поля и леса походили на чудесну. 
волшебную страну. Деревья и кусты горели подобно малиновым кострам.
 В их пламени мелькали желтые . 
оранжевые искры на зеленокоричневом фоне окружающего пейзажа 


Через 3 часа после выезда из Иокогамы показалась Фудзияма.
 Я никогда не уставал любоваться этой само. 
прекрасной из гор. Ее склоны изящно изгибались к вершине конуса,
 на которую все еще не выпал снег. Однако 
полускрытая клубящимся туманом, она ярко сверкала на солнце. Фудзисан.
 Она напомнила мне о Фудзико 
которую действительно назвали в честь священной горы,
 но которая сейчас была так же далека от меня 


Все вокруг было объято тишиной и покоем. Здесь не было войны,
 которая бушевала гдето очень далеко от эти. 
чистых и ухоженных ферм и полей. Какая война? Я видел только то,
 что видел всегда, хотя сейчас этот пейза. 
казался мне более прекрасным, чем в годы юности 


Я научился видеть глубже.
 Я мог сравнить безмятежность и тихое достоинство японских сел с бешеной злобо. 

вулкана в Рабауле, с песчаной полоской аэродрома в Лаэ,
 выползающей прямо из джунглей. Не удивительно 
что я всем своим существом ощущал покой и умиротворение,
 которые струились от родной земли 


Я смотрел на этих людей, детей, фермеров, молодых и старых, почтальонов,
 полицейских, торговцев, и думал 

что ни одному из них не привелось лететь над Гуадалканалом на высоте 20000 футов и смотреть вниз н.
 
бескрайний океан, полный странной и ужасной жизни,
 на длинные ряды американских военных кораблей . 
транспортов. И за горизонтом их скрывалось гораздо больше, чем я успел увидеть 


В этом отношении и мои перспективы тоже изменились. В Рабауле выяснилось,
 что наши пилоты авиаполк. 
«Лаэ» были просто уникальными.
 Повторить наши невероятные победы оказалось не по силам ни одной друго. 
флотской авиационной части. Про армию уже и говорить не приходилось.
 Армейским пилотам не хватал. 
боевитости и высочайшей подготовки, которые мы имели.
 Поэтому они часто становились жертвами вражески. 
самолетов 


Впрочем, я сам тоже уже не был неприкосновенным. Настала очередь врага,
 и лишь благодаря невероятном. 
везению я сейчас находился в поезде, который тащился в Сасебо.
 Человек смотрит на войну совершенно инач. 
после того, как врачи соскребут с черепа изорванную кожу,
 вытащат из тела зазубренные стальные осколки 
перевяжут и постараются успокоить дежурной фразой: «Все не так уж плохо, Сакаи.
 Ты только наполовин. 
ослеп». Только наполовину ослеп 


Моя мать дождалась поезда на вокзале Фукуоки.
 Мы остановились всего на несколько минут, и пассажиров это. 
поезд не брал. Я как можно дальше высунулся из окна и отчаянно махал руками,
 чтобы привлечь ее внимание 
Радость на ее лице, когда она увидела меня,
 стала для меня самой большой наградой за последние несколько лет 
Она постарела — ох, как постарела! — с тех пор, как ее сыновья ушли на войну 


Я крикнул ей: «Со мной все в порядке. Все в порядке, мамочка! Не беспокойся.
 Сейчас все нормально!. 


Поезд снова тронулся. Она стояла на краю платформы,
 и ее глаза начали наполняться слезами. И всетаки он. 
махала флажком с Восходящим Солнцем, выкрикивая: «Банзай! Банзай!»,