узиазмом в голосе. Однажды весь штат 
сотрудников задержался в офисе допоздна, работая над "жизненно важным" проектом.
 Голдштейн ненадолго отлучился из комнаты, а я тем временем незаметно проник в 
его закуток и намазал суперклеем телефонную трубку, наглухо прикрепив ее к 
аппарату. Через несколько минут он вернулся в сопровождении исполнительного 
директора и начал с жаром обсуждать с ним данные о доходах и расходах компании. 
Я позвонил ему по внутренней линии. Рука Голдштейна, как обычно, стремительно, 
словно лягушачий язык, рванулась к трубке, но на этот раз он поднес ее к уху 
вместе с аппаратом, со стуком врезавшимся в его щеку. Хуже того, поскольку 
рычаг по-прежнему был придавлен, телефон продолжал звонить. Голдштейн в 
исступлении размахивал дребезжащим аппаратом вокруг себя, словно пытался 
стряхнуть с руки вцепившуюся в нее бешеную собаку. Наконец отчаянным усилием он 
содрал трубку, но только вместе с верхней частью аппарата, вывалив на стол 
провода и звонки. Все сотрудники в комнате покатывались со смеху, но Голдштейн, 
не замечая всего происходящего, поднес трубку к уху и, как всегда, елейным 
голосом произнес: "Голдштейн на проводе". Исполнительный директор, с трудом 
сдерживая смех, чтобы не утратить достоинства в глазах подчиненных, поспешил 
удалиться,

Вскоре после этого я уволился, но тучи надо мной начали сгущаться еще до 
инцидента с телефоном. Исполнительный директор заметил мое халатное отношение к 
работе и стал всячески пытаться выжить меня из компании.

Прыжки с парашютом были обязательным пунктом программы подготовки, и я 
записался на ближайший учебный курс на базе ВВС Брайз-Нортон. Спустя две недели,
 имея за плечами двенадцать прыжков, я получил от RAF – Королевских 
военно-воздушных сил – желанный нагрудный знак парашютиста. Я также изучил курс 
средств связи, освоив скоростную азбуку Морзе и методы работы с шифровальной 
рацией PRC-319, и прошел начальный курс немецкого языка.

Сдав экзамен на вождение мотоцикла, я купил старенький, потрепанный "БМВ" – 
легкий мотоцикл для езды по бездорожью с объемом двигателя 800 куб. см. 
Приключения Тезигера по-прежнему не давали мне покоя, я мечтал сам покорять 
широкие просторы пустынь, поэтому в один прекрасный день купил в 
специализированном магазине "Станфордз" карту Сахары фирмы "Мишлен", привесил 
на бок мотоцикла несколько канистр, упаковал необходимое снаряжение и холодным 
апрельским утром отправился в Африку.


x x x

Поначалу мое путешествие проходило гладко. Неприятности начались, когда я 
съехал с гудронированного шоссе у Таманрассета, расположенного на юге Алжира. 
Рыхлый песок сразу выявил все недостатки перегруженного мотоцикла с 
неподходящими для бездорожья шинами, управляемого неопытным водителем. В первый 
день я преодолел всего лишь пять миль, то застревая в песке, то ставя тяжелый 
мотоцикл на колеса после очередного завала. В результате одного жесткого 
падения вилки колес настолько изогнулись, что переднее колесо стало задевать за 
кожух двигателя. Мне ничего не оставалось делать, как снять их и вывернуть 
подпорки на 180 градусов, – иначе ехать было невозможно. После этой операции 
колесо перестало задевать двигатель, но управлять мотоциклом сделалось еще 
труднее. К счастью, на следующее утро я опять упал так, что вилки выпрямились и 
управление наладилось. Сразу же к югу от пыльной заброшенной алжирской 
деревушки Ин-Геззам проходила граница с Нигером, обозначенная ветхой деревянной 
хижиной, на которой развевался флаг этой страны. В ней размещался небольшой 
военный отряд. Возле хижины сидели в ожидании несколько бродячих 
торговцев-туарегов в оранжевых халатах; под выцветшим тентом, прячась от солнца,
 фыркали их верблюды. Нигерские пограничники во главе с тучным капитаном в 
форме цвета хаки и темных очках рылись в тюках туарегов. По другую сторону 
хижины я увидел три аккуратно припаркованных мотоцикла "БМВ" с немецкими 
номерами. Без единой вмятинки и царапинки. Их хозяева расположились лагерем 
рядом под брезентовым навесом, коротая время за чтением книг и журналов, а 
также готовя себе пищу. Вид у них был скучающий, утомленный, и, когда я подошел 
поздороваться с ними, они не проявили ко мне интереса.

– Давно вы здесь? – осведомился я.

– Drei Tag, – ответил один из мотоциклистов, рослый ариец с короткой стрижкой в 
дорогом спортивном костюме. – Вон тот ублюдок нас не пропускает, – зло добавил 
он, кивком показав на тучного капитана.

– Как катается, гладко? – весело спросил я, пытаясь поднять ему настроение.

Немец глянул на меня, потом на мой мотоцикл, рассматривая повреждения.

– Jah. – Он сделал многозначительную паузу. – Ни разу не упали.

Я оставил их читать журналы, а сам направился к капитану, чтобы представиться. 
Тот сердито смотрел на меня сквозь темные очки, всем своим видом излучая 
враждебность. Должно быть, немцы успели поскандалить с ним, и потому от меня он 
тоже, вероятно, ожидал неприятностей.

– Attendez-la, (подождите-ка – франц.) – рявкнул он, отправляя меня дожидаться 
своей очереди вместе с остальными мотоциклистами.

Не протестуя, я на плохом французском поинтересовался, долго ли мне предстоит 
ждать. Он понял, что я не ищу конфликта, и чуть успокоился. Подойдя к нему 
ближе, я заметил на нагрудном кармане его рубашки значок парашютиста.

– Ah, vous etes parachuttste, (а,