жден разбираться с делами SOV/OPS после 
неспособного Фаулкрука.

Рассел вызвал меня на пятнадцатый этаж в свой кабинет, украшенный картинами и 
сувенирами, приобретенными в заграничных резидентурах. Сидя спиной к 
великолепному виду на Ламбетский дворец и на Темзу, новый руководитель SOV/OPS 
читал телеграмму от Редд а, где сообщалось о первой деловой встрече с коллегой 
из ФСБ. Важнейшей задачей в начинавшемся сотрудничестве было установление 
взаимного доверия. Редд и его коллега пришли к нему, обменявшись сведениями о 
разведчиках, выявленных обеими сторонами за последние десять лет.

– Меня раскрыли, когда я работал там, и прозвали Черно-бурой Лисицей, – 
хихикнул Рассел. Это прозвище отчасти оправдывалось его густыми, гладкими 
серебристо-седыми волосами, но и служило признанием его хитрости при отрыве от 
наблюдения.

Бросив телеграмму в корзину для исходящих бумаг, Рассел обрисовал мою задачу.

– Нужно, чтобы вы разработали операцию для изучения русских военных журналистов 
и вербовки одного, имеющего хороший доступ к военным секретам, – объяснил он. – 
Журналисты, как вам известно, обычно не бывают хорошими агентами. Они стремятся 
опубликовать все, что знают, и тем самым делают свои сведения непригодными для 
СХ. Однако иногда у них ест хорошие связи с теми, кто принимает ключевые 
решения, что подчас дает им доступ к секретным сведениям, которые никогда не 
попадут в печать.

Рассел ставил передо мной цель: отыскать такого журналиста и сблизиться с ним.

– Предлагаю организовать фиктивное информационное агентство в Лондоне, 
использовать его для установления первого контакта, потом посмотреть, к чему он 
приведет, – посоветовал Рассел. – И повидайтесь с NORTHSTAR: у него наверняка 
найдется много идей для вас, – добавил он, словно ему это только что пришло в 
голову.

NORTHSTAR – таково было кодовое имя Михаила Бутхова, офицера КГБ, год назад 
переметнувшегося в МИ-6. Он работал в Норвегии как журналист ТАСС, знал многих 
из настоящих русских журналистов. И предположительно мог дать большой список 
фамилий для раскручивания операции.

Я взял в подземном гараже Сенчури-хаус темно-бордовый "форд-скерра", одну из 
множества столь же не бросающихся в глаза машин с подложными регистрационными 
номерами, чтобы нельзя было установить их принадлежность МИ-6. Путь до 
живописной деревушки Пэнгборн возле самого Рединга занял у меня два часа. 
NORTHSTAR, разумеется, был материально вознагражден за свой переход. Его 
современный четырехкомнатный особняк окружал большой сад, на подъездной аллее 
стояли новенький "ровер-стерлинг" и красный спортивный "ситроен" его любовницы 
Марии. Судя по царапинам и вмятинам на нем, Мария не овладела искусством езды 
по переполненным машинами британским дорогам.

– Входите, – пригласил NORTHSTAR на безупречном английском с едва заметным 
русским акцентом. Провел меня в гостиную и усадил на обитый черной кожей диван. 
Комната была скудно обставлена совершенно новой, безликой мебелью; главное 
место в ней занимали дорогостоящий телевизор и магнитофон с высокой точностью 
воспроизведения звука.

NORTHSTAR узнал меня, так как приезжал на краткую встречу со слушателями IONEC. 
Поездки в Форт благотворно сказывались на его духе, так как он страдал от 
синдрома бесполезности. Из него вытянули все мельчайшие подробности об учебе, 
коллегах из КГБ, работе. Пьянящие дни обращения с ним как с важным лицом, 
приемы с шампанским, расточительные поездки на встречи с дружественными 
спецслужбами в Вашингтон, Париж и Сидней остались позади. Его полезность Западу 
и связанное с ней чувство собственной значительности ушли в прошлое. Он 
заскучал и пал духом. МИ-6 пыталась найти ему новое занятие, но безуспешно. 
Опыт работы в разведке не особенно ценится, а столь же увлекательных занятий 
ничтожно мало. Так что, хотя МИ-6 снабдила его прекрасным домом, пожизненной 
пенсией, убедила русских отпустить к нему любовницу и дочку, он не находил себе 
места.

NORTHSTAR приготовил кофе и повел меня в кабинет, где можно было поговорить с 
глазу на глаз. На столе с компьютером и несколькими справочниками лежали 
недостроенная модель истребителя с вертикальным взлетом и тюбики клея. Я сел в 
обитое черной кожей кресло и обрисовал ему замысел Рассела.

– Почему не поручить это мне? – спросил NORTHSTAR, прежде чем я закончил. – Я 
работал журналистом в ТАСС, я профессиональный разведчик, русский – мой родной 
язык. У меня есть все необходимые данные.

Доводы его были убедительны, но русские все еще страдали из-за его измены. Если 
они узнают, что мы используем его в операции против них, это может повредить 
едва начавшемуся сотрудничеству.

– Выясню, можно ли поручить это вам, – ответил я, – Но ничего не обещаю.

Возвратясь в Сенчури-хаус, я написал подробные предложения и положил документ в 
корзину для исходящих бумаг. Сперва Рассел как мой непосредственный 
руководитель пожелает сделать свои замечания. Затем офицер Р5, занимающийся 
продукцией московской резидентуры, захочет проверить, нет ли