лыбке, щелкнул переключателем механического таксометра и 
врубил первую передачу. Оставалось семь минут. Времени в обрез, но можно успеть.


Однако таксист, только что снявшись с ручника, тут же снова поднял рычаг вверх, 
потому что сзади с металлическим скрежетом подошел трамвай – четыре вагона, 
заполненные пассажирами. Передний вагон преградил нам путь, да и сзади народ 
густо повалил через проезжую часть, выходя из трамвая и садясь в него. Мы 
попали в окружение. Я выругался снова, теперь уже вслух – драгоценные секунды 
быстро таяли. Казалось, эта посадка-высадка не кончится никогда. Последней 
оказалась старушенция, вся обвешанная сумками. Двое парней вышли из вагона, 
помогли ей подняться, а потом сами вскочили на нижнюю ступеньку. Наконец, 
трамвай зашипел пневматикой тормозов и тронулся.

Таксист успел проникнуться моим волнением и теперь поддал газу, лавируя в 
потоке транспорта, к счастью, не очень густом. И все равно, когда мы подкатили 
к вокзалу, часы показывали 16.25. Я сунул пригоршню немецких марок в момент 
осчастливленному водителю, схватил сумку и по-спринтерски рванул вперед. 
Времени на покупку билета не осталось. Мне очень помогло то, что надписи на 
табло отправлений тогда еще делались латинскими буквами, а не обязательной ныне 
кириллицей – беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы узнать: поезд на 
Будапешт отходит от восьмой платформы. Дальше, как герой фильма с бездарным 
сценарием, я промчался вдоль платформы и вспрыгнул на подножку одного из 
вагонов медленно отходившего состава.

В течение следующих сорока пяти минут я простоял в тамбуре между вагонами, 
глядя, как невзрачные пригороды Белграда сменились безликими 
сельскохозяйственными пейзажами, и подставляя под прохладный поток воздуха свое 
разгоряченное лицо. Но думал я не о зловещих словах Обрадовича и не о 
неотвратимой проблеме пересечения границы, мысли мои были о Саре. Подарка я ей 
так и не купил, но не потому, что не старался. Просто не попалось ничего, что 
ей понравилось бы. Я знал, что она не будет на меня сердиться. В худшем случае 
скорчит забавную гримасу и скажет что-нибудь насмешливое. И все же она будет 
разочарована. Решив обязательно купить ей что-нибудь в Будапеште, я двинулся 
вдоль раскачивавшегося вагона на поиски свободного места.

До венгерской границы поезду оставалось идти еще четыре часа, и в моей 
дальнейшей судьбе от меня уже ничто не зависело. Донесет ли на меня Обрадович 
сербским властям? Возможно. Но ведь я сказал ему, что уезжаю автобусом только 
завтра утром. Можно было надеяться, что он не стал слишком спешить и сербские 
пограничники не получили еще соответствующего приказа. Конечно, существовала 
еще мизерная вероятность, что за мной все время велась слежка и мой бросок на 
вокзал не остался незамеченным. Но даже если я был разоблачен, захотят ли сербы 
арестовать меня? Да, но только если это послужит их политическим целям. Арест 
английского шпиона даст им повод раздуть кое-какую шумиху в нью-йоркской 
штаб-квартире ООН. С другой стороны, сербское руководство может не захотеть 
пойти на дальнейшее нагнетание противостояния с Западом. И хотя риск ареста был 
невелик, по мере приближения поезда к границе я все же еще раз прошелся по всем 
деталям своей "легенды". Когда и где я родился? Мой домашний адрес? Кто я по 
профессии и где работаю? Пришлось отругать себя за то, что не приложил больше 
усилий, когда разрабатывал "легенду" Пресли. После Москвы я успел без проблем 
прокатиться под легальным прикрытием в Мадрид, Женеву, Париж и Брюссель и 
невольно поддался некоторой беспечности. Принимать чужую личину стало казаться 
так же легко, как пиджак на себя надеть. Теперь я дал себе слово никогда больше 
не относиться к этому так легкомысленно. Около девяти часов вечера скорость 
поезда упала почти до нулевой, и он начал подползать к платформе вокзала в 
Суботице. Во время моего первого, такого благополучного путешествия, сербские 
пограничники проверяли здесь мой паспорт, и потому я ожидал, что так будет и на 
этот раз. Я оставил трех моих попутчиков-сербов храпеть в купе, а сам вышел в 
коридор и потянул вниз оконное стекло, впустив в затхлый вагон волну сыроватого 
летнего воздуха. В городке, что был виден поодаль, мерцало лишь несколько 
огоньков, и он казался покинутым людьми. Тормоза неприятно взвизгнули, поезд в 
последний раз дернулся и остановился. Хлопнула дверь за двумя выходившими здесь 
пассажирами. Большинство же продолжали свой путь. К моему окну бросилась 
девочка с подносом неаппетитных с виду пирожных. Ее карие глаза на 
секунду-другую встретились с моими, но она почти сразу прочитала в них 
отсутствие инте