не слишком велик, и при расчете я принял скорость равной 20 узлам. Я был 
настолько занят расчетами атаки обычными торпедами, что даже не отдал приказ о 
подготовке к выпуску человекоторпед, хотя их водители просили меня об этом; я 
решил использовать их лишь в том случае, если атака обычными торпедами потерпит 
неудачу. 

Луна была у нас по корме, и корабль противника теперь уже был хорошо виден. 
Ясно вырисовывались две кормовые башни и решетчатая мачта. Я принял его за 
линейный корабль типа Айдахо. Экипаж лодки с нетерпением ожидал приказа о 
торпедном залпе. В лодке стояла мертвая тишина. В таких случаях глазами лодки 
является перископ командира, а ушами - шумопеленгаторы. Кроме командира, никто 
не мог знать, что делалось наверху. Люди с напряжением ждали следующего приказа.
 Водители человекоторпед спрашивали меня: Что с противником? Где он? Почему нас 
не выпускаете? 

Благоприятный момент для залпа приближался. Я изменил величину курсового угла 
до 60° и дистанцию до 1370 м и начал сближение для залпа. Наконец громким 
голосом скомандовал: Аппараты товсь! - Залп! Торпеды выстреливались с 
интервалом в две секунды. Из торпедного отсека доложили: Все торпеды вышли, все 
в порядке! Шесть торпед, подобно вееру, понеслись навстречу вражескому кораблю. 
Я быстро взглянул в перископ, но ничего подозрительного не было видно. Направив 
лодку на параллельный с противником курс, мы с нетерпением стали ждать взрывов. 
Каждая минута казалась вечностью. Наконец у носовой, а затем у кормовой 
артиллерийской башни правого борта корабля поднялись два столба воды, вслед за 
которыми последовали вспышки ярко-красного пламени. Затем у башни #2 поднялся 
еще один столб воды. Взрывы, казалось, окутали корабль. Попадание!, Попадание!, 
- кричал я всякий раз, как торпеда поражала цель. Команда пустилась от радости 
в пляс. 

Корабль противника потерял ход, но еще находился наплаву. Я поднял дневной 
перископ и дал возможность личному составу, находившемуся в рубке, посмотреть 
на происходящее на поверхности. Вскоре до нас дошел звук взрыва, сила которого 
была гораздо больше силы взрывов торпед. Затем донеслись звуки трех 
последовательных взрывов, а за ними еще шести. Команда лодки, не поняв в чем 
дело, закричала: Атака глубинными бомбами! Я быстро успокоил людей, сказав, что 
это были взрывы на торпедированном нами корабле и что поблизости не было других 
кораблей противника. 

Наблюдая в перископ, я видел несколько вспышек на борту корабля, однако он, 
казалось, еще не собирался тонуть, поэтому я приготовился дать по нему второй 
залп. От водителей торпед послышались просьбы: Поскольку корабль не тонет, 
пошлите нас! Противник, конечно, представлял для них легкую цель, даже несмотря 
на темноту. А что если корабль потонет еще до того, как они достигнут цели? 
Однажды выпущенные они уходили уже навсегда, поэтому не хотелось рисковать, 
жаль было губить их напрасно. Взвесив факты, я решил не выпускать на этот раз 
человекоторпеды. Спешить было ни к чему, но вскоре я получил доклад, что 
противник использует гидролокацию. Без сомнения, он пытался определить 
дистанцию до нашей лодки. Понимая, что противник может нас обнаружить, я решил 
уйти на глубину, для того чтобы произвести перезарядку торпедных аппаратов для 
второго залпа. Опустив перископ, я приказал вести дальнейшее наблюдение за 
противником при помощи шумопеленгатора и гидролокатора. Как мы слышали уже 
после войны, корабль в тот момент находился на грани гибели, но в то время у 
нас были сомнения на этот счет, так как хотя 3 наших торпеды и попали в цель, 
они не смогли потопить корабль. 

Вскоре мне доложили о том, что посылка сигналов гидролокатора противника 
прекратилась. В силу того, что мы производили перезарядку торпедных аппаратов, 
лодка имела дифферент, и поэтому подниматься на перископную глубину было опасно.
 Окончив перезарядку, мы всплыли и подняли перископ, но противника в пределах 
видимости уже не было. Я направил лодку в то место, в котором, по моему мнению, 
корабль мог затонуть, но и там ничего не обнаружил. Прошло уже свыше часа после 
торпедирования корабля, и теперь я был уверен, что он затонул. Получив такие 
повреждения, он не мог уйти на большой скорости, а если бы и начал уходить, то 
должен был находиться в пределах нашей видимости. Мне все же хотелось иметь 
доказательство гибели корабля, но в темноте на поверхности было очень трудно 
обнаружить какие-нибудь обломки. С чувством сожаления я направил лодку на 
северо-восток, опасаясь преследования кораблей или авиации противника, которые 
могли следовать совместно с потопленным нами кораблем. Пройдя в течение часа в 
надводном положении, мы погрузились для того, чтобы приготовиться для 
последующих действий. Как выяснилось позже, нами был потоплен американский 
тяжелый крейсер Индианаполис. 

В то время как настроение личного состава лодки было превосходным, мы ничем не 
могли утешить водителей торпед. Один из них был особенно обижен. Со слезами на 
глазах он настойчиво спрашивал, почему они не могли быть использованы против 
такой хорошей цели, как линейный корабль. Я пытался успокоить его, говоря, что 
вскоре мы снова встретим корабли противника. 30 июля мы отпраздновали победу, 
одержанную нами в предыдущий день. На обед у нас был любимый рис с бобами, 
вареные угри и солонина (все консервированное).