куда просто так никого не увольняли.

– Я готов служить, – заверил я. – Как раз искал что-то подобное.

Уже истекали последние минуты оплаченного времени на автостоянке, когда 
Халлидей наконец-то меня отпустил, пообещав на прощание, что очень скоро я 
получу от него письменное уведомление.

Через две недели пришло письмо с приглашением на повторное собеседование. Я был 
польщен, но мне не улыбалась перспектива торчать два или три года за столом в 
лондонской конторе; я предпочел бы сразу уехать за границу. Поэтому я скомкал 
письмо и бросил его в корзину для использованных бумаг.

Тяга к путешествиям не покидала меня, но я не мог потакать своему желанию, 
поскольку долги требовали, чтобы прежде я начал зарабатывать. Почти все мои 
друзья по университету уже успешно делали карьеру в лондонских банках и фирмах. 
Их образ жизни меня не привлекал, но с практической точки зрения это был самый 
верный способ скопить немного денег. То были первые годы экономического подъема 
периода правления Тэтчер, и найти высокооплачиваемую работу было несложно. Меня 
наняла консультационная фирма "Буз Аллен энд Гамильтон", располагавшаяся в 
Мейфэре, за жалованье втрое выше того, что предлагала МИ-6. Солидные чеки 
согревали душу, но уже через пару недель я понял, что мне эта работа не по душе.
 На письмо Халлидея я так и не ответил, что было не только ошибкой, но и 
грубостью с моей стороны. Поэтому я написал ему, объяснив, что устроился в одну 
компанию и считаю неразумным увольняться из нее, не проработав и года, но хотел 
бы поддерживать с ним связь. Халлидей в ответном письме в вежливой форме 
выразил свое понимание.

Сидячая работа в консультационной фирме не приносила удовлетворения, и я стал 
искать что-нибудь более интересное. Однажды в газете я наткнулся на объявление 
с призывом вступать в территориальную армию (ТА), добровольческий резерв 
сухопутных войск Великобритании. Я счел, что это будет идеальное поприще для 
моей незадействованной энергии, тем более что сборы устраивались только по 
уик-эндам и раз в год две недели в лагере. Это означало, что мне не придется 
бросать работу, которая неплохо меня кормила. Я подал заявление, и через 
несколько дней мне по почте прислали информационный буклет для новобранцев. 
Листая глянцевую брошюру, я бегло просматривал информацию о различных резервных 
формированиях, но просто так, из любопытства. Выбор я сделал сразу: Специальная 
десантно-воздушная служба. Я позвонил по указанному номеру, и скрипучий голос с 
шотландским акцентом рявкнул в трубку, чтобы в следующую субботу я явился в 
казармы герцога Йоркского на Кингз-роуд в центральной части Лондона для 
проверки на пригодность по состоянию здоровья, имея при себе кроссовки и 
спортивный костюм.

Первое испытание – требовалось пробежать вокруг казарм пять миль меньше чем за 
сорок минут – любой тренированный юноша мог пройти с относительной легкостью. 
Но это был лишь предварительный этап процесса скрупулезного отбора. Инструктор 
по физподготовке, проводивший экзамен, сказал, что мы должны являться в казармы 
каждый второй уик-энд на протяжении всего следующего года для прохождения 
комплекса серьезных испытаний на выдержку и выносливость, а также пройти 
двухнедельные лагерные сборы с повышенной нагрузкой.

Между выходными, посвященными службе в территориальной армии, все мои помыслы и 
усилия были направлены на то, чтобы подготовиться к очередному отборочному 
экзамену. Перед тем как отправиться утром в "Буз Аллен энд Гамильтон", я дважды 
обегал Гайд-Парк, а на работе с тоской поглядывал на часы, дожидаясь вечера, 
чтобы помчаться в расположенный по соседству спортивный клуб "Лэндсдоун" и в 
его бассейне проплыть пару километров. Цели, стоявшие передо мной, отвергали 
тот образ жизни, который вели мои коллеги, прожигавшие свое свободное время в 
барах и ресторанах. Рядом с ними меня не покидало чувство исключительности, 
особенно усилившееся, после того как я был зачислен в SAS. Каждое утро, садясь 
за свой стол на работе, я искренне пытался понять, что движет ими в их 
ежедневных усилиях добиваться новых высот в компании.

Особенно удивлял меня Эрнст Голдштейн. Ему оставалось подождать всего несколько 
лет, чтобы получить солидный капитал, переданный в доверительную собственность 
до его тридцатилетия, но он уже сейчас жил так, будто владел огромным 
наследством, напропалую занимая деньги тут и там на свое неоправданно 
расточительное бытие, хотя как консультанту по вопросам управления ему платили 
неплохое жалованье. Он часами висел на телефоне, главным образом болтая с 
приятелями, организуя роскошные вечеринки, и от случая к случаю с клиентами, 
которых он подобострастно величал "сэрами". Как только у него на столе звонил 
телефон, его рука бросалась на трубку, словно атакующая кобра, и срывала ее с 
рычага еще до того, как затихал первый звонок. "Голдштейн на проводе", – 
произносил он с раздражающим эн