треннюю обивку "дипломата", которым меня снабдили в отделе технического 
обеспечения, отодрал ее от "липучки", крепившей ее к корпусу чемоданчика, 
вложил письмо в образовавшуюся узкую щель и вернул обивку в первоначальное 
положение. Обнаружить такой тайник можно было только при тщательном обыске.

Р5, в свое время работавший в московской резидентуре, объяснил, что такому 
новичку в разведке, каким был я, не стоило даже пытаться применять методы 
обнаружения слежки в российской столице. "Их служба наружного наблюдения 
действительно работает очень хорошо, – говорил он. – Даже разведчикам с большим 
опытом обнаружения "хвостов" в Москве приходится тяжело. Обычно требуется 
месяцев шесть, чтобы вновь прибывший наш сотрудник научился четко их вычислять. 
Тебе нет смысла даже пробовать". Тем не менее по дороге от "Метрополя" до 
станции метро я не удержался от того, чтобы не использовать все попадавшиеся 
мне естественные ловушки для соглядатаев, вроде лестниц, где со следующего 
пролета хорошо виден предыдущий, подземные переходы под улицами с оживленным 
движением, крупный универсальный магазин. Никаких очевидных признаков слежки за 
собой я не заметил.

Поездка в Зеленоград – пригород Москвы, где располагалась российская версия 
Силиконовой долины, была делом долгим, утомительным и сложным. Немногие из 
жителей этого городка ведали, что своим появлением он был обязан двум 
эксцентричным перебежчикам из США, помогавшим в годы Второй мировой войны 
советскому шпиону Джулиусу Розенбергу, потом укрывшимся в СССР и ненадолго 
возглавившим советскую микроэлектронику. Теперь в Зеленограде царило запустение.
 Брошенная недостроенной высотка на центральной площади возвышалась над статуей 
Ленина символом горькой судьбы, постигшей прежнюю гордость российской науки и 
техники.

Р5 приказал мне пользоваться только обычным городским транспортом, поскольку 
риск, что водитель предоставленного "Метрополем" такси доложит куда следует об 
иностранце, совершившем поездку по необычному маршруту, был слишком велик. 
Одряхлевшая, но удобная система Московского метрополитена позволяла мне 
проделать только часть маршрута; далее мне предстояло продолжить путь 
автобусами. Симаков дал на этот счет четкие указания. Сначала до метро "Речной 
вокзал" – конечной остановки на зеленой линии, затем автобусом номер 400 до 
Зеленограда, где нужно было пересесть на местный автобус. Однако этой 
информации было уже больше года, а московская резидентура не в состоянии была 
перепроверить ее, поскольку подозрения могла вызвать поездка в Зеленоград 
любого из ее сотрудников, даже одного из секретарей, наружное наблюдение за 
которыми не было постоянным. Оставалось только надеяться, что маршруты за это 
время не изменились, а если даже изменились, у меня всегда оставалась 
возможность сориентироваться, читая написанные кириллицей указатели направлений,
 расположенные над лобовым стеклом автобусов.

В три часа дня автобус подвез меня к небольшому, запущенному скверу рядом с 
домом, где прежде жил SOU. Он считал, что выйти из автобуса лучше всего здесь. 
Этот жилой квартал выглядел безлюдным и наводил тоску, которая еще более 
усугублялась пасмурным небом над головой. Повсюду стояли серые, уродливые, 
почти не отличимые друг от друга многоквартирные дома, которые преобладали по 
всей Москве. Больше всего поражало отсутствие ярких красок. Трава пожухла, 
деревья стояли голыми, и даже несколько припаркованных в округе "Жигулей" имели 
тусклую серую или коричневую окраску. Одна из машин была без колес и стояла на 
подложенных под нее кирпичах. "Уж не Симакова ли это старый лимузин?" – 
промелькнула у меня мысль. За исключением пары малышей, раскачивавшихся на 
единственных исправных качелях в сквере, вокруг никого не было видно. Я 
определил свое местонахождение, припомнив детали нарисованного SOU плана. В 
точном соответствии с ним я увидел поодаль, на противоположной стороне широкой 
проезжей части, угол темно-зеленого дома, который выглядывал из-за другого, 
точно такого же. Я пересек улицу по пешеходному переходу, имея последнюю 
возможность проверить, нет ли за мной слежки.

Домофон при входе в подъезд оказался сломанным, и потому отпала нужда 
воспользоваться комбинацией цифр, которую я заучил наизусть еще в Лондоне. В 
замусоренном подъезде воняло мочой и блевотиной, стены были испещрены надписями.
 Я без особой надежды потыкал в кнопку вызова лифта. Симаков говорил, что лифт 
в его доме не работал годами. Вот и сейчас он не подавал никаких признаков 
жизни, и мне пришлось начать малоприятное восхождение на восьмой этаж, думая 
про себя, что теперь стало понятно, почему пожилая теща Симакова едва ли вообще 
выходит из дома.

Я слегка постучал в ободранную металлическую дверь квартиры номер 82а, но 
ответа не последовало. Я постучал еще, чуть посильнее, но за дверью по-прежнему 
царило молчание. Обеспокоенный, что мой визит совпал с одним из тех редких 
случаев, когда теща Симакова куда-то уезжала, я забарабанил со всей силы. 
Наконец, я услышал нервный женский голос:

– Кто там?

В ответ я выдал тщательно заученную и отрепетир