Летим ночью на высоте свыше 4000 метров над фашистской территорией. Становится 
прохладно, зябнут ноги, довольно трудно дышать. Но это продолжается
недолго. В пути никаких происшествий не было. Через несколько часов садимся на 
аэродроме в Барселоне. В Барселоне я останавливаюсь в гостинице «Диагональ». 
Город часто, и днем, и ночью, бомбят с воздуха, особенно район порта. Однако 
всюду чувствуется организованность и решимость сопротивляться, поддерживаемые 
главным образом коммунистами. Влияние коммунистрв за все время войны 
беспрестанно растет, Если во время выборов в кортесы в феврале 1936 года, когда 
образовался Единый фронт, в Коммунистической партии Испании было неполных 20 
тысяч членов, а во время фашистского восстания в июле 1936 года число членов 
возросло до 80 тысяч, то осенью 1938 года, вместе с Каталонской объединенной 
партией, в Испании насчитывается около 300 тысяч организованных коммунистов. 
Количество членов всех остальных партий за это же время уменьшилось.
В Барселоне я встретил своих болгарских знакомых — товарищей Табакова, 
Михайлова, Дамянова и Цветкова. Дамянов и Табаков уже готовились к отъезду в 
Москву. Несколько раз встречаю в Барселоне жену Кольцова, которая теперь 
работает корреспондентом «Правды». Михаила Кольцова больше нет, о нем тут идут 
разные кривотолки.
Мы в глубоком недоумении. Не хочется верить, что этот прекрасный журналист, 
которого мы все так уважаем, сделал что нибудь плохое.
Штаб советников находится километрах в трех-четырех от Барселоны на какой-то 
даче. Здесь я часто вижу известного советского генерала Штерна. Он всегда очень 
деятелен и занят.
Все вместе
В связи с отзывом с фронта интербригадцев я тоже остаюсь без работы и мне 
хочется вернуться в Москву. Однако это не так-то просто: официально я не 
гражданин Советского Союза, а латвийский подданный. В Латвии я в 1930 году 
приговорен к четырем годам заключения, теперь меня, на основании распоряжения 
буржузного латвийского правительства от 23 февраля, 1937 года, еще ждет особое 
наказание за участие в испанской войне.
Поскольку я уехал в Испанию из Советского Союза и там живет теперь моя семья, я 
не сомневаюсь в том, что мне разрешат вернуться в Советский Союз, но чтобы 
получить такое разрешение, требуется много времени. При мне теперь нет никаких 
других документов, кроме удостоверения, что я майор испанской республиканской 
армии, уволенный из нее в связи с отзывом интербригадцев с фронта.
Недели две я живу в Барселоне. В конце ноября я уезжаю в местечко Белсарат, где 
находится лагерь демобилизованных из 13-й интернациональной бригады. Лагерь 
состоит из польских, венгерских украинских (из Закарпатья) и прибалтийских 
демобилизованных интербригадцев. Меня назначают командиром четвертого батальона 
лагеря 13-й бригады. В этом батальоне есть латыши, эстонцы, литовцы, финны, 
закарпатские украинцы. Оружия у нас, разумеется, нет, никакие занятия не 
проводятся. Чтобы зря не терять время, организуем политзанятия и изучение 
языков. Я веду группу, изучающую историю Коммунистической партии Советского 
Союза.
Несмотря на то что республиканское правительство честно выполнило взятые на 
себя обязательства по соглашению об эвакуации из Испании иностранных 
добровольцев, Франко и не собирается выполнять их. В Европе царит дух 
заключенного 29 и 30 сентября
1938 года Мюнхенского договора. В ноябре Франко, сосредоточив большую армию и 
имея огромное преимущество в военной технике, начинает из района Эбро 
наступление на Барселону. Республиканцы оказывают упорное сопротивление, на 
фронт отправляются все новые и новые добровольческие части. Но не хватает 
винтовок, патронов. За французской границей стоят эшелоны с закупленным 
испанским правительством вооружением — орудиями, самолетами, пулеметами, 
винтовками, но французское правительство не разрешает переправить все это в 
Испанию. Защитники республики вынуждены отступать шаг за шагом.
Для обитателей лагерей демобилизованных интербригадцев наступает пора новых 
испытаний. Вскоре из лагеря 13-й бригады уезжают финны, шведы, датчане. Но 
остальным ехать некуда. Во всем кичащемся своей демократией капиталистическом 
мире нет страны, где могли бы найти убежище те, кто защищал в Испании эту 
демократию. Польское, венгерское, латвийское, литовсксе, эстонское и многие 
другие буржуазные правительства не разрешают . вернуться в свою страну ни 
одному бывшему бойцу интернациональных бригад. Даже Франция, всегда 
предоставлявшая убежище всем политэмигрантам, отказывает теперь в приюте бывшим 
интербригадцам, то же делают США и Англия. Единственно Мексика соглашается дать 
убежище двум тысячам бывших интербригадцев. Известное количество обещали 
принять Бразилия и другие южноамериканские страны. Во французском порту, в 
Гавре, уже стоит пароход, чтобы отвезти 2000 интербригадцев в Мексику. Желание 
ехать в Мексику изъявляют главным образом, польские товарищи. В один день они 
собираются и, сердечно простившись с нами, уезжают. Но через три дня они... 
возвращаются.
Оказывается, что они доехали до границы, но во Францию их не пустили. Через 
несколько дней мы полукаем разъяснение французского правительства, что оно 
сожалеет, что не успело организовать нужной охраны (!!!) 2000 бывших 
интербригадцев на время их проезда через территорию Франции в гаврский порт. Но 
тем временем пароход, шедший в Мексику, уже оставил Гавр. Ясно, что французское 
правительство Даладье, видимо, обещало Риббентропу, который недавно гостил в 
Париже, помочь фашистам уничтожить еще оставшихся в живых, безоружных теперь, 
интербригадцев. Из Парижа приходят вести, что французские пограничники получили 
указание арестовывать каждого перебежчика из гитлеровской Германии и выдавать