке этого путча, который должен был установить диктатуру 
Гитлера и Людендорфа, были сделаны на скорую руку только 23 октября. Читателю 
уже известно, что недостаточно подготовленный путч был подавлен за несколько 
часов. Мюнхенский полк штурмовиков занял позиции на правом берегу реки Изар, 
тогда как полицейские силы расположились на левом его берегу. Чтобы не терять 
времени в ожидании, Геринг уже провел аресты нескольких заложников, но дело 
быстро закончилось после короткой перестрелки на улице Фельдгернгале, в которой 
Геринг получил две пули в низ живота. Ему удалось скрыться в доме еврейской 
семьи Баллен в первые часы после перестрелки. Вскоре верные люди препроводили 
его к австрийской границе, которую он перешел нелегально, а затем в Инсбрук, 
где он смог начать лечиться. Через 20 лет за участие в судьбе Геринга семья 
Баллен будет избавлена от грозившего ей уничтожения. 

Ранения и вынужденное бездействие, которое за этим последовало, оказали 
существенное воздействие на темперамент Геринга. Он не мог вернуться в Германию,
 где уже был выдан ордер на его арест. Ему пришлось на протяжении четырех лет 
жить в Австрии, Италии, а затем в Швеции. В связи с поздним началом лечения 
раны плохо заживали. В течение двух лет он принимал морфий и стал им 
злоупотреблять. Интоксикация морфием вызвала психическое расстройство. Он стал 
опасен в общении и его пришлось поместить в психиатрическую клинику в Лангбро, 
затем в аналогичную в Конрадсберге, а потом снова в Лангбро, откуда он был 
выписан недолечившимся под регулярное наблюдение врачей. Судебный медик Карл 
Лундберг, осмотревший его в клинике Лангбро, рассказывает, что у Геринга 
проявился истерический темперамент, наблюдалось раздвоение личности, на него 
находили припадки слезливой сентиментальности, перемежавшиеся с приступами 
безумной ярости, во время которых он был способен пойти на крайности. 

Для членов его семьи в этом не было ничего удивительного: они давно уже дали 
ему самую суровую оценку. По словам его двоюродного брата Герберта Геринга, 
семья считала, что в характере Германа преобладало тщеславие, боязнь 
ответственности и полная неразборчивость в средствах: "Если надо, Герман пойдет 
по трупам". 

Затянувшаяся праздность, пребывание в психиатрических лечебницах и госпиталях 
наложили глубокий отпечаток на облик Геринга. У него всегда была склонность к 
полноте, но теперь она перешла в ожирение. В 32 года он был необычайно тучен, 
налит нездоровым жиром, от которого уже никогда не смог избавиться. Отрезанный 
от своих национал-социалистских друзей, он в известной мере избежал влияния их 
окружения. Отныне методы силового воздействия стали ему претить. Воспоминания о 
Мюнхене, к которым он возвращался постоянно, привели его к выводу о том, что 
нацизм должен искать иное решение своих проблем. 

Вчерашний хищник изменил свое обличье, зверь стал неузнаваем. Теперь Геринг 
готовился к борьбе с использованием совершенно иных, куда более опасных средств.
 Эти изменения приведут его к окончательному отходу от Рема, который так и 
останется грубым солдафоном. По возвращении в Германию в 1927 году он станет, 
как и Гитлер, убежденным сторонником взятия власти "политическими" средствами. 
Под "политическими" он подразумевал, разумеется, методы наиболее грязные. 

Вернувшись в Мюнхен после амнистии, объявленной осенью 1927 года, Геринг нашел 
там всех своих друзей: Гитлера, уже освобожденного из тюрьмы, Геббельса, 
Штрейхера и Розенберга. Был среди них и новый человек - Гиммлер, которому 
Гитлер собирался поручить организацию своей личной охраны - службы СС. В это 
время Рем, находившийся в Боливии, занимался обучением новой армии. Геринг мог 
бы попытаться вновь взять в свои руки штурмовые отряды, но он почувствовал, что 
может рассчитывать на нечто лучшее: он был выдвинут кандидатом на выборах 1928 
года. На них нацисты получили только 12 мест, но Геринг оказался избранным. 
Атмосфера заседаний рейхстага, не лишенная торжественности, импонировала 
Герингу, а ежемесячное содержание в 600 марок, выплачиваемое депутатам, 
значительно поправило его материальное положение. Происхождение Геринга, как и 
его воинское звание, открывало для него доступ в высшее берлинское общество и, 
главное, в круги крупных промышленников, где он вскоре стал рассматриваться как 
"полномочный представитель" Гитлера, а впоследствии и как "ближайший соратник 
фюрера". Посещение берлинских салонов еще более отдалило его от головорезов 
Рема и от штурмовых отрядов. С этой поры берет начало его показное увлечение 
коллекционированием произведений искусства и претенциозное меценатство. 

Тем временем в нацистской партии назревало глухое соперничество между 
штурмовиками и политической организацией, руководимой Грегором Штрассером, с 
которым Геринг был, что называется, "на ножах". Лавируя между возникающими 
опасностями, Геринг следовал за своим хозяином-Гитлером, который умело извлекал 
пользу из соперничества приближенных, сталкивая их между собой ради сохранения 
в своих руках всех нитей руководства. 

В результате сентябрьских выборов 1930 года Геринг пришел в рейхстаг во главе 
группы нацистских депутатов, насчитывавшей 107 человек. Среди них был и Грегор 
Штрассер. Надо отдать должное Герингу - он один предвидел возможность такого 
триумфа: менее чем за два с половиной года представительство нацистов в 
рейхстаге увеличилось с 12 мест до 107. В октябре 1931 года он перенес тяжелую 
потерю: умерла его жена, Карин, долгие годы болевшая туберкулезом. С тем 
большим рвением он отдавался политике, посвятив свою жизнь тому, кто был для 
него теперь чем-то вроде божества, Гитлеру. В начале 1932 года развернулась 
подготовка к президентским выборам, поскольку срок полномочий престарелого 
Гинденбурга истекал в апреле. Серьезно рассматривалась и кандидатура Гитлера, 
но возникала одна трудность: он не имел немецкого гражданства. В этой ситуации 
Герингу пришла счастливая мысль: организовать назначение Гитлера на пост 
экономического советника представительства Брауншвейга в Берлине при содействии 
друзей Геринга в брауншвейгском правительстве - его председателя Кюхенталя и 
министра внутренних дел Клагтеса, членов нацистской партии. Такое назначение 
автоматически давало Гитлеру гражданство Германии. И фокус вполне удался: 24 
февраля Гитлер получил это назначение, 26-го он принес присягу, отказавшись от 
получения соответствующего оклада, а 4 марта подал в отставку. Ему понадобилось 
восемь дней, чтобы стать немцем! 

Апрельские выборы Гитлер проиграл, и старый маршал вновь занял свой пост на 
семь лет. Но уже июльские выборы того же года показали, как об этом сказано 
выше, что Германию захлестывает волна нацизма. Национал-социалистская немецкая 
рабочая партия получила 230 мест, став, таким образом, наиболее мощной партией 
в Германии. Геринг был вознагражден за свои старания: избранный председателем 
рейхстага, он переселился в роскошный дворец напротив здания немецкого 
парламента. 

После роспуска рейхстага пришел черед нового голосования, что стало в Германии 
привычным: в период с 1925 по 1932 год выборы в стране организовывались более 
30 раз. 

Хотя на ноябрьских выборах нацисты понесли существенные потери (196 депутатских 
мандатов вместо 230), Геринг сохранил пост председателя рейхстага. В силу своих 
обязанностей он получил право доступа к старому маршалу, вынужденному 
консультироваться с ним в моменты кризисных ситуаций. А такие ситуации 
возникали почти беспрерывно. Геринг нашел возможность напомнить маршалу о том, 
что в годы войны он уже был ему представлен как боевой офицер. 

На своем председательском посту Геринг дважды смог существенно повлиять на ход 
событий. Это случилось впервые 12 сентября 1932 года. Геринг поставил вопрос о 
вотуме недоверия правительству фон Папена, заставив его подать в отставку 
прежде, чем оно смогло использовать уже готовый проект декрета о роспуске 
парламента. Расположившись в своем председательском кресле, Геринг притворился, 
будто не видит его, хотя фон Папен буквально размахивал документом перед его, 
Геринга, глазами. Во второй раз это произошло 22 января 1933 года, когда 
Герингу удалось за несколько часов до падения кабинета Шлейхера убедить Оскара 
фон Гинденбурга, сына маршала-президента, внушить отцу, что один только Гитлер 
способен сформировать новое правительство. 

Так Геринг оказал Гитлеру ценные услуги. Его деятельность сыграла решающую роль 
в деле завоевания власти нацистами. И теперь, в марте 1933 года, он сам обладал 
значительной долей этой власти. 

Таков был человек, которому предстояло сыграть столь видную роль в подавлении в 
Германии демократических свобод и в создании гестапо. 

Когда старый маршал согласился доверить руководство правительства тому, кого 
совсем недавно сам называл "цыганским капралом", он выдвинул перед ним четыре 
непременных условия: во-первых, фон Папен должен стать вице-канцлером; 
во-вторых, фон Нейрат должен занять пост министра иностранных дел; в-третьих, 
фон Папену предстояло стать председателем совета министров Пруссии, то есть 
занять пост, который по традиции занимал сам канцлер, поскольку в рейхе он был 
вторым по значимости после его собственного, и, наконец, министром по делам 
рейхсвера должен был стать Бломберг, отсутствовавший в Берлине в тот момент (он 
представлял Германию на Женевской конференции). 

Выдвигая эти условия, "старик" пытался "опекать" нацистов, поставив их под 
контроль фон Папена. Национал-социалисты дали свое согласие на это, будучи 
полны решимости обойти возникающие трудности даже ценой нарушения взятых на 
себя обязательств. И в этом Герингу предстояло сыграть решающую роль. 

30 января 1933 года вечером Геринг выступил по радио. В этот момент Гитлер 
находился у власти всего лишь несколько часов. Обратившись к немецкому народу, 
Геринг заявил, что постыдная история последних лет отныне и навсегда ушла в 
прошлое. "Сегодня открылась новая страница истории Германии, - заявил он, - и, 
начиная с этой страницы, свобода и честь станут основой новой 
государственности". Свобода! Честь! Множество немцев смогут вскоре по 
достоинству оценить подлинное значение сказанных Герингом слов, попав в 
концентрационные лагеря или в застенки гестапо! 

В составе нового кабинета Геринг стал как бы противовесом фон Папену. Он был 
государственным министром, председателем рейхстага, министром внутренних дел 
Пруссии и комиссаром по делам авиации. Если Папен и не собирался, как это было 
совершенно ясно, вмешиваться в авиационные дела, то, будучи рейхскомиссаром по 
делам Пруссии, ему предстояло поставить под свой контроль все действия Геринга, 
касающиеся полиции, поскольку Пруссия являлась самой крупной провинцией 
Германии, и Берлин таким образом попадал в зону влияния Геринга. С учетом этого 
обстоятельства одним из самых первых мероприятий Геринга стал вывод полиции из 
подчинения рейхскомиссару и переподчинение ее непосредственно самому Герингу. 
Фрик, как рейхсминистр внутренних дел, располагал правом контроля за 
деятельностью министра внутренних дел Пруссии. Не имея возможности давать ему 
прямые указания, он мог осложнить ему жизнь, требуя ответа на некоторые острые 
вопросы. Поэтому Геринг запретил чиновникам своего министерства отвечать на 
любые запросы, которые могли поступать от рейхсминистра внутренних дел. 

Вопросами деятельности полиции Геринг интересовался уже на протяжении 
нескольких лет. С того времени, как он стал депутатом и смог поддерживать 
постоянный контакт с официальными кругами, его мысль постоянно возвращалась к 
возможностям, которые могли представиться в случае создания в стране хорошо 
организованной политической полиции, направляемой людьми, не ограничивающими 
себя рамками морали. Постепенно в его мозгу складывалось представление о том, 
чем могло стать гестапо. Между тем у него появилась возможность познакомиться с 
неким Рудольфом Дильсом, берлинским полицейским. Как все полиции мира, прусская 
полиция имела в своем составе политическое подразделение - отдел 1А, 
руководителем которого являлся Дильс. Он долгое время числился одним из "вечных 
студентов" Гамбургского университета, охотнее посещавшим баварские пивные, чем 
лекции университетских профессоров. В те годы он был шумливым членом одной из 
разношерстных и крикливых студенческих ассоциаций, претендовавших на звание 
хранителей студенческих традиций времен средневековья. Он пользовался 
репутацией дамского угодника, шутника и весельчака. В один прекрасный день, 
желая остепениться, он поступил в полицию. Там нашли себе применение неожиданно 
проявившиеся у него таланты: изощренная наблюдательность и незаурядная 
проницательность. 

В упомянутом отделе 1А он сумел неплохо проявить себя. Ему можно было доверить 
любое поручение; даже если оно было грязноватым и противозаконным, он ухитрялся 
успешно справиться с ним, лишь бы получить какие-то шансы на продвижение по 
службе. Эти качества и позволили ему с успехом проникнуть в определенные круги 
берлинского полусвета, где пороки нарочито выставлялись напоказ, и приобрести 
сугубо интимные письма, в которых Рем - начальник штаба штурмовых отрядов - без 
стеснения распространялся о своих гомосексуальных наклонностях. Эти послания 
попали в руки одного из членов прусского правительства, который и опубликовал 
их, надеясь нанести тем самым смертельный удар по штурмовым отрядам. 

В те годы, когда Национал-социалистская немецкая рабочая партия еще только 
боролась за власть, против ее членов было возбуждено 40 тыс. уголовных дел. В 
общей сложности ее члены были осуждены, по данным на конец 1932 года, на 14 тыс.
 лет тюрьмы и на полтора миллиона марок штрафов. Роль отдела 1А в возбуждении 
этих судебных преследований была весьма существенной. 13 апреля 1932 года 
полиция по всей Германии приступила к акции, направленной против членов СС и СА 
во исполнение положений только что принятого закона, запрещавшего деятельность 
этих организаций. Повсюду были проведены обыски в зданиях школ СА, в 
казарменных помещениях и штабах. Оба боевых формирования нацистской партии 
оставались запрещенными до момента снятия этого запрета правительством фон 
Палена. Новый поворот событий поставил Дильса в тяжелое положение, равно как и 
всех его коллег, а может, даже и несколько более, поскольку им и сделано было 
больше. Однако у него было преимущество: он первым среди всех понял, что 
обстановка меняется и что нацисты в ближайшее время станут хозяевами в Германии.
 

В августе Геринг был избран председателем рейхстага, и Дильс понял, что его 
оценка положения оказывается верной. Он принялся обхаживать нового председателя 
рейхстага, доставая для него секретные досье, содержащие сведения, способные 
опорочить его противников. Прекрасно разбираясь в тонкостях своей профессии, он 
к тому же нарисовал для Геринга яркую картину того, каким ценным источником 
сведений о противниках, сколь мощным орудием могла бы стать политическая 
полиция, та самая, о которой мечтал Геринг, всемогущая и всепроникающая. Геринг 
высоко оценил помощь того, кто предоставил в его распоряжение столь 
сокрушительные для его политических противников досье, позволившие ему упрочить 
свое положение в партии. Он сумел также оценить и все возможности тайной 
полиции и ее методов. Только такая полиция могла противостоять армии крикливых 
головорезов Рема, которых он рано или поздно попытается использовать не в 
интересах партии и фюрера, а в своих собственных. 

Можно полагать, что Дильс отыскал и другие способы, чтобы обеспечить себе 
благорасположение Геринга. Дело в том, что Геринг, стремясь выглядеть 
импозантно и в рейхстаге, и у себя в председательском дворце, разыгрывая перед 
публикой роль крупного вельможи, был на самом деле вельможей, весьма стесненным 
в средствах. А Дильс, вхожий во все круги, располагал хорошими связями на бирже.
 Пользуясь сведениями, предоставленными ему Дильсом, Геринг успешно 
спекулировал на бирже, обеспечивая себя недостающими для его статуса средствами.
 Дильс стал таким образом доверенным лицом Геринга, заплатив за это 
сомнительной услужливостью, которая связывает людей, делая их сообщниками. 

Когда нацисты взяли власть, все было подготовлено для того, чтобы немедленно 
начать широкие полицейские мероприятия, направленные на ее упрочение. Дильс 
заблаговременно подготовил списки полицейских, сочувствующих республиканскому 
режиму, которых следовало безотлагательно устранить. Чистка началась 8 февраля, 
то есть на третий день нацистского господства. Когда от старых кадров осталась 
лишь одна треть, состоящая из людей, не опасных для нового режима, на работу в 
полицию были направлены правоверные члены нацистской партии, люди из СС и СА. 
Дильса Геринг поставил во главе новой службы. 

Темное прошлое этого человека, его невоздержанный характер не послужили для 
Геринга препятствием к такому назначению. Впрочем, как говорил позднее доктор 
Шахт, в тот период "пьянство было существенным составным элементом нацистской 
идеологии". 

Дильс был в курсе соперничества между Герингом и Ремом. Сам он поддерживал 
довольно дружеские отношения с руководителями штурмовиков, прежде всего с Ремом,
 а также и с Эрнстом, начальником группы Берлин Бранденбург, с графом 
Гелльдорфом, руководителем берлинских штурмовиков, ставшим позднее начальником 
берлинской полиции, и с Виктором Лютце, будущим начальником штаба СА. Согласно 
укоренившейся привычке, он и тут играл двойную роль, используя свои связи для 
сбора сведений, которые могли бы рано или поздно оказаться весьма полезными. 

В несколько часов операция по чистке полиции была завершена, и на противников 
нацистов обрушились репрессии. В их проведении участвовали рука об руку полиция,
 СС и СА. Компартия и партия социал-демократов были обезглавлены. Штурмовики 
организовали "частный" концентрационный лагерь в Ораниенбурге, близ Берлина. 
Туда были брошены сотни узников, арестованных без предъявления какого-либо 
обвинения. Там оказались сын бывшего президента Республики Эберт, руководитель 
прусских социал-демократов Эрнст Гейльман вместе с многими видными деятелями 
того времени. Геринг был в курсе существования этого лагеря, как и сорока 
других, устроенных штурмовиками. 

В самом Берлине гестапо получило в свое распоряжение особую тюрьму, полностью 
выведенную из под контроля министерства юстиции, которым руководил в это время 
доктор Гюртнер, не являвшийся членом нацистской партии. Тюрьма эта находилась 
на Папештрассе и носила название "Колумбиахаус". Это было обширное здание, 
которое нацисты окрестили шутки ради "голубятней". О том, что происходило в ней,
 в Берлине вскоре стали рассказывать страшные истории. 

22 февраля Геринг подписал декрет, в силу которого штурмовики и члены 
организации "Стальной шлем" превращались во вспомогательные формирования 
полиции. Геринг получал таким образом дополнительные кадры для проведения своих 
"широких полицейских операций" и одновременно выигрывал очко у Рема, поскольку 
при этом штурмовики оказывались в подчинении у Геринга в тех случаях, когда они 
выступали как вспомогательная сила полиции. То обстоятельство, что этим 
декретом полуофициально легализовалась деятельность штурмовиков, ничуть не 
смущало Геринга. 

Напротив, он вменял в обязанность всем своим подчиненным проявлять неумолимую 
беспощадность. 17 февраля, выступая перед прусскими полицейскими, он призвал их 
"при необходимости стрелять без колебаний. Каждый полицейский должен хорошо 
понять, что бездействие есть более тяжкий проступок, чем любая ошибка, 
допущенная при исполнении приказа". 

В своих инструкциях, датированных 10 и 17 февраля, Геринг предписывает: "Каждая 
пуля, вылетавшая из дула пистолета полицейского, есть моя пуля; если кто-то 
называет это убийством, значит, это я убил. Именно я отдал все эти распоряжения,
 и я настаиваю на них. Всю ответственность я беру на себя и не боюсь ее". 

3 марта в одном из публичных выступлений он пояснил, обращаясь при этом к 
врагам родины, то есть партии: "Мне не надлежит вершить правосудие. Моя задача 
разгромить и уничтожить и ничего более... Смертельную схватку, в которой мои 
руки дотянутся до вашего горла, я доведу до конца вместе с моими людьми в 
коричневых рубашках". 

Можно ли удивляться после этого, что Шеппман, префект полиции Дортмунда, имея 
такую установку, дал своим подчиненным приказ стрелять без предупреждения по 
распространителям листовок, порочащих режим. Можно ли удивляться тому, что 
каждый день обнаруживались все новые и новые трупы, как правило со следами 
жесточайших пыток и избиений, тому, что, как писали газеты в конце февраля, 
всего за шесть недель в концентрационные лагеря и тюрьмы были брошены самое 
малое 28 тыс. человек? Впрочем, эта цифра явно преуменьшена, поскольку 
большинство арестов совершалось тайно. 

Пожар рейхстага и подписанный тут же декрет о введении чрезвычайного положения 
дали нацистам возможность придать этой вакханалии насилия беспрецедентный 
размах и отправить в лагеря и тюрьмы всех руководителей оппозиции. 

Наконец к 5 марта нацисты прочно овладели властью. Геринг, ставший 
министром-президентом Пруссии, готовился завершить начатое и представить миру 
свою полицию, которой он так гордился. Но за кулисами уже появился другой 
человек, исполненный решимости отнять ее у него. 

3. Гестапо создано и участвует в поджоге Рейхстага 

23 марта 1933 года Геринг открыл первое заседание рейхстага нового созыва. На 
этом заседании было принято решение об амнистии для тех, кто совершил 
преступление или нарушил закон, "движимый патриотическими мотивами", иначе 
говоря - для нацистов. Амнистия была расширена принятым 23 июня законом, 
распространявшим ее действие на судебные решения, по которым были осуждены 
национал-социалисты в годы борьбы за приход нацистов к власти. По этому закону 
осужденные подлежали немедленному освобождению, судимость с них снималась и им 
возвращались взысканные с них штрафы. Партия национал-социалистов 
расплачивалась по своим долгам и обеспечивала прикрытие своим людям. Тем самым 
им выдавался своего рода вексель на будущее, но Геринг хотел, чтобы отныне все 
происходило в рамках строгой законности. В его устах это означало, что убийства 
будут совершаться только по приказу. 

Однако, чтобы установить свой надзор и контроль за этой более или менее 
противозаконной деятельностью, следовало устранить всех министров, не 
являвшихся членами нацистской партии. Два первых закона из числа основных 
законоположений, определявших организационные устои нацистской 
государственности, были опубликованы 1 и 7 апреля. 

Парламенты всех земель, за исключением Пруссии, распускались. Вместо них 
назначались специальные представители канцлера - рейхсштатгальтеры, которым 
поручалось наблюдать за строгим выполнением законов рейха и распоряжений фюрера.
 Одним росчерком пера устанавливалась строго централизованная государственная 
система. Вскоре исчезнут и рейхсрат (совет представителей земель), лишенный 
своей основы, и к началу 1934 года прочие атрибуты суверенности земель. Само 
собой разумеется, что на посты штатгальтеров назначались лишь наиболее 
испытанные из нацистов. При дележе этих мест львиная доля оказалась в руках 
активистов политических органов нацистской партии, вступивших в яростную борьбу 
с высокопоставленными деятелями из СС как с опасными соперниками. 

В Пруссии дело осложнялось тем, что необходимо было избавиться от фон Папена. 
Тогда Гитлер сам себя назначил штатгальтером и в полном соответствии с декретом 
передал свои полномочия Герингу. С этого момента рейхскомиссар фон Папен 
лишился в Пруссии всех своих прерогатив. Поскольку Геринг трудился над 
завершением создания своей полицейской машины, земельное правительство Пруссии 
пока еще не было распущено: его устранение привело бы к передаче местной 
полиции в ведение Фрика, сохранявшего пост министра внутренних дел рейха. 

Проведя все подготовительные мероприятия, Геринг опубликовал 26 апреля 1933 
года специальный декрет, которым создавалась тайная государственная полиция - 
гехаймештатсполицай, - подведомственная министерству внутренних дел Пруссии, 
иначе говоря, подчиненная лично Герингу. В тот же день Дильс был назначен 
заместителем руководителя этой полиции. Немецкое слово "гехайме" может иметь 
два значения: во-первых, "тайная" и, во-вторых, "частная". И в самом деле, если 
эта полиция по определению должна была стать тайной полицией, она в то же время 
была и частной полицией одной партии и даже одного человека. Слияние воедино 
партии и государства, характерное для всех тоталитарных режимов, находило в 
этом факте свое яркое выражение, проявляясь также во всех областях общественной 
жизни. 

В тот же день другим декретом создавались управления гестапо во всех 
административных округах Пруссии, подчиненные центральной службе, находившейся 
в Берлине. Если до сих пор гестапо действовало лишь в районе Берлина, то теперь 
оно протягивало свои щупальца в каждый округ, правда пока еще не выходя за 
пределы Пруссии. 

Тем временем чистка продолжалась уже не только в полиции, но и в 
правоохранительных органах и среди государственных служащих. Закон от 7 апреля 
предоставил возможность увольнять судей и чиновников, придерживающихся 
антифашистских взглядов, евреев, а также тех, кто когда-либо состоял в левых 
организациях. 

22 июня специальная инструкция, изданная министерством Геринга, предписывала 
всем чиновникам следить за характером высказываний государственных служащих и 
сообщать министерству о любой критике. 30 июня аналогичным распоряжением 
вводилась практика доносительства среди рабочих и служащих. Так складывалась 
система анонимных доносов, постоянного соглядатайства, всеобщей слежки всех за 
всеми, сеть, постепенно пронизавшая всю ткань общественного организма. 

Все нити этой паутины сходились в руках тайной полиции. Ее привыкли называть в 
соответствии с сокращенным почтовым обозначением (по начальным буквам) - 
"гестапо", и именно под таким названием организация приобрела свою печальную 
славу. Уже в июле гестапо одержало еще одну победу над оппозицией, 
засвидетельствовав свою эффективность. Речь шла о разгроме подпольной 
организации коммунистической партии, над созданием которой коммунисты работали 
уже многие годы. Руководящее ядро организации, возглавляемое Джоном Шеером, 
было арестовано в полном составе. Шеера должны были судить за восстановление 
запрещенной партии, но штурмовики выкрали его из тюрьмы и убили. 

Нанося удары по оппозиции, службы Дильса одновременно приступили по приказу 
Геринга к подрыву позиций СА - штурмовиков. При этом их мишенью оказался Рем. 

В силу своего положения Геринг ведал всем, что касалось концентрационных 
лагерей. Но большинство этих лагерей, созданных штурмовиками, оставались ему 
неподконтрольны. О них рассказывали ужасы, леденящие кровь. Геринга это не 
шокировало, но он считал нетерпимым положение, когда ставилось под вопрос его 
всевластие. Рассказы об ужасах в лагерях СА дали ему повод для перехода в 
прямое наступление против Рема. Тем более что Рем становился все более опасен. 
После прихода нацистов к власти отряды штурмовиков росли на глазах. Одна лишь 
берлинская группа СА насчитывала теперь более 600 тыс. членов. Некоторые 
формирования "Красного фронта" в полном составе влились в отряды СА. Берлинцы 
называли их "бифштексами" - коричневыми снаружи и красными внутри. Теперь Рем 
не испытывал беспокойства: к концу 1933 года в Германии насчитывалось 4500 тыс. 
членов штурмовых отрядов и Рем фактически стал министром без портфеля. 

Пытаясь помешать дальнейшему усилению Рема, Геринг поручил Дильсу провести 
расследование в отношении концлагерей СА и ликвидировать их. Должны были 
сохраниться лишь "официальные лагеря", контролируемые СС. На этот счет Геринг 
предварительно договорился с руководителем СС Гиммлером. 

Фактически концлагеря давали штурмовикам возможность сводить свои кровавые 
счеты. Они ликвидировали не только противников, но и вчерашних сообщников, 
ставших почему-либо опасными. Так был убит инженер Джордж Белл, посредник в 
финансовых переговорах между Гитлером и сэром Генри Детердингом. 

В ведении этой группы находился Берлин и довольно обширная пригородная зона - 
Бранденбург. 

Был убит и майор полиции Хунглингер, который десятью годами ранее - 9 ноября 
1923 года -противостоял Гитлеру в событиях, связанных с провалившимся путчем в 
Мюнхене. Погибли также некоторые штурмовики, отошедшие от движения, 
руководители СС, которые под руководством Гиммлера, каждодневно проявлявшего 
свои растущие амбиции, становились все более опасными конкурентами штурмовиков. 


Штурмовики хотели, чтобы их потери - 300 убитых и 40 тыс. раненых в дни борьбы 
за власть - были оплачены кровью. 

Вот что рассказывал на Нюрнбергском процессе Гизевиус, свидетельство которого 
тем более ценно, что он сам в течение нескольких недель работал в гестапо до 
того, как ушел в оппозицию: "Штурмовики организовывали широкие операции 
прочесывания, обыскивали дома, конфисковывали имущество, допрашивали людей, 
отправляли их в тюрьмы. Короче говоря, они стали действовать как самозваная 
полиция, не уважая никаких установлений демократического государства... Горе 
было всякому, кто попадал в их лапы. К тому времени относится создание ими 
"бункера", этой ужасной тюрьмы. Впрочем, каждый отряд имел в своем распоряжении 
что-то подобное. Похищение людей стало излюбленным методом СА. Заслуги любого 
штандартенфюрера измерялись числом арестов, проведенных им, а репутация каждого 
штурмовика определялась в зависимости от того, насколько "эффективными" 
оказывались проведенные им "допросы". 

В некоторых землях Германии вчерашние союзники - правые партии - стали 
выказывать озабоченность такой деятельностью штурмовиков. В Брауншвейге 
организация "Стальной шлем" выступила против штурмовиков. Немедленно последовал 
роспуск "Стального шлема". Любое сопротивление беспощадно подавлялось, 
колеблющиеся отметались. 

Командиры штурмовых отрядов превратились в надменных и жестоких властителей, 
решавших вопросы жизни и смерти сограждан по кварталу. Каждый из этих князьков 
набирал себе обычно собственную охрану из всякого рода подозрительных личностей,
 вооруженных до зубов, и сколачивал особые группки с задачей - выслеживать и 
ликвидировать политических противников. Как правило, эти группки носили 
название "служба ТС". Они хватали коммунистов и тех кого они считали 
коммунистами, евреев и, на худой конец, каких-нибудь запуганных бюргеров. 

Конечно, это можно было рассматривать как незаконную конкуренцию, и Геринг 
рассердился не на шутку. Дильс смог заглянуть в некоторые "частные" лагеря. 
Таких лагерей насчитывалось что-то около 40 с содержащимися в них 40 или 50 тыс.
 "врагов родины". Самым известным среди них был лагерь в Ораниенбурге, но, хотя 
он и был создан штурмовиками, среди его сотрудников были и гестаповцы. Туда 
отправляли большинство лиц, арестованных гестапо. Поэтому ораниенбургский 
лагерь не тронули. Зато вспомнили о лагерях, находившихся в Вуппертале, 
Хохнштейне и в Бредове, которыми командовали местные руководители штурмовиков. 
Министерство юстиции получало оттуда письма, свидетельствовавшие о плохом 
обращении с заключенными. Министр Гюртнер переслал эти жалобы Гитлеру с 
припиской: "Заключенных без всякого основания не только бьют кнутами и разными 
инструментами до потери сознания, но и подвергают разнообразным пыткам, 
например в лагере для интернированных, находящемся в Бредове, близ Штеттина". 

Бредовский лагерь был создан местным руководителем штурмовиков Карпфенштейном, 
бывшим гаулейтером Померании. Геринг закрыл этот лагерь и лагерь Бреслау, 
руководимый Гейнсом, близким сотрудником Рема, тоже гомосексуалистом, 
подвергавшим заключенных самым садистским, пыткам. Кроме того, в пригороде 
Берлина один из руководителей штурмовиков Эрнст, в прошлом официант кафе, имел 
свой лагерь. Прошлое этого человека было более чем сомнительно. Геринг прикрыл 
его заведение. 

Зато не было и речи о вмешательстве в дела лагерей, подведомственных эсэсовцам, 
таких, как Дахау, название которого станет общеизвестным 12 лет спустя. 
Начальник этого лагеря СС Эйке подготовил для своего лагеря специальное 
положение, в котором были следующие строки: 

"Терпимость означает слабость. Поэтому следует безжалостно наказывать всякого, 
кто посягает на интересы родины. Настоящее положение не относится к 
добропорядочным гражданам, совершившим ту или иную ошибку. Но политические 
агитаторы и вожаки-интеллигенты любой политической окраски должны быть 
предупреждены: не попадайтесь нам. Мы вас возьмем за горло и заставим замолчать 
вашими же собственными методами". 

Каждый эсэсовец знал, что следовало понимать под "интересами родины". В мае в 
Дахау были убиты депутаты-коммунисты Дрессель и Шлеффер. Между 16 и 27 мая 
четверо других заключенных были убиты четырьмя охранниками СС, действовавшими 
поодиночке, что свидетельствует о том, что такие убийства вошли в обычную 
практику. 24 мая после пыток был убит двумя пулями в затылок доктор Альфред 
Штраус, мюнхенский адвокат. Врач, проводивший вскрытие трупа, записал, что все 
тело "покрыто почерневшими и синими кровоподтеками и многочисленными ранами". 
При подобных же обстоятельствах нашли смерть и трое других заключенных: Леонард 
Гаусман, Луис Шлосс и Себастьян Нефцгер. 

Мюнхенская прокуратура, которая еще не перестроилась, как того требовали 
нацисты, попыталась начать расследование в связи с этими убийствами. Однако 
руководство эсэсовцев ответило, что все четверо заключенных были убиты при 
попытке к бегству. Между тем в акте вскрытия трупа Штрауса указывается, что он 
был в тапочках, "носок имелся лишь на одной ноге, другая же была без носка 
из-за раны на ней". К тому же пули были выпущены в затылок и в упор. 

Совершенно ясно, что лагеря штурмовиков были закрыты отнюдь не по причине 
плохого обращения с заключенными, а именно потому, что они принадлежали 
формированиям СА. Рем и его друзья прекрасно поняли существо дела. Тут же они 
попытались ответить. 

В одно прекрасное утро берлинское гестапо доставило двух новых узников в 
Ораниенбург. Как повелось, оба были в очень тяжелом состоянии. Было очевидно, 
что их подвергли "усиленному" допросу. Однако на этот раз администрация лагеря 
восприняла случившееся чуть ли не с негодованием; начальник лагеря Шефер 
доложил об инциденте своему непосредственному начальству - штандартенфюреру 
Шутцвехслеру. Тот также продемонстрировал свое негодование по поводу столь 
"отвратительных методов", Оба тут же отправились на Принц-Альбрехтштрассе, где 
находилось гестапо, чтобы "потребовать объяснений". Их встретили вежливо, 
пообещали найти виновных и завтра же дать окончательный ответ. 

На следующий день ответ был получен по телефону: ораниенбургский лагерь 
ликвидировался по причине грубого обращения в нем с заключенными. При этом 
сообщалось, что к лагерю направлен поезд, на котором все заключенные должны 
быть переправлены в новый лагерь, открытый эсэсовцами около Эмса. Шефер едва 
успел домчаться до Берлина и рассказать всю историю государственному секретарю 
Грауэрту. Почувствовав, что назревает крупный конфликт, Грауэрт решил 
приостановить действие приказа о ликвидации лагеря. Ораниенбургский лагерь, 
таким образом, продолжал действовать под руководством того же Шефера. 

Но это была лишь мелкая стычка в войне, которую различные службы нацистов вели 
между собой на протяжении всего их существования, пока сам режим не потерпел 
крах. А личные счеты сводились и в зале заседаний Нюрнбергского трибунала! 
Подчас соперничество перерастало в лютую ненависть друг к другу. 

Соперничество это возникло на почве борьбы за теплые местечки, за почести, за 
материальные выгоды, которыми вознаграждались обычно не те, кто проявил 
способности, имел заслуги и высокие моральные качества, а те, кто сумел 
понравиться, или принадлежал к тому или иному набравшему силу в данный момент 
клану, или же располагал влиятельными друзьями. Крупная организация стремилась 
потеснить соседнюю, особенно если сфера компетенции последней соприкасалась с 
ее собственной. А внутри каждой крупной организации, каждой службы процветала 
групповщина, стремление каждой группки продвинуться поближе к власти. 

Гестапо не было исключением из этого правила. Даже если внешне гестапо 
выглядело как внушающая ужас единая организация, проникнутая ледяным 
спокойствием, то любому, кто был знаком с внутренним положением этой 
организации, она представлялась скорее банкой с разъяренными пауками. 

Нашлись претенденты и на место, занимаемое Дильсом, фаворитом Геринга, 
незаменимым для него человеком. Некоторым стало казаться возможным свалить 
Дильса и самим занять его кресло. Согласно сложившейся у нацистов практике, 
доносчиков поощряли тем, что давали им усесться на место того, кого они 
отправляли к палачам. Соперники Геринга метили в Дильса потому, что его уход 
означал бы существенную потерю для министра-президента. Но пока что, лавируя, 
Дильс противостоял этим попыткам устранить его с ловкостью прожженного 
дворцового интригана. 

Настал, однако, день, когда один из врагов Дильса нашел у него уязвимое место. 
Была развернута лицемерная кампания протестов против жестокости гестапо, и 
президенту Гинденбургу было вручено соответствующее досье, которое ему передали 
представители немецкого генералитета, пользовавшиеся его доверием. Составлено 
оно было Фриком, который все еще не мог забыть методы, использованные Герингом 
для выводу гестапо из-под его контроля. Однако демарш не дал никакого 
результата. Геринг разъяснил, что речь здесь шла об отдельных случаях, имевших 
место вследствие непомерного усердия нижних чинов. Он даже пошел на создание 
специальным декретом комиссии, которой вменялось в обязанность подготовить 
реорганизацию гестапо и наказать виновных. Само собой разумеется, что эта 
комиссия так никогда и не собралась. Впрочем, чтобы успокоить маршала, Геринг 
был вынужден пожертвовать Дильсом, который был смещен со своего поста в 
сентябре 1933 года. Однако последовавшее в тот же день назначение его на 
должность заместителя начальника берлинской полиции вполне компенсировало ему 
эту потерю. Зная нравы учреждения, одним из создателей которого он являлся, 
Дильс, не колеблясь ни минуты, пренебрег новым назначением и эмигрировал в 
Чехословакию. Он считал, что безопасней для него будет наблюдать дальнейшее 
развитие событий из Богемии. Даже Австрия, уже напичканная нацистами, 
показалась ему недостаточно надежной. 

Геринг не мог не почувствовать нанесенного ему удара: отставка Дильса стала 
победой его врагов. И он нашел способ парировать этот удар. 

На освободившееся место Геринг назначил проверенного члена нацистской партии, 
представителя ее старой гвардии, которого никто не мог заподозрить в чем-либо, 
порочащем звание члена партии. Это был Поль Хинклер, близкий друг Вильгельма 
Кубе, бывшего председателя нацистской фракции в ландтаге Пруссии, 
обер-президента Бранденбурга. 

Хинклер приступил к исполнению своих обязанностей. Однако Геринг знал, хоть и 
виду не подавал, что Хинклер законченный алкоголик и по сравнению с достигнутым 
им в этой области уровнем запои Дильса могли показаться детской забавой. К тому 
же в прошлом Хинклер был судим за соучастие в убийстве, хотя суду и не удалось 
установить меру его ответственности. В сущности, это был умственно 
неполноценный человек, и к тому же алкоголик. 

Скрывшись в сельской глуши, Дильс не переставал внимательно наблюдать за 
событиями. Судебный процесс о поджоге рейхстага начался 21 сентября, примерно 
за неделю до бегства Дильса, и, поскольку он руководил расследованием и знал 
все его тайные стороны, ему было ясно, что дело приобретет скандальный оборот. 
За границей начавшийся суд привлек всеобщее внимание, немцы-эмигранты всячески 
стремились пролить свет на эти события, и в подобной обстановке Дильс дал знать 
в Берлин, что он мог бы вернуться, если его возвращение будет оценено по 
достоинству. 

Тем временем Хинклер в Берлине делал глупость за глупостью, так что к концу 
октября, меньше чем через месяц после вступления в должность, его пришлось 
спешно увольнять. Получив срочный вызов, Дильс согласился вернуться на свой 
пост. Сразу же по возвращении он приказал выдать ордер на арест Хинклера. Когда 
Хинклер ранним утром увидел у своих дверей вчерашних коллег из гестапо, он, не 
медля ни минуты, выпрыгнул в окно в пижаме и оказался в садах Тиргартена. 
Откуда полицейский патруль доставил его в участок, где он смог связаться со 
своим другом Кубе, примчавшимся выручать Хинклера из беды. 

Эта акция подействовала как предостережение, и Дильс вернулся к своим 
обязанностям и к прежним методам. В свою очередь Геринг хорошо понял, в кого 
метили противники Дильса, и решил принять превентивные меры. 30 ноября 1933 
года, используя свои полномочия министра-председателя правительства Пруссии, он 
издал поистине "революционный" указ, которым политическая полиция, гестапо, 
объявлялась полностью независимой от министерства внутренних дел. В силу этого 
документа гестапо подчинялось одному лишь Герингу. С правовой точки зрения 
подобное выделение политической полиции в самостоятельную организацию 
представляло собой чудовищную юридическую несуразность. Но для нацистов 
пренебрежение к юридическим нормам было делом совершенно обычным. 

В тот же день Геринг выдал ордер на арест некоторых членов той самой комиссии, 
которой после ухода Дильса было поручено реорганизовать гестапо и которая так и 
не собралась ни одного раза. Эти ордера не нашли себе практического применения, 
но цели своей достигли: они послужили предупреждением для всех, кто захотел бы 
поближе взглянуть на то, что происходит в недрах неприкосновенного гестапо. 

В начале 1934 года пресса Херста опубликовала в Соединенных Штатах статью 
Геринга, где он писал: "Мы лишаем защиты закона врагов народа... Мы, 
национал-социалисты, сознательно отказываемся от фальшивой мягкости и ложного 
гуманизма... Мы не признаем лживых выдумок адвокатов, ни их китайской грамоты и 
юридических тонкостей". 

Действительно, никогда нацисты не считались с "адвокатской китайской грамотой". 
Один лишь раз они попытались использовать в целях пропаганды большой публичный, 
тщательно отрепетированный ими судебный процесс, но и эта попытка обернулась 
для них крахом. 

21 сентября 1933 года в Верховном суде "третьего рейха", заседавшем во Дворце 
юстиции Лейпцига, начался второй акт той драмы, которая в феврале потрясла 
Германию и весь мир. Семь месяцев прошло с того дня, когда наполовину обрушился 
купол рейхстага, объятый пламенем, и свободная либеральная Германия рухнула 
вместе с ним во все пожирающий огонь нацистских пожарищ. В эти дни новые 
хозяева рейха пытались оправдать себя в глазах международного общественного 
мнения, поскольку после пожара рейхстага никто в мире не верил в сказки о 
причастности к нему коммунистов. А эта нацистская версия уже позволила к тому 
времени начать жестокие репрессии и подавить оппозицию, без чего 
национал-социалисты, еще не вполне окрепшие, не смогли бы удержать власть в 
своих руках; 

Судья Бюнгер, поседевший в служении Фемиде, в окружении четырех заседателей в 
красных мантиях в ходе пятидесяти четырех судебных заседаний прилагал все 
мыслимые усилия, чтобы придать хотя бы минимальную пристойность развернувшимся 
судебным прениям, которые то и дело выходили из-под его контроля. 

На скамье подсудимых расположились пятеро обвиняемых, которых, как это было 
очевидно, свело здесь лишь случайное стечение обстоятельств, использованное 
организаторами процесса. Первым был полусумасшедший голландец ван дер Люббе, 
арестованный в горящем рейхстаге и который, вне всякого сомнения, был одним из 
поджигателей. Рядом с ним находился Торглер, бывший руководитель группы 
коммунистов-депутатов рейхстага, один из наиболее известных ораторов германской 
компартии, уступавший по популярности лишь ее руководителю Эрнсту Тельману. Он 
по собственному почину явился в полицию на следующий день после пожара 
рейхстага, чтобы изложить свою точку зрения на события, и был тут же арестован. 
Обвинение против него держалось на показаниях двух подозрительных субъектов 
депутатов Фрея и Карвана, бывших активистов компартии, перешедших в ряды 
Национал-социалистской немецкой рабочей партии. Они заявили под присягой, что 
видели, как Торглер в день пожара входил в рейхстаг вместе с ван дер Люббе. 
Судье эти свидетельства показались заслуживающими доверия. Гораздо больший 
интерес представляли трое других обвиняемых. Это были болгары, арестованные при 
весьма странных обстоятельствах. Некий Гельмер, официант ресторана "Байернгоф", 
что на Потсдамерштрассе, увидел в газетах фотографию ван дер Люббе. Он также 
прочел объявление, обещавшее 20 тыс. марок тому, кто сможет помочь в розыске 
его сообщников. Гельмер вспомнил, что видел ранее ван дер Люббе в своем 
ресторане, куда он заходил с тремя незнакомцами, выглядевшими, конечно, как 
"большевики". То обстоятельство, что "Байернгоф" был рестораном достаточно 
высокого класса, чтобы бродяг вроде ван дер Люббе не пускали далее порога, было 
проигнорировано. Полиция устроила засаду в "Байернгофе" и 9 марта арестовала 
там трех его завсегдатаев. У двоих оказались паспорта, не вызывавшие на первый 
взгляд сомнений, а у третьего документов не было. По паспортам первые двое 
числились как доктор Гейдигер и Панев. Полиции потребовалось лишь несколько 
минут, чтобы установить, что эти документы фальшивые. Тогда все трое признались,
 что они являются гражданами Болгарии, и дали свои настоящие имена: Благой 
Попов, Васил Танев и Георгий Димитров. 

Димитров! Как только о его задержании узнали в штаб-квартире гестапо, радости 
ее сотрудников не было конца. Еще бы! Димитров являлся руководителем 
коминтерновского подполья в Западной Европе и был уже осужден в Болгарии: 
первый раз на 20 лет тюремного заключения и второй раз на 12 лет. Двое его 
товарищей были также осуждены за свою политическую деятельность на 12 лет 
каждый. Они бежали из Болгарии, нашли себе убежище в России, где пробыли 
достаточно долго, и только что прибыли в Германию, пытаясь отсюда нелегально 
пробраться в Болгарию. Они утверждали, что никогда не видели ван дер Люббе, а 
Торглер известен им лишь по фамилии. Как только распространилось известие об их 
аресте, сбежались десятки свидетелей. Все они уверяли, что видели троих болгар 
в компании ван дер Люббе и Торглера в ресторане, на улице, в рейхстаге, когда 
они таскали ящики, что-то высматривали в холле рейхстага и в других самых 
немыслимых местах. Димитров воспринял эти утверждения с полным спокойствием. 
Ему нетрудно было доказать, что в день пожара он находился в Мюнхене. 

Таковы были люди, сидевшие на скамье подсудимых, и таковы были улики, 
справедливые в отношении ван дер Люббе и беспочвенные в том, что касалось 
четырех других. 

Процесс привлек внимание широкой публики. В зале находились 120 журналистов 
почти всех стран, за исключением советских, не допущенных в помещение суда. 
Гитлер возлагал большие надежды на "суровый" приговор, который должен был дать 
новую пищу для антикоммунистической пропаганды. 

Незадолго до Лейпцигского процесса дело разбиралось в другом суде. Немецкие 
эмигранты, нашедшие себе убежище во Франции, в Голландии, в Англии, а некоторые 
и в Соединенных Штатах, подняли на ноги мировую общественность. Они сами 
провели расследование, собрали свидетельства, опубликовали фотографии и 
документы, проливающие свет на ту истину, о которой догадывался каждый: 
рейхстаг был подожжен самими нацистами ради того, чтобы престарелый Гинденбург 
согласился подписать законы о введении чрезвычайного положения и чтобы найти 
оправдание начавшимся репрессиям. 

В Париже сложилась чрезвычайно активная группа, в работе которой приняли 
участие Андре и Клара Мальро, Жан Гюенно, итальянец Кьяромонте. Двое немецких 
писателей-коммунистов - Вилли Мюнценберг и Густав Реглер опубликовали на многих 
языках "Коричневую книгу", получившую широкое распространение. Подлинный смысл 
событий становился достоянием гласности. 

В начале сентября один из антифашистских комитетов образовал в Лондоне 
Международную комиссию по расследованию, которая решила провести заранее 
слушание дела о поджоге рейхстага. В работе комиссии, проходившей под 
председательством крупного лондонского адвоката, советника Двора Ее Величества 
Дениса Ноуэлла Притта, приняли участие французские, английские, американские, 
бельгийские, швейцарские общественные деятели, и в частности Гастои Бержери, 
г-жа Моро Джиафери, г-жа Анри Торрес, Артур Хейс, Вермелен. Место прокурора в 
ходе этого процесса занимал сэр Стаффорд Криппс, изложивший все известные факты 
и пояснивший, что данная имитация судебного разбирательства не имеет подлинной 
юридической силы и служит лишь тому, чтобы выяснить истину, которой 
определенные обстоятельства мешают выявиться в самой Германии. 

К моменту завершения работы комиссии с полной определенностью выяснилось, что, 
хотя ван дер Люббе и являлся одним из поджигателей рейхстага, он мог быть лишь 
орудием в чьих-то руках. В чьих же? На этот вопрос комиссия ответила 
определенно: в руках нацистов, и в особенности Геринга, который таким образом 
становился главным обвиняемым. 11 сентября г-жа Моро Джиафери, получившая к 
этому времени массу писем, содержавших угрозы по ее адресу, громогласно 
заявила: "Нет в мире ни такого суда, ни такого правопорядка, которые, даже 
будучи настроены негативно в отношении обвиняемых, смогли бы хоть на миг 
допустить обоснованность всех этих смехотворных доказательств. Да, но теперь 
надо спасать лицо тому, кто выходит на сцену из-за спины этих людей, которых 
решено погубить. Теперь речь идет о спасении того, кто уже осужден всеми 
честными людьми, Геринга..." 

"Кто был в Берлине 27 феврали вечером, имея в своем распоряжении ключи от 
рейхстага? 

Кто направлял действия полиции? 

Кто контролировал режим полицейского надзора и мог его усилить или снять 
совсем? 

Кто имел ключи от подземных переходов, через которые поджигатели проникли в 
здание рейхстага? 

Этот человек не кто иной, как Геринг, министр внутренних дел Пруссии и 
председатель рейхстага!" 

Итак, спасти лицо... Это была фраза, брошенная г-жой Моро Джиафери, и это было 
как раз то, чем занимался суд в Лейпциге. Здесь среди обвинителей царила паника,
 и они сами лишь пытались защититься от яростных нападок разъяренного 
Димитрова; остальные четверо не доставляли им хлопот. Ван дер Люббе неизменно 
находился в состоянии мрачного отупения и на все вопросы дал лишь несколько 
односложных ответов. А Танев и Попов не знали ни одного слова по-немецки. Ход 
судебных заседаний определял Димитров. Именно он стал обвинителем. И его 
обвинения были настолько точны, что 17 октября доктор Вернер, государственный 
обвинитель, был вынужден принять решение, ошеломившее присутствующих. Он взял 
ту самую "Коричневую книгу", которую опубликовали эмигранты, и стал страница за 
страницей пытаться опровергнуть содержащиеся в ней обвинения, утверждая, что 
речь идет о клеветнических измышлениях! 

Таким образом, обвинители стали обвиняемыми и на всем протяжении дальнейших 
судебных заседаний пытались лишь оправдаться. 

В суд для дачи показаний были вызваны лица, имена которых в Германии 
произносили только шепотом: руководитель штурмовых отрядов Силезии Гейне, 
префект полиции Бреслау граф Хеллендорф, руководивший берлинскими штурмовиками 
в момент пожара, префект полиции Потсдама, штурмовик Шульц и, наконец, сам 
Геринг! 

Гизевиус оставил красочное описание появления Геринга перед судом. Этот 
популярный Герман обычно разыгрывал на публике одну из излюбленных им ролей 
"ближайшего соратника", "национального героя" и т.д. Но в тот момент он 
предпочел играть роль "железного человека", и именно этот образ он избрал для 
выступления в суде. 

Он появился там в светлом охотничьем костюме, в высоких сапогах, стучавших по 
паркету, с напускным спокойствием, которое, однако, скоро его покинуло. Уже 
через несколько минут он стал красным и потным от ярости, сотрясал криком свод 
зала судебных заседаний. Он был ошеломлен поворотом судебного разбирательства. 
Он не понимал причин, по которым судьи занялись этой "Коричневой книгой", 
"подстрекательским сочинением, которое он уничтожает повсюду, где находит". 

Со своего председательского места Бюнгер наблюдал эту сцену в полной 
растерянности. Он начал понимать, что это судебное разбирательство поставит 
точку в его карьере. На скамье подсудимых Димитров не скрывал своего 
удовлетворения. Геринг, еще не остывший от приступа гнева, бросал на него 
угрожающие взгляды, пытаясь обрести спокойствие. И вот обвиняемый Димитров 
принялся в свою очередь допрашивать министра-президента! И министр-президент 
был вынужден отвечать. 

Завязался невероятный диалог: 

- Что изволил делать господин министр внутренних дел 28 февраля и в течение 
последующих дней, когда легко можно было обнаружить сообщников ван дер Люббе? - 
спросил Димитров. 

- Я не являюсь сотрудником судебной полиции, - ответил Геринг, - я министр. Для 
меня гораздо важнее заниматься делами партии, идеи которой движут миром, за что 
она и несет ответственность. 

Так он попал в ловушку, поставленную Димитровым, перенося дискуссию на 
политическую почву. Хоть он и считался одним из авторов стратегии 
национал-социалистской партии, ему было не по плечу противостоять мастеру 
марксистской диалектики. В мгновение ока допрос превратился в митинг 
коммунистической пропаганды. Чувствуя свою слабость, Герман брызгал слюной и 
стремился оскорбить своего противника. 

- Сволочь, - кричал он, - вас повесить мало! 

Судья вмешался, чтобы напомнить Димитрову, что ему уже было запрещено 
заниматься коммунистической пропагандой. 

- Ограничьтесь вопросами, прямо относящимися к нашему делу, - добавил он 
примирительным тоном. 

- Благодарю вас, - ответил Димитров, - я весьма доволен ответом г-на министра. 

- Хулиган! - кричал Геринг. - Выведите его! Я еще до тебя доберусь! 

И когда Димитрова выводили из зала заседаний, среди всеобщего смятения и шума 
он добавил, обращаясь к Герингу: 

- Уж не боитесь ли вы, г-н министр, вам, наверное, страшно?.. 

Обвинение ван дер Люббе и других подсудимых в сговоре основывалось на том факте,
 что ван дер Люббе был коммунистом. Но в ходе судебного разбирательства 
выяснилось, что если когда-то ранее ван дер Люббе и был коммунистом, то с 1931 
года он покинул партию: проведенное уголовной полицией расследование доказало 
это со всей очевидностью. 

23 декабря состоялся приговор: ван дер Люббе был приговорен, к смертной казни, 
а четверо других участников процесса оправданы. Мировая печать широко 
комментировала события, эмигранты торжествовали. Несмотря на полученные ими 
указания, немецкие судьи не решились вынести обвинительный приговор невиновным. 
Узнав о приговоре, Гитлер впал в истерику, приступов которой так боялись его 
приближенные. 

Геринг, однако, никак не мог решиться выпустить свою добычу. Он заявил 
Димитрову: "Ты мне еще попадешься". И вот, несмотря на оправдательный приговор, 
четырех коммунистических лидеров отправили в тюрьму. Они были освобождены 27 
февраля под давлением международного общественного мнения, все громче 
выражавшего свое возмущение. По выходе из тюрьмы Торглер был переведен в 
концентрационный лагерь. Выпущенный оттуда, он оплатил это освобождение, 
перейдя на службу к нацистам. 

10 января было объявлено, что приговор ван дер Люббе приведен в исполнение в 
лейпцигской тюрьме. Однако многие в Германии сомневались в достоверности этого 
заявления. Утверждалось, что семья ван дер Люббе, действуя в соответствии с 
законодательством, неоднократно обращалась с просьбой выдать им останки 
покойного, чтобы совершить обряд похорон в Голландии. Однако немецкие власти 
отказали им в этой просьбе. Если ван дер Люббе был провокатором, мало вероятно, 
чтобы нацисты не использовали без малейших колебаний представившиеся 
возможности избавиться от лишнего свидетеля, неуклонно соблюдая при этом букву 
закона. Обычно гестапо не любило оставлять следы. 

На дымящихся развалинах рейхстага с неизбежностью возникают буквы латинского 
изречения: Is fecit cui prodest? - Кому было выгодно? Для нацистов пожар был 
подарком судьбы. Он был нужен для оправдания репрессий, для укрепления позиций 
и роли гестапо и для придания соответствующего настроя избирательной кампании. 

Спустя час после обнаружения пожара Гитлер и Геринг вместе смотрели на 
разгоравшееся пламя. 

В сопровождении Дильса они прошли по коридорам здания, еще свободным от огня. 
Дильс докладывал им о том, что его люди, уже принявшиеся за работу, успели 
установить. 

Глядя на огонь, Гитлер громко сказал: "Это - знамение Господне! Никто теперь не 
помешает нам железной рукой раздавить коммунистов". 

31 января Геббельс записал в своем дневнике: "Основные направления борьбы с 
красным террором были намечены на совещании у Гитлера. Мы воздержимся пока от 
контрмер. Только в подходящий момент, когда коммунисты начнут свою революцию, 
мы нанесем свой удар". 

Надо было, таким образом, дождаться того, чтобы "коммунисты начали революцию", 
прежде чем приступить к контрмерам. Однако время шло, а революция не начиналась,
 и близились выборы. И вот наконец пожар, словно дар небес, как раз за неделю 
до назначенной даты выборов. И доктор Геббельс сумел извлечь из событий немалую 
выгоду. 

А за пять дней до пожара - 22 февраля - Геринг принимает оформленное декретом 
решение о преобразовании СА во вспомогательные силы полиции. Без штурмовиков 
полиция просто не справилась бы с массовыми арестами, которые ей предстояло 
провести за несколько часов в ночь пожара и на следующий день. Списки лиц, 
подлежащих аресту, были составлены задолго до этих событий, и задержание их 
требовало значительной численности участников операции. 

Еще один факт: пожар произошел в разгар избирательной кампании. Гитлер, как 
обычно, активно в ней участвовал. График его выступлений, подготовленный 
Геббельсом и переданный для ознакомления членам партии 10 февраля, был загружен 
до предела. Каждый день ему предстояло выступать в различных аудиториях, в 
местах, находящихся порой на значительном расстоянии одно от другого. Нельзя 
было терять ни одного часа столь драгоценного времени. Но - удивительное 
обстоятельство - ни одно предвыборное собрание не было намечено на 25, 26 и 27 
февраля, и все были оповещены о том, что 2 7 февраля публичных выступлений у 
Гитлера не будет. И вот странность: как раз 27 февраля рейхстаг и загорелся. 

Несколько слов о самом пожаре: и следователей, и полицейских, оказавшихся 
первыми на месте происшествия в считанные минуты после обнаружения огня, то 
есть примерно в 21 час. 15 мин., поразило обилие очагов возгорания - пятьдесят 
или шестьдесят пять, - разбросанных по всему зданию. Горело, по-видимому, 
какое-то легковоспламеняющееся вещество, большое количество которого полыхало в 
зале заседаний, создавая огромный столб огня. 

Консервативный еженедельник "Ринг", издававшийся Генрихом фон Глейхеном, членом 
"Геррен-клуба", в своем втором, мартовском номере опубликовал статью, 
оканчивавшуюся такими вопросами: "Как же все это стало возможным? Или мы и в 
самом деле нация слепых баранов? Где искать поджигателей, столь уверенных в 
своей безнаказанности?.. Может быть, это люди из высших немецких или 
международных кругов?" 

За публикацию этой статьи "Ринг" был запрещен, но такого рода вопросы возникали 
у всех. 

Геринг и Геббельс твердили на всех волнах, что поджог мог быть делом рук одних 
лишь коммунистов. На следующий же день гестапо и крипо (уголовная полиция) 
устроили обыск в Доме имени Карла Либкнехта, служившем штаб-квартирой 
руководства компартии. В помещениях Дома, уже неоднократно обыскивавшихся, 
пустовавших уже целый месяц и находившихся под охраной полиции, вдруг 
обнаружились, по утверждению Геббельса, "сотни килограммов документации 
огромного значения", доказывавшие существование плана насильственного захвата 
власти в Германии коммунистами. Пожар рейхстага должен был якобы послужить 
сигналом к началу красного террора. Прессу заполнили детальные описания этого 
плана, сорванного решительными действиями нацистов-патриотов. Однако 
соответствующие тексты, уличающие коммунистов, так и не появились в печати, 
несмотря на многочисленные просьбы, поступавшие от зарубежных органов прессы, и 
ни одна страница не фигурировала в ходе последовавшего за пожаром судебного 
процесса. 

А что же делали полицейские чины, расследовавшие обстоятельства пожара? В их 
распоряжении были все протоколы обследования места происшествия, они схватили 
на месте преступления одного из поджигателей, они были осведомлены благодаря 
вышеупомянутым документам о политической принадлежности сообщников поджигателя 
и их предполагаемой численности, в их сети попались не только Торглер и трое 
болгар. 

Но ведь Дильс лично "контролировал" расследование с помощью Артура Небе - 
ветерана уголовной полиции, автора солидного учебника по криминалистике. Их 
расследование топталось на месте или неожиданно оказывалось в тупике. 

Тем временем из уст в уста передавались странные слухи, назывались удивлявшие 
всех фамилии и кое-что достигало всеслышащих ушей гестапо. 

Так, некий доктор Белл рассказывал любопытные вещи про ван дер Люббе. Доктор 
имел немало друзей в рядах Национал-социалистской рабочей партии Германии. Он 
утверждал, что ван дер Люббе располагал хорошими связями в кругах штурмовиков, 
и добавлял с многозначительным видом, что ему известно все, что произошло в тот 
вечер, когда начался пожар. 3 или 4 марта в национальном клубе на 
Фридрихштрассе он рассказал то, что ему было известно, одному из своих друзей 
из народной партии. В восторге от полученной информации этот господин написал 
письма ряду товарищей по партии, делясь с ними откровениями доктора Белла. Одно 
из таких писем попало в гестапо. Сразу же доктор Белл почувствовал за собой 
слежку, пришел в ужас и в поисках надежного места перебрался через австрийскую 
границу, устроившись затем в Куфштейне, маленьком тихом городишке. 3 апреля, 
когда он уже был готов успокоиться, его убили штурмовики, приехавшие из Мюнхена.
 

Странная история произошла с доктором Оберфохреном, председателем группы 
немецких националистов в рейхстаге, человеком, считавшимся очень хорошо 
информированным. Ему также были известны некоторые странные подробности этого 
дела. Он проявил неосторожность, изложив то, что ему было известно о подготовке 
поджога, в памятной записке, которую он разослал некоторым своим друзьям. Один 
экземпляр этой записки попал за границу и был опубликован французскими, 
английскими и швейцарскими газетами. А 3 мая доктор Оберфохрен был найден 
мертвым в своей квартире. В полицейском протоколе фигурировала версия 
самоубийства, но родные покойного заявили, что все его личные документы и 
бумаги исчезли. 

Позднее, после кровавой "чистки людей Рема" 30 июня 1934 года, Крузе, шофер 
Рема, скрывшийся за границей, напишет письмо маршалу Гинденбургу, в котором 
сообщит, что пожар рейхстага был делом рук группы штурмовиков, доверенных людей 
Рема, действовавших при содействии Геринга и Геббельса. 

Однако все эти рассказы, сколь бы убедительны они ни были, содействовали 
установлению истины в меньшей степени, чем некоторые обстоятельства дела. Как 
можно было проникнуть в рейхстаг? Использовались обычно две двери: 2-й подъезд 
со стороны Симсонштрассе, открывавшийся лишь в дни заседаний, и 5-й подъезд, 
выходивший на набережную. 27 февраля открыт был только 5-й подъезд. Через него 
посетители проникали в обширный холл, вход в который был перекрыт ограждением с 
находящимся за ним портье. Каждый посетитель должен был заполнить бланк, указав 
в нем фамилию требуемого депутата, а также свою и цель посещения. Курьер 
относил этот бланк депутату, и только с его согласия посетитель мог проникнуть 
в здание, сопровождаемый специальным провожатым, отводившим его к нужному 
депутату. При этом каждодневно велись списки всех посетителей рейхстага. 

Как могли в этих условиях проникнуть в рейхстаг, минуя контроль, 7 или 10 
человек, тащивших громоздкое оборудование (следствием установлено, что они 
должны были пользоваться приставной лестницей)? 

Но дело в том" что из подвала рейхстага, где находилась котельная, но маленькой 
лестнице можно было попасть в подземный коридор, проходивший под колоннадой, 
пересекавший Фридрих-Эбетштрассе и заканчивавшийся в здании Дворца председателя 
рейхстага, находившемся через улицу от парламента. Этот коридор .замыкала дверь,
 через которую можно было попасть в подвал и котельную дворца. Коридор был 
довольно широк. По проложенным в нем рельсам вагонеткой доставляли уголь из 
котельной парламента в председательский дворец. Одним из преимуществ этой 
системы было как раз бесплатное отопление для председателя рейхстага. А этим 
председателем был не кто иной, как Геринг. 

Раз так, становится понятым, насколько просто ему было провести хоть целый 
взвод в помещение рейхстага. 

Говорили, что руководитель штурмовиков Эрнст был вместе с Гейнсом среди 
поджигателей рейхстага; что граф Гелльдорф также участвовал в экспедиции или по 
меньшей мере в разработке плана операции. Впрочем, Эрнст после изрядной выпивки 
даже похвалялся своими подвигами в этом деле. Проговаривались и другие. Так, 
некий Ралль, уголовник-рецидивист, арестованный через несколько недель после 
пожара за очередное нарушение уголовного кодекса, решил, что он сможет избежать 
наказания, дав следствию показания, касающиеся поджога рейхстага. Он попросил, 
чтобы следователь заслушал его как свидетеля "по другому делу". 

"В феврале, - сказал он, - я был членом личной охраны Карла Эрнста и участвовал 
в поджоге рейхстага". Далее он продолжал в том же духе, цитируя Геббельса и 
Геринга, называя имена участников операции и излагая ее подробности. 
Ошеломленный судебный чиновник заносил его показания в протокол допроса. 
Однажды вечером в феврале, рассказывал Ралль, Эрнст вызвал к себе десятерых 
штурмовиков из своей личной охраны, которых он считал способными выполнять 
самые деликатные поручения. Ралль был в их числе. Им дали план внутренних 
помещений рейхстага и тут же поставили задачу поджечь его. В день пожара, 
вечером, около 18 часов, их привезли на машине во Дворец председателя рейхстага 
и приказали спуститься в подвал. Там они ждали два или три часа сигнала, 
который должен был им дать сам Карл Эрнст. Каждый из них получил квадратную 
коробку с зажигательной смесью и знал, что ему надлежит делать, поскольку все 
они ранее уже прорепетировали свои действия. 

В то время, пока они ждали, должна была состояться "какая-то другая операция", 
о которой им ничего не было известно. Наконец около девяти часов вечера 
появился Эрнст и подал сигнал. Все десять прошли по подземному коридору, 
проникли в рейхстаг и рассыпались по пустынному зданию, раскидывая повсюду 
зажигательную смесь. Все было сделано за десять минут, и тем же путем они 
вернулись во Дворец председателя рейхстага. 

Параллельная "операция", завершения которой они ожидали до получения сигнала 
Эрнста, не могла быть ничем, кроме "операции по запуску" ван дер Люббе, 
прошедшего предварительную психологическую обработку со стороны его "друзей", и 
в тот момент, когда этот бедолага, находившийся, возможно, в наркотическом 
опьянении и, уж во всяком случае, подвергшийся соответствующему "внушению", 
появился перед рейхстагом с карманами, набитыми спичками, поднялся на цоколь 
фасада и разбил окно, штурмовики побежали по всем помещениям, раскладывая свои 
коробки по условленным местам, чтобы затем укрыться под крылышком у Геринга. 
Поскольку, вне всякого сомнения, Геринг, поставленный в известность о 
предстоящих событиях своим другом Геббельсом, расценил эту операцию как 
гениальную и дал на нее свое согласие. 

По словам Гизевиуса, который приводит в своем рассказе такие детали, какие 
могли быть известны только человеку, занимавшему высокий командный пост в 
момент этих событий, Геринг поручил Дильсу - как только план операции был 
разработан - ставить палки в колеса следствию и ликвидировать возможные 
непредвиденные осложения. 

Ралль и стал таким непредвиденным элементом. 

Секретарь суда Рейнекинг, протоколировавший показания Ралля, был нацистом. Этот 
рядовой штурмовик, никогда не занимавший командных должностей, являлся тем не 
менее ярым приверженцем системы. В этой ситуации он увидел возможность набить 
себе цену в глазах нацистских властителей. Он почувствовал, что Ралль говорит 
правду: в его рассказе было достаточно точных деталей, поддающихся проверке 
обстоятельств и, самое главное, уже проверенный факт его принадлежности к 
личной охране Карла Эрнста в конце февраля. А Рейнекинг по своему опыту хорошо 
разбирался в показаниях обвиняемых и свидетелей. 

Он доложил существо дела своему начальнику. Понимая все значение происходящего, 
они решили отправиться в штаб-квартиру СA, а оттуда их направили в гестапо. 

Гестаповцы вывезли Ралля из тюрьмы Нойруппин под тем предлогом, что он им 
понадобился как свидетель. Так было заявлено судье. Его перевели в Берлин в 
штаб-квартиру гестапо и подвергли допросу, продолжавшемуся 24 часа подряд. 

Сразу же после этого во все концы полетели гестаповские эмиссары. В Лейпциг они 
отправились изымать на почте письмо, отправленное следователем тюрьмы Нойруппин 
следователям Верховного суда с приложением копии протокольной записи показаний 
Ралля. 

Оригинал протокола было поручено уничтожить самому Рейнекингу, мгновенно 
получившему чин командира взвода. Гестапо провело обыск на дому у Ралля, у его 
любовницы и повсюду, где он мог бы оставить какое-либо письмо или иные заметки. 


В итоге Ралль, как он на то и надеялся, обрел свое освобождение. Освобождение 
окончательное. Труп его был обнаружен через несколько дней при пахоте: его 
вывернуло на поверхность плугом. Зарыт он был на глубине всего двадцати 
сантиметров. Он был задушен. 

Какова бы ни была доля истины во всех этих версиях, в любом случае роль гестапо 
очевидна. Нет никакого сомнения в том, что рейхстаг был подожжен штурмовиками 
по инициативе гестапо. А вдохновителем всей операции, автором ее планов был 
Геббельс, сообщником которого выступал Геринг, давший ход всему этому делу. 

А как же попал в эту историю ван дер Люббе? Как выяснилось на процессе, бедняга 
был гомосексуалистом. Он частенько появлялся в ночных приютах, в грязных 
берлинских ресторанчиках, где было немало людей, обладавших такими же 
наклонностями. 

Штурмовики вообще отличались на этом поприще: среди них процветала "мужская 
дружба". Рем, стоявший во главе генерального штаба штурмовиков, подавал пример. 
Берлин-Бранденбургское подразделение СА, к которому принадлежали поджигатели, 
было носителем той же заразы. Окружение Эрнста, возможно и сам Эрнст, Гейне и 
многие другие входили в это "содружество" и набирали среди них своих личных 
охранников, шоферов, доверенных лиц. И вот благодаря своим связям в этой среде 
голландец вышел на заговорщиков в момент разработки ими своих планов. Сразу же 
им стало ясно, как они могут его использовать. Не представляло труда так 
обработать этого полусумасшедшего человека, так разжечь его анархистские 
настроения и враждебность в отношении существующей общественной системы, чтобы 
он легко поднял руку на сооружение, символизирующее этот порядок, и, как жалкое 
подобие Герострата, бросил в него свой пылающий факел. 

Можно предположить, что накануне его напичкали наркотиками. В суде он говорил о 
том, что "там были и другие". Большего от него не могли добиться, и он снова 
впал в то состояние отупения, в котором некоторые медики усматривали признаки 
действия скополамина. 

О существовании упоминавшегося выше подземного перехода стало известно еще во 
время работы в Лондоне Международной комиссии по расследованию обстоятельств 
пожара. В ходе процесса Лейпцигский суд чуть не всем составом отправился в 
рейхстаг, осмотрел знаменитый переход, но... только для того, чтобы убедиться, 
что поджигатели не воспользовались этим путем, поскольку, как заверили ночные 
сторожа рейхстага, они не могли пройти здесь незамеченными. 

Бедняга ван дер Люббе заплатил жизнью за то, что по воле случая оказался на 
пути поджигателей в коричневых рубашках. И не только он. Как и Ралль, 
большинство поджигателей один за другим погибли от пуль своих сообщников. 
Гестапо не терпело свидетелей. 

Часть вторая. 

Гестапо совершенствует методы своей работы. 

1934-1936 годы 

Поджог рейхстага и Лейпцигский процесс позволили высветить беспощадным светом 
всю суть нацизма, его методы и его людей. Весь мир оценил их страшную технику, 
их людоедскую мораль и установил, что имеет дело с худшим типом убийц. И выводы 
из этого следовали самые очевидные. 

Однако они требовали и немало мужества. Проще было закрыть глаза и открыть 
убийцам путь к вершинам карьеры. Гестапо уже усвоило науку затыкать людям рты с 
помощью террора. 

Через несколько лет Репке не без основания напишет: "Сегодняшняя мировая 
катастрофа - это та гигантская цена, какую мир вынужден платить за то, что 
оказался глухим ко всем сигналам тревоги, которые с 1930 по 1939 год с 
нарастающим смятением предрекали нисхождение в ад, куда сатанинские силы 
национал-социализма готовы были ввергнуть сперва Германию, а затем и остальной 
мир. Ужасы нынешней войны - это именно те ужасы, какие мир терпеливо сносил в 
Германии, поддерживая нормальные отношения с нацистами, организуя вместе с ними 
празднества и международные конгрессы". 

Год 1933-й завершился серьезным ударом по самолюбию Геринга, подвергшегося 
осмеянию на процессе "поджигателей" рейхстага. Этот процесс закончился провалом 
для нацистов, нанес ущерб их престижу в самой Германии, а еще больше - за 
границей. 

Чтобы подбодрить Геринга, фюрер направил ему 1 января 1934 года поздравительное 
письмо. Напомнив о путче 1923 года, о реорганизации СА, которая была проведена 
под руководством Геринга, о его "первостепенной роли в подготовке 30 января" 
(дата захвата власти), Гитлер закончил письмо выражением ему "сердечной 
благодарности" "за выдающиеся заслуги перед национал-социалистской революцией, 
а значит, и перед германским народом". 

За несколько недель до этого Геринг удостоился и более осязаемого поощрения. 
Комиссариат по аэронавтике был преобразован в министерство авиации, разумеется 
гражданской, ставшее прикрытием для незаконного возрождения военно-воздушного 
флота, запрещенного союзниками. Таким образом, Геринг стал министром авиации и 
в связи с этим получил чин генерала рейхсвера. Гинденбурга удалось убедить, что 
министр, которому, возможно, завтра предстоит командовать мощнейшими воздушными 
силами, не может оставаться капитаном. 

Была создана Лига воздушной обороны, которую возглавил генерал в отставке Гримм.
 Под руководством Эрхарда Мильха, которого Геринг знавал в 1918 году как 
военного летчика в чине капитана, будущего генерального инспектора люфтваффе, а 
затем и маршала, началась работа таких конструкторов, как Мессершмитт и 
Хейнкель. 

В этих условиях Геринг не мог пристально следить за деятельностью полиции, 
поскольку процесс ван дер Люббе отодвинул ее проблемы на второй план. Тем не 
менее он отнюдь не собирался полностью передать "свое" гестапо в чужие руки. Не 
случайно он написал в 1934 году: "Многие недели пришлось мне лично поработать 
над реорганизацией этой службы, прежде чем удалось создать, мне одному, 
благодаря собственной энергии и инициативе, настоящую службу гестапо. Этот 
инструмент, внушающий глубокий ужас врагам нашего государства, решающим образом 
способствовал тому, что сегодня нет и речи о коммунистической или марксистской 
опасности как в Пруссии, так и во всей Германии". 

30 января 1934 года, в день годовщины захвата власти, полицейская служба 
специальным декретом была поставлена под юрисдикцию рейха. Земельным властям, 
которые после учреждения института имперских наместников превратились в 
архаичные, лишенные какого-либо конкретного содержания структуры, были 
оставлены лишь вопросы управления полицией. Тем не менее они продолжали 
оплачивать работу полиции за счет своих бюджетов вплоть до принятия 
организационного закона 1936 года. 

Это "установление контроля", которое должно было затронуть и гестапо, свелось 
фактически к чисто административной формальности: Геринг крепко держал в руках 
свое детище. 

Это и понятно, он был слишком горд своим созданием, чтобы легко от него 
отступиться, тем более что пока еще он нуждался в нем для борьбы с опасным 
соперником Ремом, звезда которого неуклонно поднималась. Нужно было только 
передать гестапо в надежные руки. Благодаря принятым мерам Геринг мог 
по-прежнему свободно пользоваться услугами тайной полиции. Декрет от 30 ноября 
1933 года выводил гестапо из подчинения прусскому министерству внутренних дел и 
передавал его в ведение министра-президента. 

Поэтому весной 1934 года ему удалось передать прусское министерство внутренних 
дел в подчинение еще одному из своих противников, министру внутренних дел рейха 
Фрику. В довольно обтекаемой форме последнему предоставлялось право давать 
политической полиции только установки общего характера, но ни в коем случае не 
конкретные оперативные приказы. А весной 1936 года он потерял и эти условные 
полномочия. 

На деле же в стране царила полная административная неразбериха. Как министр 
внутренних дел Пруссии Фрик подчинялся Герингу, а как министр внутренних дел 
рейха мог давать директивы правительствам земель, а значит, и самому Герингу, 
который был министром-президентом Пруссии! Эти административные дебри давали 
возможность уходить от всякого контроля и так разбрасывать ответственность, что 
она превращалась в фикцию. Рядовой немец, неспособный разобраться в этом 
лабиринте, был перед властью совершенно безоружен. 

Геринг сделал этот запоздалый "подарок" Фрику потому, что открыл "редкую птицу",
 надежного союзника в борьбе с Ремом, человека, который вскоре превратит и без 
того грозное, но еще несовершенное гестапо в точнейший механизм, который уже 
через два года будет способен проглотить любую оппозицию. Таким человеком был 
Гиммлер. 

1 апреля 1934 года Дильс получил отпуск. Геринг пожертвовал им на этот раз без 
сожаления, так как знал, что новый шеф гестапо без труда превзойдет прежнего. 
Тем не менее Дильс вел текущую работу до прибытия Гиммлера, то есть до 20 
апреля. В качестве утешительного подарка Дильс получил назначение на пост 
регирунгспрезидента Кёльна (что-то вроде супрефекта полиции), а затем, после 
смерти Рема, был прикомандирован к начальнику штаба СА Виктору Лютце. 

Этой передвижкой завершился "первый период" деятельности гестапо. Его новый 
начальник сразу наложил на гестапо отпечаток своей личности, придал ему особый, 
нестираемый "стиль". 

Закрепившись на Принц-Альбрехтштрассе, 8, Гиммлер "завершил" операцию, начатую 
несколькими месяцами раньше. 

В то время когда Геринг создавал "свое" гестапо в Пруссии, Гиммлер, основываясь 
на тех же посылках, решил укрепить свои позиции, захватив руководство 
политической полицией. Поскольку Пруссия уже находилась в руках конкурента, он 
поставил свои фигуры на другие клетки шахматной доски. В марте 1933 года он 
добился назначения на пост президента (префекта) полиции Мюнхена, а через месяц 
- на пост президента политической полиции всей Баварии. Он прибег тогда к 
своеобразной распродаже на дому, используя свое положение шефа СС. Его люди 
подсказывали ему объекты захватов, а при необходимости давали понять местным 
властям, насколько им будет выгодно назначение дружественных лиц на те или иные 
посты. Борьба была ожесточенной, поскольку руководители СА и политических 
организаций также добивались этих постов. 

В октябре Гиммлер поставил под свой контроль полицию Гамбурга, второго по 
численности города рейха и столицы независимой земли. Затем пали Мекленбург, 
Любек, Тюрингия, великое герцогство Гессен, Баден, Вюртемберг и Анхальт. В 
начале 1934 года - Бремен, Ольденбург и, наконец, Саксония, где преобладали 
враждебные нацистам тенденции. К весне Гиммлер контролировал уже всю Германию, 
за исключением Пруссии. Тогда-то он и попросил Геринга уступить ему гестапо. 
Его поддержал Гитлер, которому пришелся по вкусу аргумент шефа СС: было бы 
"справедливо, своевременно и необходимо бороться с врагом общими для всего 
рейха методами". В свою очередь для Геринга был очень важен факт, что Гиммлер, 
как и он, был решительным противником одного из его врагов, Рема. Он высоко 
оценил стратегическое искусство, с которым Гиммлер проводил операции на 
окружение. С появлением союзника такого класса можно было считать, что дни Рема 
сочтены. 

20 апреля Геринг вручил бразды правления гестапо Гиммлеру. Но он принял 
серьезные меры предосторожности: фактически Гиммлер стал шефом гестапо, тогда 
как юридически им оставался Геринг. И он сохранил этот пост, хотя и чисто 
формально, до 1936 года, то есть до принятия основного закона по реорганизации 
управления. 

Когда Гиммлер был шефом полиции многих городов и земель, он просто не мог 
реально выполнять связанные с этим обязанности. Он делегировал их своим 
"заместителям" в соответствии с распространенной тогда модой, позволявшей 
высшим партократам совмещать многочисленные посты. "Заместителей" он выбирал 
среди своих доверенных людей из СС. В Мюнхене, а затем и во всей Баварии он 
поставил во главе полиции особенно одиозную фигуру, руководителя службы 
безопасности СС Рейнхарда Гейдриха. Когда Гиммлер достиг наконец своей цели и 
обосновался в Берлине, он немедленно назначил Гейдриха начальником Центральной 
службы гестапо. Одновременно он объединил в одно целое организации политической 
полиции всей страны. Таким образом, гестапо вышло за пределы Пруссии и охватило 
своими сетями всю Германию. 

Приход Гиммлера к руководству гестапо произошел не без конфликтов. Когда стало 
очевидно, что Геринг вскоре избавится от Дильса, выдвинулся еще один серьезный 
претендент на этот пост. Им был Курт Далюге, группенфюрер СС с Востока, второе 
лицо в СС после Гиммлера и его главный соперник, произведенный Герингом в 
генералы полиции, а ко времени описываемых событий возглавлявший все службы 
полиции порядка, то есть полиции, носящей униформу, а также полиции 
безопасности, на территории Пруссии и всего рейха. Геринг передал ему свои 
полномочия в этой области, и Далюге не без основания считал, что освободившийся 
пост шефа политической полиции принадлежит ему по праву. 

Завязалась глухая борьба. Далюге благоволил Гитлер, но он был расположен и к 
Гиммлеру. К тому же Далюге был любимчиком Фрика. Этот факт, а также явное 
нерасположение Далюге к политической полиции, какой представлял ее себе Геринг, 
решили выбор. Далюге был слишком склонен к формализму и отвергал принятые в 
гестапо методы, что в глазах Геринга было крупным недостатком. Кроме того, его 
назначение позволило бы Фрику располагать информацией, которую предпочитали от 
него скрывать. Таким вот образом Гиммлер стал счастливым победителем этой 
странной лотереи. 

Кем же он был этот человек, в чьи руки свалилось такое наследство? 

Как и Геринг, он происходил из буржуазной семьи, и только в сумятице того 
смутного времени стал возможен резкий перелом в его судьбе, казалось бы строго 
предопределенной, исключающей всякие "истории". Генрих Гиммлер родился 7 
октября 1900 года в Мюнхене. Его отец был когда-то наставником при Баварском 
дворе, а мать - дочерью торговца овощами из Савойи. Молодые годы Генрих провел 
в маленьком баварском городке Ландсхуте, где отец его был директором местной 
школы. Этот суровый и властный человек не допускал никаких отступлений от 
незыблемых, вечных правил, определяющих отношения между членами семьи и 
требующих уважения к властям предержащим, труду и социальной иерархии. Семья 
Гиммлеров исповедовала католицизм, и юного Генриха, как и его братьев, 
воспитали в духе строгого соблюдения религиозных догм. 

Суровое воспитание давило на молодого человека и наложило глубокий отпечаток на 
его миропонимание. Он на всю жизнь сохранил уважение к определенным ценностям, 
не отдавая себе отчета, что чтил лишь их внешнюю сторону. 

В самый страшный период нацистского террора, когда концентрационные лагеря, 
подлинным хозяином которых был Гиммлер, превратились в настоящие фабрики 
уничтожения, он требовал выставлять в них на видном месте щиты с такой 
надписью: "К свободе ведет один путь. И его вехами являются покорность, 
прилежание, честность, воздержание, чистота, самопожертвование, порядок, 
дисциплина и любовь к родине"{1}. Эти лозунги отражали не только цинизм их 
автора, но и были неосознанным результатом наставлений его отца. Баварский 
учитель жил в памяти сына, развращенного идеологией нацизма, несмотря на моря 
крови, пролитые им. 

В семнадцать лет Гиммлер-младший был призван в армию, но успел лишь стать 
свидетелем крушения той самой германской армии, тех самых генералов и офицеров, 
преклонение перед которыми было воспитано в нем с детства. Его короткая служба 
не дала ему никакой военной подготовки. Генерал-полковник войск СС Пауль Хаусер 
скажет впоследствии, что некомпетентность Гиммлера в военном деле была 
общеизвестна. "Все знали, - заявил он в Нюрнберге, - что Генрих Гиммлер служил 
в армии рядовым всего год и ничего не понимал в военных вопросах. Он 
недооценивал важность задач, стоящих перед военнослужащими, и их труд. Он любил 
строить из себя человека с твердой рукой, подчеркивая свое превосходство и 
преувеличивая свои заслуги". 

И все же юный Генрих был потрясен социальными сдвигами, последовавшими за 
крушением германской империи. Никто не почитал более профессоров, у офицеров 
срывали погоны, аплодисментами встречали речи людей, за которые совсем недавно 
их наверняка расстреляли бы. 

Конец войны застал его в Берлине. Он влачил жалкое существование, работая 
посыльным в щеточной мастерской, служащим на фабрике по производству клея, но 
продолжал все же свои занятия агрономией. 

Берлин напоминал тогда "кипящий котел", где варились наиболее опасные образчики 
человеческих отбросов. Трудная жизнь, безработица, финансовая и политическая 
нестабильность способствовали появлению среди постоянно меняющегося населения 
столицы динамичного, хорошо вооруженного и неуловимого воровского мира. 
Представляется вероятным, что молодой Гиммлер, выбитый из колеи крушением 
социальных ценностей, лежавших в основе формирования его личности, связался с 
этим миром и провел несколько месяцев на дне берлинской "клоаки". 

Исследование этого периода жизни нацистских руководителей представляет немалые 
трудности, а авторы, посвятившие свои труды истории Германии, как бы 
проскальзывают эти годы, не особенно углубляясь. Такие люди, как Гиммлер, 
Кальтенбруннер и Гейдрих, за пятнадцать лет хозяйничанья в полицейских службах 
имели все возможности уничтожить компрометирующие их архивные документы. 
Любопытно, что маленькая книжечка под названием "На тебя смотрят нацистские 
вожди", изданная в 1935 году Вилли Мюнценбергером и группой эмигрантов в Париже 
на немецком языке для нелегального распространения в Германии, разыскивалась и 
скупалась нацистами по всей Европе. Эта брошюра содержала краткие биографии 
главных нацистских руководителей, очень сжатые и неполные; зачастую 
биографические справки сводились к нескольким эпизодам их преступной 
деятельности внутри партии, но сама краткость только усиливала убедительность. 

Маленький томик был внесен, естественно, в так называемый список "Отто", то 
есть в перечень изданий, подлежащих уничтожению сразу же по вступлении немецких 
войск во Францию. Национальная библиотека владеет в настоящее время двумя 
экземплярами этой книжицы, спрятанными во время оккупации. Но и здесь экземпляр 
второго, дополненного издания, выпущенного в 1935 году, был поврежден. "Кто-то" 
вырвал именно те страницы, на которых помещалась заметка, посвященная Гиммлеру. 


Как бы то ни было, писал Андре Гербе, молодой Гиммлер имел тогда неприятности с 
полицией и правосудием при следующих обстоятельствах. В начале 1919 года он 
проживал в одной дешевой гостинице в Моабите на Ахерштрассе, 45, вместе с 
проституткой Фридой Вагнер, родившейся в Мюнхенберге 18 сентября 1893 года, то 
есть на семь лет раньше своего сожителя. Имеется полицейский протокол, 
составленный 2 апреля 1919 года комиссаром Францем Штирманом из полицейского 
поста 456 на Шписсенгерштрассе в ответ на жалобу соседей этой пары, которым 
надоели их беспрерывные шумные ссоры. Молодой Гиммлер, указано в протоколе, жил 
на доходы своей сожительницы, получаемые от проституции. Частично Гиммлер и сам 
признавал этот факт. В начале 1920 года он внезапно исчез, как раз тогда, когда 
Фрида Вагнер была найдена убитой. Был объявлен его розыск, и 4 июля 1920 года 
он был арестован в Мюнхене, а 8 сентября предстал перед уголовным судом Берлина 
- Бранденбурга по обвинению в убийстве. Гиммлер яростно защищался, и за 
отсутствием доказательств, поскольку бегство его служило лишь косвенной уликой, 
суд, к сожалению, вынужден был его оправдать. 

В те же годы Гиммлер познакомился с молодым человеком, как и он, из порядочной 
бюргерской семьи Гансом Хорстом Весселем, вращавшимся в тех же берлинских 
кругах. Он жил на Максимилианштрассе, 45, и добывал себе средства к 
существованию сутенерством, как указано в рапорте комиссара полиции Курта 
Шиссельмана. 4 сентября 1924 года он был осужден берлинским судом к двум годам 
тюремного заключения за мошенничество. Выйдя из тюрьмы, Хорст Вессель 
заинтересовался политикой и обратился в национал-социалистскую партию к своему 
старому другу Гиммлеру, который во время его вынужденных каникул столкнулся с 
известными нам превратностями судьбы. Это было время, когда НСДАП 
(Национал-социалистская немецкая рабочая партия) приглядывалась к воровскому 
миру в поисках решительных ребят для создания костяка своих штурмовых отрядов. 

В 1923 году Хорст Вессель вступил в партию и был зачислен в СА. С группой 
головорезов, набранных им среди своих друзей из преступного мира Берлина, он 
сформировал штурмовой отряд ("Штурм-5") СА. После кровавых стычек ему удалось 
одержать верх в одном из пользующихся самой дурной славой кварталов Берлина, 
где раньше преобладали коммунисты. Этот "подвиг" принес ему звание почетного 
члена берлинских штурмовых отрядов 5, 6 и 7. 

Хорст Вессель отличился тем, что написал проникнутые духом национал-социализма 
слова на мотив старой морской песенки. Эта песня после смерти автора станет 
гимном нацистской партии под названием "Хорст Вессель". А убит он был вечером 
23 февраля 1930 года другим сутенером, Али Хёлером, оказавшимся коммунистом, в 
стычке за "право обладания" девицей в одном из притонов Вединга в Берлине{2}. 

После прихода фашистов к власти Хорст Вессель занял свое место в пантеоне 
нацистских преступников, а его мать и сестра стали почетными участниками 
пропагандистских собраний. 

После берлинского антракта молодой Гиммлер решает вернуться в отчий дом. В 
начале 1921 года он появляется в Ландсхуте. Отец устраивает его на маленькой 
ферме, чтобы он мог применить там свой хозяйственный талант в деле выращивания 
птицы. Гиммлер-старший настоятельно рекомендовал сыну держаться подальше от 
политики. В это время вся Бавария, особенно Мюнхен, буквально бурлила. Гиммлер 
уже примыкал к выступающему за "обновление германского крестьянства" 
молодежному движению "Артоманс", девиз которого "кровь, земля, меч" - 
представлял собой упрощенную формулу, ставшую впоследствии основным принципом 
СС. 

Несмотря на родительские рекомендации, Гиммлер включился в патриотические 
движения, которые выступали за возврат к традиционным ценностям и требовали 
покончить с веймарским режимом и с "ноябрьскими преступниками", ответственными 
за позорное перемирие. Он примкнул к организации "Знамя Империи", одним из 
руководителей которой был капитан Рем. В начале октября 1923 года в этом 
движении произошел раскол. Большая его часть, последовав за капитаном Хейссом, 
поддержала политику фон Кара, тогда как группа "ультра" из числа сторонников 
НСДАП покинула ряды организации. Гиммлер был одним из трехсот экстремистов, 
которые под руководством капитанов Рема и Зайделя образовали раскольническую 
группу "Знамя Империи". Это движение, состоявшее из "твердых", появилось как 
раз вовремя, чтобы принять участие в путче 9 ноября. Гиммлер находился в 
головной группе во время знаменитого "марша", закончившегося столь плачевным 
образом перед "Фельдернхалле". Но ему повезло, и он выбрался из перестрелки без 
единой царапины. 

В период отступления НСДАП в результате неудавшегося путча он продолжал активно 
работать в различных группах, посредством которых камуфлировалась тогда 
деятельность нацистов; некоторое время он был секретарем у Грегора Штрассера, 
занимавшего пост, который унаследовал от него в 1925 году Геббельс. 

В конце декабря 1924 года он узнал, что после тюремного заключения в Ландсберге 
в Мюнхен вернулся Гитлер. 5 февраля 1925 года Гиммлер написал ему письмо, чтобы 
рассказать, как надеются на него патриоты в их стремлении помочь Германии выйти 
из хаоса и занять подобающее ей место на мировой арене. Тронутый этим письмом 
Гитлер, сторонники которого за время его отсутствия разбрелись кто куда, 
ответил своему почитателю и пригласил его к себе. 12 марта Гиммлер постучал в 
дверь квартиры г-жи Райхтер на Тирштрассе, 41, которую она сдавала фюреру. 
Гиммлер получил партийный билет No 1345. Гитлер решил тогда начать с ноля, но, 
чтобы пустить пыль в глаза вновь вступающим, нумерацию билетов начал с 500. 

На Гитлера произвели большое впечатление уважительные манеры и 
дисциплинированность молодого человека. При этой встрече, следуя наставлениям 
отца, Гиммлер надел личину смирения. С благоговением внимал он словам Гитлера, 
который любую беседу с любой аудиторией невольно превращал в политическую 
лекцию. По своему темпераменту Гиммлер был предназначен на роль блестящего 
второго, верного и необходимого служаки. Амбиции толкали его вперед, а 
склонность к скрытности заставляла отдавать предпочтение роли второго лица. В 
отличие от многих нацистов, особенно из числа "ветеранов", часто искавших 
возможность устранить Гитлера, Гиммлер никогда не предпринимал попыток 
захватить власть. Он был "типичным вторым человеком, который брал на себя самую 
грязную, самую отвратительную часть жестокости, точно по формуле: Магомет 
улыбается, а Калиф казнит". Так сказал о нем доктор Гебхардт, один из 
медиков-нацистов, знавший Гиммлера с детских лет. 

В последующие месяцы Гитлер не раз имел возможность по достоинству оценить 
новобранца. Гиммлер стал одним из самых усердных участников мероприятий, 
проводившихся нацистской партией. Он добился, чтобы его включили в число 
телохранителей Гитлера во время его пропагандистских поездок с целью оживить 
деятельность НСДАП, хотя формально она оставалась запрещенной. Активность 
партии поднялась также и в связи с тем, что 28 февраля умер президент 
Республики Эберт и на президентских выборах 25 марта был выдвинут генерал 
Людендорф, кандидатуру которого Гитлер намеревался поддержать. 

В борьбе со своим основным соперником фельдмаршалом Гинденбургом Людендорф 
потерпел сокрушительное поражение, получив всего 1% голосов. Но дни веймарского 
режима были уже сочтены. Вторая половина 1925 года была отмечена всплеском 
активности нацистов. Гитлер понял, что нужно спешно готовить ряды партии к 
штурму Республики, причем законными средствами, поскольку ее строй уже был 
подорван изнутри. 

9 ноября 1925 года, в годовщину "славного патриотического марша" на Мюнхен, 
Гитлер решил создать специальную группу для своей охраны - охранные войска 
(Schutz Staffel), которые стали впоследствии известны под буквенным 
обозначением СС. 

Эти "войска" возникли не стихийно, не на пустом месте. У Гитлера всегда были 
телохранители. Первые из них составляли службу порядка, созданную сначала для 
собраний, чтобы затыкать рты оппонентам при необходимости посредством кулачных 
расправ. Уже с 1920 года пять человек входят в личную охрану Гитлера. Это 
лейтенант Бертольд, часовщик Эмиль Морис, торговец лошадьми Вебер, Герман Эссер 
и главный "живодер" Уль-рих Граф. Последний стал позднее личным телохранителем 
Гитлера. 

В марте 1923 года шеф СА Клинч попытался создать для Гитлера личную охрану СА. 
Постепенно группа охраны выросла и получила название штурмовых отрядов Гитлера. 
Силы СС были сформированы с целью воссоздания бывших штурмовых отрядов, 
распущенных после ареста Гитлера. Командование ими было поручено Юлиусу Шрекку, 
а с начала 1926 года группа была придана СА, где составляла специальное 
подразделение. СС была таким образом подчинена начальнику штаба СА Францу 
Пфефферу фон Заломону. 

В 1929 году между Гитлером и Пфеффером фон Заломоном возникли серьезные трения. 
В результате уже в следующем году последний вынужден был уйти. 

Гитлер понял, что во главе его охраны должен стоять человек, преданный ему 
душой и телом. Критики Гитлера утверждали, что он строил из себя султана. А 
султану необходимы янычары, и главой их стал Гиммлер. 

6 января 1929 года Гиммлер возглавил отряд СС, он насчитывал всего 280 человек, 
но это были испытанные бойцы. С первых же шагов Гиммлер положил в основу 
формирования этой группы, которую ему было поручено реорганизовать, политику 
строжайшего отбора. В отличие от Рема, который на первое место ставил 
численность отрядов, Гиммлер ориентировал свою политику на "качество" 
кандидатов, чтобы превратить СС в отборное войско партии. 

Это различие взглядов лишь усилилось, когда Рем в январе 1931 года возглавил СА 
и стал формально, согласно существующей иерархии, начальником Гиммлера, 
поскольку СС по-прежнему входила в СА. Между этими двумя людьми возникла глухая 
антипатия. Вскоре она переросла во вражду, а затем в яростное соперничество, 
сыгравшее определяющую роль в решении Гиммлера овладеть всеми полицейскими 
службами. 

Усиленное внимание Гиммлера к отбору кандидатов обусловило довольно медленный, 
особенно вначале, рост рядов СС. С 280 человек в ноябре 1929 года численность 
отрядов СС выросла до 2 тыс. в 1930 году, до 10 тыс. - в 1932 году, до 30 тыс. 
- к моменту взятия власти и до 52 тыс. - ко дню, когда Гиммлер стал шефом 
гестапо. Цифры смехотворные по сравнению с 4,5 млн. членов СА, которыми 
располагал в этот период Рем. 

Однако отборные кадры эсэсовцев были расставлены их хозяином на многие ключевые 
посты. С водворением Гитлера в рейхсканцелярию Гиммлер отобрал 120 испытанных в 
деле высокорослых, бесстрашных парней и сформировал из них роту "Лайбштандарте 
Адольф Гитлер" для охраны канцелярии. Это элитное подразделение существовало до 
последнего дня режима. Ближайшее окружение Гитлера также состояло почти из 
одних эсэсовцев; Гиммлер расставил их повсюду в непосредственном окружении 
фюрера. Брига-дефюрер СС Юлиус Шауб управлял личным имуществом Гитлера, 
бригадефюрер СС Штрек был его шофером. Личная безопасность фюрера 
обеспечивалась непосредственно телохранителями СС под командованием 
бригадефюрера Раттенхубера и группой полицейских из гестапо, возглавляемой 
инспектором Хёглем. Эти люди были всегда рядом с Гитлером, следуя за ним всюду. 
Гиммлер получал таким образом информацию о любом случае, визите, разговоре с 
участием фюрера. Никто не мог приблизиться к Гитлеру без его ведома. Люди 
Гиммлера вошли также в гестапо. Они утвердились на многих других важных постах 
во время чисток и реорганизаций, последовавших за взятием власти. 

Гиммлер приступил к систематическим атакам на СА и Рема. Воздействуя на Гитлера 
в соответствии с планом, аналогичным плану Геринга, он сообщал фюреру о 
бесчинствах, совершаемых в концлагерях членами СА, и показывал их возможные 
отрицательные последствия. Возмущали его, разумеется, не методы, применяемые СА,
 а лишь беспорядочное их использование. 

В марте 1933 года руководство СС создало свои собственные лагеря. Постепенно 
Гиммлер полностью вытеснил "конкурента" и в начале 1934 года добился, чтобы 
управление и охрана концлагерей были целиком поручены силам СС. С этой целью он 
создал внутри СС новое подразделение, "Тотенкопф", или полки "Мертвая голова", 
единственной обязанностью которых была охрана концлагерей. Они совершали там те 
же зверства, что и их предшественники, а впоследствии превратили лагеря в 
настоящие фабрики по уничтожению людей. Расходы на содержание лагерей ложились 
на плечи земель, и в общем бюджете рейха соответствующие статьи появились лишь 
в 1936 году. 

Создание специальных войск СС "Мертвая голова" ясно показало, что концлагеря 
становятся в Германии общенациональным институтом. И ни один судебный или 
административный орган, ни одно германское должностное лицо, не говоря уж о 
министре юстиции Гюртнере, не подняли голоса протеста против этого чудовищного 
беззакония, не подкрепленного каким-либо юридическим актом и противоречащего 
действующей конституции. Опираясь на этот механизм, можно было арестовывать и 
сажать в лагеря тысячи и тысячи людей без предъявления им обвинения, без суда и 
следствия, держать их в заключении, по выражению Геринга, "до тех пор, пока над 
ними не сжалится фюрер". И именно это вечное соглашательство и трусливое 
отступление перед тактикой свершившегося факта обусловило постепенное 
распространение нацистских методов, отказ от всякой законности и в конечном 
счете всевластие преступных организаций. 

Гиммлер уже обладал огромной мощью, когда он утвердился в кабинете руководителя 
гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, 8, откуда он вел слежку за всей Германией, 
словно паук, раскинувший свою гигантскую паутину. 

1 января он обратился к членам СС с довольно откровенным посланием: "Одна из 
самых неотложных задач, выпавших на нашу долю, состоит в том, чтобы раскрыть 
всех тайных и явных врагов фюрера и национал-социализма, разгромить и 
уничтожить их. Для выполнения этой задачи мы готовы пролить не только свою 
кровь, но и кровь других людей". 

"Тело несет на себе отпечаток внутренних сил, которые им движут", писал в 
начале XVIII века ясновидец-теософ Якоб Бёме. Коротко и убедительно. Ведь 
утешительно то, что убийцы несут на себе клеймо скотства. И большинство 
нацистских руководителей иллюстрирует это правило: у Рема была голова душегуба, 
физиономия Бормана могла внушать только ужас, у Кальтенбруннера и Гейдриха были 
рожи убийц. Что касается Гиммлера, лицо его было гладким, но безнадежно 
банальным. 

Это был человек среднего, а скорее высокого роста, довольно хорошо сложенный. 
Лицо его было немного полноватым, с признаками раннего облысения надо лбом и на 
висках, хотя в начале полицейской карьеры ему исполнилось всего тридцать три 
года. Внешне он выглядел мелким служащим, скромным счетоводом или коммерсантом. 
Маленький, срезанный назад подбородок отнюдь не свидетельствовал о сильной воле.
 Его вялое лицо перечеркивали усики, а обрамляли большие оттопыренные уши. 
Неизменная улыбка придавала ему приказчичье выражение. 

Только два признака вызывали скрытую тревогу: очень тонкие, бледные, почти 
бескровные губы и два маленьких голубых или серо-голубых глаза, взгляд которых, 
удивительно проницательный и завораживающе твердый, не могли скрыть стекла 
пенсне в круглой оправе из полированной стали. Он знал, конечно, что этот 
взгляд выдает его, и старался держать голову, слегка склонив к правому плечу, 
чтобы отблеск стекол маскировал глаза. Он разглядывал собеседника словно хищник 
в засаде, стерегущий добычу. Болезненный вид его странной шеи с дряблой и 
морщинистой, как у старика, колеей часто поражал посетителей. Руки у него были 
необыкновенно тонкие и деликатные, с длинными пальцами, очень белой прозрачной 
кожей и хорошо видными венами. Они напоминали руки холеной женщины. 
Разговаривая с посетителями, он имел привычку класть их перед собой на столе в 
странной неподвижности. 

Эти невыразительные руки хорошо сочетались с неподвижной и загадочной маской 
лица. 

Подчиненные рассказывали, что Гиммлер никогда никого не хвалил и не ругал. Его 
распоряжения были чаще всего нечеткими. Он любил, чтобы его сотрудники сами 
находили лучший способ исполнить желания их шефа, планы которого раскрывались 
лишь постепенно. Ему нравилась таинственность. Окружая секретностью все свои 
замыслы, он сделал ее абсолютным законом, нарушение которого влекло за собой 
строжайшее наказание, а иногда и смерть. 

Гиммлер обладал редкой работоспособностью. Его рабочий день начинался в восемь 
утра и заканчивался глубокой ночью, частенько к двум часам. Он трудился всюду и 
беспрерывно. В поездках, где бы он ни находился - в поезде, самолете или 
автомобиле, - его всегда сопровождал секретарь, записывавший под диктовку 
письма и другие тексты. Он постоянно поддерживал радиосвязь с центральной 
службой гестапо и строго требовал, чтобы аппаратура содержалась в образцовом 
порядке. Ему должны были докладывать о любом сколько-нибудь важном сообщении 
или письме. Документы Гиммлер читал очень внимательно, делая на полях пометки 
карандашом, как правило бледно-зеленого, близкого к растительной зелени цвета. 
Со свойственным ему педантизмом на всяком прошедшем через его руки документе он 
ставил отметку GEL (сокращение от слова "прочтено"), дату и свою подпись: две 
связанные между собой буквы "Г", перечеркнутые горизонтальной чертой с острым 
кончиком. Этот выбор серовато-зеленого цвета характерен для его личности. 
Честолюбивый и хвастливый Геринг, например, помечал свою почту ярко-красным 
карандашом. Маленькая, но сколь красноречивая деталь! 

Когда Гиммлер не находился в разъездах, причем довольно частых, или в 
инспекционных поездках, которые он проводил обычно без предупреждения с целью 
более эффективного контроля за деятельностью отдельных служб, его рабочий день 
прерывался лишь для еды. Питался он почти всегда в офицерской столовой СС или 
гестапо, а иногда в ресторане. Ему случалось приглашать позавтракать очередного 
визитера, и довольно часто он предлагал пообедать вместе руководителям служб. В 
общении с людьми он показал себя гостеприимным хозяином, красноречивым и 
веселым собеседником. Далее находясь на вершине славы и исполняя бесчисленные и 
важные функции, превращавшие его фактически в наиболее могущественного деятеля 
режима, он выглядел непритязательным. 

У него были добрые и верные друзья, причем многие знали его с детства и 
продолжали называть "Гейни", как в те времена, когда они вместе ходили в школу 
его отца. В СС его также называли любовно и уважительно: "Рейхс-Гейни". Ну 
может ли быть что-либо, более отвратительное? Изверги, на совести которых кровь 
многих тысяч детей, выращивают окровавленными руками цветы дружбы и называют 
друг друга уменьшительными именами, вспоминая запахи фиолетовых чернил и мела, 
которые они вместе вдыхали в стенах старой баварской школы. Двигаясь по 
служебной лестнице, Гиммлер тянул за собой большинство своих старых друзей. Его 
товарищ детства врач Гебхардт станет одним из ответственных руководителей 
научных опытов, баварские функционеры, знакомые ему по работе в мюнхенской 
полиции, последовали за ним в берлинское гестапо. Все они верили в его звезду, 
да и сам он имел бесспорный дар убеждения. "Он верил тому, что говорил, этому 
верили и все, кто его слушал", - скажет позднее Гебхардт. 

Гиммлер был не слишком привязан к своему очагу, и, похоже, у него вообще не 
было личной жизни. Все его помыслы, вся деятельность ограничивались рамками СС 
и гестапо. Казалось, он существовал только ради этих двух своих чудовищных 
детищ. Его спокойная внешность скрывала тайную рану: он был крайне неудачлив в 
семейной жизни. Он женился на уроженке Бромберга медсестре Марге Куцерцовой, 
которая была старше его на семь лет. Она работала в одной крупной берлинской 
клинике. В тот период, когда разложение столичного общества достигло крайних 
пределов, она видела столько подпольных операций, столько злоупотреблений и 
спекуляций, что прониклась глубокой неприязнью к врачам и хирургам. И напротив, 
она верила в чудесные возможности лечения травами и сумела передать эту веру 
своему мужу. На деньги жены Гиммлер создал сперва ферму по откорму цыплят в 
местечке Трудеринг близ Мюнхена. Дело не пошло, и по совету жены он занялся 
выращиванием лекарственных трав. Со всей страстью он принялся читать 
средневековые труды о травах, но коммерческого успеха так и не добился. Этот 
провал не ослабил его страсти к целебным травам, но в дальнейшем Гиммлер 
осуществлял их выращивание руками узников концлагерей. 

Может быть, эти провалы и стали причиной раздоров между супругами, источником 
презрительного отношения Марги к мужу. Ничего не изменило и рождение в 1928 
году дочери Гудрун. По словам доктора Гебхардта, Гиммлер страдал частичным 
половым бессилием и "всю жизнь не мог избавиться от этого внутреннего 
конфликта". Он решительно отказывался от развода, ссылаясь на интересы дочери, 
хотя вполне возможно, что главной, пусть и не непосредственной, причиной этого 
было строгое религиозное воспитание, полученное им в детстве. 

Позднее он познакомился с другой женщиной и разделил с ней остаток жизни. У них 
было двое детей, мальчик и девочка, которые родились и выросли под присмотром 
кормилицы в Хохенлихене. 

Это двойное существование, жизнь на два дома, часто создавало для Гиммлера 
финансовые трудности и заставляло его прибегать к займам. Он был, пожалуй, 
единственным из высших нацистских руководителей, который не разбогател, 
несмотря на все свое могущество и коррупцию, глубоко поразившую весь аппарат 
партии. Из-за своей врожденной честности он глубоко презирал Геринга, который 
во время войны пустился во всякого рода махинации, пользуясь своим высоким 
положением в государстве и партии. 

Гиммлер не обладал подлинной культурой. Этот полуобразованный человек был 
романтиком, придавшим своеобразную направленность созданным им службам, а 
следовательно, и всей организации "третьего рейха". Он верил в магнетизм, 
месмеризм и в гомеопатию, в самые сомнительные теории натуристской евгеники, в 
психические свойства натурального питания, в ясновидцев, врачевателей, 
гипнотизеров и ведьм. Всю жизнь он окружал себя экстрасенсами и часто 
консультировался с ними, прежде чем принимал какое-либо решение. Такого рода 
отклонения были свойственны и другим нацистским руководителям, особенно в 
начале их карьеры. Многие из них посещали салон берлинского мага Хануссена, что,
 вероятно, и позволило ему предсказать поджог рейхстага. 

Гиммлер с большим уважением относился к военной дисциплине. "Старому правилу: 
приказ должен быть выполнен, - скажет Гебхардт, - он придал почти истерическое 
толкование". Он превратил его в абсолютную догму для своих служб, что было, 
впрочем, не так уж и трудно, поскольку простые люди Германии не успели к тому 
времени перейти от рабского мышления к буржуазному и вступили в период 
"третьего рейха" в каком-то полусне. Из-за своего романтизма он испытывал 
чувство поклонения перед одним из германских императоров, Генрихом I Птицеловом,
 или Саксонским. Он высоко ценил организацию его рыцарства, благодаря которой 
этот суверен сумел основать новые города, прогнать датчан, разбить венгров, 
покорить славян и венедов. Эта модель повышенного интереса Гиммлера к расовым 
проблемам сыграла первостепенную роль в организации СС. Так, церемония 
принесения присяги молодыми эсэсовцами происходила в полночь при свете факелов 
в кафедральном соборе Брюнсвика, перед гробницей Генриха Птицелова. 

Анализ личности Гиммлера, проведенный доктором Франсуа Бейлем, позволяет 
утверждать, что в ней доминируют следующие черты: врожденная неспособность к 
развитию общих идей заставляет его замыкаться в духе системы; огромное рвение и 
отрицательная воля в форме остервенелого упрямства, которое выражается во 
всепоглощающей страсти к работе; полное отсутствие самобытности и 
бесчувственность, определяющие почти механическую работу мысли, претерпевающей 
столь глубокую деформацию в своей природе и в значении, что ее можно 
рассматривать как патологию. К этим основным чертам следует прибавить 
отсутствие здравого смысла, доведенные до абсурда амбиции и неискоренимое 
упрямство, нехватку интуиции, которая не компенсируется интеллектуальным 
воспитанием, ненормально развитый эротический инстинкт, проявляющийся в сильной 
потребности ласки и дружеского окружения, парадоксальным образом сочетающийся с 
глубоким эмоциональным безразличием. 

Этот дух системы открылся ему благодаря Гитлеру, в котором Гиммлер увидел 
спасителя. В своих речах, витийствуя и стуча кулаками, Гитлер выдвигал 
энергичные и удивительно простые решения. Особенный резонанс в склонной к 
упрямству душе новообращенного рождали уверенность и напор фюрера. А когда 
Гитлер со всей захватывающей аудиторию убежденностью обращался к вопросам расы 
и чистоты крови, это задевало самые чувствительные струны в душе Гиммлера. Он 
издавна увлекался этими проблемами и считал, что еще в годы учебы в 
агрономическом училище сумел дать научную форму идеям расового отбора у 
животных, обуревавшим его сегодня, но уже на уровне человека. Птицевод полагал, 
что люди для их же блага могут быть подчинены правилам рационального 
птицеводства. Он усвоил когда-то, что из птичника и скотного двора следует 
устранять нерентабельных животных, и находил совершенно разумными слова 
Гитлера: "Мы все страдаем от изъянов нечистой крови. Все, что не является 
полноценной расой, - плевелы". Или: "Более сильное поколение отсеет слабых, 
жизненная энергия разрушит нелепые связи так называемой гуманности между 
индивидуумами и откроет путь естественному гуманизму, который, уничтожая слабых,
 освобождает место для сильных". И еще: "Жалость может нас только поссорить и 
деморализовать". 

Когда Гитлер заявил, что национал-социалистское государство осуществит эти 
теории, Гиммлер пришел в восторг. И как представился случай, применил их на 
практике. 

В его памяти навсегда отпечатались слова Гитлера: "Кто видит в 
национал-социализме только политическое движение, тот ничего в нем не смыслит. 
Это даже больше, чем религия, это воля к новому человеческому творчеству. Без 
биологической основы и без биологической цели политика сегодня совершенно 
слепа". 

И далее: "Я освобождаю людей от отягчающих ограничений разума, от грязных и 
унижающих самоотравлений химерами, именуемыми совестью и нравственностью, и от 
требований свободы и личной независимости, которыми могут пользоваться лишь 
немногие". 

И наконец: "После столетий хныканья о защите бедных и униженных наступило время,
 чтобы мы решили защитить сильных против низших... Естественные инстинкты 
повелевают всем живым существам не только завоевывать своих врагов, но и 
уничтожать их. В прежние дни прерогативой победителя было уничтожать целые 
племена, целые народы". 

Вскоре Гиммлер последует этому совету с ужасающей точностью. 

2. "Черный орден" Гиммлера 

Гиммлер мечтал о возрождении рыцарства и о развертывании биологических 
экспериментов с применением его "принципов крови". Все это и позволила ему 
осуществить служба СС. Она же наложила явный отпечаток на гестапо. 

Он был рейхсфюрером СС, то есть высшим руководителем охранных отрядов всего 
рейха. И СС действительно оставалась "его вещью", его личной собственностью до 
последнего дня, до тотального краха рейха. 

Чтобы понять механизм действия нацистской административной машины, где 
переплетение различных иерархий - иерархии государственных служащих и верхушки 
регулярной армии, иерархии партии и особой иерархии СС - достигло невообразимой 
сложности, необходимо разобраться в том, что же конкретно представляла собой СС.
 Эта организация проникла во все органы и звенья не только партии, но и 
государственного управления, не только общественных институтов, но и частных 
предприятий. Примерно с 1940 года все сколько-нибудь важные деятели режима, все 
полицейские чиновники и руководители крупных служб принадлежали к СС или 
получили в ней в качестве поощрения высокие чины. 

Идеология и принципы СС постепенно полностью охватили своим влиянием жизнь 
германской нации, а все руководящие посты оказались в руках людей, которые 
из-за своей принадлежности к СС находились в той или иной мере под контролем 
Гиммлера. Он установил два основополагающих принципа СС: расовый отбор и слепое 
повиновение. 

Фарс расового отбора был облачен в псевдонаучные формулировки, целиком 
отвечавшие вкусам великого магистра ордена. Для страны, где на протяжении веков 
происходило смешение многочисленных и очень разных народов, подвергавшейся 
нашествию многих племен и рас, в частности славян, оказавших мощное воздействие 
на население германских земель до самой Эльбы, - для такой страны догма 
"чистейшей нордической крови" могла быть только шуткой. Но никто в Германии, 
казалось, не замечал этого, во всяком случае никто не осмеливался об этом во 
всеуслышание заявить. 

Высокопарные декларации забавляли простой народ, который издевался над ними, 
называя доктора Геббельса, этого уродливого карлика, "усохшим германцем". 
Показательно также, что, когда в соответствии с принципами СС получили развитие 
генеалогические изыскания, Гитлер строжайше запретил какие-либо исследования, 
касающиеся его происхождения, по утверждениям его противников, не совсем 
"чистого". 

Гиммлер хотел превратить организацию СС в новый рыцарский орден, который стал 
бы самой прочной основой нацистского рейха. В подписанном им в Мюнхене приказе 
от 31 декабря 1931 года он так определил сущность СС: "Организация СС есть союз 
специально отобранных нордических немцев... СС сознает, что данным приказом 
закрепляется сделанный ею значительный шаг вперед. Нас не трогают насмешки, 
ирония, недоговоренности: нам принадлежит будущее". 

Разработка расистских принципов, составляющих одну из главных основ нацизма, 
посредством которых будут оправданы избиение "низших" народов, уничтожение 
миллионов человеческих существ и превращение выживших в рабов, завершилась 
принятием в 1935 году нюрнбергских законов, определявших требования, которым 
должен отвечать гражданин рейха. Отныне германское гражданство было связано с 
определенными этническими признаками и предоставлялось только "фольксгеноссе", 
то есть тем жителям Германии, которые могли доказать, что по меньшей мере трое 
из их бабушек и дедушек принадлежат к пяти расам, отнесенным к германским. 
Только такие граждане могли пользоваться политическими правами. 

Так проявлялось значение перемен, внесенных фашизмом в шкалу ценностей 
западного мира. После победы христианства и утверждения его влияния в 
формирующихся обществах считалось, что при всех формах социальной организации 
люди имеют одинаковые права и обязанности. Это братство и равенство - как 
следствие одинакового для всех божественного творения человека - сохранялось в 
светских обществах и заняло важнейшее место в Декларации прав человека. 
Марксизм, отбрасывая Бога, также сохранил приверженность этим принципам. 

Нацизм опирается на "революционное" утверждение о неравенстве людей. Он 
выдвигает в качестве постулата идею о существовании между людьми глубоких 
различий, связанных не с их знаниями, силой и другими приобретенными качествами,
 а с самим фактом их происхождения. Существуют люди высшей расы, то есть 
нацисты, на самом верху общества, и "недочеловеки", принадлежащие к низшим, 
выродившимся расам, в его низу. Между этими двумя полюсами - огромное 
количество промежуточных звеньев, оцениваемых посредством псевдонаучных приемов.
 Этот постулат опирается исключительно на политику силы, на ряд произвольных 
утверждений, которые не могут быть предметом научной дискуссии, зато служат 
основанием для попытки уничтожения "недочеловеков". 

Службы СС, и особенно гестапо, стали исполнителями воинствующих расистских идей 
нацизма. Их правила, печально знаменитые правила, в которых Гиммлер хотел 
возродить традиции рыцарства, были донельзя примитивны. Здесь прежде всего 
можно назвать известную клятву, приносимую молодыми кандидатами в 
театрализованной обстановке: "Я клянусь тебе, Адольф Гитлер, фюрер и канцлер 
рейха, быть верным и храбрым. Я торжественно обещаю тебе и тем, кого ты 
назначил мне в руководители, быть с Божьей помощью послушным до самой смерти". 
Исходя из этой клятвы, требующей слепого повиновения, эсэсовцы без малейшего 
колебания шли на самые чудовищные преступления. 

"Моя честь - это моя верность". Таков был "гордый девиз" эсэсовцев, который, по 
сути дела, лишь повторял клятву о слепом повиновении; верность понималась здесь 
лишь как преданность фюреру, руководителям СС и своим товарищам по этой 
организации, а не преданность традиционным правилам морали. Честь эсэсовца, 
которую так превозносили представители этого движения в своих речах и изданиях, 
не только не препятствовала, а, напротив, предписывала убивать детей, женщин, 
стариков. Во имя этой странной чести детей, прибывающих в Освенцим, вырывали из 
рук матерей и отправляли в газовые камеры, а в дни массовых поступлений 
заключенных, чтобы выиграть время, их бросали живыми в канавы, наполненные 
горящим бензином. 

Замкнутый мир нацизма извращает общепринятый смысл понятий, лишает такие слова, 
как "честь" и "верность", их подлинной сути. Сам Гиммлер изложил то, что 
подразумевают под этим нацисты, в своей речи, произнесенной 4 октября 1943 года 
в Познани на собрании группенфюреров СС: "Лишь один принцип должен, безусловно, 
существовать для члена СС: честными, порядочными, верными мы должны быть по 
отношению к представителям нашей собственной расы и ни к кому другому. Меня ни 
в малейшей степени не интересует судьба русского или чеха". 

Таково конкретное применение теории "расы господ", выдвинутой Гитлером с первых 
шагов национал-социализма. 

Эсэсовцы, которые должны были стать аристократией завтрашнего мира, подбирались 
по принципу крови. Ценность человека определялась его расовой принадлежностью. 
"Следовательно, для нас важна только совершенная кровь, значение и творческая 
сила которой доказаны историей, основа любого государства и любой военной 
деятельности, то есть нордическая кровь. Я сказал себе, если мне удастся 
отобрать для этой организации максимальное количество людей, в большинстве 
своем обладающих такой кровью, привить им военную дисциплину и убедить их со 
временем в ценности этой крови и связанной с ней идеологии, то возникнет 
реальная возможность создать организацию элиты, способную выдержать любые 
испытания". 

При отборе обладателей столь ценной крови кандидаты проходили строжайшую 
проверку. "Их изучали и подвергали экзаменам. Из ста человек выдерживали в 
среднем не более десяти-пятнадцати. Мы требовали от них политическое досье их 
родителей, братьев и сестер, их генеалогическое древо до 1750 года и, 
разумеется, проверяли их физическое состояние, а также их учетную карточку 
членов "Гитлерюгенд". Они были обязаны также представить справку о 
наследственности, в которой подтверждалось бы отсутствие наследственных 
болезней у их родителей и в их семье". 

Конечную цель всех этих проверок Гиммлер сформулировал так: "Мы хотим 
сформировать высший класс, которому предстоит господствовать века". Однажды 
Гиммлер рассказал, что будущий рейх, который к тому времени охватит всю Европу, 
будет организован по образцу античных обществ. Это означало, что элита, 
представляющая 5-10% населения, будет господствовать над остальным обществом, 
заставляя работать на себя огромную массу илотов и рабов. И действительно, 
когда Германия оккупировала три четверти Европы, нетрудно было убедиться, что 
нацистский режим был фактически рабовладельческим. 

Будущие "господа" из числа эсэсовцев имели особые права. После принятия присяги 
они получали кинжал, помеченный буквами "СС". Им говорили, что этот кинжал 
выдается для того, чтобы смыть кровью нанесенное им оскорбление, если сами они 
сочтут, что задета их честь. В 1935 году это их право и даже долг были 
закреплены декретом Гиммлера, а в специальном решении Верховного суда было 
уточнено, что эсэсовец "может воспользоваться оружием, если даже противник мог 
быть остановлен другим способом". Право безнаказанного убийства стало, таким 
образом, прерогативой СС. 

В сентябре 1939 года эсэсовец, охранявший группу из пятидесяти 
заключенных-евреев, решил позабавиться и после окончания работы перестрелял 
несчастных одного за другим. Был составлен протокол, но убийца не получил 
наказания, поскольку, указывалось в донесении, его принадлежность к войскам СС 
делала его "особо чувствительным к виду евреев" и действовал он "совершенно 
неосмысленно, подталкиваемый юношеской склонностью к приключениям". Вполне 
возможно, что столь одаренный представитель элиты получил внеочередное 
повышение. 

Для большей безопасности эсэсовцы были исключены рядом декретов из общей 
юрисдикции. Все их дела передавались внутриведомственным органам правосудия, и 
за свои поступки они отвечали лишь перед трибуналами СС. 

В первые годы фашистской власти применялся закон от 2 августа 1933 года, в силу 
которого правительство могло остановить любое расследование, прервать 
рассмотрение дела судом на любой стадии. Однако в этом были определенные 
неудобства. 17 октября 1933 года двое заключенных лагеря Дахау "покончили жизнь 
самоубийством" в своих камерах. Дирекция лагеря указала, что они повесились на 
собственных ремнях, однако семьи погибших обратились в прокуратуру Мюнхена, два 
судмедэксперта произвели вскрытие и обнаружили, что несчастные были жестоко 
избиты, а затем задушены. Многочисленные кровоподтеки на голове и на всем теле 
не оставляли места для сомнений; у обоих на шее были явные следы удушения, а не 
повешения. Да и ремни, которые якобы служили для самоубийства, не были 
представлены. 

Все это произошло до того, как об обстоятельствах дела стало известно высшим 
властям. Когда о нем рассказали Рему, формально руководившему войсками СС, 
поскольку они еще не были отделены от СА, он подготовил записку, где 
говорилось: "Лагерь Дахау является лагерем политзаключенных и лиц, 
интернированных в предварительном порядке. Происшедшие инциденты носят 
политический характер и при всех обстоятельствах должны разрешаться в первую 
очередь политической властью. Мне кажется, что, учитывая их характер, они не 
должны рассматриваться судебными властями. Таково мое мнение, мнение начальника 
штаба и имперского министра. И как таковой, я заинтересован в том, чтобы 
принятые у нас процедуры не наносили политического ущерба рейху. Я добьюсь, 
чтобы рейхсфюрер СС издал приказ, согласно которому следственным властям не 
будет открыт доступ в лагеря и ни один из заключенных не будет подвергаться 
допросам". 

Министр внутренних дел потребовал прекратить расследование. В качестве 
обоснования он выдвинул тот факт, что "дальнейшее расследование нанесло бы 
большой ущерб престижу национал-социалистского государства, так как было бы 
направлено против членов СА и СС, а значит, и против СА и СС, то есть 
организаций, являющихся главными устоями национал-социалистского государства". 

27 сентября прокуратура прекращает дело, "поскольку расследование показало, что 
не имеется достаточно убедительных доказательств того, что смерть означенных 
лиц последовала из-за внешних причин". 

Все вроде бы налаживалось, но 5 декабря государственный министр юстиции 
предписывает возобновить расследование и довести его до конца, "факты должны 
быть прояснены как можно скорее... Если же возникнут попытки их скрыть, они 
должны быть пресечены надлежащим образом". 

Досадный инцидент. Разумеется, по прошествии столь долгого срока и при 
ограниченности средств судебного расследования в среде СС никому ничего 
серьезного не грозило. Тем не менее, пользуясь достойными сожаления инцидентами,
 "посторонние" смогли слишком глубоко заглянуть в "частные" дела СС и 
познакомиться с некоторыми приемами, которые не следовало предавать огласке. 
Это и стало одной из причин создания специальной юрисдикции СС. С этого момента 
СС превращалась в замкнутый мир, внутрь которого не мог проникнуть никто 
посторонний. 

Эти "неприкасаемые" эсэсовцы были для Гиммлера высококачественным человеческим 
материалом, идеально подготовленным для его экспериментов. Вновь в нем 
проявился птицевод, строго следящий за чистотой селекции. Эсэсовец не имел 
права жениться без разрешения своего начальства. Невеста была обязана 
представить доказательства своего арийского происхождения начиная с 1800 года, 
если женихом был рядовой эсэсовец или младший офицер, и с 1750 года, если ее 
суженым был офицер. Только центральное штатное управление имело право утвердить 
представленные доказательства и дать разрешение на брак. Кроме того, девушка 
должна была пройти несколько медицинских осмотров и физических испытаний, 
выявляющих ее способность обеспечить потомство, достойное "расы господ". После 
свадьбы молодая жена обязана была окончить курсы СС в специальной школе, где 
преподавались политические дисциплины и "идеология, вытекающая из понятия 
расовой чистоты". Она проходила также курсы домашнего хозяйства, ухода за 
детьми и т.д. Все это преследовало цель создать за несколько лет постоянно 
увеличивающийся контингент индивидов, строго одинаковых физически и 
психологически. 

Система Гиммлера нашла свое полное воплощение после создания "источников жизни" 
("лебенсборн"), своего рода племенных заводов для людей, где специально 
отобранные девушки с совершенными нордическими признаками вместе с эсэсовцами, 
отобранными по тем же критериям, занимались воспроизведением нордического 
потомства, не вступая между собой в какие-либо законные брачные союзы. Дети, 
родившиеся в этих заведениях, построенных на принципах направленной евгеники, 
принадлежали государству и воспитывались в специальных школах. Теоретически они 
должны были составить первое поколение чистых нацистов, сформированных, начиная 
с эмбриона. Крушение фашистского режима не позволило продолжить этот 
эксперимент. Однако в "источниках жизни" уже появилось на свет пятьдесят тысяч 
детей. Как выяснилось позднее, их интеллектуальный уровень был значительно ниже 
среднего, а доля умственно отсталых среди них в четыре-пять раз превышала норму.
 Нацистские евгенисты игнорировали то, что хорошо знают психологи 
"деградирующих" стран и "вырождающихся" рас: в деле "выращивания" детей самое 
совершенное заведение не идет ни в какое сравнение с любой матерью, даже и 
посредственной. Никакая идеология не может заменить материнской любви. 

Биологические эксперименты Гиммлера над эсэсовцами принимали и другие формы. 
Птицевод полагал, что пища оказывает влияние на анатомические и психологические 
черты людей. Поэтому в казармах СС утренний кофе был заменен завтраком древних 
германцев, состоящим из молока и каши. В качестве питья при еде эсэсовцы 
получали минеральную воду, а меню было "строго научно" рассчитано партийными 
евгенистами. В казармах СС проводились опыты по гипнотерапии, а некоторые 
руководители были подвергнуты опытам по массажу нервной системы. Одним словом, 
с эсэсовцами обращались как с дорогими подопытными животными, но вместо того, 
чтобы почувствовать себя униженными, восстать против оскорбления их 
человеческого достоинства низведением их до положения лабораторных кроликов, 
они прониклись величайшей гордостью. Их-де относят к особым существам, 
сверхчеловекам, взирающим свысока на все остальное человечество. 

Члены этой новой преторианской гвардии почитали одним из главных достоинств 
"великолепную военную выправку", отвечающую требованиям прусских традиций. Все 
в них было слепком с этой модели: высокомерная спесь, жестокость отношений, 
непреклонность, крайняя самоуверенность, сознание своей силы, доведенное до 
абсурда, "кастовая гордыня, садизм в выучке и казарменный мазохизм во всех их 
исходных или развитых формах, сложившихся за двести лет прусского господства" - 
так писал об этих качествах Когон. И далее этот автор замечает: "Критическая 
мысль, которая предполагает способность сравнивать и отличать и требует, 
следовательно, растущего уровня знаний, вредила бы, как они думали, 
эффективности их действий, делала бы их "анемичными", казалась им 
деморализующей, опасной, коварной, "европейской"". И здесь снова вступает все 
то же старое армейское правило: "никогда не пытаться понять". 

Предоставленные им права, такие, как право самим решать вопрос о жизни и смерти 
современников "в порядке защиты своей чести", а также терпимость, с какой к ним 
относились власти, лишь усиливали их уверенность в собственном превосходстве. 
Что касается законности их действий, она просто не ставилась под вопрос; в этом 
не было никогда ни малейшего сомнения. 

И как же могло быть иначе? Ведь вся традиционная элита Германии принимала как 
должное самые преступные акты нацистов и покрывала их своим молчанием. Эта 
элита являлась частью системы и соглашалась сотрудничать с выскочками. 
Возглавив СС, Гиммлер с первых дней стремился вовлечь в ее ряды аристократов, 
всегда обладавших большим престижем, знатных лиц, некоторых видных военных. 
Вступление в ряды СС бывших офицеров из добровольческих отрядов, которые 
считались тогда национальными героями, имело значительный резонанс. Уже в 1928 
году были приняты в НСДАП представители ряда известных фамилий. Еще до 1933 
года многие аристократы входили в "Черный корпус", как называли тогда СС. Среди 
наиболее известных назовем князя Вальдека и наследного великого герцога 
Мекленбургского. После взятия нацистами власти в СС кинулись многие и другие: 
князь Гогенцоллерн-Зигмаринген, последний герцог Брауншвейгский, наследный 
принц Липпе-Бистерфильд, генерал граф фон Шуленбург. Среди них оказался даже 
архиепископ Грёбер из Фрибурга. От этих знатных новобранцев не требовали 
никаких услуг, но ловко использовали их вступление в рекламных целях. Оно в 
такой степени способствовало притоку новых членов, что позднее Гиммлер учредил 
почетные чины СС, присваиваемые известным деятелям, даже и не входящим в эту 
организацию. 

Результаты такой политики не замедлили сказаться, особенно в буржуазных кругах; 
служба в СС рассматривалась теперь как особый шик, а черная форма - как верх 
мужской элегантности. 

Руководители СС могли толковать этот приток новых членов как одобрение своих 
методов, однако нельзя не признать, что отсутствие какой-либо международной 
реакции также немало способствовало их успехам. Призывы немецких эмигрантов 
звучали гласом вопиющего в пустыне. Когда преступления, ежедневно совершаемые в 
Германии, были уже общеизвестны, ни одна "цивилизованная" страна ни на минуту 
не задумалась о необходимости порвать с убийцами. С неизменной учтивостью послы 
продолжали пожимать руки, обагренные кровью невинных, давать торжественные 
обеды в честь палачей. Заключались новые торговые соглашения, Франция 
пригласила фашистскую Германию участвовать во Всемирной выставке 1937 года; и, 
наконец, увенчанием этого здания трусости явился договор 1939 года, подписанный 
Советским Союзом с теми, кто погубил под пытками тысячи коммунистов, а десятки 
тысяч бросил в лагеря. 

Привлечение известных деятелей преследовало рекламные цели. Вербовка же рядовых 
исполнителей была обращена в самые низы общества. Для грязной работы, какая их 
ожидала, нужны были люди, способные не задавать лишних вопросов, слепо 
повинующиеся скоты, или хорошо организованные садисты. 

Но такой источник мог и истощиться. Нацисты быстро поняли, что постоянный 
приток "подходящих" кадров можно обеспечить, лишь воспитывая завтрашних 
преторианцев с детства. И резервуаром кадров для СС и гестапо стала организация 
"Гитлерюгенд" ("Гитлеровская молодежь"). Каждый год 20 апреля, в день рождения 
фюрера, дети, которые в наступающем году достигали десятилетнего возраста, 
принимались в организацию "Юнгфольк" ("Молодежь"), Церемониал, связанный с 
празднованием дня рождения Гитлера, должен был поразить их юные умы. В этой 
организации они оставались до тринадцати лет, проводя по одному году в каждой 
из четырех ее секций, постепенно подводящих своих членов к вступлению в 
"Гитлерюгенд", которая непосредственно готовила кадры для армии и организаций, 
примыкающих к партии. 

Сперва младшая ветвь СА, "Гитлерюгенд", получила независимость в рамках 
Национального комитета ассоциаций германской молодежи, а через некоторое время 
после взятия власти декретом от 22 июня 1933 года этот комитет был распущен. 
Его имущество конфисковано, а члены поглощены организацией "Гитлерюгенд". В 
1936 году был принят закон, согласно которому вступление в ГЮ стало 
обязательным для всех немцев. Таким образом, с десятилетнего возраста юный 
немец подвергался постоянному, навязчивому воздействию нацистской пропаганды и 
идеологии. И с этого нежного возраста, когда личность легко поддается 
моделированию, принцип фюрерства укоренялся в юных мозгах как абсолютная догма. 
Затем следовала тренировка, которая доводила человеческое существо до состояния 
тотального подчинения. Такое уродливое "выращивание" человека, его 
дегуманизация и объясняют феномен гитлеризма, существование гестапо и 
преступления, которые и по сей день поражают совесть человечества. Орадур, 
Варшавское гетто, массовые казни на Востоке, Освенцим - это не германские 
преступления, это преступления нацизма. Можно с уверенностью сказать, что 
применение этих методов к любому народу привело бы примерно к тем же 
результатам. И если, германский народ оказался, возможно, наиболее податливой 
глиной, то произошло это потому, что традиционная милитаризация общества 
привила ему более строгие, чем где-либо, навыки дисциплины, что официально с 
некоторой завистью ставилось в пример в большинстве "недисциплинированных" 
стран. Почти всем эсэсовцам, которые сожгли Орадур, в дни взятия власти 
нацистами было от восьми до четырнадцати лет. Все они прошли нацистское 
воспитание чуть ли не с младенческого возраста, и никто не обсуждал с ними 
достоинств и недостатков этой системы. И именно в рядах "Гитлерюгенда" в 
1933-1940 годах были подготовлены Орадуры будущей войны. 

В одной из речей, произнесенных в ноябре 1933 года, Гитлер в следующих словах 
изложил свои планы, касающиеся германской молодежи: "Когда противник заявляет: 
"Я не хочу равняться на вас, и вам не удастся меня принудить к этому", я 
спокойно отвечаю: "Мне уже принадлежит твой ребенок. Народ живет вечно. Кто ты? 
Ты уйдешь. Но твои потомки уже находятся в новом лагере. И в ближайшем будущем 
они будут знать только это новое общество"". 

Уже в мае 1933 года под руководством Геббельса было организовано первое 
аутодафе на университетской площади в Берлине. В предшествующие этому событию 
недели были "очищены" книжные магазины, публичные библиотеки и университеты. 
Были изъяты тонны книг, авторы которых были евреями, марксистами или содержание 
которых не соответствовало принципам нацизма. 10 мая студенты-нацисты с песнями 
доставили на площадь двадцать тысяч экземпляров книг и сложили их в огромную 
кучу. Здесь было все - от низкопробных порнографических изданий до трудов 
"выродившихся" философов. Под звуки национального гимна и партийных песен книги 
облили керосином и подожгли. Геббельс произнес речь. "Сегодняшняя церемония, - 
сказал он, является символическим актом, она покажет миру, что моральные основы 
Республики, созданной в ноябре 1918 года, разрушены окончательно. Из этой кучи 
пепла возникнет феникс нового духа". 

Прошедший отбор молодой немец перед вступлением в СС должен был пройти 
обязательную стажировку в Службе государственной трудовой повинности. 

Силы СС разделялись на три категории: общие силы СС, в которых служба не носила 
постоянного характера, части, находящиеся на казарменном положении, и, части СС 
"Мертвая голова", обеспечивающие охрану концентрационных лагерей. 

Общие силы СС составляли материнскую ветвь, куда сначала принимались молодые 
"кандидаты", пожелавшие войти в состав эсэсовской элиты. Они получали там 
первичное обучение, проходили стажировку, принимали присягу, им вручали 
почетный кинжал. 

Члены общих сил СС оставались активными членами СС до пятидесяти лет. Ежегодно 
они подвергались экзаменам с целью проверки их физической формы, уровня военной 
и политической подготовки. 

Вскоре членство в СС стало необходимым условием для занятия некоторых постов в 
государственном управлении или ответственных должностей в частном секторе 
промышленности. То же требовалось для поступления в высшую школу или 
университет. 

Таким образом, созданный Гиммлером странный "черный орден" проник во все поры 
германской жизни, обеспечив своему организатору власть, которая в будущем 
станет безраздельной. Это ему позволило также устранить своих наиболее опасных 
врагов. 

3. Вездесущее гестапо 

Безраздельный хозяин СС Гиммлер перенес часть принципов своего "черного ордена" 
на организацию гестапо. Строгая иерархия СС была постепенно скопирована в 
гестапо, а позднее, когда его члены получили соответствующие эсэсовские звания, 
даже полностью воспроизведена. Разделение функций было еще усилено соблюдением 
строжайшей секретности, которая превратилась в один из фундаментальных 
принципов эсэсовской дисциплины. Она же стала одной из основ гестапо, которое 
было превращено стараниями Гиммлера, как это было ранее в СС, в замкнутый мир, 
куда никто не мог даже заглянуть и критика которого была категорически 
запрещена. 

После создания Герингом государственной полиции ей сразу же понадобились 
помещения. Для новой организации прекрасно подходил по их расположению в городе 
и планировке ряд зданий на Принц-Альбрехтштрассе. Речь шла прежде всего о Музее 
фольклора, который тут же был выселен, и о здании профессиональной промышленной 
школы; ее изгнали под тем предлогом, что некоторые из ее студентов были 
коммунистами, а в общежитиях происходили "ночные оргии". Как только здания были 
освобождены, в них разместилось гестапо. Хозяином этих служб стал Рейнхард 
Гейдрих. Поставленный Гиммлером в 1931 году во главе службы безопасности СС, он 
в начале 1933 года стал его заместителем на должности президента мюнхенской 
полиции, а в 1934 году, когда его шеф возглавил гестапо, присоединился к нему в 
Берлине. Гиммлер немедленно поручил ему центральную службу гестапо. Из своего 
кабинета в Берлине Гейдрих фактически руководил почти всей деятельностью 
государственной полиции. 

И здесь, по принятой у нацистов практике, происходило совмещение функций. Как 
шеф гестапо, Гейдрих был государственным служащим, а как начальник СД, то есть 
партийной инстанции, он являлся важным деятелем нацистской партии и мог 
использовать в своих интересах отдельные партийные организации. Большинство 
работавших под его началом людей были подчинены ему дважды: как чиновники и как 
члены нацистской партии. Очень удобная позиция; если у кого и появлялись 
угрызения совести по поводу особенно возмутительных безобразий, если кто-то и 
пытался сообщить о них органам правосудия, то вступали в дело партийные запреты,
 куда более действенные по сравнению с административными. 

Партия приступила к поглощению государства. Статья 1 закона от 1 декабря 1933 
года недвусмысленно гласила: "Национал-социалистская партия стала носителем 
идеи германского государства и неразрывно связана с ним". 

И государственные чиновники и члены служб НСДАП были объединены общей целью, 
стремились осуществить политические планы партии и фюрера, претворить в жизнь 
его прорицания: построить тысячелетний рейх, провозглашенный им много лет назад,
 осуществить в отдаленной перспективе переворот в самих основах человеческого 
общества, нарушить сложившееся в мире равновесие, утвердить расу господ и 
колонизировать мир. Носителем священных принципов и инструментом 
распространения этой идеологии становилась партия. Она фактически воплотилась в 
государстве. Отлучение от партии означало почти смертный приговор. Считалось 
общепринятым, что "исключение из партии является самым тяжелым наказанием. В 
определенных обстоятельствах оно означало потерю всех средств к существованию и 
утрату положения в обществе". Но и эта угроза не шла ни в какое сравнение с той,
 которая благодаря стараниям Гиммлера висела над головами эсэсовцев: "Кто хотя 
бы в мыслях нарушит верность фюреру, тот изгоняется из СС, и мы будем 
стремиться, чтобы он исчез и из мира живых". 

Не допускать никаких дискуссий по поводу нацистских догм, не стесняясь в 
средствах, устранять не только противников режима, но и тех, кто осмеливался 
сомневаться в его совершенстве, - такова была задача гестапо. Чтобы ее успешно 
решить, его службы должны быть вездесущими. Гиммлер и Гейдрих в своем логове 
должны были знать все. Им потребовалось несколько лет, чтобы довести до 
совершенства структуру организации, но с самого начала они ни в чем не 
испытывали нужды. За годы подпольной деятельности службы безопасности СС 
накопили огромные архивы. С величайшим тщанием в картотеки были внесены все 
противники партии. Их досье были просто бесподобны, там было все: политическая 
и профессиональная деятельность, семья и друзья, место жительства и возможные 
убежища, интимные связи, человеческие слабости и увлечения, все находило там 
себе место, чтобы в нужный момент появиться на свет. 

Именно эти архивы и пустило в ход гестапо. Противников режима подвергали 
арестам и пыткам, убивали без суда и следствия. В Германии об этом знал каждый, 
но среди тех, кто мог бы подать сигнал тревоги и, возможно, спасти свою страну 
и весь мир от все более усиливающейся опасности, не нашлось ни одного человека, 
ни одного министра или генерала, кто осмелился бы поднять голос протеста. 
"Заглянув в зловещие потемки здания на Принц-Альбрехтштрассе, - напишет позднее 
Гизевиус, - можно было сорвать колдовство Гейдриха". Но ни один взгляд из-за 
кордона не попытался прорваться через эту удушающую тьму, и Германия, как 
выразился в Нюрнберге американский главный обвинитель Роберт Джексон, "стала 
одним обширным застенком". 

Гестапо находилось под контролем партии. Его персонал состоял в основном из 
профессиональных полицейских, оставшихся в большинстве своем от старых времен, 
несмотря на чистку, проведенную нацистами после взятия власти, ведь слишком 
большая перетряска могла бы разрушить этот хрупкий механизм. Начиная с апреля 
1934 года идеологический контроль в гестапо был резко усилен, а его пополнение 
шло исключительно за счет членов партии. Точно так же для всякого повышения 
чиновника по службе требовалось согласие и оценка партии, где на этот предмет 
велась специальная картотека, по материалам которой давалась политическая 
характеристика. Именно от нее зависело всякое назначение. В специальном 
циркуляре канцелярия партии определяла ее как "обоснованную оценку политических 
и идеологических позиций и характера (работника...). (Она) должна быть точной и 
четкой... базироваться на бесспорных данных и ориентироваться в оценках на цели 
движения... составные элементы такой характеристики могут быть получены у 
соответствующих политических руководителей, у технических служб и служб СД при 
рейхсфюрере СС". Таким образом, работники гестапо находились под политическим 
контролем СД, то есть их "близнеца", аналогичного органа партии, с которым у 
гестапо, установились отношения все более тесного сотрудничества. 

Обе службы, СД и гестапо, поставленные под начало Гейдриха, контролировали всю 
общественную жизнь, но СД, как партийная инстанция, занималась сбором и 
использованием информации, тогда как на гестапо ложилась конкретная полицейская 
работа: аресты, допросы, обыски. 

Уже в 1934 году гестапо получало информацию от СД, но это был для него далеко 
не единственный источник сведений. Организационной основой нацистской партии и 
государства был так называемый принцип фюрерства, или принцип вождя, согласно 
которому вся власть сосредоточивалась в руках одного руководителя, вождя. 
Заповеди партий гласили: "Фюрер всегда прав. Программа должна быть для тебя 
догмой. Она требует от тебя полной преданности интересам движения... Право - 
это то, что служит движению, а значит, и Германии". Партия в данном случае 
отождествлялась, естественно, с родиной. В основе организации партии лежит идея 
фюрера. Считается, что все политические руководители назначаются фюрером и ему 
подответственны. Они располагают всей полнотой власти по отношению к 
нижележащим ступеням. 

Из принципа непогрешимости Адольфа Гитлера следовал вывод о необходимости 
абсолютного повиновения всем назначенным им руководителям. Уже статья 1 грубо 
нарушала неотъемлемые права личности: "Каждый руководитель имеет право 
распоряжаться, управлять и принимать решения, не подвергаясь какому бы то ни 
было контролю". 

Принцип фюрерства внедрялся в жизнь немцев начиная со школы. За фюрером в 
иерархической пирамиде следовало пятнадцать рейхслейтеров. Среди этих столпов 
режима наиболее известными были начальник партийной канцелярии Гесс, замененный 
позднее в этой должности Борманом, руководитель ведомства пропаганды Геббельс, 
Гиммлер, руководитель "Трудового фронта" Лей, глава молодежной организации фон 
Ширах, Розенберг, представлявший фюрера в сфере контроля за интеллектуальной 
деятельностью и идеологией. Главной задачей института имперского управления, 
рейхслейтунга, был подбор руководящих кадров. 

С начала 1933 года Германия была резделена на тридцать две административные 
области (гау). Область делилась на районы (крайсы), район - на местные группы 
(ортсгруппен), группа - на ячейки (целлен), а ячейка на блоки. Во главе каждого 
подразделения стоял соответственно гаулейтер, крайслейтер, ортсгруппенлейтер, 
целлеллейтер и блоклейтер. 

Гаулейтер, назначавшийся непосредственно фюрером, нес полную ответственность за 
делегированную ему часть суверенитета. Это был носитель власти, как и 
крайслейтер, отвечавший за воспитание, политическую и идеологическую подготовку 
политических руководителей, членов партии и всего населения. Ортсгруппенлейтер 
также считался "носителем суверенитета". Он нес ответственность за группу ячеек,
 включавшую в себя примерно полторы тысячи семей; целленлейтер, имевший под 
своим началом от четырех до восьми блоков, являлся прямым руководителем 
блоклейтеров, которым он передавал директивы партии и контролировал их 
выполнение. Наконец, шел блоклейтер, служивший главной опорой партии. 
Фактически именно он был основным звеном этой цепи и нес ответственность за 
свой блок, то есть за сорок, максимум шестьдесят семей (дворов). Только он из 
всей свиты чиновников вступал в прямой контакт с населением. Только он в 
максимальной степени знал каждого члена контролируемой им группы. 

Он был обязан выявлять недовольных и разъяснять им неправильно понятые новые 
законы; и, наконец, когда этого было недостаточно, прибегать к другим имеющимся 
в его распоряжении средствам: "Если ошибочное поведение человека наносило вред 
ему самому, а через него и всей общине, могли быть использованы, кроме совета, 
и более жесткие формы исправления". 

Разумеется, это доскональное знание своего квартала и своих соседей, которое 
требовалось от блоклейтера, имело и другое назначение. "Блоклейтер обязан 
разоблачать тех, кто распространяет вредоносные слухи, сообщать о них в местную 
группу, чтобы такие факты становились достоянием компетентных органов власти". 
То есть гестапо. Именно туда стекались результаты этого массового научно 
организованного доносительства. Приказ, подписанный Борманом 26 июня 1935 года, 
внес здесь следующее уточнение: "Чтобы установить более тесный контакт между 
партийными службами и их организациями, с одной стороны, и руководством гестапо 
- с другой, уполномоченный фюрера предлагает, чтобы в будущем шефы гестапо 
приглашались на все важнейшие официальные мероприятия партии и ее организаций". 


Таким образом, в лице руководителей ячеек и блоков гестапо располагало 
десятками тысяч ушей и глаз, внимательно следивших за каждым движением каждого 
немца. 

Американский адвокат Томас Д. Додд сказал об этом в Нюрнберге: "Ни в одной 
нацистской ячейке или блоке для них не существовало никаких секретов. Включение,
 радиоприемника, неодобрительное выражение лица, нарушаемая тайна исповеди, 
исконное доверие между отцом и сыном и даже священные откровения супругов - все 
включалось в сферу их деятельности. Их задачей было знать все". Ничто не должно 
было ускользать от контроля гестапо. 

Но и эти тысячи добровольных осведомителей не удовлетворяли гестапо. Ведь нужно 
было следить за людьми на их рабочем месте, во время развлечений, вне дома, то 
есть всюду, где они ускользали от бдительного ока своих надсмотрщиков - 
блоклейтеров. 

Первыми под контроль попадали, естественно, чиновники. Инструкция, подписанная 
22 июня 1933 года Герингом, предписывала всем чиновникам следить за словами и 
делами государственных служащих и разоблачать тех, кто осмеливался критиковать 
режим. Так создавалось нечто вроде круговой слежки, поскольку каждый шпионил за 
соседями, а соседи в свою очередь шпионили за ним. И чтобы обеспечить 
бесперебойное функционирование этой системы всеобщего доносительства, циркуляр 
Геринга уточнял, что отказ от доносов должен рассматриваться как враждебный по 
отношению к правительству акт. 

Железный корсет непрерывного шпионажа дополнялся еще и деятельностью 
многочисленных группировок. Существовала, например, тщательно отобранная 
молодежная организация "Зальбергкрайс" ("Кружок у подножия"), среди 
руководителей которой был молодой преподаватель рисования Отто Абец. Он 
занимался подготовкой встреч с комитетами французской молодежи, в ходе которых 
готовилась благоприятная почва для деятельности службы безопасности (СД). С 
одной стороны, эти встречи позволяли выявлять французских сторонников нацизма, 
многие из которых привлекались к разведывательной работе, с другой - 
способствовать проникновению агентов СД во французское общество. 

Немцы находились под наблюдением и на рабочих местах. На каждом заводе и 
предприятии создавались партийные ячейки. "Трудовой фронт" Роберта Лея, под 
контролем которого находились социальное обеспечение, кооперативы, зарплата и т.
д., заменил профсоюзы. В него были включены и поставлены под строгий контроль 
как рабочие, так и служащие. Циркуляр Геринга от 30 июня 1933 года предписывал 
службам гестапо ставить в известность представителей "Фронта" о каждом члене 
партии, о каждом работнике, политическая позиция которого представлялась 
сомнительной. 

Крестьянство было охвачено организацией через "Крестьянский фронт" Вальтера 
Дарре. А в 1935 году для объединения всех групп населения, связанных с 
производством, была создана Имперская корпорация пищевиков. 

Спортивные организации получили в начальники Чаммер-Остена; развлечениями 
занималась организация КДФ ("Сила через радость"), подчиненная Лею; кино и 
радио строго контролировались министерством пропаганды; не забыта была, конечно,
 и пресса, ее твердой рукой вели государственное агентство ДНБ (Германское 
информационное бюро), которое заменило ряд прежних агентств, а также федерация 
и палата печати, созданные под контролем партии. И горе было журналисту, 
осмелившемуся сделать малейший намек, нежелательный властям! Впрочем, такие 
материалы почти не имели шансов появиться в печати, поскольку все директора и 
главные редакторы газет и журналов утверждались министерством пропаганды и 
могли быть отстранены от работы при малейших признаках неповиновения. Эти меры 
позволили отменить цензуру, так как писать разрешалось лишь на темы, 
утвержденные министерством. 

Палата писателей и Профессиональная ассоциация вели строгий надзор за всеми 
профессиональными журналистами и писателями. Только члены этой ассоциации имели 
право публиковать свои труды, а принимались в нее исключительно "благонадежные" 
люди. Палата писателей информировала министерство обо всем, что казалось ей 
вредным, как в современных, так и в ранее изданных работах. Библиотеки были 
очищены. Эта полицейская система контроля за мыслями дополнялась также 
Федерацией издателей. 

Адвокаты, медики, студенты были "охвачены" корпоративными ассоциациями. 
Всемирно известная Ассоциация германских медиков, созданная в 1873 году, была 
поглощена Национал-социалистской лигой медиков, которая "очистила" ряды 
специалистов этой профессии от евреев и социалистов, а затем и от всех 
политически неблагонадежных членов. 

Министерство здравоохранения было влито в министерство внутренних дел, а 
Общество Красного Креста поставлено под контроль СС. Некоторые всемирно 
известные научные ассоциации, такие, как Хемницкая ассоциация или Медицинская 
ассоциация Берлина, были сохранены, но поставлены под строжайший контроль. 
Свободное научное творчество в них стало невозможным, а интеллектуальный 
уровень пал так низко, что подлинные ученые вышли из них, уступив место 
бездарностям и шарлатанам, поддерживаемым партией. 

Нацистская партия с недоверием относилась к высшей школе, считая, что ученые 
развращены либерализмом. С 1933 по 1937 год там было отстранено от работы 40% 
преподавателей. Декретом от 9 июня 1 943 года был создан Совет по научным 
исследованиям, возглавляемый президиумом из 2 1 члена, в котором не было ни 
одного ученого, зато фигурировали Борман, Гиммлер, Кейтель и т.п. во главе с 
председателем Герингом. Совет, контролировавший научно-исследовательские 
институты, назначил в каждый из них представителя гестапо. Это мог быть 
преподаватель или ассистент, административный работник или даже безликий 
студент; их главная обязанность состояла в том, чтобы регулярно докладывать о 
настроениях сотрудников института. 

Еще две организации давали нацистам возможность распространять их секретные 
исследования за пределы рейха и пытаться охватить своим контролем весь мир. 
Таковы были Заграничная организация НСДАП (АО) и "Фольксдойче миттельштелле", 
занимавшаяся вопросами возврата в лоно матери-родины всех людей немецкой крови. 
Фактически же эти организации были шпионскими гнездами, которые либо 
самостоятельно, либо в качестве подручных специальных нацистских служб 
содействовали сначала внедрению "пятой колонны" в Австрии и Чехословакии, а 
затем выявлению укрывшихся за границей немецких политических противников режима 
и слежке за ними. В течение многих лет эти "бунтовщики" вызывали особую 
ненависть нацистов. 

В своей директиве от 15 января 1934 года Геринг предписывал гестапо и 
пограничной полиции брать на заметку политических эмигрантов и евреев, 
проживающих в соседних странах, чтобы в случае их возвращения в Германию 
немедленно арестовать и препроводить в концлагерь. 

В странах, где эти изгнанники находили убежище, за ними шпионили, устанавливали 
постоянную слежку. При вступлении германских войск в Австрию, Чехословакию, 
Польшу, а затем во Францию гестапо учиняло на этих несчастных немыслимую по 
жестокости охоту. Так произошло с двумя лидерами германской социал-демократии 
Гильфердингом и Брайтчайдом, укрывшимися во Франции в 1933 году. По требованию 
немцев они были арестованы в южной (так называемой свободной) зоне Франции в 
1941 году и переданы гестапо. Гильфердинг покончил жизнь самоубийством в 
парижской тюрьме. Когда-то он был министром финансов рейха и представлял свою 
страну на Гаагской конференции. Брайтчайд погиб в Бухенвальде. 

В июне 1942 года Германское верховное главнокомандование направило своей 
танковой армии, действовавшей в Африке, секретный приказ фюрера, в котором 
предписывалось, чтобы с германскими политическими эмигрантами, если они будут 
обнаружены в рядах вооруженных сил "Сражающейся Франции", "обращались с 
предельной строгостью". Это означает, что они должны быть безжалостно 
уничтожены. Там, где этого еще не произошло, они должны быть по приказу первого 
же немецкого офицера немедленно расстреляны, если только обстановка не требует 
временно сохранить им жизнь для получения необходимой информации". 

Заграничная организация (АО) и "Фольксдойче миттельштелле" позволяли также 
проводить всеобъемлющую слежку за беженцами. АО являлась секцией НСДАП, которая 
объединяла немцев, живущих за границей. Ее руководителем был партийный 
гаулейтер и статс-секретарь министерства иностранных дел Эрнст Боле. Эта 
специальная секция была создана в 1931 году Грегором Штрассером в Гамбурге. 
Выбор этого города в качестве местопребывания организации объяснялся тем, что 
из десяти более или менее длительных заграничных поездок немцев восемь 
осуществлялись через Гамбург, порт, из которого шли морские линии в обе Америки,
 где размещались крупнейшие транспортные морские компании и находилось около 
сотни иностранных консульств. На секцию возлагалась задача обеспечения связей с 
3300 членами НСДАП, проживающими за пределами Германии. В октябре 1933 года АО 
была поставлена под контроль Гесса, выступавшего в качестве представителя 
фюрера. За несколько лет эта организация создала около 350 региональных групп 
НСДАП, рассеянных по всеми миру, не считая отдельных членов, с которыми также 
поддерживалась постоянная связь. 

Вторая организация, "Фольксдойче миттельштелле", полностью контролировалась СС. 
Руководителем этой центральной службы немцев чистой расы был группенфюрер 
Лоренц. Сфера деятельности этой организации, занятой защитой интересов немцев, 
принадлежащих к чистой расе и живущих за границей, распространялась в основном 
на соседние страны. Она сыграла огромную роль в подготовке аншлюса и в 
организации волнений в Судетах. "Фольксдойче миттельштелле" была руководящим 
органом этой "пятой колонны", по поводу акций которой было пролито столько 
чернил. 

Во время войны она выступила организатором перемещения населения в Польше и на 
восточных территориях. Гиммлер, назначенный 7 октября 1939 года имперским 
комиссаром по расселению германской расы, руководил проведением этих операций с 
помощью СС и гестапо. 

И наконец, существовала третья, малоизвестная служба, которая могла быть 
образцом для подобных организаций, - Бюро иностранной помощи НСДАП (АПА). С 
апреля 1933 года, когда было создано это бюро, им руководил Альфред Розенберг. 
В задачу АПА входила пропаганда нацизма в других странах, в частности 
распространение антисемитизма, организация межуниверситетских обменов, 
стимулирование торговых отношений, публикация в иностранной печати статей, 
содержание которых готовилось в Берлине. Например, в Соединенных Штатах 
материалы нацистской пропаганды распространялись газетным концерном Херста; во 
Франции крайне правые газеты и журналы получали от служб германской пропаганды 
постоянные субсидии и, естественно, во всем вторили заявлениям Гитлера. 

Однако самая важная служба АПА была и самой незаметной. В АПА имелась секция 
печати, где были собраны высококвалифицированные переводчики, обладавшие 
глубокими знаниями всех живых языков. Эта секция могла максимально быстро дать 
перевод любого издания, даже вышедшего в самой отдаленной стране. Каждый день 
она выдавала обзоры печати, а также выборки из трехсот иностранных газет и 
распространяла среди заинтересованных служб обобщающие статьи о тенденциях 
мировой политики. Мимоходом переводчики выполняли некоторые полицейские функции,
 пополняя данными картотеки гестапо. Вся информация, связанная с политическими 
эмигрантами и опубликованная в мировой прессе, включая сообщения о браках, 
рождениях и кончинах, объявления о собраниях и конференциях, торговые извещения 
и т.д., переводилась и передавалась в соответствующие досье. Со своей стороны 
секция печати АПА вела картотеки, отражавшие степень влияния на общественное 
мнение основных газет мира, а также уровень популярности и ориентацию 
журналистов; часть этих сведений передавалась в гестапо. 

Эти примеры дают возможность судить о плотности сети информаторов, доносчиков и 
шпионов, которой гестапо покрыло не только Германию, но и весь мир. Такая 
погоня за информацией, такое использование и систематическое извращение всех 
видов человеческой деятельности для целей инквизиции дают представление о том, 
что же такое мир нацизма, который за несколько месяцев превратил Германию в 
огромную тюрьму. 

Информация поступала и по другим каналам. Местные органы полиции и жандармерии 
обязаны были передавать в гестапо любые важные сведения политического характера.
 Отвечая услугой за услугу, гестапо уступало местным службам расследование 
мелких дел, беря на свой счет только действительно важные. И наконец, Гиммлер 
получал информацию непосредственно от руководителей СС и других 
высокопоставленных деятелей партии. 

Еще одним важным источником информации было подслушивание телефонных разговоров.
 С начала существования телефонной сети во всех странах мира и при всех режимах 
действуют многочисленные пульты прослушивания. Недавний скандал показал нам, 
что даже в Соединенных Штатах имеются частные организации, занятые нелегальным 
подслушиванием разговоров в интересах отдельных лиц. Нацистский режим превратил 
эту практику в настоящую индустрию. Уже в 1933 году Геринг, используя опыт и 
техническое совершенство германских предприятий, создал специальную организацию.
 Она получила расплывчатое название: "Научно-исследовательский институт Герман 
Геринг". Фактически его хозяином, если не сказать владельцем, был Геринг, а его 
создателями - специалисты средств связи морского флота при содействии таких 
полицейских, как Дильс. Институт контролировал телефонную и телеграфную сети, а 
также радиосвязь. Под пристальным наблюдением находились переговоры немцев с 
заграницей, а также телеграммы, идущие в страну и из страны. Институту 
удавалось даже перехватывать обмен сообщениями между иностранными 
государствами; что касается сношений, идущих транзитом через германские 
средства связи, они подвергались систематическому прослушиванию и расшифровке. 

В самой Германии прослушивались разговоры популярных деятелей, известных 
иностранцев и, конечно, всех политически неблагонадежных или находящихся под 
надзором полиции граждан. Предпринималось и выборочное подслушивание. В случае 
необходимости институт почти мгновенно мог подключиться к любой линии. 
Специальное устройство позволяло записывать любой сколько-нибудь важный 
разговор - поразительное для того времени техническое новшество. Институт 
систематически регистрировал и помещал в свой архив все телефонные вызовы 
фюрера. 

Каждый день для Гитлера готовились выборки и отчеты о подслушанных разговорах. 
В то же время любая информация, интересующая те или иные министерства и 
ведомства, немедленно им передавалась. Однако Геринг, как создатель и 
руководитель института, всегда имел возможность принять решение о сокрытии 
некоторых разоблачений и сохранении их для собственных наблюдений. 

Институт дал Герингу колоссальную власть и оказался очень эффективным в его 
борьбе против Рема. Поэтому, сознавая огромную ценность такого инструмента, он 
стремился сохранить под своим влиянием и отказался передать его в ведение 
Гиммлера вместе с гестапо, Гестапо и СД могли широко пользоваться услугами 
института, но он до самого конца оставался под контролем Геринга. 

Напротив, гестапо и само, ни у кого ничего не спрашивая, устанавливало 
секретные устройства для подслушивания и записи разговоров в домах 
подозреваемых лиц. В отсутствие хозяина либо под предлогом ремонта и проверки 
телефонной линии или аппаратуры тайком устанавливали микрофоны, позволявшие 
шпионить за подозрительными людьми даже в самой интимной семейной обстановке. И 
никто не был огражден от этой унизительной практики. Так, в 1934 году министр 
действующего правительства Шахт был неприятно поражен, обнаружив, что в его 
салоне установлен потайной микрофон, что его горничная сотрудничает с гестапо и 
специальная система позволяет ей подслушивать частные разговоры своего хозяина, 
даже если они идут ночью в его спальне. 

Шпионаж был буквально всеохватывающим. Генерал авиации Мильх заявил в Нюрнберге,
 что люди боялись не столько СС как таковой, сколько гестапо. "Мы были уверены, 
- сказал он, - что находимся под постоянным надзором, все, независимо от звания.
 На каждого из нас в тайной полиции имелось досье, и многие немцы попали в 
последствии под суд на основе имевшихся там материалов. Вытекающие из этого 
неудобства касались всех - от мелкого чиновника до самого рейхсмаршала 
(Геринга)". 

Фактически же каждая из этих организаций превращалась в крепость, принадлежащую 
ее создателю и шефу; каждый из таких князьков отчаянно боролся против тех, в 
ком он видел противников, настоящих или будущих. Гиммлер считал, что это 
соперничество способствует здоровому соревнованию, а взаимная слежка мешает 
людям, жаждущим власти и денег, стать опасными. 

Гиммлер умел легко маневрировать среди интриг и одержал верх над своими 
соперниками. Особенно выгодным оказался его союз с Герингом. Институт 
телефонного подслушивания, оставленный Герингу, тогда как было бы логично 
поставить его под контроль центральной службы государственной полиции, является 
примером уступок, какие умел делать Гиммлер ради сохранения благожелательного 
нейтралитета одной из сторон. Гестапо и СД очень быстро установили 
сверхсекретные пульты прослушивания самого Геринга, и дело с концом. 

В этой борьбе за верховенство, где холодный цинизм и самая безжалостная 
жестокость были необходимым оружием, Гиммлер обзавелся ценным помощником, 
верным, надежным и очень изобретательным подручным в лице своего заместителя, 
элегантного и тонкого политика Гейдриха. 

4. Странная личность Гейдриха 

Человек, который в апреле 1934 года занял кресло шефа центральной службы 
гестапо, был, несомненно, неординарен. Личность Гейдриха, его роль в жизни 
страны, размах его деятельности, число и чудовищность его преступлений делали 
его действительно незаурядной фигурой. 

Рейнхард Гейдрих происходил из хорошей семьи и получил превосходное образование.
 Он родился 7 марта 1904 года в городе Галле, где его отец, Бруно Гейдрих, был 
директором консерватории. Детство и юность он провел в родном городе и успешно 
окончил среднюю школу. В семье Гейдрихов царила атмосфера преклонения перед 
классической культурой, в которой важное место принадлежало музыке. Все это 
наложило неизгладимый отпечаток на личность Гейдриха, и в будущем, став главой 
гестапо, он любил, устав от пыток и зверств в его застенках, расслабиться, 
занимаясь музицированием. 

Весной 1922 года юный Гейдрих был принят в состав имперского морского флота. 
Карьера молодого моряка шла успешно: в 1924 году он слушатель второго курса 
военно-морского училища, в 1926 году - лейтенант, в 1928 году - старший 
лейтенант. 

С младых ногтей он интересовался политикой. В 1918 - 1919 годах он являлся 
членом Национальной ассоциации пангерманской молодежи - "Немецкого 
национального союза молодежи" в Галле. В 1920 году, сочтя этот союз слишком 
умеренным, он вступает в "Немецкий народный союз обороны и наступления". В том 
же году, горя желанием более активно участвовать в бурлившей вокруг него 
военно-политической жизни, он становится связным в дивизии "Люциус", входящей в 
добровольческие отряды в Галле. В 1921 году вместе с одним из своих товарищей 
он основывает новую ассоциацию - "Немецкий народный молодежный отряд". Работая 
в этих организациях, он увлекся экстремистскими теориями "патриотических" 
движений, проникнутым духом милитаризма, чему в немалой степени способствовало 
общение с офицерами добровольных отрядов "Люциус", сторонниками тотальной 
психологической обработки людей. 

Став моряком, Гейдрих не порвал связи с ассоциацией. Он получил звание 
лейтенанта и был назначен по собственному желанию в политический сектор 
разведывательной службы Балтийского флота. Здесь он приобрел знания, которые 
очень пригодились ему спустя несколько лет. Большой умница, способный, 
работящий и дисциплинированный, он мог бы сделать блестящую карьеру, если бы не 
скрытая трещина, расколовшая все здание его судьбы. Гейдрих был сексуальным 
маньяком, и случай его представлял бы находку для любого психиатра. Несколько 
раз любовные истории ставили под угрозу его карьеру, пока одна из них, наиболее 
серьезная, не положила ей конец. Гейдрих был обручен с дочерью старшего офицера,
 служившего в арсеналах Гамбурга. Согласно одной версии, он сделал ее своей 
любовницей, а затем порвал с ней под тем предлогом, что офицер не может 
жениться на столь легкомысленной особе; по другой версии, он ее напоил, а затем 
изнасиловал; и, наконец, третья версия гласила, что он хитростью выманил у нее 
деньги. Трудно сказать, какая из них ближе к истине: меры, принятые нацистскими 
главарями с целью стереть темные пятна в своем прошлом, затрудняют исследование 
их биографий. Как бы то ни было, инцидент был передан в суд чести. Этот 
"трибунал" под председательством будущего адмирала Редера счел поведение 
старшего лейтенанта Гейдриха недостойным и рекомендовал ему подать в отставку 
во избежание более крупных неприятностей. Таким образом, в 1931 году молодой 
офицер, двадцати семи лет от роду, оказался выброшенным на улицу. Как и Гиммлер,
 Гейдрих пережил тогда довольно трудное время, перебивался с хлеба на воду и 
вращался среди отбросов общества в северных портах Германии - Гамбурге, Любеке, 
Киле. Именно там он свел знакомство с головорезами, которых нацистская партия 
использовала в политической борьбе для нападения на собрания своих противников 
и для кулачных расправ во время уличных столкновений. 

Эти связи и политическое прошлое Гейдриха предопределили его вступление в НСДАП.
 Партия приобрела в его лице полезного члена, ценность которого определялась 
его образованием, военной подготовкой и специальными знаниями. Из карьерных 
соображений Гейдрих вступил в СС. Вскоре он уже возглавил кильскую группу СС, 
правда небольшую по численности. В этот период и заметил его Гиммлер. Он сумел 
разглядеть исключительные способности своего скрытного подчиненного. 1 августа 
1931 года он назначил Гейдриха штурмфюрером, к осени повысил до штурмбаннфюрера 
(майора) и включил в состав своего штаба в Мюнхене. 

В июле 1932 года Гиммлер решил реорганизовать службу безопасности СС и, зная 
компетентность Гейдриха в данной области, поручил ему эту работу, произведя в 
штандартенфюреры. После создания СС в каждой воинской части имелось 2-3 
человека, занятых обеспечением "безопасности", то есть разведывательной службой.
 Сам Гиммлер следующим образом охарактеризовал работу таких агентов: "В те 
времена мы, по понятным причинам, располагали разведывательной службой в полках,
 батальонах и ротах. Было необходимо, чтобы мы знали о том, что готовят наши 
противники, хотят ли, скажем, коммунисты провести сегодня собрание, произойдет 
ли внезапное нападение на наших людей, и о других такого рода событиях". 

В 1931 году Гиммлер отделил работников разведки от остальных подразделений СС и 
создал закрытую службу безопасности. Новую организацию он назвал службой 
безопасности рейхсфюрера СС (СД). Она осталась органом СС, отвечающим за 
безопасность самого Гиммлера и эсэсовцев вообще. 

Возглавив эту новую службу, Гейдрих попытался осуществить то, чему его научили 
в морской разведке. Он построил новую организацию на военный лад, а ее 
сотрудникам обеспечил хороший уровень технической подготовки. Он создал 
разведывательные картотеки, которые до того времени были неполными, хотя и не 
смог дать службе должное развитие из-за нехватки кадров. Зато после взятия 
власти исправил ее недостатки собственными методами. Довольный его работой, 
Гиммлер в 1933 году назначил Гейдриха своим представителем в руководстве 
баварской полиции, а в 1934 году поставил во главе центральной службы гестапо. 
Гейдрих не принадлежал к "ветеранам" движения, но имел достаточно солидный 
партийный стаж, когда утвердился в Берлине, где и возглавил гестапо, оставаясь 
в то же время шефом СД. 

Этот человек с бурным прошлым, который в недалеком будущем заставит 
содрогнуться многих немцев, внешне выглядел довольно безобидно: рослый 
офицер-ариец, хорошо воспитанный, белокурый, с небольшой рыжинкой в гладкой 
жестковатой шевелюре, разделенной на две неравные части точнейшей ниточкой 
пробора. Он был статен, хорошо сложен, обладал "отличной военной выправкой", 
высоко ценимой в те времена. Очень характерным было лицо Гейдриха. Уходящий 
назад, необычно высокий лоб нависал над маленькими, глубоко сидящими голубыми 
глазками, полуприкрытыми пухлыми веками. В его раскосых глазах угадывалось 
что-то монгольское, следы общения его отдаленных предков с воинами Чингисхана 
или Аттилы, и этих явных признаков вполне бы хватило, чтобы взорвать расовые 
теории Гиммлера, если бы тот дал себе труд задуматься над ними. Лицо его имело 
овальную, излишне удлиненную форму, которую не портили крупные красивые уши. 
Длинный прямой нос был несколько широковат у основания и слишком узок внизу. На 
этом типично мужском лице резким пятном выделялся рот: широкий, с крупными, 
хорошего рисунка губами. Голос Гейдриха был на два тона выше нормального: голос 
женщины, вырывающийся из широкой груди атлета. Женственными были и его руки: 
белые, тонкие, холеные и живые, столь же выразительные, сколь и его лицо. Если 
Гиммлер старался превратить свое лицо в бесстрастную маску Будды, Гейдрих никак 
не мог совладать со своим темпераментом холерика. Когда он выступал, речь его 
шла рывками. Часто он не успевал закончить фразу, слова сталкивались друг с 
другом, теснимые слишком быстрой мыслью. Гиммлер маскировал отсутствие мысли, 
прибегая к слишком широким директивам, отнимая у собеседников возможность 
разобраться в его намерениях, Гейдрих же, казалось, более всего боялся быть 
плохо понятым. 

Дисгармония лица, отмеченного противоречащими друг другу признаками, лица 
гермафродита, отражала лишь свойственный ему психологический строй. Гейдрих был 
очень светским человеком. Превосходный кавалер и бретер, один из лучших в 
Германии фехтовальщиков, он был также большим поклонником искусства. 
Талантливый скрипач - в этом была одна из причин его большой заботы о руках, - 
он любил устраивать у себя вечера камерной музыки для избранных, где его 
нередко награждали аплодисментами за действительно превосходное исполнение. 
Однако этот джентльмен и тайный поклонник всего английского допускал иногда 
тревожные взрывы темперамента, обычно тщательно скрываемого. Человек сексуально 
неуравновешенный, он находился как бы в состоянии постоянной гонки за 
удовольствиями, любил организовывать ночные экспедиции в злачные места с 
несколькими наиболее близкими друзьями. Даже в те времена, когда Гейдрих 
занимал очень высокие посты, он не отказался от таких прогулок, которые 
начинались обходом берлинских ночных заведений, славившихся тогда разнообразием,
 продолжались всю ночь и заканчивались в притонах, где он подбирал проституток, 
готовых на любые извращения. Но особенно отличался Гейдрих абсолютной 
жестокостью. Самые безжалостные палачи гестапо трепетали перед ним, познав его 
в "деле". Женоподобный зверь побил самых свирепых убийц на их собственном поле. 
Эти чисто нацистские "качества" опирались на незаурядный ум, железную волю и 
непомерное тщеславие. Он умело скрывал свои аппетиты и всячески демонстрировал 
свою дисциплинированность, черту, наиболее ценимую Гиммлером. Однако под 
благодушной внешностью скрывалась всепожирающая наглость. После прихода 
нацистов к власти, когда положение Гитлера как вождя партии не было еще прочным 
и в ней бурлили интриги, Гейдрих сделал попытку собрать документы о 
сомнительном происхождении фюрера, о чем его близкие друзья осмеливались 
говорить лишь намеками. Навязчивая генеалогическая идея, владевшая этими людьми,
 нашла анекдотичное подтверждение в рассказе Канариса о том, как после смерти 
Гейдриха у него в руках оказались доказательства его собственного еврейского 
происхождения! 

Этот человек, чудовищные обязанности которого требовали железных нервов, легко 
выходил из себя. С ним часто случались настоящие припадки гнева, когда он рычал,
 брызгал слюной, угрожал своим подчиненным. Однако он позволял себе подобные 
демонстрации только у себя, внутри своего ведомства. В личной жизни он был 
невероятно ревнив. Он ревновал свою жену, холодную красавицу, которая всячески 
понуждала мужа "продвигаться", надеясь, что он достигнет самых высоких постов и 
это позволит ей купаться в роскоши, без которой она жить не могла. Он 
подстерегал ее, устраивал за ней слежку, чтобы убедиться в ее верности. Он 
завидовал не только успехам своих противников, но и успехам друзей, он жаждал 
власти, могущества, почестей, денег, он хотел быть первым и ради этого был 
готов на все. 

У него была любимая присказка: "Все зависит от вожака". Чтобы легче властвовать,
 Гейдрих натравливал друг на друга своих сотрудников. Он умел их использовать, 
выжимать из них максимум возможного, а выжав, безжалостно отбрасывал. Так же он 
действовал и в отношении тех, чьи достоинства казались ему слишком большими и 
чьи амбиции грозили превратить их в его соперников. Чтобы нейтрализовать таких, 
он организовал нечто вроде взаимной слежки в нацистском стиле. 

Гейдрих был не прочь столкнуть лбами даже нацистских бонз. И в результате 
обзавелся непримиримыми врагами. Однажды он сказал Гизевиусу, которого, кстати, 
совершенно не выносил: "Я могу преследовать своих врагов до могилы". Это, 
конечно, не просто громкая фраза, в ней была и частица истины. Он ненавидел 
Канариса, Боле, Риббентропа, а в конце концов вступил в противоборство со своим 
шефом, Гиммлером. Но вся эта лютая борьба велась скрытно. Склонность к насилию 
сочеталась у Гейдриха с пристрастием к секретности. Его страстная любовь к 
таинственности шла, возможно, от комплекса неполноценности. 

Подчиненные Гейдриха почти никогда не произносили его имени, а называли 
странным прозвищем "Эс", понятным только посвященным в тайны дома. Он не мог 
глядеть собеседнику прямо в глаза, как не был способен, несмотря на свой дикий 
нрав, ударить врага, стоящего к нему лицом. Глубокое совпадение его самых 
сокровенных чувств с нацистскими принципами и превратило его в идеолога, 
теоретика, распространителя расовых принципов и методов деятельности СС. Для 
него начальник, отдающий команды и берущий на себя всю ответственность, был 
добрым гением. Характерно, что СД, или внутренней полиции СС, которой он 
руководил, было поручено не только следить за "хорошим поведением" эсэсовцев, 
но и за их идейной верностью доктрине. Убийца надел на себя личину моралиста. 

Из своего кабинета на Принц-Альбрехтштрассе, 8, Гейдрих терпеливо плел 
гигантскую паутину, которая впоследствии покроет всю Германию. Для этого 
хватило пяти лет, поставивших страну на порог войны, которую лучшие умы уже 
видели на горизонте в том, 1934 году. 

С самого начала Гитлер четко определил пределы полномочий гестапо. "Я запрещаю 
всем службам партии, всем ее секторам и примыкающим ассоциациям проводить 
расследования и дознания по делам, находящимся в ведении гестапо. Сегодня, как 
и раньше, о всех инцидентах, подведомственных по своему характеру политической 
полиции, следует немедленно ставить в известность соответствующие службы 
гестапо без ущерба для информации, передаваемой по партийной линии... Я особо 
настаиваю на том, чтобы все сведения о заговорах или государственной измене, 
полученные партией, сообщались государственной тайной полиции. Партия не 
обладает правом проводить по собственной инициативе изучение и расследование 
дел в этой области, каков бы ни был их характер". 

Не было и речи о том, чтобы связывать себя законностью или иными формальными 
соображениями. Еще в 1931 году Шведер писал в "Политише полицай", что 
нацистское государство не является преемником Республики, а философия нацизма 
не вытекает из либерализма, точно так же и полиция, которая, являясь институтом 
государственной власти, отражает природу государства, не может быть результатом 
преобразования республиканского института в нацистский корпус. "Необходимо 
нечто совершенно новое". 

И новое появилось. Гестапо и в самом деле ничем не напоминало полицию, на 
которую во всем мире опирается цивилизованное общество. Обнаружив возможного 
оппозиционера, гестапо тут же его нейтрализовывало. "Пусть знает тот, кто 
поднимет руку на представителя национал-социалистского движения или государства,
 - заявил Геринг 24 июля 1933 года, - что он будет немедленно уничтожен. Для 
этого вполне достаточно доказать, что у виновного было намерение совершить этот 
акт, не говоря уж о тех случаях, когда нападение будет совершено, но закончится 
не смертью, а лишь ранением пострадавшего". В новом нацистском государстве 
достаточно было намерения! Один из ведущих юристов нацистской партии Герланд 
был автором инструкции для немецких судебных органов, где подчеркивалась, в 
частности, необходимость "вернуть уважение к понятию "террор" в уголовном 
праве". 

Таким образом, политическая полиция, то есть гестапо, не подлежала никакому 
контролю, а его работники могли совершать любые беззакония, и никто не имел 
права потребовать у них отчета. 

В течение трех лет гестапо работает в условиях полного беззакония, поскольку не 
было ни одного документа, определявшего его функции и компетенцию. Оно могло 
лишить свободы любого гражданина Германии при помощи так называемого 
"превентивного" заключения, разрешенного двумя декретами (от 2 8 февраля 1933 
года и от 8 марта 1934 года), хотя и не существовало закона, который 
устанавливал бы такие прерогативы. 

Нужно было приучить народ к этому странному режиму, к этой смеси произвола и 
дисциплины, постепенно прививая ему покорность. Официальные инструкции время от 
времени напоминали, что полиция стоит выше общих законов. И никто не 
осмеливался сказать, что это признак морального разложения государства, конец 
всякого правосудия, всякой законности. 

2 мая 1935 года Административный суд Пруссии высказал "мнение", что тайная 
полиция не подлежит судебному контролю, а 10 февраля 1936 года это "мнение" 
было возведено прусским законодательством в ранг правового принципа: "Приказы и 
действия тайной полиции не подлежат рассмотрению в административных судах". 

Отсутствие юридической основы в деятельности гестапо никого не смущало. Так, 
профессор Хуберт писал: "...авторитет политической полиции опирается на обычное 
право рейха". А доктор Бест, влиятельный чиновник министерства внутренних дел, 
считал, что полномочия гестапо вытекают из "новой философии" и не нуждаются в 
особом юридическом обосновании. 

В мае 1935 года Административный суд Пруссии заявил, что приказ о 
"превентивном" заключении не может быть опротестован судом. В марте 1936 года 
один протестантский священник осмелился выступить в своей проповеди против 
известного епископа, примкнувшего к нацистам. На следующий же день гестапо 
приказало ему покинуть приход. Священник отказался, считая этот приказ 
незаконным, и обратился в суд. Суд ответил, что приказ, исходящий от гестапо, 
не подлежит пересмотру судебным решением и не может быть и речи о том, чтобы 
его опротестовать (решение от 19 марта 1936 года). 

Затем пришла очередь католического священника: местное гестапо запросило у него 
сведения о церковных организациях и его прихожанах. Пастырь опротестовал это 
требование, но его иск также был отклонен. "Когда гестапо отдает приказ, - 
ответили ему, - с ним не спорят, его выполняют". 

Спрут раскинул свои щупальца. Чтобы заняться некоторыми видами торговли, 
требовались особые удостоверения. Их и выдавала полиция после небольшой 
проверки морального облика кандидата. Гестапо увидело в этом еще одну область 
для своего контроля. Оно опротестовало законность этих лицензий на торговлю и 
передало дело в Административный суд Саксонии. Принятое судом решение может 
служить образцом лакейства. "Поскольку та или иная форма организации торговли 
может способствовать подрывной деятельности, полиция, прежде чем выдавать 
удостоверения, должна консультироваться в гестапо". Таким образом, гестапо 
получило возможность оказывать давление и на политически неблагонадежных 
торговцев. 

Официально гестапо могло применить без всякого суда три вида наказаний: 
предупреждение, превентивное заключение и заключение в концлагерь. Эти 
"законные" наказания давали возможность подвергнуть аресту даже оправданного 
судом политического противника сразу после выхода из зала заседаний, а затем 
интернировать его, Наряду с "законными" методами применялись и незаконные: 
похищения, убийства, безжалостные расправы, иногда замаскированные под 
несчастные случаи или самоубийства. Директор организации "Католическое 
действие" Клаузенер был убит 30 июня 1934 года во время "чистки" сторонников 
Рема. Официально сообщили, что он покончил с собой. Страховая компания 
отказалась выплатить вдове всю сумму страховой премии, поскольку речь шла о 
самоубийстве, к тому же усомниться в этом было опасно. 

Адвокат г-жи Клаузенер обратился за помощью в министерство внутренних дел 
(Клаузенер был чиновником министерства). Ему ответили, что он должен написать 
жалобу и лишь тогда дело будет рассмотрено. Такой же ответ пришел из 
министерства юстиции. Удобный способ отделаться от жалобщика, ведь письменная 
жалоба на гестапо была бы равносильна самоубийству. Но до гестапо уже дошли 
слухи об этих шагах адвоката, и оно сочло их вмешательством в свои внутренние 
дела: адвокат был арестован и просидел в тюрьме несколько недель за то, что 
поставил под сомнение самоубийство, подтвержденное агентами гестапо. 

Очень правильно писал доктор Бест: "Никакие юридические путы не должны 
затруднять защиту государства, которая не может не приспосабливаться к 
стратегии врага. В этом и состоит задача гестапо, которое требует для себя 
статуса армии и, как и армия, не может согласиться на то, чтобы юридические 
нормы противодействовали его инициативам". 

За несколько лет и общественность и правосудие были сломлены. Именно в те 
времена Геринг говаривал министру финансов Шахту: "А я утверждаю, что дважды 
два равно пяти, если этого хочет фюрер". Когда, несмотря на все 
предосторожности, в Германии распространились самые тревожные слухи о насилиях, 
которым подвергаются попавшие в когти гестапо несчастные узники, были приняты 
меры, чтобы помешать тем, чья совесть восставала против зверств, громко заявить 
о своем возмущении. Им напомнили о "патриотическом долге молчания". Согласно 
нацистским критериям должны быть объявлены предателями и строго наказаны не 
палачи и убийцы, наносившие непоправимый ущерб своей стране, а, напротив, те, 
кто их разоблачает. Особенно популярной стала эта теория с 1938 года, когда 
начались спровоцированные нацистами военные авантюры. Поднять голос протеста 
против садистов и преступников означало-де снабдить противника 
пропагандистскими аргументами против Германии. 

Эти аргументы были с удовлетворением восприняты "почтенными гражданами", 
которые думали лишь о том, как остаться в неведении. Как писал Гизевиус, 
"миллионы немцев играли сами с собой в прятки или по меньшей мере притворялись, 
что ничего не знают, и было чрезвычайно трудно их разубедить, поскольку 
демонстрируемое ими неведение было вполне реально. Ведь они никогда и не 
стремились к точному знанию! Как добропорядочные граждане, они 
удовольствовались тем, что им сообщалось официально". 

Что касается тех, кому случайные события невольно открывали глаза, они 
ограничивались лишь сожалением по поводу злоупотреблений, допускавшихся 
безответственными подчиненными. Формула "О, если бы Гитлер знал!" была, 
наверное, самым распространенным в те годы восклицанием. Бедный фюрер! 
Затерянный в заоблачных высях, занятый преодолением гигантских трудностей и 
заботами о благе народа, он не знал о злоупотреблениях и ужасах, творимых от 
его имени. Если б он знал, он, конечно, обрушился бы на негодяев. Однако 
предупредить его нет никакой возможности. 

Оппозиция режиму укрылась в подполье. Как очень верно заметил Гизевиус, 
"тоталитаризм и оппозиция - это две взаимоисключающие политические концепции". 
Впрочем, германская оппозиция уже в 1934 году была сведена к минимуму. 
Политические и профсоюзные организации, которые могли бы служить костяком для 
движения сопротивления, пусть и подпольного, были разгромлены сразу после 
прихода нацистов к власти. Руководители, способные восстановить их, были 
брошены в тюрьмы либо бежали. Деятельность редких и слабых групп, которым 
удалось перестроиться, была малозаметной, они подвергались слежке, терпели 
провалы, иногда выданные кем-то из своих. Несмотря на столь полное торжество, 
нацисты не ослабляли бдительности. Они прекрасно понимали, что это лишь внешнее 
смирение, а где-то в глубине, как в закрытом котле, бродит жгучая ненависть. 
Эмигранты, а особенно коммунисты, тайно засылают в Германию листовки и брошюры, 
несущие хорошо обоснованную антифашистскую пропаганду. Гестапо устраивало охоту 
на распространителей этих листовок. Одного факта обнаружения такой листовки 
было достаточно, чтобы отправить ее владельца в концлагерь, если он не умирал 
под пытками в подвалах на Принц-Альбрехтштрассе. 

Недаром Геринг, объясняя причины создания гестапо, говорил: "Хотя мне и удалось 
разом арестовать тысячи коммунистических функционеров, чтобы одним ударом 
ликвидировать непосредственную угрозу, сама она отнюдь не была устранена. Нужно 
было бороться против целой сети тайных ассоциаций, постоянно держать их под 
наблюдением; это было под силу лишь специализированной полиции". 

Такая "специализация" успешно развивалась благодаря необъятной власти, которую 
шаг за шагом сосредоточило в своих руках гестапо. Оно встало выше самих законов.
 И в недалеком будущем Шведер получит все основания написать: "Наша 
политическая полиция охватывает все, потому что она всемогуща, располагая 
средствами наказания, она наносит неотразимые удары, гибко реагируя в то же 
время на живое развитие нации и государства, которым служит". Вторя ему, 
нацистский юрист, профессор Губерт уточняет, что она должна "решительно 
пресекать тенденции и намерения, прежде чем они осуществятся и превратятся в 
открытые выступления". 

Близился момент, когда люди гестапо с потрясающей силой продемонстрируют эту 
теорию на практике. 

5. Гестапо против Рема 

Поскольку верховным руководителем политической полиции был рейхсфюрер СС 
Гиммлер, а руководителем ее центральной службы - шеф СД Гейдрих, гестапо 
оказалось полностью в руках СС. К весне 1934 года Гиммлер упрочил свою власть и 
его давнее соперничество с Ремом резко обострилось. Формально Гиммлер 
по-прежнему подчинялся Рему, так как охранные отряды СС представляли собой лишь 
специальное подразделение СА. Фактически же Рем не имел в СС ни малейшего 
влияния, однако Гиммлер жаждал окончательно освободиться от его опеки. В этом 
ему могло помочь гестапо, где он властвовал безраздельно и где Рем не имел и 
намека на право контроля. Геринг со своей стороны также ждал благоприятного 
момента, чтобы окончательно разделаться со своим давним врагом. Рем и штаб 
штурмовых отрядов СА были поставлены под непрерывный надзор. Гиммлер, Гейдрих и 
их временный сообщник Геринг решили подготовить компрометирующее Рема досье и 
потребовать у Гитлера голову этого человека, который, несмотря на свои 
злоупотребления, оставался старым другом и наиболее надежной опорой фюрера. 

Как и его земляки Геринг и Гиммлер, Рем происходил из баварской буржуазной 
семьи. Это был довольно полный, массивный человек сангвинического темперамента. 
Но под слоем жира у него скрывалась крепкая мускульная основа. Рем не отличался 
тучностью, как Геринг, но бесконечные банкеты, где пили и ели часами, делали 
свое дело, и компенсировать их верховой ездой, которой он усердно занимался, не 
удавалось. На этом мощном теле красовалась великолепная голова зверя. У него 
было почти круглое, налитое кровью лицо с двойным подбородком и отвислыми 
щеками, покрытыми синими прожилками. Под низким, но широким лбом поблескивали 
маленькие, очень живые глазки, глубоко сидящие в орбитах и полускрытые жирными 
щеками. Глубокий шрам пересекал лицо, еще более подчеркивая его звероподобие. 
Широкой бороздой он шел через левую скулу и заканчивался у носа, почти разрубая 
его надвое. Переносица была раздавлена, расплющена, а конец носа, округлый и 
красный, торчал как бы отдельно и имел бы комичный вид, если бы не зловещее 
выражение всего лица. Короткий и твердый треугольничек усов скрывал длинную 
верхнюю губу, приоткрывая тонкогубый широкий рот. 

Вопреки прусской военной традиции Рем не брил голову. Его коротко остриженные 
волосы были всегда гладко причесаны. Крупные уши, заостренная верхняя часть 
которых резко выгибалась наружу, придавали его лицу нечто от фавна. 

Ради некой наглой бравады Рем подбирал в свою свиту юнцов редкой физической 
красоты. Он заботливо развращал их, если они еще не были испорченными. Его 
окружение, не исключая шофера и денщика, составляли гомосексуалисты. Рем 
"освоил" этот порок в армии, где гомосексуализм был в большой моде. Одна 
демократическая газета напечатала интимные по характеру письма Рема одному из 
его "друзей", бывшему офицеру. Возмущенный Гитлер подверг его допросу. 
Посмеиваясь, Рем ответил, что он относится ж "двуполым". В конце концов фюрер 
отступился, учитывая все более грозную силу возглавляемых Ремом штурмовых 
отрядов. К середине 1931 года он создал 34 отряда гауштурма и 10 групп СА, 
объединявших 400 тыс. человек. Сохраняя верность нацистской идеологии, Рем 
оставался все же армейским офицером. О Гиммлере часто говорили, что он 
"незаконнорожденное дитя Версальского договора". Но именно к Рему это 
определение подходило более всего, так как за каждым его делом, за каждым 
творением звучала тема военного реванша, тогда как Гитлер весь был поглощен 
идеей контрреволюции, борьбой против "красных", то есть против демократов и 
республиканцев. 

В то же время Рем отвергал и презирал старые кадры германской армии, считая их 
бездарными за то, что они не смогли организовать победу Германии в последней 
войне. На деле, оставаясь бессознательно приверженным к определенному 
традиционализму, он полагал, что для возрождения военного величия Германии 
необходимо решительно покончить со всеми видами конформизма. 

Геринг и Гиммлер внимательно следили за ним. Как только власть была захвачена, 
а штурмовые отряды выполнили свою роль, установив режим жесточайшего террора, 
два "союзника" начали свою подрывную работу с целью воздействовать на фюрера. В 
это время Гитлер, став канцлером рейха, был особенно заинтересован в поддержке 
мирового общественного мнения. Летом 1933 года ему было нужно, чтобы мир увидел 
в Германии спокойную дисциплинированную страну. А скандальные, плохо 
воспитанные штурмовики этому отнюдь не способствовали. Как когда-то 
руководитель политической организации Штрассер, они восприняли всерьез 
социалистический аспект партийной пропаганды, шумели по поводу национализации, 
аграрной реформы и т.д. Они забыли, что в декабре 1932 года Грегор Штрассер 
именно по этой причине был вынужден подать в отставку, и обвинили Гитлера в 
"предательстве дела революции". Для Рема завоевание власти было лишь первым 
шагом. Лозунгом СА в те дни стал клич "Не снимайте поясов!", призывавший к 
повышению бдительности, СА оказалась не единственной организацией, напоминавшей 
о социалистических принципах НСДАП. 9 мая 1933 года президент Верхней Силезии 
Брюкнер, выступая в Бойтхене, яростно обрушился на крупных промышленников, 
"жизнь которых есть непрерывная провокация". Он был смещен со своего поста, 
исключен из партии, а в следующем году арестован. В Берлине представитель 
нацистской Рабочей федерации Келер подчеркнул: "Капитализм присвоил себе 
исключительное право давать трудящимся работу на условиях, которые сам и 
устанавливает. Такое преобладание аморально, его нужно сломать". В июле того же 
года глава нацистской группы в прусском ландтаге Кубе ополчился на помещиков. 
"Национал-социалистское правительство, - заявил он, - должно заставить крупных 
помещиков разделить свои земли и передать большую их часть в распоряжение 
крестьян". 

Эти наивные люди забывали, что согласно принципу фюрерства директивы должны 
идти сверху. На деле же идущие от верхов приказы мало чем напоминали эти 
пламенные речи. Когда Гитлер приступил к реорганизации германской 
промышленности "в соответствии с новыми идеями", то ее "фюрером" он назначил 
господина Круппа фон Болена{4}. 

Эта болтовня не беспокоила Гитлера. Здесь навести порядок было легко. А вот Рем 
заботил его гораздо больше. И пусть фюрер формально считался верховным главой 
штурмовых отрядов, их главнокомандующий Рем превратил их в свою личную армию. 
Она была действительно опасна, а ее мощь превосходила силу рейхсвера. Нужно 
было, следовательно, задушить в зародыше бунт, который неминуемо поглотил бы 
Гитлера и его верных соратников. 1 июля Гитлер собрал в Бад-Рехенхалле 
(Бавария) руководителей штурмовых отрядов, где заявил, что второй революции не 
будет. Это сообщение было одновременно и недвусмысленным предупреждением. "Я 
готов, - сказал он, - решительно и сурово подавить любую попытку, направленную 
на разрушение существующего порядка. Я со всей энергией воспротивлюсь второй 
революционной волне, так как она повлечет за собой настоящий хаос. А тех, кто 
поднимется против законной государственной власти, мы возьмем за шиворот, какое 
бы положение они ни занимали". 

6 июля, выступая на собрании имперских наместников (рейхсштатгальтеров), Гитлер 
повторил свое предупреждение. "Революция не может быть перманентным состоянием. 
Поток революции необходимо направлять в спокойное русло эволюции, - сказал он. 
- ...Особенно важно поддерживать порядок в экономическом аппарате... потому что 
экономика есть живой организм, который нельзя преобразовать одним махом. Она 
строится на первичных законах, глубоко укоренившихся в человеческой природе". 
Те, кто хотел бы направить машину в другую сторону, являются "носителями бацилл,
 порождающих вредоносные идеи", и должны быть обезврежены, так как они 
"представляют опасность для государства и нации". Таким образом, штатгальтерам 
предлагалось следить, за тем, чтобы ни один орган партии не принимал никаких 
мер экономического характера, поскольку эта сфера находилась в исключительной 
компетенции министра экономики. 11 июля министр внутренних дел Фрик подписал 
постановление, в котором сообщалось о завершении "победоносной германской 
революции", вошедшей отныне в фазу эволюции". 

Рем был предупрежден. С заменой Гутенберга на посту министра экономики Шмидтом, 
представлявшим промышленников, закончилось уточнение новых директив. В 
многочисленных статьях, опубликованных в главных нацистских газетах 
"Кройццайтунг" и "Дойче альгемайне цайтунг", развивались идеи, высказанные 
фюрером, раздавались аплодисменты по поводу достижения "конечной точки 
германской революции", что не оставляло места для какой-либо другой 
интерпретации. Оставалось лишь встать в общие ряды либо вступить в борьбу с 
Гитлером, который уже пользовался поддержкой крупного германского капитала, 
почувствовавшего себя более уверенно. 

Однако Рем пренебрег этими предупреждениями, безмятежно взирая на возможный 
конфликт с Гитлером. Он, очевидно, представлял его как соперничество внутри 
НСДАП, в которой перевес Гитлера не был явным. Если исход спора решала бы масса 
членов партии, фюрер мог бы проиграть. 

Но существовала сила, которую Рем, по-видимому, недооценил. Это была двойная 
армия Гиммлера. СС представляла к тому времени грозную преторианскую гвардию. 
Хотя численно она была меньше СА, но в 1934 году насчитывала уже 200 тыс. 
человек. Сгруппированные в 85 полков, они представляли собой отборные части, по 
всем статьям превосходившие штурмовиков СА. 

К тому же Рем явно не учел мощи тайной армии Гиммлера - гестапо. Уверенный в 
своих силах, он не считал нужным скрывать свои чувства. Фактически он хотел 
получить пост министра рейхсвера в первом кабинете Гитлера. Это была его 
главная задача, единственный способ выковать такую армию, о какой он мечтал, 
традиционную и в то же время народную, армию политических солдат, которая будет 
править страной. Чтобы получить этот пост, он вернулся по призыву фюрера из 
Боливии и никак не мог смириться с тем, что "его" место занял один из 
презираемых им генералов - Бломберг. Он разместил штаб-квартиру СА в Мюнхене и, 
наезжая в Берлин, без всяких предосторожностей принимал в отеле "Фазаненхоф" в 
Шарлоттенбурге, где он всегда останавливался, всех, кто более или менее открыто 
критиковал политику Гитлера. Обедал он обычно в ресторане Кемпинского на 
Лейпцигерштрассе, куда приглашал ту же публику. Разговоры там велись крамольные,
 а тон задавал сам Рем. 

"Адольф подлец, - говорил он, - он нас всех предал. Он общается теперь только с 
реакционерами и выбрал себе в наперсники этих генералов из Восточной Пруссии! 
Адольф вышел из моей школы. Именно от меня он получил все свои знания по 
военным вопросам. Но Адольф был и остается штатским человеком, писакой и 
мечтателем. Мещанином, который только и думает о мире по-венски. А мы тем 
временем лишь вертим пальцами, тогда как у нас чешутся руки". 

Рем закусил удила и не пытался это скрывать. Он кипел от бешенства, считая, что 
у него обманом отняли плоды победы. 

Гитлер со своей стороны полагал, что утолил его жажду власти и почестей, 
назначив министром без портфеля законом от 1 декабря 1933 года, в котором было 
закреплено приравнивание партии к государству. Но Рем ограничился замечанием, 
что это отличие было в тот же день пожаловано и Рудольфу Гессу, назначенному 
фюрером председателем центральной политической комиссии НСДАП. 

В начале 1934 года позиция Рема стала открыто враждебной. Гестапо, 
организовавшее успешную слежку за ним, докладывало, что с ним все чаще 
встречались многие из правых оппозиционеров. Почти ежедневно Гитлер получал 
донесения о том, что Рем остро критиковал его, что не могло не беспокоить 
фюрера. Что касается Гиммлера и Геринга, Рем был для них врагом No 1. Его слова 
и дела истолковывались ими без, малейшего снисхождения. Объектом наблюдения 
стали и сами штурмовые отряды. А члены СА как назло не отказывали себе в 
удовольствии выпить, а затем бродить по улицам, распевая неприличные или 
чересчур революционные песни. 

Развесим Гогенцоллернов на фонари, 

И пусть собаки висят, пока не сорвутся, 

А в синагоге вздернем черную свинью, 

И церкви забросаем бомбами! 

Так звучал припев одной из их любимых песенок, текст которой чья-то услужливая 
рука положила на стол Гитлера. Тот разозлился. Ведь он пытался доказать, что 
нацисты с уважением относятся к государственным министрам и религии. А старый 
маршал, конечно же, испытывает почтение к Гогенцоллернам. 

Не заботясь о последствиях, Рем в компании со своими юнцами учинил несколько 
отвратительных пьянок" Организованные им пропагандистские поездки 
сопровождались скандальными инцидентами. И все эти беспутства творились почти 
открыто. Тягчайшие злоупотребления совершали и его "верные друзья". Карл Эрнст, 
например, бывший булочник, а затем лифтер и официант, назначенный за свои 
бесчинства руководителем группы СА в Берлине, растранжирил в диких оргиях фонды 
общественных пожертвований. О всех таких фактах неизменно докладывалось Гитлеру.
 Геринг торжествовал, он мстил Рему за жестокие насмешки, которым тот подвергал 
его стремление изображать из себя мецената от искусства. И тем не менее Гитлеру 
не хватало решимости. Смутная боязнь открытого столкновения с Ремом, остатки 
признательности за все, что тот для него сделал, неосознанное чувство 
приниженности, память об уважении, которое бывший капрал питал к своему 
капитану, - все это мешало Гитлеру, несмотря на доносы гестапо, пожертвовать 
Ремом, отдать его на расправу врагам. 

В начале 1934 года появились признаки более серьезной тревоги, решившие судьбу 
Рема. Гитлер знал о враждебном отношении армии к новому режиму. Ему уже удалось 
приручить промышленников и восточных землевладельцев, теперь он решил задобрить 
рейхсвер и предложил военным взять под свой контроль штурмовые отряды СА. 
Генералы сочли, однако, что подарок с подвохом, не сомневаясь, что 
"сорвиголовы" Рема могут захлестнуть традиционные кадры армии. 

Гитлер помнил, что строй, неспособный держать в руках армию, не может быть 
уверенным в своем завтрашнем дне. Будучи в оппозиции, он решительно нападал на 
все институты общества, кроме одного: его демагогия замирала перед армией. 
Вслед за Веймарской республикой, которая постоянно торговалась с армией, Гитлер 
решил заключить с ней сделку. Единственным военным, пострадавшим при наведении 
порядка, был генерал Хаммерштейн, верховный командующий рейхсвера, отстраненный 
от должности в конце 1933 года за свои связи с экс-канцлером фон Шлейхером. 
Пост этот был отдан другу Гинденбурга фон Фричу, потомственному военному. Такое 
проявление доброй воли укрепило доверие военных. Выступая от имени генералов в 
Ульме, Бломберг заявил: "Мы со своей стороны выражаем полное доверие, 
безоговорочную поддержку и нерушимую преданность нашему профессиональному долгу 
и полны решимости жить, работать, а если потребуется, и умереть в этом новом 
рейхе, движимом новой кровью". 

Гитлер сделал для военных послабление в применении норм нового государства. 
Организация работы чиновников, автоматически вытекавшая из расистских принципов 
"третьего рейха", начала применяться с 7 апреля 1933 года. Чиновники - евреи 
или потомки евреев изгонялись без малейшего снисхождения. Подобные же меры 
грозили и армии. Но применение этого закона там было отодвинуто на 31 мая 1934 
года. Должны были последовать многочисленные увольнения, так как большинство 
дворянских семей Германии имело среди предков евреев, позолотивших в свое время 
их гербы. Однако "чистка" была очень скромной: в армии пострадало пять офицеров,
 два курсанта, тридцать унтер-офицеров и солдат; во флоте - два офицера, 
четверо курсантов, пять унтер-офицеров и матросов. 

Так началось сближение. Препятствие, мешавшее завершению этого процесса, имело 
теперь имя. И это имя было Рем. Он в свою очередь встревожился. Поскольку армия 
теперь стала одним из друзей режима, Рем качнулся к социалистическому крылу 
партии и вновь поднял запрещенные лозунги. 18 апреля 1934 года, обращаясь к 
представителям иностранной прессы, собравшимся в министерстве пропаганды, он не 
побоялся заявить: "Революция, которую мы совершили, не является только 
национальной - это революция национал-социалистская. И мы настаиваем даже на 
особом подчеркивании второго слова - "социалистская"". А первый помощник Рема 
Хейнес заявил в конце мая в Силезии: "Мы взяли на себя долг революционеров. Мы 
стоим в начале пути. И отдыхать мы будем тогда, когда германская революция 
будет завершена". 

Но и гестапо не дремало. Оно регулярно информировало фюрера, готовя почву для 
решающего удара. Включился еще один фактор. В начале апреля Гитлер предпринял 
небольшую прогулку на борту крейсера "Дойчланд". На рейде Киля он встретился с 
Бломбергом. Считается, что последний потребовал у фюрера устранить Рема и штаб 
СА. Гитлер пошел-де на эту уступку, чтобы завершить завоевание на свою сторону 
военных. Это только гипотеза. Но очевидно, во всяком случае, что идея отставки 
Рема в этот период означала крупный сдвиг в позиции фюрера. Испытывая давление 
военных, Геринга, Гесса и политической комиссии, Гиммлера и его гестапо, он по 
привычке долго колебался. Обычно после длительного периода неуверенности 
принималось резкое, не всегда продуманное решение. И именно этот прием Гитлер 
называл "интуицией", носившей отпечаток его "гения". 

6. Гестапо расправляется с Ремом 

14 июня 1934 года в обстановке назревающего кризиса Гитлер по приглашению 
Муссолини отправился в Италию. Он прилетел в Венецию специальным самолетом в 
сопровождении небольшой свиты. Там его ждали министр иностранных дел Германии 
фон Нейрат и посол в Италии фон Хассель. Итальянскую сторону представлял 
Муссолини, сопровождаемый своим зятем Чиано, заместителем государственного 
секретаря Сувичем и послом Италии в Берлине Черутти. Это была первая встреча 
двух диктаторов. Муссолини отнесся к гостю, которого считал своим учеником, 
несколько бесцеремонно. Что касается Гитлера, он был обескуражен мизерными 
результатами своей поездки. Это разочарование было еще усилено инцидентом, 
имевшим чрезвычайно важные последствия. 

17 июня бывший канцлер и тогдашний вице-канцлер фон Папен должен был выступить 
с лекцией перед студентами небольшого городка Марбург. Вместо ожидаемого 
бесцветного выступления была произнесена речь, которая произвела впечатление 
бомбы, разорвавшейся на многолюдной площади. 

Несмотря на строгий запрет Гитлером проповеди "второй революционной волны" и на 
прямые заверения, полученные воротилами германской экономики, консервативные 
партии были обеспокоены угрозами, расточаемыми по их адресу нацистскими 
экстремистами и руководством СА. От имени этих консерваторов фон Папен и 
обратился к фюреру, чтобы он не забывал о соглашении, принесшем ему помощь 
консервативных партий, а значит, и приход к власти. 

Папен требовал положить конец огульному шельмованию добрых граждан, а также 
высмеиванию интеллектуальных и духовных ценностей нации, в частности религии, 
на которую грубо нападали Рем и его друзья. Он дошел даже до того, что поставил 
под вопрос одну из основ тоталитарного государства однопартийный режим, что 
влекло за собой ориентацию на свободные выборы и воссоздание некоторых партий. 

Гитлер внял этому предупреждению. Вслед за армией голову Рема потребовала и 
буржуазия. Фон Папен являлся членом правительства: его речь была предварительно 
одобрена старым маршалом-президентом, поздравившим его телеграммой; он получил 
также поддержку рейхсвера, финансовой и деловой знати. Фактически фон Папен 
предъявил ультиматум. Учитывая все это, Гитлер не мог тем не менее пройти мимо 
столь яростных нападок на его режим. Меры были приняты немедленно. Германским 
газетам твердо "предложили" не публиковать текст выступления, а издания, 
успевшие это сделать, были конфискованы. Геринг, Геббельс, Гесс выступили по 
радио, пригрозив "наивным мальчишкам", которые вознамерились помешать нацистам 
в осуществлении их власти. Ситуация ужесточилась, и Рем, уже исключенный из 
ассоциации офицеров, был отправлен в отпуск для лечения "ревматизма суставов 
руки". 

Чтобы парировать выпады в речи фон Папена, нельзя было нанести удар 
вице-канцлеру. Гестапо было поручено найти другие возможности для ответных 
действий. Гейдриху не составило труда выяснить, прослушивая телефонные 
разговоры и используя сообщения доносчиков из окружения фон Папена, что автором 
доклада, который вице-канцлер просто зачитал, был молодой писатель и адвокат 
доктор Эдгар Юнг, один из творцов теории "консервативной революции", 
либеральный интеллигент, который уже начинал набирать определенный политический 
вес. 21 июня, то есть через четыре дня после прочтения доклада, доктор Юнг 
всего на пару часов остался дома один. Возвратившись, его жена обнаружила, что 
он исчез. Осмотрев дом, она лишь случайно увидела слово "гестапо", нацарапанное 
мужем на стене ванной комнаты. Тело Юнга было найдено 30 июня в придорожной 
канаве близ Ораниенбурга. Только через много лет узнали, что после долгих 
допросов и страшных пыток он был убит в тюремной камере. 

Гейдрих очень гордился этой операцией "своего" гестапо, на деле 
продемонстрировавшего быстроту, чистоту и эффективность своих методов. Это 
маленькое упражнение в виртуозности было простой репетицией. Теперь пришло 
время для прямой атаки на Рема. Гитлер решил отделаться от него и колебался 
лишь в выборе средств. Гиммлер и Геринг взялись его убедить. Геринг просто 
горел от нетерпения. Его инстинкты убийцы пробудились, поскольку он никак не 
мог простить нанесенных ему Ремом унижений. 

Гестапо принялось лихорадочно собирать документы о Реме и его клике, 
накопленные за многие месяцы слежки. Тщательному разбору подвергались даже 
незначительные заметки и тексты, любые визиты и встречи Рема, самые банальные 
разговоры - все проходило тщательное просеивание. Институт "Герман Геринг" 
проделывал то же с записями телефонных разговоров. Из документов выхватывали 
абзацы, фразы, словечки, имена. Так создавалась сложнейшая мозаика. Из 
множества разнородных материалов необходимо было построить нечто цельное, общую 
картину, способную испугать Гитлера, подтолкнуть его к принятию бесповоротного 
решения, на что как раз и рассчитывали. Только сообщение о крупном заговоре, о 
неизбежном государственном перевороте, который поставил бы под угрозу его жизнь,
 могло вывести фюрера из состояния нерешительности. 

Постепенно досье принимало законченную форму. И было совсем нетрудно чуть-чуть 
сгустить краски. Рем хотел заставить Гитлера создать народную революционную 
армию, а во главе ее он, естественно, видел самого себя. Чтобы добиться этого, 
он готов был употребить силу, то есть развязать конфликт, унизивший бы новых 
союзников Гитлера и принудивший его вернуться к старым друзьям, верным 
ветеранам и испытанным бойцам из СА. Однако словесные неистовства Рема, его 
необузданность, ярость и неосмотрительность непрерывно регистрировались 
тысячами глаз агентов гестапо, которое сумело выделить из них доказательства 
существования заговора с целью не просто подправить фюрера, но и сбросить его, 
а при необходимости и прикончить. 

Почувствовав опасность, Рем решил опередить противника и отправил весь состав 
СА с 1 июля 1934 года в отпуск на месяц, о чем и объявил в коммюнике, 
опубликованном 19 июня в газете "Фёлькишер беобахтер". Причем в течение всего 
отпуска штурмовикам запрещалось носить форму. Это была попытка дать понять 
Гитлеру, что распространившиеся слухи о готовящемся перевороте лишены всякого 
основания. Чтобы подтвердить это, Рем и сам отправился в маленький баварский 
курортный город Бад-Висзее, расположенный к югу от Мюнхена. 

Этот маневр привел в неописуемую ярость Геринга и Гиммлера. Они никак не хотели 
упустить свою добычу. Бывший заместитель Пфеффера, обергруппенфюрер Виктор 
Лютце, затаивший обиду на Рема за то, что не получил поста, на который 
рассчитывал после отставки Пфеффера, явился с визитом к одному из самых близких 
к нацистам генералов фон Рейхенау и рассказал ему о происках Рема, имевших 
целью "заставить" Гитлера принять нужное СА решение. События завертелись с 
невероятной быстротой. Гиммлер и Геринг бросились убеждать Гитлера в том, что 
путч уже близок, в то время как множество признаков свидетельствовало как раз 
об обратном. Глава штурмовых отрядов Берлина - Бранденбурга Карл Эрнст, 
например, чья роль в случае пробы сил была бы решающей, с разрешения Рема 
отправился на Мадеру и Канарские острова. Месяцем непредвиденного отпуска 
поспешили воспользоваться для разного рода поездок и многие другие руководители 
СА. Чтобы отметить расставание, Рем организовал прощальный банкет. Он пригласил 
на него в Бад-Висзее руководителей групп СА. Гиммлер и Гейдрих принялись 
бомбардировать Гитлера докладными о том, что переворот должен начаться в 
Мюнхене в день банкета, который является лишь предлогом для сбора руководителей 
СА. Чуть не каждый час к общей картине добавлялись новые детали. 

Гестапо готовилось действовать. С 28 июня полицейские службы были переведены на 
казарменное положение. Тем временем Гитлер оставил Берлин и отправился в Эссен 
на свадьбу гаулейтера Тербовена. Эта поездка явно не укладывалась в заведенный 
порядок. Тербовен был не столь важной персоной, чтобы фюрер покидал столицу, да 
еще в такое смутное время. Еще более показательным был тот факт, что Гитлера 
сопровождал Геринг. Тербовен даже покраснел от удовольствия и смущения от такой 
чести. На самом же деле фюрер ухватился за этот предлог, чтобы бежать из 
Берлина, где он подвергался сильнейшему давлению. Это была одна из его привычек 
- отступать, когда возникает необходимость принять решение. Однако Геринг 
почуял опасность и, чтобы не дать фюреру уклониться от трудных решений, 
предпочел его сопровождать. В Эссене к нему пришел на помощь еще и Дильс. 

29 июня в "Фёлькишер беобахтер" была помещена статья фон Бломберга под 
названием "Армия в третьем рейхе". Под предлогом дать ответ на поступающую 
из-за границы информацию "о реакционном заговоре, пользующемся поддержкой 
армии", шеф рейхсвера заверил Гитлера в лояльности военных по отношению к 
новому режиму. В то же время в статье содержалась еще одна угроза для С А. 
"Преторианский дух не свойствен душе нашего солдата, - писал генерал. 
Освободительный акт Гитлера, поставленного маршалом-президентом во главе 
правительства, вернул нашему солдату высокое право стать носителем оружия 
возрожденной нации. Германский солдат сознает, что он находится в центре 
политической жизни объединенной страны". Это открытое признание существования 
"ландскнехтов" стало заупокойным звоном для штурмовых отрядов. 

В тот же день неожиданный приезд Гиммлера пустил в ход механизм завершающей 
операции. После свадьбы Тербовена Гитлер проинспектировал трудовой лагерь в 
Вестфалии, а затем отправился в Бад-Годесберг, чтобы провести конец недели на 
берегу Рейна в отеле "Дрезден", с владельцем которого он был знаком. Утром 29 
июня из Берлина прилетел Гиммлер. Он привез последние сообщения своих агентов. 
Из этих явно сфабрикованных документов вытекало, что на следующий день 
штурмовые отряды должны перейти в наступление и захватить правительственные 
здания. Специально созданный отряд получил задание убить Гитлера. Вооруженным 
отрядам СА было приказано выйти на улицы. Рем якобы заключил соглашение с одним 
из своих старых друзей, командующим военным округом Мюнхена, генералом 
артиллерии фон Леебом о передаче СА оружия, хранящегося на тайных армейских 
складах. Договор был действительно заключен, но закреплялось в нем соглашение о 
том, чтобы передать указанное оружие на склады полиции, чтобы во время отпуска 
членов СА лихие головы, оставшись без контроля, не вздумали им воспользоваться. 
Между Бад-Годесбергом и центральной службой гестапо в Берлине была установлена 
почти непрерывная связь. В середине дня поступило сообщение, что агенты СД в 
Мюнхене видели, как в грузовик грузилось оружие, что-де доказывало неизбежность 
путча! 

В отеле "Дрезден" непрерывно заседал штаб нацистского режима: Гитлер в 
окружении Геринга, Геббельса, Гиммлера, Дильса, Лютце и других менее 
значительных деятелей. Охранялся отель отрядами эсэсовцев. 

В обеденном зале отеля, откуда открывался великолепный вид на горы 
Вестер-Вальда и долину Рейна, Гитлер метался, словно медведь в клетке. Он еще 
не осмеливался брать это препятствие, он колебался, не решаясь отдать приказ 
казнить, а точнее, уничтожить как изменника человека, который был его надежной 
опорой, самым старым соратником, единственным членом партии, с которым он был 
на "ты". Но Геринг, Гиммлер, Геббельс давили на него. Необходимо было ударить, 
ударить энергично, изо всех сил, чтобы отряды СА не начали действовать первыми. 


Стояла удушающая жара, небо было покрыто тучами, приближалась гроза. К вечеру 
она разразилась, на землю обрушился ливень и немного посвежело. И только после 
обеда Гитлер неожиданно принял решение, от чего уклонялся в течение двух недель.
 Очень коротко, в несколько слов, он дал необходимые указания: Геринг и Гиммлер 
должны вернуться в Берлин, чтобы там руководить репрессиями, сам же он в 
сопровождении Геббельса решил отправиться в Мюнхен. 

Ночью на трехмоторном самолете Гитлер вместе с Геббельсом и еще четырьмя 
верными людьми вылетел из аэропорта "Хангелер". 30 июня в четыре часа утра 
самолет приземлился в Обервизенфельде, недалеко от Мюнхена. Еще в полете 
рейхсверу Мюнхена был дан приказ занять Коричневый дом. Аэропорт 
Обервизенфельда охраняли эсэсовцы. Гитлер прибыл в министерство внутренних дел 
Баварии и вызвал к себе шефа полиции отставного майора Шнейдхубера и главу 
мюнхенского СА Шмидта. Оба уже были задержаны гаулейтером Вагнером. Устроив 
театрализованное представление, вполне в его вкусе, Гитлер набросился на них, 
обругал их последними словами и сорвал знаки различия и награды. После чего оба 
были отправлены в тюрьму "Штадельхейм". 

Около пяти часов утра Гитлер и его свита, сопровождаемая эсэсовцами, агентами 
гестапо и военными, отправились на машинах в Бад-Висзее. Длинную колонну машин 
прикрывал бронеавтомобиль рейхсвера - предосторожность явно излишняя, так как 
на всем пути длиною в шестьдесят километров им не встретилось ни одной, хотя бы 
незначительной, вооруженной группы. Когда около семи часов утра караван прибыл 
в Бад-Висзее, маленький городок на берегу озера мирно спал. 

Колонна направилась к отелю "Гензльбауэр", где остановились Рем и его товарищи. 
Караул СА, который охранял вход в отель, был арестован без сопротивления. В 
отеле никто еще не вставал: странная ситуация для заговорщиков в утро 
переворота, в тот час, когда должен был начаться захват государственных 
учреждений! Обеденный зал был приготовлен для банкета. Гитлер, казалось, не 
обратил внимания на эту несуразность. В состоянии сильного возбуждения он 
проник в здание во главе своего войска. К нему присоединились также несколько 
его старых соратников времен баварского путча. Первым человеком, встретившимся 
Гитлеру в отеле, был юный граф фон Шпрети, адъютант Рема, известный своей 
исключительной красотой. Разбуженный шумом, он выскочил, чтобы узнать, что 
происходит. Гитлер ринулся к нему и своим хлыстом из кожи гиппопотама, 
подаренным ему когда-то его почитателями, с такой силой ударил графа по лицу, 
что у того хлынула кровь. Передав его эсэсовцам, Гитлер устремился в комнату 
Рема, который мирно спал и был арестован под аккомпанемент ругательств фюрера, 
не успев и пальцем пошевельнуть. По словам Геббельса, который также принимал 
участие в операции, но держался на втором плане, старый друг Рема, 
обергруппенфюрер Хейнеса, был обнаружен в соседней комнате также спящим, но в 
компании со своим шофером, которого Геббельс назвал "мальчиком для радостей". 
Хейнес попытался защититься, поэтому оба были убиты прямо в постели. Отряд СА, 
прибывший сменить караул, был разоружен также без единого выстрела. Центральную 
операцию - ведь речь шла об аресте штаба "заговорщиков" провели без сучка и 
задоринки, за несколько минут. Хейнес и его шофер были расстреляны без нужды, 
но эти две жертвы хоть как-то оживили картину трофеев, полученных при 
подавлении этого "заговора засонь", как его будут называть позднее. 

В восемь часов утра колонна двинулась назад в Мюнхен, увозя Рема и его 
сотоварищей полураздетыми, но в наручниках. По дороге было остановлено еще 
несколько машин, в которых другие руководители СА направлялись в Бад-Висзее на 
прощальный банкет. Их тут же арестовали. 

Через два часа Гитлер был в Мюнхене, доставив туда арестованных 
"государственных преступников". Тем временем в городе эсэсовцы и агенты гестапо 
с раннего утра приступили к арестам людей по спискам, заготовленным гестапо 
несколько недель назад. 

В полдень Гитлер собрал в Коричневом доме эсэсовцев и членов руководства СА, не 
внесенных в списки для ареста, и объявил, что Рем отстранен от своих 
обязанностей и заменен Виктором Лютце. 

Заключенных разместили в Коричневом доме под охраной вооруженных до зубов 
эсэсовцев, получивших приказ стрелять при малейших признаках сопротивления. К 
четырнадцати часам заключенных набралось около двухсот, и было принято решение 
перевести их в тюрьму "Штадельхейм". Среди этих заключенных и тех, что 
продолжали поступать, были не только руководители СА. Наоборот, большинство 
арестованных составляли политические противники режима, никак не связанные с 
Ремом и СА. Гестапо воспользовалось случаем, чтобы устранить всех неугодных. 

Вечером Гитлер просмотрел список, заготовленный гестапо, отметил в нем красным 
карандашом фамилии ста десяти человек и приказал их казнить. Баварский министр 
юстиции Франк пришел в ужас, увидев количество обреченных, и добился, чтобы 
Гитлер пересмотрел список. В конце концов в списке для казни осталось 
девятнадцать человек, и среди них Рем. 

Гитлер хотел дать ему возможность избежать позорной смерти от пули эсэсовцев. 
Возможно, он опасался предсмертных речей или раскрытия какого-то секрета. По 
его приказу Рема навестили в его камере No 474 тюрьмы "Штадельхейм" и намекнули 
на возможность самоубийства. Рем не услышал подсказки. 

Вечером был получен точный приказ: если Рем откажется воспользоваться 
оставленным ему шансом, он будет казнен. Надсмотрщик вошел в его камеру, молча 
положил на стол револьвер и вышел. За Ремом незаметно следили. Он взглянул на 
револьвер, не тронув его, и, казалось, забыл о его существовании. Прошло десять 
минут. Тюремщик снова вошел в камеру и, не говоря ни слова, унес револьвер. 
Через несколько минут в камере появились два человека с пистолетами в руках. 
Одним из них был начальник концлагеря в Дахау эсэсовец Эйке. Рем встал им 
навстречу. Он был без рубашки, и на коже его вдруг выступили капли пота. 

- Что это значит? - спросил он. 

- У нас нет времени на болтовню, - отрезал Эйке. 

Он спокойно поднял пистолет, прицелился, словно в тире, и выстрелил несколько 
раз. Рем упал. Эйке нагнулся и добил его. Так закончилась карьера всемогущего 
руководителя СА, первого и главного творца карьеры Гитлера. 

Уже вечером 30 июня несколько гестаповцев появились в тюрьме с первым списком 
из шести человек, отобранных для казни, и потребовали у директора тюрьмы Коха 
их выдачи. Тот робко заметил, что красная галочка против фамилии в списке 
вместо смертного приговора представляется ему "не слишком законной". С его 
замечанием не посчитались, шесть человек были выведены во двор тюрьмы и 
расстреляны взводом эсэсовцев под командой Зеппа Дитриха. Первым из 
расстрелянных оказался начальник СА и префект полиции Мюнхена Август Шнайдхубер.
 

В Берлине репрессиями руководили Геринг и Гиммлер. В этих обстоятельствах 
Гитлер вручил Герингу исполнительную власть во всей северной части Германии, 
которой тот и воспользовался без зазрения совести. Аресты начались в половине 
одиннадцатого, явное свидетельство того, что шефов гестапо совсем не беспокоила 
опасность переворота со стороны СА. Поскольку исходной точкой путча должен был 
стать Мюнхен, можно было ожидать, что репрессии коснутся прежде всего этого 
города. Но они оказались куда более жестокими в Берлине. Службы СС и гестапо 
провели на севере страны многочисленные аресты. Геринг хотел обезглавить 
руководство СА в своей области и свести счеты с личными противниками. Отдельный 
список приготовил Гиммлер, а Гейдрих присовокупил к нему еще и свой. 

Шеф СА в Берлине - Бранденбурге Карл Эрнст решил отправиться в путешествие по 
Южной Атлантике. И не хватило совсем немногого, чтобы это решение спасло ему 
жизнь. Еще накануне он прибыл в Бремен, но, к несчастью, его пароход 
отправлялся лишь вечером 30 июня. Во время ареста эсэсовцами он бурно 
протестовал: он и в мыслях не допускал, чтобы кто-то осмелился схватить столь 
высокопоставленное лицо, депутата рейхстага и государственного советника. 

Он забыл, что совершил преступление, осыпая в частных разговорах ругательствами 
Гиммлера, называя его "черным иезуитом", с легкой руки Отто Штрассера, 
придумавшего это прозвище. Такое кощунство было давно уже отмечено в картотеке 
гестапо. А сейчас пришло время за него расплатиться. 

Эрнст был обречен и еще по одной причине: он руководил командой СА, которой был 
поручен поджог рейхстага. Похоже, он не всегда умел держать язык за зубами и 
допустил опасные откровения, которые уловило чуткое ухо гестапо. Показательно, 
что из десяти штурмовиков СА, участвовавших в поджоге и к тому времени 
остававшихся в живых (одиннадцатый, Ралль, был ликвидирован уже давно), девять 
было уничтожено 30 июня 1934 года. 

Что касается усерднейшего секретаря суда Рейнекинга, который предупредил 
гестапо о разоблачениях Ралля, он был помилован, хотя и оказался в Дахау, где 
погиб в начале 1935 года. 

Все эти люди, столь полезные в феврале 1933 года, стали неудобными в июне 1934 
года. Все они, и в первую очередь их шеф Эрнст, должны были исчезнуть. 

Доставленный в Берлин самолетом, он был помещен в казарме на Лихтерфельде и 
расстрелян два часа спустя. Туда направлялись все, кто не был убит на месте или 
кому не удалось бежать. Кое-кто прошел легкий допрос, большинство подверглось 
оскорблениям и избиениям, и почти все были поставлены перед командой охранников,
 расстреливавших во дворе казармы обреченных на смерть людей. В течение всей 
субботы и утра воскресенья 1 июля 1934 года в квартале Лихтерфельде слышался 
грохот залпов. Взвод эсэсовцев располагался в пяти метрах от приговоренных, а 
стена, у которой они стояли, в течение многих месяцев была покрыта кровью. 
Залпы сопрождались кличем: "Хайль Гитлер! Это нужно фюреру!" 

В штаб-квартире гестапо в эти напряженные дни царила суматоха. Именно из его 
кабинетов, обычно таких чинных, исходили приказы о расправах, сюда стекались 
отчеты о казнях, сообщения об арестах и побегах, об убийствах тех, кто пытался 
бежать или сопротивляться, а также тех, кого было приказано уничтожать на месте.
 Для большей секретности все, кто фигурировал в списках, были помечены 
порядковыми номерами. В сообщениях по телефону, в телеграммах и распоряжениях 
ограничивались лишь номерами: "No 8 прибыл, No 17, 35, 37, 68, 84 арестованы, 
No 32, 43, 47, 59 расстреляны, No 5 по-прежнему не обнаружен". Когда имена, 
которые скрывались за этими цифрами, стали постепенно выясняться, вся Германия 
содрогнулась от ужаса и недоумения. 

Убийцы из гестапо не ограничились истреблением руководителей СА. Под их ударами,
 а также под выстрелами карательных команд гибли в большинстве своем люди, не 
имевшие никакого отношения к Рему и штурмовым отрядам. Акцию против Рема 
использовали для расправы с неугодными. Доктор Фрик в своих свидетельских 
показаниях на Нюрнбергском процессе описал это следующими словами: "Во время 
чистки среди сторонников Рема многие из убитых не имели никакого отношения к 
внутреннему мятежу сил СА, просто их недолюбливали". 

"Недолюбливали", например, журналиста Вальтера Шотте, сотрудника фон Папена, 
выразителя идей баронов из "Геррен-клуба"; в 1932 году он разработал такую 
политическую тактику, которая чуть не разрушила предвыборные надежды нацистов. 
В книге под названием "Правительство Папена - Шлейхера - Гайда" он с такой 
остротой и точностью обрисовал методы работы нацистской партии, что это 
разоблачение стоило Гитлеру двух миллионов голосов на выборах 6 ноября 1932 
года. Этого ему не простили: утром 30 июня он был убит в гестапо. 

Среди неугодных был также и Грегор Штрассер. Гитлер не забыл человека, который 
сделал так много для политической организации партии и который вышел из нее, 
оказавшись жертвой интриг Геринга и Геббельса, гордо, не сказав ни слова, 8 
декабря 1932 года. Фюрер сохранил в душе уважение к нему. Он запретил своим 
подручным трогать его, но Геринг, имея широкие полномочия, пренебрег запретом. 
Брат Грегора, Отто Штрассер, укрылся в Австрии, где основал антигитлеровский 
"Черный фронт". Грегор же не занимался более политикой. Он возглавил 
фармацевтическую фирму "Шеринг-Кальбаум". Но этого было недостаточно, чтобы 
разоружить его врагов, Геринга и Гиммлера. Гиммлер поручил лично Гейдриху 
проследить за "закрытием" этого старого счета. Утром 30 июня Штрассер был 
привезен в тюрьму гестапо в Колумбиа-хауз. Его поместили вместе с арестованными 
шефами СА. После обеда за ним пришел эсэсовец, чтобы отвести его, как он 
выразился, в специальную одиночную камеру. Эсэсовец открыл дверь одной из камер,
 пропустил Штрассера, закрыл дверь и удалился. Минутой позже прозвучал выстрел. 
Штрассер не был убит, пуля лишь задела шею, пробив артерию. Он упал, чувствуя, 
как жизнь уходит из него с каждым ударом сердца, выталкивавшим струйки крови на 
кирпичную стену. Узник соседней камеры в течение часа слышал хрипы умирающего. 
Пунктуально следуя полученному приказу, Гейдрих лично проверил, выполняется ли 
приказ рейхсфюрера, и, видя, как цепляется за жизнь узник, приказал "оставить 
истекать кровью этого борова". Так уж принято было среди эсэсовцев, которые на 
словах придавали столь важное значение "чести", оскорблять тех, кого убивали. 

В Берлине агенты гестапо также действовали малыми группами. Утром 30 июня два 
безупречно корректных господина явились в имперскую канцелярию, в служебное 
помещение вице-президента фон Папена, и попросили свидания с главой кабинета 
оберрегирунгсратом фон Бозе. Последний был очень занят, так как в его кабинете 
сидел очередной посетитель. Ссылаясь на срочность сообщения, которое им было 
поручено передать, визитеры попросили фон Бозе выйти на минуту. 
Оберрегирунгсрат показался в приемной. Посетители вынули револьверы, не говоря 
ни слова, расстреляли хозяина кабинета и оставили его агонизировать на ковре. 

В пригороде Берлина Ной-Бабельсберге два вежливых господина, как две капли воды 
похожих на посетителей фон Бозе, позвонили в дверь виллы бывшего рейхсканцлера 
генерала фон Шлейхера. Без лишних слов они оттолкнули служанку, вошли в дом и 
также молча застрелили генерала фон Шлейхера, а потом его обаятельную жену, 
дочь генерала кавалерии фон Хеннигса, которая прибежала на выстрелы. 
Перепуганная служанка убежала. И только ее двенадцатилетняя дочь обнаружила 
трупы, вернувшись из школы. 

Убийцы явились также в министерство связи, вошли в кабинет директора 
министерства Клаузенера и расстреляли, не дав ему даже подняться из-за стола. 
Прибежавшего на звуки выстрелов министра фон Эльти-Рюбенаха выдворили из 
кабинета. Клаузенер был главой организации "Католическое действие". Его 
убийство вызвало волну негодования в общественных кругах, но гестаповцы 
хладнокровно заявили, что он покончил с собой в момент, когда от него 
потребовали объяснений. 

В этих убийствах было нечто от монотонной серийной работы. Повсюду в эту 
зловещую субботу люди падали под выстрелами убийц: фон Бредов, как и Шлейхер, 
генерал рейхсвера; бывший глава баварского правительства, которому Гитлер не 
мог простить его мужественной позиции во время путча 1923 года, старик фон Кар; 
бывший командир знаменитого добровольческого отряда, когда-то превозносимого 
Гитлером, капитан Эрхардт; летчик-ас, награжденный медалью "За заслуги" Гердт; 
префект полиции Глейвица Рамсорн и префект полиции Магдебурга Шрагмюллер; 
окружение Карла Эрнста: Вое, Сандер, Бойлвиц, "мадемуазель Шмидт", интимный 
адъютант Хейнеса. 

Адвокат Глазер, который когда-то имел неосторожность спорить с нацистским 
юристом Франком и подать в суд на партийные газеты, был убит перед дверью 
своего дома. Был также уничтожен активный католик, профессор Штемпфле, который 
когда-то поддержал Гитлера, а потом испугался и отошел от него. Руководитель 
студентов-католиков Мюнхена Бек был прикончен в лесу, а руководитель 
гитлеровской молодежи Дюссельдорфа Пробст - застрелен "при попытке к бегству". 

Несколько человек расстреляли по ошибке, как, например, музыкального критика 
Шмидта вместо медика, носившего то же имя, или руководителя организации 
"Гитлерюгенд" Саксонии Ламмермана, имя которого совершенно необъяснимым образом 
попало в список людей, предназначенных для уничтожения. Их вдовы получили по 
почте прах покойных и письма с извинениями. 

Геринг "провел чистку Берлина железной рукой", но этой организованной по 
промышленному образцу операции он попытался придать видимость законности. По 
его приказу при гестапо был создан военный трибунал. Характерной особенностью 
этого трибунала было то, что на его заседаниях поочередно присутствовали в 
качестве представителей рейхсвера командующий военным округом и комендант 
гарнизона. Трибунал тратил "на рассмотрение дела" каждого заключенного лишь 
несколько минут, но несчастных заставляли выслушивать приговор прежде, чем 
отправляли на казнь под дула эсэсовцев из "Лайбштандарте". Некоторых 
"преступников" расстреливали на учебном поле СС в Лихтерфельде, и обитатели 
домов на Финкенштайналлее могли наблюдать эти сцены из своих окон. 

Некоторые взводы, сформированные для проведения казней, состояли из общих сил 
СС, которые были размещены в казармах "Лайбштандарте" буквально накануне. 
Поскольку эти эсэсовцы не имели оружия, они получили полицейское или армейское 
вооружение - еще одна деталь, свидетельствующая о роли генералов в операциях 
против СА. 

В субботу вечером 30 июня Гитлер вернулся самолетом в Берлин. В аэропорту 
Темпельхоф его ждали Геринг, Гиммлер, Фрик, Далюге в окружении полицейских. 
Геринг и Гиммлер просто лопались от гордости. Тут же Геринг вручил Гитлеру 
список расстрелянных. Гитлер чуть не упал в обморок увидев там имя Штрассера, 
но Гиммлер сообщил, что тот покончил жизнь самоубийством. Несколько дней спустя 
Гиммлер издал приказ о материальном обеспечении вдовы Штрассера. 

На следующий день, в воскресенье 1 июля, казни продолжались с прежней 
интенсивностью. Но в два часа пополудни Геринг обратился к Гитлеру с 
"ходатайством" об их прекращении. Достаточно-де пролито крови. Гитлер 
согласился. Однако Геринг не сказал ему, что из тех, кто был в списке, осталось 
в живых только два человека. 

Не всех арестованных 30 июня поставили к стенке. Сотни из них месяцами томились 
в тюрьмах, иные, как подполковник Дустерберг, были отправлены в концлагеря, где 
многие нашли свою смерть. Генрих Мильх заявил в Нюрнберге, что в 1935 году в 
Дахау содержалось еще 700 - 800 жертв, схваченных в те страшные дни. 

Если верить заявлениям некоторых нацистов, был казнен всего 71 человек, цифра 
явно преуменьшенная. По другим оценкам, число жертв было от 250 - 300 до 
полутора тысяч, но последняя цифра кажется несколько преувеличенной. Наиболее 
вероятное число убитых составляло около тысячи, из которых 200 - верхушка СА. 
Даже Нюрнбергский суд в конце концов отказался от попыток установить точную 
цифру, хотя в его материалах указано число 1076. 

Рано утром 2 июля службы гестапо, СС и полиции безопасности получили следующую 
радиограмму, подписанную Герингом и Гиммлером: "Министр-президент Пруссии и шеф 
тайной государственной полиции всем полицейским властям. По приказу верховных 
властей все документы, связанные с операциями, проведенными за два последних 
дня, должны быть сожжены. Отчитаться немедленно по выполнении". Текст 
телеграммы был сохранен Гизевиусом. 

Более тысячи убитых за 48 часов! Даже для нацистского режима, не дорожившего 
человеческими жизнями, размах кровопролития был слишком велик. В субботу 
вечером бюро печати партии опубликовало довольно сбивчивое коммюнике. В тот же 
вечер Геринг сделал заявление для печати, представители которой были собраны в 
министерстве пропаганды. Необходимо было срочно дать официальную версию событий,
 так как многие провинциальные газеты выпустили специальные номера, а в 
иностранной прессе появились вопросы, на которые не так-то просто было ответить.
 

Геринг, одетый в парадный мундир, говорил торжественно, но малоубедительно. Он 
утверждал, что речь шла о подготовке путча, возглавляемого Ремом, о сексуальной 
распущенности его окружения, об упрямом желании некоторых элементов начать 
вторую революцию, о предательстве реакции. Он сообщил, что фон Шлейхер был 
связан с заграницей и попытался защищаться в момент ареста, что и стоило ему 
жизни. Он добавил, что Рема уже нет в живых, но умолчал об убийстве Штрассера, 
фон Бозе в приемной фон Папена и Клаузенера в его министерском кабинете. Однако 
была в его выступлении фраза, весьма многозначительная для тех, кто хотел ее 
понять. Говоря о приказах, полученных им от фюрера, Геринг просто заметил: "Я 
несколько расширил свою задачу". Именно это "расширение" позволило наряду с 
подавлением заговора экстремистской социалистской фракции партии нанести удар 
по консерваторам и католикам. 

В тот же день 30 июня, перед тем как покинуть Мюнхен, Гитлер назначил Виктора 
Лютце начальником штаба СА, но, проявив осторожность, не присвоил ему ранга 
министра. Сообщив об этом назначении, Гитлер издал приказ по войскам СА. 
Некоторые места этого заявления, обращенного не только к коричневым войскам, но 
и ко всем возможным оппозиционерам, свидетельствуют о невольном юморе его 
автора. Фюрер бичует в нем "тех революционеров, отношения которых с 
государством были поставлены с ног на голову в 1918 году, которые потеряли 
всякое представление об общественном порядке и, посвятив себя революции, 
захотели, чтобы она длилась вечно... Неспособные ни на какое честное 
сотрудничество, упорно стоящие на позициях, отвергающих любой утвердившийся 
порядок, полные ненависти к любой власти, эти элементы, беспокойные и 
нестабильные, находили удовлетворение лишь в беспрерывных заговорах и планах 
разрушения существующего порядка... Эта группа патологических врагов 
государства опасна тем, что составляет резерв добровольных участников для любой 
попытки бунта до тех пор, пока новый порядок не начнет кристаллизоваться в 
прочную систему и выходить из периода хаотического распада". 

Глава государства попытался оттолкнуть тех, кто только вчера поставил его на 
занимаемый пост, отказываясь от всякого "честного сотрудничества" с Республикой,
 замышляя "разрушение существующего порядка", выжидая благоприятного момента 
для "любой попытки бунта". Гитлер порывал таким образом со своими корнями, 
отрицал их, отбрасывал тех, кто проявил бестактность, напомнив ему о тех 
сомнительных средствах, которые привели его к власти. 

3 июля было проведено заседание кабинета министров. Необходимо было узаконить 
убийства. Ни один из присутствующих, включая и министра юстиции Гюртнера, 
личного друга большинства правых деятелей, павших под ударами черных убийц, не 
осмелился выступить с протестом. 

Фон Папен не присутствовал на заседании кабинета, подав в тот же день в 
отставку с поста вице-канцлера. 

Это была единственная реакция того, кому Гитлер был обязан всем. Предложения, 
содержавшиеся в его докладе в Марбурге, были выполнены, так как революционеры 
были устранены, но ему дали понять, насколько опасна малейшая критика. Его 
ближайшие сотрудники уничтожены, а один из них расстрелян прямо в его 
канцелярии. Однако фон Папен удовольствовался лишь платонической формой 
протеста. 

Впрочем, отставка фон Папена была недолгой. Он получил от нацистов новый пост и 
оказал им большие услуги, в частности в качестве посла в Вене и Анкаре. 

Не более решительной оказалась и реакция консерваторов. Министры поблагодарили 
Гитлера за спасение Германии от революционного хаоса и единодушно приняли закон,
 единственная статья которого гласила: "Меры, принятые 30 июня, 1 и 2 июля 1934 
года и направленные на подавление попыток совершить предательство и 
государственную измену, расцениваются как срочные меры национальной обороны". 
Такова была эпитафия многочисленным жертвам. 

Старый маршал Гинденбург был крайне встревожен, узнав о столь циничном убийстве 
двух генералов рейхсвера. Но поскольку армия никак не реагировала на это, а его 
советники заверяли, что все было совершенно оправданно, он согласился подписать 
поздравительную телеграмму фюреру, подготовленную самим же фюрером: "На основе 
только что полученных отчетов я убедился, что благодаря вашей решимости и вашей 
личной храбрости вам удалось задушить в зародыше происки изменников. Я выражаю 
вам этой телеграммой мою глубокую признательность и искреннюю благодарность. 
Примите уверения в моих лучших чувствах". Глава президентской канцелярии, 
государственный секретарь Отто Мейснер взял на себя задачу заставить старого 
маршала подписать этот текст, чтобы заслужить расположение своих новых хозяев. 

Старика из Нойдека в какой-то мере оправдывала его дряхлость и плохое состояние 
здоровья. А вот Бломберг не был ни стар, ни болен. Но в приказе по армии он 
одобрил действия нацистов: "Фюрер пошел в наступление и раздавил бунтовщиков с 
решимостью солдата и образцовой храбростью. Вермахт, как единственная 
вооруженная сила всей нации, оставаясь в стороне от внутренней политической 
борьбы, свидетельствует ему о своей признательности, проявляя преданность и 
верность. 

13 июля Гитлер выступил с большой речью в рейхстаге. От него ждали 
обстоятельного доклада о путче, о деятельности Рема и его сообщников, о 
секретных связях Штрассера с фон Шлейхером, о нелегальных контактах с 
"иностранной державой" (при этом имелась в виду Франция, а кое-кто шепотком 
называл посла Франсуа-Понсе), а он произнес длинную защитительную речь. 
Единственная попытка объяснения оказалась крайне неудачной, поскольку, говоря о 
Карле Эрнсте, Гитлер заявил, что тот "остался в Берлине для личного руководства 
революционными действиями", тогда как все отлично знали, что Эрнст был 
арестован в Бремене в тот момент, когда садился на пароход для увеселительной 
поездки. Утверждение Гитлера о том, что своими решительными действиями он 
пресек "национал-большевистскую революцию", было воспринято с холодком. Трудно 
представить, чтобы такие консерваторы, как фон Бозе и Клаузенер, могли 
присоединиться к подобного рода авантюре. В заключение он заявил, что "в 
соответствии с вечным железным законом" он выступил как "верховный заступник 
германского народа". Громкие слова получались у него лучше, чем точные 
пояснения. 

В июле 1934 года в Германии сложилась любопытная политическая ситуация. День 30 
июня можно было назвать новым "днем одураченных", и такими одураченными 
оказались военные. 

В принятии Гитлером решения о чистке СА они сыграли громадную роль. Военные 
были теперь уверены, что фюрер стал их заложником, что они подчинили себе новый 
режим. Они не только обеспечили моральное прикрытие операции, но и приняли в 
нем прямое материальное и физическое участие. Военные были первыми поставлены в 
известность о готовящейся операции. Уже в понедельник 25 июня рейхсвер получил 
приказ о боевой готовности. Отменены увольнения, а офицеры отозваны из отпусков.
 Отряды мотоциклистов, подчиненные партии, были вооружены карабинами модели 17, 
а пехотные части СС - винтовками модели 98 со 120 патронами на каждый ствол, 
поставленными из арсенала рейхсвера. 

И наконец, в Берлине офицеры рейхсвера заседали в качестве представителей в 
военных оперативных трибуналах Лихтерфельда. 

Бломберг и другие генералы были убеждены, что войска СА принесены в жертву 
конкурентам, чтобы привлечь армию на сторону нацистов. 

Через 15 дней после подавления путча они получили возможность представить 
фюреру доказательства своей благодарности. 

В конце июля маршал Гинденбург почувствовал себя совсем плохо. Будучи тяжело 
больным, он давно уже безвыездно жил в своем поместье в Нойдеке. За состоянием 
его здоровья пристально следили. Его преемника видели среди кандидатов из числа 
консервативной аристократии. Эта точка зрения соответствовала и монархическим 
идеям самого Гинденбурга. Назывались имена принца Августа Вильгельма Прусского, 
принца Оскара Прусского, герцога Эрнста Августа из Брюнсвик-Люнебурга. Что 
может произойти, если старый маршал выскажется в своем завещании за возврат к 
монархии? 

Согласно действующей конституции официально считалось, что в случае кончины 
президента его функции будет временно исполнять председатель Верховного суда. 
Однако Гитлер проявил предусмотрительность и законом от 30 января 1934 года 
позволил себе утвердить иное применение действующей конституции. 

Чтобы предупредить любой маневр, который могли бы предпринять в последний час 
"реакционеры", когда у старого маршала началась агония, эсэсовцы захватили 
замок в Нойдеке. Во главе специальной команды был поставлен оберфюрер Беренс, 
душегуб, который 30 июня командовал расстрелами в Силезии. Черные охранники 
стояли на посту до самой смерти маршала, и офицеров рейхсвера допустили лишь 2 
августа, чтобы они встали в почетный караул. 

А накануне, 1 августа, Гитлер издал закон, согласно которому на него 
возлагались и функции рейхсканцлера, и функции президента рейха. Проблема 
наследования Гинденбургу была решена. Любопытно, что Бломберг также согласился 
подписать закон, что означало поддержку этого государственного переворота со 
стороны армии и залог того, что воспротивиться ему не могла никакая реальная 
оппозиция. На следующий день, 2 августа, сразу после сообщения о смерти маршала,
 Гитлер организовал принесение армией новой присяги. Формула присяги в верности 
военных лично Адольфу Гитлеру была следующей: "Я клянусь перед Богом 
безоговорочно подчиняться Адольфу Гитлеру, фюреру рейха и германского народа, 
верховному командующему вермахта, и обязуюсь как мужественный солдат соблюдать 
эту клятву, даже если опасность будет грозить моей жизни". 

Вечером того же дня Бломберг обратился к армии с приказом, где были следующие 
слова: "Мы отдадим все наши силы, а если потребуется, даже жизнь на службу 
новой Германии. Двери в эту новую Германию были открыты нам фельдмаршалом, он 
реализовал тем самым волю народа, порожденную многими веками германских побед. 
Храня воспоминания об этой героической личности, мы пойдем в будущее полные 
веры в германского фюрера Адольфа Гитлера". 

Только 12 августа было опубликовано завещание маршала. Ни у кого не было 
сомнения, что документ фальсифицирован. Об этом говорило несколько фраз, 
написанных явно под диктовку Адольфа Гитлера: с такой точностью они совпадали с 
его взглядами, в частности с его взглядами на рейхсвер. Завещание кончалось 
следующими словами: "Мой канцлер Адольф Гитлер и его движение позволили 
германскому народу совершить исторический, решающий шаг к внутреннему единству, 
поднявшись выше всех классовых разногласий и различий социальных условий. Я 
покидаю мой германский народ с твердой надеждой, что мои чаяния, которые 
сложились в 1919 году и постепенно зрели до 30 января 1933 года, будут 
развиваться до полного и окончательного осуществления исторической миссии 
нашего народа. 

Твердо веря в будущее нашей родины, я могу спокойно закрыть глаза". 

Эти предсказания не замедлили сбыться. Неделей позднее, 19 августа, Гитлер 
представил на одобрение народа в форме отлично оркестрованного плебисцита 
вопрос о своих новых функциях. Поддержка армии, посмертное благословение 
"старого господина", исчезновение всякой оппозиции, террор, который затыкал рты 
последним из неконформистов, - все гарантировало успех, тем более что гестапо и 
СД организовали тайную проверку избирательных бюллетеней, что позволило 
получить высокие результаты и разоблачить последних оппозиционеров. Итоги были 
триумфальными: 38 362 760 "да" против 4 294 654 "нет" и 872 296 
недействительных бюллетеней. 

Поддержка генералов и постоянное давление гестапо сделали Гитлера абсолютным 
хозяином Германии. Не существовало более никаких препятствий на пути 
национал-социализма, который привел Германию к войне и финальной катастрофе. 

7. Новая организация полицейских служб 

Именно в тот момент, когда военные могли бы свалить режим, они его укрепили. 
Гитлер же превратил военных в официальных защитников режима, принеся им в 
жертву своих прежних верных сторонников. 

Германские генералы не боялись войны, они опасались быть в нее втянутыми с 
недостаточно подготовленной и малочисленной армией. Первые же меры по 
перевооружению Германии, провозглашенные Гитлером в начале 1934 года, их 
успокоили. Они поняли, что Гитлер тоже стремился к сокрушительному военному 
реваншу и господству в Европе. Они выбрали военную карьеру потому, что считали, 
как выразился фон Манштейн, что "военная слава - это нечто великое". Это и 
обеспечило Гитлеру безоговорочную поддержку военных в обмен на позволение 
занять принадлежавшее им ранее место. Помогая устранить Рема, военные надеялись,
 как заметил генерал Рейнеке, что "двумя главными опорами третьего рейха будут 
партия и армия" и что каждая из сторон будет неразрывно связана с успехом или 
неудачей другой. Не вызывает сомнения тот факт, что вермахт был обязан своим 
возрождением нацистской партии, а авторитет партии в значительной мере опирался 
на военные успехи Германии в первые годы войны. Но, стремясь получить в свои 
руки политический контроль, приручить Гитлера и держать партию в узде, военные 
ошиблись. Они посчитали несущественной роль гестапо и не приняли во внимание 
скрытое влияние Гиммлера, Гейдриха и их временного союзника Геринга. Они 
недооценили силы этих молчаливых чиновников и поверили, что полицейские службы 
работали на них, военных. На самом же деле подлинными победителями в прошедшей 
чистке были Гиммлер и Гейдрих, и второй опорой режима стала не армия, а гестапо.
 И в один прекрасный день оно станет единственной опорой системы. Когда же 
военные поймут это, будет уже поздно, игра будет сделана. 

Условия, продиктованные Бломбергом для секретного соглашения, заключенного 
накануне 30 июня, хорошо известны. Суть их сводилась к следующему: Гитлер давал 
заверения в том, что реальное командование армией останется в руках военных, 
обещал быстрое и широкое перевооружение, гарантировал, что армия будет 
единственным государственным организмом, отвечающим за оборону страны и имеющим 
право носить оружие. Чистка 30 июня, обезглавившая СА и положившая начало 
постепенному превращению СА в простую организацию по военной подготовке, 
подтверждала, казалось, выполнение положений соглашения. 

Численность войск СА, непомерно раздутая после захвата власти и достигшая к 
1934 году 4 млн. человек, была быстро сокращена и стабилизировалась примерно на 
уровне полутора миллионов. 

Что касается верховного командования армией, оно, в соответствии с Веймарской 
конституцией, возлагалось на президента рейха, однако Гитлер обещал отказаться 
от конкретного командования, согласившись на то, чтобы все законы, касающиеся 
армии, вступали в силу лишь после подписания их президентом и министром 
рейхсвера. Сообщение об этой мере было опубликовано в газете "Фёлькишер 
беобахтер" 5 августа 1934 года. Только на этих условиях Бломберг завизировал 
закон от 1 августа, провозглашавший Гитлера президентом рейха. 

После принесения присяги рейхсвером Гитлер направил Бломбергу благодарственное 
письмо. "Я всегда считал своим высшим долгом защищать существование и 
неприкосновенность армии, - писал он. - Я буду следовать завещанию усопшего 
маршала и буду верен себе в стремлении сделать рейхсвер единственно вооруженной 
силой нации". 

2 июля в приказе, адресованном руководству СА, Гитлер писал: "Я требую от всех 
руководителей СА полной лояльности. Я требую, кроме того, чтобы они доказали 
свою лояльность и безоговорочную верность по отношению к армии рейха". 

Уверовав в эти заявления, воспроизводимые в последующие месяцы в многочисленных 
речах, статьях, прокламациях и приказах, военные не обратили внимания на 
скрытно принимаемые меры, которые тем не менее предвещали конец их мечты о 
политическом руководстве и автономии. 

Гестапо подготовило не только технические детали чистки 30 июня и составило 
списки жертв, но и само организовало расправы на месте и часть казней. Геринг 
заявил в Нюрнберге: "Во всех случаях это поручалось именно гестапо. Речь шла об 
акции, направленной против врагов государства". 

30 июня было последним проявлением насилия как пережитка революционной эпохи, 
по меньшей мере внутри Германии. В последний раз люди увидели, как цинично 
уничтожались неугодные кому-то деятели, Позднее гестапо устраняло их более 
тонкими способами. Ореол страха, появившийся вокруг гестапо после этой кровавой 
бани, стал еще заметнее. "Все дрожали перед ними, - говорил Гиммлер об 
эсэсовцах. - Все знали, что в случае необходимости и если получат приказ, они 
не остановятся перед повторением этих ужасов". 

Приказы о казнях почти все были подписаны Гиммлером и Гейдрихом не только в 
Берлине, но и в северной Германии. Фон Эберштейн, в то время шеф СС 
Центрального района, был приглашен к Гиммлеру в Берлин за неделю до чистки. Ему 
было предложено держать силы СС в состоянии боевой готовности. 30 июня агент СД 
прибыл в Дрезден с приказом, предписывавшим арестовать 28 человек, 8 из которых 
должны быть немедленно казнены. Приказ, подписанный Гейдрихом, был предельно 
краток: "По приказу фюрера и канцлера рейха X... должен быть казнен за 
государственную измену". Эти незаконные приказы, изданные от имени властей, 
которые не имели права их принимать, и подписанные чиновником, также не 
облеченным таким правом, выполнялись с чрезвычайной точностью. Замечательное 
проявление силы дисциплины! 

Во время событий 30 июня Гейдрих выказал невероятную жестокость. Его 
исключительная решительность потрясала даже самых закаленных бойцов партии. 
Убежденный нацист министр внутренних дел Фрик заявил в мае 1935 года Гизевиусу: 
"Возможно, когда-нибудь мне придется согласиться, чтобы в министерство вошел 
Гиммлер, но ни в коем случае я туда не допущу убийцу Гейдриха". 

В последние месяцы 1934 года и в начале 1935 года таинственные убийцы казнили 
около 150 руководителей СС. На их трупах оставлялись, картонные карточки с 
буквами "РР", означавшими "рахен Рем" ("месть за Рема"). Речь шла, скорее всего,
 о подпольной группе СА, сохранившей верность своему бывшему шефу, но гестапо, 
по всей видимости, не сумело ее раскрыть. 

Гиммлер получил право на благодарность. И 20 июля Гитлер подписал следующее 
распоряжение: "Учитывая выдающиеся заслуги сил СС, особенно во время событий 30 
июня 1934 года, я возвожу СС в ранг самостоятельной организации в рамках НСДАП. 
Рейхсфюрер СС, как и начальник штаба СА будут впредь находиться в прямом 
подчинении верховного командования СА". 

А верховным командующим СА был сам Гитлер. 

Распоряжение от 20 июля ставило Гиммлера на равную ногу с Лютце, а службы СС 
получили полную независимость от организации СА, подразделением которой они до 
сих пор являлись. Гиммлер отныне подчинялся только Гитлеру. 

Оно имело и еще одно последствие: Гиммлер мог проводить теперь в рамках СС 
любые меры, какие он сочтет нужным, например создавать и вооружать войсковые 
подразделения СС. Таким образом, в тот самый момент, когда Гитлер давал 
обещание Бломбергу сделать рейхсвер единственной организацией нации, имеющей 
право носить оружие, это обещание уже было нарушено. Единственным вооруженным 
подразделением, которым до этого располагала СС, был "Лайбштандарте Адольф 
Гитлер", занятый личной охраной Гитлера. После 30 июня началось широкое 
формирование и развитие маршевых и специальных подразделений, которые вскоре 
превратились в личную армию Гитлера, а также создание зловещих полков "Мертвая 
голова", чей кровавый произвол в концлагерях длился целых одиннадцать лет. 

Хозяин гестапо Гиммлер воспользовался своей независимостью, чтобы завершить 
проникновение людей СС во все звенья административного механизма. Получило 
широкое распространение совмещение должностей одним и тем же лицом. В 
результате почти повсюду должность префекта полиции германских городов 
закреплялась за руководителем местной организации СС. Вышестоящий руководитель 
полиции и частей СС не мог по собственной инициативе давать какие-либо приказы 
полиции. Он являлся всего-навсего личным представителем Гиммлера и 
ограничивался передачей приказов и контролем за их исполнением. 

Военные были обеспокоены таким ростом влияния СС, которого они никак не 
предвидели. Между армией и СС возникли трения. Чтобы успокоить военных, Гитлер 
демонстративно принял их сторону. Не пришло еще время показать им, какая 
страшная реальность крылась за этим проявлением дружбы. 

Военные снова поверили клятвам. Операция, которую они провели в июне июле 1934 
года, была лишь повторением маневра, позволившего им в свое время завладеть 
Республикой, поддерживая ее принципы с единственной целью - взять в свои руки 
рычаги управления. И не было никаких явных причин, которые не позволили бы им 
повторить свой успех. 

Чтобы удачно провести эти соревнования по надувательству, оба шефа гестапо, 
Гиммлер и Гейдрих, подготовили свое оружие. Начало положила СД, старая служба 
Гейдриха, которая претерпела наиболее значительные преобразования во второй 
половине 1934 года. Бывшая внутренняя служба безопасности СС декретом от 9 июня 
того же года была превращена в единственную разведывательную службу партии, и 
эта счастливая инициатива позволила ей сыграть важную роль в операциях против 
Рема. Однако она не являлась государственной организацией, и формально ее 
компетенции ограничивались внутренними делами партии. Зато сама партия стала 
настолько многочисленна и охватывала столь большую долю населения, что поле 
деятельности СД было поистине беспредельным. 

В СД у Гейдриха насчитывалось около 3 тыс. агентов. Они располагали 
официальными конторами, деятельность которых, особенно в маленьких городах, 
трудно было держать в секрете. Но гласность могла нанести ущерб 
разведывательной работе. Против Гиммлера и Гейдриха копилась ненависть; после 
30 июня и убийств, совершенных "мстителями Рема", возникла необходимость 
создания "параллельной" секретной сети. Исходя из этого, Гейдрих и приступил к 
подбору "добровольных членов". 

С самого начала своего существования СД, как и все разведывательные службы, 
пользовалась осведомителями, которых стыдливо называли "добровольными членами". 
Такое название было отчасти правильным, потому что большинство из них не 
получали жалованья, если не считать премий за конкретные дела или возмещения 
расходов, а занимались шпионажем в соответствии со своими политическими 
убеждениями или личными вкусами. До взятия власти службы СД насчитывали не 
более 30 - 50 постоянных сотрудников и чуть больше "добровольных членов". 

С середины 1934 года число постоянных агентов СД стало быстро расти, причем 
число "добровольных членов" росло еще быстрее и достигло в конце концов 30 тыс. 
Эти тайные агенты подбирались во всех социальных слоях. Слежке подвергалось, 
например, большинство преподавателей высшей школы; добровольные агенты, 
завербованные среди студентов, записывали их лекции и передавали конспекты в СД.
 Это позволяло судить о политических позициях преподавателей. К концу войны 
большинство осведомителей составляли женщины. Добровольцев называли теперь 
"доверенными людьми". 

С июля 1934 года Гейдрих начал проводить в СД огромную работу по сбору и 
обработке документации. Под предлогом разработки основ для изучения социальных 
групп, что позволило бы определить базу политического воспитания, способного 
обратить в национал-социалистскую веру тех, кто еще придерживался старой 
идеологии, СД, используя научные и. статистические методы, приступила к 
изучению деятельности ранее существовавших группировок марксистов, евреев, 
франкмасонов, либеральных республиканцев, верующих, людей свободных профессий, 
которые могли бы, по мнению нацистов, породить новую оппозицию. Под прикрытием 
этих идеологических исследований СД создала огромные архивы, которые позволили 
установить слежку за потенциальными оппозиционерами. Каждый раз, когда 
политическая обстановка требовала искупительных жертв, в их рядах проводились 
своего рода облавы. 

Формально служба безопасности обладала своего рода монополией на политическую 
разведку. А вот исполнительной властью СД не располагала, поскольку находилась 
в руках гестапо. Только гестапо имело право на аресты, допросы и обыски, а 
также право на превентивное интернирование, заключение в концлагерь и т.д. 
Однако службы гестапо всегда вели и собственную разведку, используя в то же 
время разведданные, получаемые от СД. 

Разведывательная работа за границей, наблюдение за политической деятельностью 
эмигрантов, подготовительная работа к агрессии против других стран и создание 
"пятой колонны" в них, ведение идеологической войны, позволявшей вербовать 
союзников и агентов в тылу у противника, потребовали создания второй ветви СД, 
так называемой "СД-аусланд", или "секретная служба для заграницы". В этой 
службе числилось не более 400 постоянных сотрудников, вербовавших за границей 
платных помощников, особенно многочисленных добровольных агентов, которые часто 
и не знали той роли, какую их заставляли исполнять. 

Высочайший уровень организации СД не был связан с именем Гейдриха. 
Действительными создателями административной организации СД были оберфюрер 
доктор Мельхорн, который отличился в ноябре 1939 года в Польше при проведении 
жесточайших антисемитских преследований, и доктор Вернер Бест, впоследствии 
оберрегирунгсрат гестапо в Берлине, а затем рейхскомиссар в оккупированной 
Дании. Бывший судья доктор Бест пришел в администрацию в 1933 году. Его 
буржуазное происхождение и юридическое образование очень ценил Гейдрих, который 
часто его использовал для всякого рода деликатных поручений, в частности чтобы 
успокоить важных чиновников, которых еще пугали непривычные для них методы 
гестапо. Он стал позднее официальным юристом нацистской партии и опубликовал 
труд, озаглавленный "Германская полиция", ставший настольной книгой в области 
организации и деятельности полицейских служб. Что касается доктора Мельхорна, 
этот бывший саксонский адвокат обладал замечательным талантом организатора. 
Поскольку доктор Бест более всего занимался техническим управлением служб, 
материальным снабжением, общим бюджетом СД и его распределением, он привлек к 
работе доктора Мельхорна. Их усилиями была разработана система "почетных 
агентов", избираемых из числа особо "отличившихся" добровольцев, наиболее 
опытных и компетентных представителей своей профессии. Эти агенты поставляли 
центральным службам СД ценную информацию, что позволяло им иметь всегда точную 
картину состояния общества. В техническом плане они превратили СД в самую 
современную и наиболее оснащенную разведывательную службу Германии, а может 
быть, и всего мира. Мельхорн, например, довел до высшей степени совершенства 
картотеку службы. Карточки особо важных с точки зрения политической полиции 
деятелей были размещены в огромной горизонтальной циркулярной картотеке, 
содержащей 500 тыс. единиц. А управлял этой громадной машиной один оператор. 
Диск приводился в действие мотором, и достаточно было лишь нажать кнопку, чтобы 
мгновенно выдавалась нужная карточка. Появившаяся позднее система 
перфорированных карточек позволила получить более высокие результаты, но в те 
времена нигде ничего подобного этой картотеке, вероятно, не существовало. Когда 
эти сотрудники завершили свою работу, Гейдрих постарался их убрать, чтобы 
присвоить разработанный ими инструмент. Под предлогом разглашения каких-то 
данных Мельхорн был отправлен в порядке дисциплинарного наказания с длительным 
заданием на Дальний Восток и в Соединенные Штаты. Что касается Беста, в 1936 
году он перешел в министерство внутренних дел, где занимался полицией 
безопасности. 

После их ухода Гейдрих получил возможность осуществить на практике некоторые из 
своих идей в области сбора информации. Одним из самых любопытных его творений 
был "Салон Китти". Извращенные вкусы Гейдриха обусловили его склонность к 
посещению притонов и других злачных мест Берлина. У него была какая-то особая 
тяга к домам свиданий, и он любил часами болтать с их "персоналом". Гейдрих был 
немало удивлен, открыв, что клиенты этих домов доходят до крайней степени 
откровенности, причем по самым неожиданным сюжетам. Они думают при этом, что 
"девочки" слушают их лишь по обязанности и что их саморазоблачения не будут 
иметь никаких последствий. Гейдрих решил использовать этот феномен и приказал 
снять через подставное лицо комфортабельный отель, который после роскошного 
оформления был превращен в элегантный дом свиданий. В здании техническими 
службами СД и гестапо было установлено специальное оборудование. Комнаты были 
буквально набиты микрофонами, так же как и интимные уголки в баре, а в подвалах 
размещена звукозаписывающая аппаратура. Старый сотрудник криминальной полиции и 
превосходный эксперт-криминалист, очень рано примкнувший к нацизму, Артур Небе 
вспоминает, что, работая в полиции нравов, он получил задание подобрать 
персонал в этот дом терпимости. Кандидатки прошли строжайший отбор, причем 
внимание обращали не только на их красоту и обаяние, но более всего на их ум, 
уровень культуры, знание языков и "патриотизм". Шелленберг, рассказывая эту 
забавную историю, утверждал, что туда попадали не только дамы полусвета, но и 
представительницы высшего общества, причем исключительно из соображений 
патриотизма. 

Дом этот, получивший название "Салон Китти", не замедлил снискать известность 
среди избранной клиентуры, в особенности среди иностранных дипломатов, которым 
доброжелательные друзья шепнули "хороший адрес". Именно оттуда поступали весьма 
ценные сведения. Эта форма допросов была, разумеется, предпочтительнее, чем 
обычные методы разведывательных служб. Сам Гейдрих, заботясь о бесперебойном 
функционировании своих служб и гордый своим творением, часто совершал 
инспекционные походы в, "Салон Китти". Но он следил, чтобы в этом случае 
микрофоны выключались. 

Период, который привел Гейдриха от кровавой победы в 1934 году через 
утверждение в 1936 году на высокий пост, был по преимуществу периодом 
организации. За это время Гейдрих создал органы и механизмы, которые превратили 
его службы в беспощадную машину, потрясшую впоследствии весь мир. И он создал 
не только механизм гестапо, но и отобрал людей, которые заняли в нем командные 
посты. 

Именно в 1934 году приехал в Германию из Австрии 27-летний нацист, вступивший в 
СД и назначенный на службу в картотеку. Это был одаренный человек, скрупулезный 
и трудолюбивый, врожденный организатор и образцовый специалист. Он сделал 
блестящую карьеру, перешел позднее в гестапо и возглавил службу, что принесло 
ему мировую известность. Его звали Адольф Эйхман. 

В том же году начал свою работу в СД и еще один молодой человек. Ему было 23 
года, и он только что вступил в СС. Он закончил факультет права в Боннском 
университете и особенно увлекался историей, в частности эпохой Возрождения и ее 
политическими последствиями. Гейдрих заметил его образованность, а также то, 
что он владел несколькими иностранными языками. Этим молодым интеллигентным 
человеком был Вальтер Шелленберг, который в один прекрасный день станет высшим 
руководителем германских разведывательных служб. 

Гейдрих не забыл и старых полицейских специалистов. Одним из них был Артур Небе,
 профессионал высокого класса. В период Веймарской республики он показал себя 
выдающимся криминалистом, возглавляя криминальную полицию Берлина. Он написал 
книгу о полицейской технике, которая высоко ценилась среди специалистов, и 
создал лабораторию криминальных экспертиз, где была разработана новая техника. 
Небе довольно рано примкнул к нацизму, и Гейдрих поспешил привлечь его в свое 
ведомство. Небе же перетащил в особые лаборатории гестапо многих специалистов 
из криминальной полиции и создал там высококлассную группу экспертов. 

Заместителем Гейдриха в руководстве гестапо был Генрих Мюллер, старый работник 
криминальной полиции Мюнхена, который нанес немало чувствительных ударов 
нацистам в годы подпольной борьбы Гитлера. Он подал заявление о приеме в партию,
 но получил отказ, что не помешало ему тем не менее стать начальником гестапо. 

Постепенно, благодаря отличным специалистам в самых разных областях, которых 
Гейдрих умело группировал, сложились определенные направления специализации. 
Один отдел занимался политической оппозицией; другой следил за деятельностью 
бывших членов философских и религиозных групп, а также франкмасонов; третий 
наблюдал за строгим применением первых антиеврейских мер, причем его 
деятельность резко активизировалась после сентября 1935 года, когда в Нюрнберге 
были приняты расистские законы; еще одному отделу было поручено составление 
"превентивных списков" для интернирования в концлагеря; специальный отдел 
занимался борьбой против "саботажников", число которых быстро росло, так как 
малейшее проявление лени или малейшая ошибка в работе квалифицировались как 
"саботаж"; и, наконец, создавалась группа для выполнения "специальных заданий" 
в будущем. 

Начиная с 1935 года стало очевидно, что новый режим вынашивал агрессивные планы 
по отношению к большинству соседних стран. Только военные успехи и 
территориальные захваты могли укрепить его позиции и заставить германский народ 
принять диктатуру партии, получив взамен моральные и материальные выгоды. 

1 марта 1935 года Саар, ставший независимым по условиям Версальского договора, 
был воссоединен с рейхом после голосования о возвращении в лоно матери-родины, 
за которое высказалось подавляющее большинство на плебисците 13 января (90,36% 
голосов). 

Агенты СД и партии сыграли огромную роль в подготовке плебисцита. Они выявляли 
противников воссоединения и пускали в ход козыри устрашения, распространяя 
слухи о том, что люди, проголосовавшие против воссоединения, будут 
рассматриваться как изменники родины и изгоняться из страны. 

Сразу же после 1 марта в Сааре принялось за работу гестапо. Ведь именно через 
Саар в течение 14 месяцев, истекших после взятия власти, беглецы из Германии 
пересылали в страну свою подпольную литературу; отсюда она тайно 
распространялась по стране, поддерживая надежды в лагере оппозиции. Из Саара 
осуществлялись также наиболее дерзкие рейды противников режима с целью 
воссоздания подпольных организаций и распространения антинацистских лозунгов. 
Гестапо разыскивало их саарских сообщников, арестовывало руководителей 
оппозиции и распространяло провокационные лозунги, подталкивая население к 
расправам над "сепаратистами" и "французскими шпионами". 

В этот месяц события развертывались с невероятной быстротой. Гитлер, который в 
октябре 1933 года, хлопнув дверью, покинул Лигу Наций, стал понемножку 
раскрывать свои намерения. Скрытное перевооружение, начатое созданием тайной 
воздушной армии, проводилось теперь открыто. 10 марта было провозглашено 
создание воздушного флота, руководство которым было поручено Герингу. Это 
решение показало, что Гитлер оценил всю важность авиации в будущем конфликте 
(воздушный флот вырос с 36 самолетов в 1932 году до 5 тыс. в 1936 и до 9 с 
лишним тыс. в 1939 году), но также и то, что он не доверял военным, поскольку 
контроль за первыми шагами перевооружения он доверил одному из самых старых 
нацистов. 

Бюджет 1935 года предусматривал выделение 262 млн. марок для 
национал-социалистской деятельности за границей. Из этих фондов 29 млн. марок 
предназначалось для финансирования агентуры Гиммлера, тогда как в том же 
бюджете рейхсверу оставалась довольно скромная доля. Бломберг выразил протест, 
но Гитлер ответил ему, что агенты гестапо являются в любых обстоятельствах 
лучшими помощниками германской армии. Он пообещал Бломбергу создать службу 
связи между генеральным штабом регулярной армии и штабом Гиммлера. Бломберг 
вынужден был удовольствоваться этим жалким утешением. 

l6 марта новый закон пролил бальзам на его раны: закон о вооруженных силах, 
принятый в этот день, восстанавливал обязательную воинскую службу и определял 
состав новой армии рейха в 12 корпусов и 36 дивизий численностью в 500 тыс. 
человек. Пресса квалифицировала это событие как "наиболее важное из всего, что 
произошло с 1919 года". "Бесчестье поражения стерто навеки, писали газеты. - 
Это первая из крупных мер по ликвидации Версаля". Событие было отмечено 
торжественными церемониями, тогда как Франция и ее союзники ограничились 
протестом, выраженным традиционными дипломатическими средствами. 

В ожидании того дня, когда новая армия станет способной пойти на завоевание 
Европы, СД и гестапо начали организационную подготовку оккупации будущих 
побежденных. Они готовили, в частности, оккупацию Франции и в то время, как 
Гитлер разглагольствовал о своих мирных намерениях, сформулировали материальные 
условия размещения своих служб в Париже, изучая трудности, которые им придется 
преодолеть в этой области. 

В этот же период был доведен до совершенства один из основных принципов 
деятельности гестапо, распространившийся впоследствии на работу всех 
официальных германских органов, - принцип секретности. 

Разведывательные службы, и в несколько меньшей степени службы полицейские, по 
достоинству оценивают значение секретности в своей работе. Однако никогда еще 
забота о секретности не заходила так далеко, как в гитлеровских службах, где 
принятые предосторожности и установленные запреты доходили иногда до смешного. 
В этих чрезвычайных мерах бесспорно проявилась личность Гейдриха, его 
скрытность, коварный характер, его болезненная склонность к мистериям. 

Эта склонность вела подчас к оправданию убийств. Полковник Гюнтер Краппе, 
работник штаба армии и военный атташе в Будапеште, который в 1940 году вел 
переговоры с венгерским правительством о подготовке к нападению на СССР, 
сообщил, что один из его сотрудников был убит гестаповцами, чтобы предотвратить 
возможную утечку информации! 

В кабинетах гестапо и СД были развешены такого рода плакатики: "Ты должен знать 
только то, что имеет отношение к твоей службе; все, что ты узнаешь сверх этого, 
ты должен хранить про себя". 

Один из сотрудников гестапо был расстрелян только за то, что сообщил другому 
сотруднику гестапо, но не принадлежащему к его службе, сведения о выполняемой 
им работе. 

Дела могли быть "секретными", "совершенно секретными", "секретными, но 
открытыми только для командования" и, наконец, "секретными делами рейха". Эта 
четвертая категория охватывала сообщения, приказы, инструкции, уведомления, 
доступные для сведения только самых высоких властей рейха или определенного 
круга лиц. 

Во время войны было установлено еще одно правило: люди, владеющие 
государственными секретами, "ни под каким предлогом не должны участвовать в 
операциях, в которых они рискуют попасть в плен к противнику". Следовательно, 
сотрудники гестапо и СД не должны были ни в коем случае попадать на фронт. 

Мерам по соблюдению секретности был посвящен "Приказ No 1" от 23 мая 1939 года, 
направленный "всем военным и гражданским властям" за подписью самого Гитлера. 
Этот приказ гласил: 

1. Никто не должен знать о секретных делах, которые непосредственно его не 
касаются. 

2. Никто не должен знать больше того, что ему необходимо для выполнения 
возложенной на него задачи. 

3. Никто не должен знакомиться с порученным ему делом ранее, чем это необходимо.
 

4. Никто не должен передавать подчиненным службам более того, что необходимо из 
приказа, посвященного выполнению определенной задачи, и прежде, чем это станет 
необходимым. 

Эти строгие меры позволяли маскировать густой вуалью те ужасные преступления, 
которые совершались нацистскими службами под покровом тайны. Ответственные лица,
 особенно из администрации концлагерей, могли безнаказанно применять любые, 
самые невероятные пытки, будучи уверенными, что это никогда не будет раскрыто. 
Те из подчиненных, кто мог бы их выдать, не осмеливались сделать это в страхе 
перед жестоким наказанием, которое ожидало тех, кто вскрывал происходящее 
внутри служб. 

Для населения обязанность держать язык за зубами подавалась как "патриотический 
долг молчания", который препятствует распространению всего, что может нанести 
ущерб престижу страны. Так заставили молчать в течение двенадцати лет немцев, 
чья совесть восставала против преступлений гестаповских палачей и бесчеловечных 
порядков, царивших в концлагерях. Они боялись "содействовать вражеской 
пропаганде". 

В 1939 году эти директивы стали основой для окончательной организации всей 
полицейской службы; было установлено постоянное и четкое разделение между 
службами, которые собирали информацию, и теми, кто ее использовал. Стало 
абсолютным правилом, что службе, составившей план операции, никогда не 
поручалось его исполнение. 

Роковую роль сыграла погоня за секретностью и в конце войны. Когда для военного 
руководства стало очевидно, что сложилась безнадежная обстановка, когда все 
были убеждены, что война окончательно проиграна, Гитлер запретил малейшее 
упоминание обо всем, что могло бы прояснить эту ситуацию: "Тот, кто не 
подчинится этому приказу, будет расстрелян, невзирая на чин и положение, а его 
семья будет интернирована". И под предлогом борьбы против "пораженчества" 
истинное положение вещей скрывалось до самого конца, сотни тысяч людей 
продолжали погибать, германские города рушились под бомбардировками, а страна 
была опустошена до самой крайней степени, тогда как всего этого можно было 
избежать. 

Работы по организации, отбору людей, определению принципов и методов 
деятельности, материальному обеспечению заняли два года и вывели службы 
Гиммлера и отношение к ним общественного мнения на тот "уровень", который 
открывал возможность для перехода к следующему этапу: распространению 
господства Гиммлера на всю германскую полицию. 

Этот захват произошел в два этапа. 

10 февраля 1936 года Геринг, как премьер-министр Пруссии, подписал текст закона,
 названного впоследствии основным законом гестапо. Он гласил, что гестапо 
поручается расследование деятельности всех враждебных государству сил на всей 
территории; в нем говорилось также, что приказы и дела гестапо не могут 
подвергаться рассмотрению административными судами. Статья 1 этого документа 
заслуживает, чтобы ее процитировать: "На гестапо возлагается задача разоблачать 
все опасные для государства тенденции и бороться против них, собирать и 
использовать результаты расследований, информировать о них правительство, 
держать власти в курсе наиболее важных для них дел и давать им рекомендации к 
действию". 

Эта статья определяет подлинную роль гестапо, гораздо более широкую в моральном 
плане, чем роль обычной полицейской службы. Агенты гестапо исполняли роль 
великих инквизиторов, поскольку в их обязанность входило выявление "всех 
тенденций", и они являлись в то же время "руководящей идейной силой" нацистских 
властей, поскольку именно на них возлагалась обязанность "давать рекомендации к 
действию". 

В декрете о вступлении в силу закона от 10 февраля 19