артиллеристов. Среди писем было также письмо от моего болгарского друга 
Табакова. Он писал, что 23 июля был ранен в руку и лежит теперь в госпитале в 
Альбасете и что 6 июля под Вильянуэвой де ла Канадой погиб Благой Парович-Шмит 
— симпатичный серб, который несколько месяцев тому назад собрал, нас в Париже и 
перевел через Пиренеи. Оказалось, что в бою под Брунете пал и Борис Цинис, от 
которого я недавно получил письмо, и рижский актер Екабсон. Тяжело ранен и 
потерял ногу Абол; он почти пешком, не имея никаких средств, прошел всю Европу, 
чтобы попасть в Испанию.
От Барона я узнал, что недавно из Латвии прибыла довольно большая группа и 
создан латышский противотанковый артиллерийский дивизион, который теперь 
находится где-то на фронте под Мадридом. Несколько латышей будто бы есть и в 
11-й немецкой интернациональной бригаде и других соединениях.
В красивом мадридском парке Эл Ретиро мы встретились с Жанисом Фолманисом 
(Гривой), Янисом Беникисом, Беньямином Куром и другими. В разговоpax опять 
всплывает вопрос о Розенберге. Кто-то только что привез из Риги вышедший в июне 
1937 года 4-й номер «Цини» с большой статьей: «Троцкистская группа в Рижской 
организации Союза демократической молодежи Латвии». В статье говорится, что 
Кулий организовал в Союзе демократической молодежи Латвии (так тогда называлась 
нелегальная молодежная организация, объединявшая коммунистическую и 
социал-демократическую молодежь) троцкистскую группу и путем интриг, будто бы 
по заданию охранки, старается скомпрометировать теперешнее руководство 
расколоть молодежное движение. Привезены устные указания, что Розенберг, как 
провокатор и опасная личность, должен быть уничтожен.
Все это нас очень волнует. Барон говорит, что он спросил людей, знающих Карла 
Розенберга, и никто из них не верит в то, что последний может быть негодяем. До 
сих пор Барон руководству Компартии Испании и интернациональных бригад ничего 
не сообщал, но теперь он все же должен это сделать. Я настаиваю на том, что 
одновременно со сведениями из Риги надо сообщить и наше мнение в этом вопросе, 
учитывая при этом отзывы о Розенберге знающих его товарищей.
В последующие дни мне удается съездить в Альбасете и повидать там Яниса 
Палкавниека и некоторых других товарищей. Я знакомлюсь кое с кем из вновь 
прибывших. Все больше крепнет уверенность, что в сведениях о Розенберге что-то 
не так. Я тоже не верю, что Розенберг негодяй. Используя свои связи, я сообщаю 
органам Коммунистической партии Испании и политруководителям интернациональных 
бригад о сведениях, которые поступают из Риги, но говорю также, что латыши, 
находящиеся в Испании, считают, что расследовать это дело в Испании невозможно. 
По-моему, следует ограничиться прекращением связей с Розенбергом по партийной 
линии, однако нельзя запретить ему бороться в Испании против фашистов. И 
политотдел интернациональных бригад, и Центральный Комитет Коммунистической 
партии Испании соглашаются с этой точкой зрения. Розенберг (Кулий) уезжает с 
какой-то испанской частью на Каталонский фронт и в качестве командира роты 
героически сражается до тех пор, пока осенью 1938 года все интернациональные 
бригады не отзываются с фронта.
В середине августа 108-я бригада после отдыха получает небольшое пополнение и 
возвращается на позиции под Вильянуэвой де ла Канадой в секторе Кихорны.
35-я дивизия уехала на другой сектор фронта, а 108-я бригада входит теперь в 
состав 1-го корпуса. Командир дивизии коммунист Дюран — уроженец Мадрида. Он 
композитор, всесторонне образованный человек, свободно владеет французским и 
английским языками, немного говорит и по-русски и при случае охотно 
разговаривает на этом языке, Дюран участвовал в 1936 году в боях по обороне 
Мадрида от Толедо до Аранхуэса. С бойцами он держит себя очень просто, 
по-товарищески. Часто бывает в окопах, проверяет поле обстрела, как выбраны 
позиции, как чистят оружие, интересуется, обеспечены ли бойцы всем. Он очень 
требователен, но как офицеры, так и бойцы очень уважают его за товарищеское 
отношение, решительность и требовательность.
Командиром 108-й бригады теперь назначен майор Хосе Рамос. Ему уже около 
шестидесяти лет, он кадровый офицер старой испанской армии и не любит много 
заниматься бригадой. Комиссаром в бригаде теперь какой-то бывший мадридский 
учитель — социал-демократ, который редко выходит за пределы штаба. Вскоре из 
госпиталя возвращается Карлос. Бывший командир четвертого батальона погиб в 
боях под Брунете. Командование батальоном теперь доверено командиру 1-й роты, 
беспартийному, близкому по своим взглядам к коммунистам.
Три батальона находятся на первой линии, один — в резерве. У резервного 
батальона совсем нет автоматического оружия, винтовок тоже не хватает на всех, 
так как оружием бригада не пополнялась.
Я ежедневно обхожу позиции. Хожу один. Переводчика Колю я отпустил на другую 
работу. Он теперь адъютант одного из командиров батальона. Я уже настолько 
хорошо овладел испанским языком, что могу обойтись без переводчика. Многие 
позиции в спешке оборудованы поверхностно, с недостаточной зоной обстрела. Надо 
подготовить запасные позиции, отрыть по два-три запасных гнезда для пулеметов.
Бойцы каждый день работают, улучшая позиции. Часто, если днем мешает огонь 
противника, они работают по ночам.
Штаб бригады расположен в бывших каменоломнях, в них довольно удобно и сухо. По 
дороге из каменоломен в батальоны и из одного батальона в другой, шагая по 
полям и оврагам, где еще недавно шли ожесточенные бои, я часто предаюсь 
размышлениям.
Несмотря на все ужасы и жертвы, война делает человека более сильным, более 
взрослым и смелым, уверенным в себе. Когда я ехал в Испанию или слушал рассказы 
фронтовиков в Альбасете, меня порою начинал точить червь сомнения — смогу ли я 
все это перенести.