еса и побежала к другому окну. Двое пограничников с автоматами 
поднялись в первый вагон и пошли по поезду, методично проверяя каждого 
пассажира. Ищут ли они меня, или это обычная для них ежевечерняя процедура?

Какое-нибудь мгновение я был всерьез готов выпрыгнуть из вагона и помчаться 
вдоль насыпи к городу, а потом и дальше – к практически неохраняемой границе. 
Хотя ночь выдалась безлунная, небо было ясным, и я бы без труда по звездам 
проложил себе путь до Келебии – находившемуся в десяти километрах отсюда 
ближайшему населенному пункту на венгерской стороне. Когда я служил в 
территориальной армии, такой марш-бросок мы посчитали бы легкой прогулкой.

Однако подобные идеи были пустой игрой ума. Это операция МИ-6, а не военные 
маневры. Следовало помнить, чему меня учили, и выстоять до конца. Напомнив себе 
об этом, я вернулся в купе. Несколько минут спустя дверь рывком открыли 
пограничники. Тот, что постарше, был широкоплечим детиной с пустышками вместо 
глаз, младший – просто мальчишка, вчерашний подросток. Оба сильно потели в 
своих сшитых из плотной ткани плащах. Младший, у которого усики росли на 
бледном мальчишеском лице, принялся тыкать палкой в багаж у нас над головами, 
словно хотел обнаружить прячущихся среди тюков и чемоданов нарушителей границы, 
а старший тем временем проверил югославский паспорт моего соседа. Затем он 
повернулся ко мне и щелчком пальцев дал понять, что теперь ему нужен мой 
документ. Он открыл последнюю страницу моего нового, общеевропейского образца 
паспорта, разглядел фотографию и сравнил ее с моим лицом, причем глаза его 
смотрели на меня без всякого выражения, словно он изучал не лицо, а расписание 
движения поездов. Сунув паспорт в карман, он, ни слова не говоря, вышел из купе.
 Младшенький поплелся за ним, как преданная собачонка.

В прошлый раз, когда я выезжал из страны этим же путем, пограничники паспорт у 
меня не забирали, так что теперь у меня был повод для беспокойства. Я вышел в 
коридор и просунул голову в открытое окно. Снаружи по платформе от самого конца 
длинного состава в мою сторону двигались еще двое пограничников, всматриваясь в 
окна, словно кого-то искали. Когда они уже находились в трех вагонах от моего, 
я повернулся и увидел первую пару, шедшую ко мне по коридору поезда с 
противоположного направления. Теперь бежать было некуда.

Я услышал, как хлопнула межвагонная дверь, дождался, чтобы звук их тяжелых 
шагов приблизился ко мне вплотную, и поднял глаза. Первым шел старший. Подойдя, 
он выбросил в окно окурок своей едко дымившей сербской сигареты. На его лице 
по-прежнему не отражалось никаких эмоций. В шаге у него за спиной молодой рьяно 
обрабатывал челюстями жвачку. Тошнотворная смесь сладкого запаха жвачки с амбре,
 исходившим от их тел, разнеслась по узкому вагонному коридору. Они с 
угрожающим видом остановились рядом со мной, старший полез во внутренний карман 
своего кителя, показав при этом пятно пота на гимнастерке, и достал мой паспорт.
 Его глаза вспыхнули на мгновение, когда он, держа паспорт передо мной, что-то 
грозно прорычал по-сербскохорватски. Я недоуменно пожал плечами, пульс мой от 
волнения заметно участился. Он что-то рявкнул опять, но тут до него дошло, что 
я его не понимаю, и он перешел на немецкий:

– Fahrkarte!

Значение этого слова постепенно выплыло откуда-то из глубин моей памяти, где 
дремало под спудом с тех пор, как много лет назад я прошел армейский курс 
немецкого языка, и мое лицо поневоле озарилось улыбкой облегчения. Запустив 
руку в нагрудный карман, я извлек оттуда горсть дойчмарок, чтобы заплатить за 
билет, который я не смог купить на вокзале в Белграде. Пограничники вернули мне 
паспорт и вышли из вагона.

В Будапешт поезд пришел рано утром. Отоспавшись в дешевом пристанционном отеле, 
я вылетел в Лондон. Без разведданных, без подарка для Сары. Еще день или чуть 
более пришлось мне потратить, чтобы разобраться с бумажной работой и устным 
отчетом в Сенчури-хаус. А потом меня вызвал к себе в кабинет Бидд. Глядя на 
меня поверх очков, он спросил с чуть заметным укором:

– Надеюсь, вы никуда больше не собираетесь под именем Бен Пресли?


x x x

Работа в МИ-6 была безмерно увлекательна. И не только оперативная ее часть – 
командировки под прикрытием, вербовка агентуры и работа с ней – но и сама по 
себе возможность получать доступ к закрытой информации. Почти каждый день из 
самых обычных разговоров или из материалов досье мне становились известны такие 
сведения, что, просочись они наружу, место им было бы на первых полосах газет. 
Однажды Фортон пригласил меня отобедать с ним в ресторане на последнем этаже 
Сенчури-хаус. Он занимал все ту же должность младшего офицера в африканском 
управлении, и только что вернулся из трехнедельной поездки по Эфиопии и Эритрее.
 Наслаждаясь на удивление вкусной стряпней поваров МИ-6, он взахлеб рассказывал 
мне, как разъезжал с разведзаданием по эфиопским прериям на "лэнд ровере" в 
компании проводника, бывшего сержанта флотского спецназа, и штатного фотографа 
UKN, "легальной" работой которого было преследовать в роли папарацци членов 
королевской семьи. Впридачу к Африканскому рогу, Фортон курировал еще и такой 
важный регион, как Южная Африка. В то утро он как раз разбирал секретную почту 
оттуда, и наш разговор с ним вскоре коснулся политики ЮАР.

– Да, сегодня я получил классное донесение, просто супер, – не удержался, чтобы 
не похвастаться, Фортон. – Похоже, Движение сопротивления Южной Африки (AWB) 
планирует на следующий месяц ликвидацию Манделы. Они взорвут его или во время 
очередного большого митинга, или на с