Я испытал в жизни безработицу, лишения. Я никогда не искал легкой жизни. Не 
колеблясь ни минуты, я оставил семью, которая была мне так дорога. Мое 
коммунистическое убеждение было для меня превыше всего. Меня арестовывали, 
судили, держали в тюрьме, и это еще больше укрепило мое марксистское 
мировоззрение. Но до сих пор я не знал, смогу ли я ради этих моих марксистских 
идей выдержать испытание на поле боя и что будет, если мне придется смотреть 
смерти в глаза и каждую минуту быть готовым отказаться от всего. 
В такие минуты человек виден без всяких прикрас, таким, какой он есть. Тут уже 
ничего не скроешь ни от себя, ни от других. Никакой психолог, никакой прокурор 
или следователь не способен так раскрыть духовную сущность человека, как этот 
лакмус человеческой души — протянутая рука смерти. Но если ты выдерживаешь это 
испытание, то тебе кажется, что ты обрел себя заново.
В последние несколько месяцев, особенно под Брунете, мне казалось, что я это 
испытание смертью выдержал.
В то время я тесно сотрудничал с военным советником 1-го корпуса товарищем 
Родтоновым и штабом военных советников в Мадриде. Штаб военных советников 
мадридского фронта даже, предоставил мне легковую автомашину, которую водил 
шофер Пепе. Это был еще очень молодой, восемнадцатилетний паренек среднего 
роста, приятный и тихий.
Поразительны были выносливость мадридцев и оперативность республиканских 
органов. Хотя не было ни одной железной дороги, огромная линия фронта и большой 
город снабжались всем необходимым. На восточной окраине города в парке Каса 
дель Кампо и в Университетском городке каждый день трещали пулеметы. Время от 
времени фашисты обстреливали город артиллерией. В четырнадцатиэтажном здании 
телефонной станции можно было насчитать шестнадцать прямых попаданий. Однако 
работа телефонной станции не прерывалась ни на минуту. Регулярно работали 
водопровод, метро, магазины, всегда был свет. Лишь памятники на бульварах были 
обложены мешками с песком — так они предохранялись от осколков снарядов.
Приезжая в Мадрид, я в штабе советников читал московские «Правду», «Известия» и 
журналы. Время от времени происходили собрания, на которых коллективу фронтовых 
советников читались лекции о международном положении или обзоры о положении в 
Испании. Нередко здесь появлялись легендарные испанские командиры Листер, 
Модесто и комиссар Мадридского фронта Антонио Михе, коммунист, член 
Центрального Комитета Коммунистической партии Испании, еще совсем молодой 
человек лет двадцати пяти, не больше, Здесь я неоднократно встречал 
талантливого корреспондента «Правды» Михаила Кольцова.
Однако мое место в 108-й бригаде. В Мадриде и в штабе корпуса я появляюсь 
только на короткое время с информацией или за указаниями.
Когда наши позиции более или менее приведены в порядок, предлагаю командиру 
бригады провести в резервном батальоне стрельбы. Он не проявляет к этому 
особого интереса, но разрешает мне действовать. Мои активные помощники в этом 
деле батальонные комиссары «Chico», Карлос и начальник штаба Франциско, который 
стал мне особенно близок после боев под Брунете.
На проверочных стрельбах на расстоянии 100 метров тремя патронами только 32 
процента из состава бригады попали в цель. Ведь бойцы 108-й бригады еще никогда 
не стреляли.
Обучение стрельбе надо было начинать с самого начала. Пришлось показывать, как 
держать винтовку,как целиться, как производить выстрел. Для этого у нас не было 
нужных пособий. Я велел изготовить в мастерских бригады несколько штативов с 
вращающимся верхом, на котором закреплялась винтовка для прицеливания. В 
Мадриде в одной из мастерских удалось заказать несколько ортоскопов из цветного 
стекла. Из лучших стрелков — младших командиров я подготовил пятнадцать 
инструкторов. В каком-то овраге устроили стрельбище. Каждый боец обучался 
приемам стрельбы индивидуально. Инструкторы учили целиться, показывали, как 
держать винтовку при стрельбе, и ортоскопом проверяли, правильно ли выполняется 
выстрел. После того, как эти испытания дали хорошие результаты, каждый солдат 
выполнял несколько упражнений по стрельбе. Целый месяц в бригаде проводилось 
интенсивное обучение стрельбе из винтовок, ручных и станковых пулеметов. В 
результате этого следующие проверочные упражнения по стрельбе выполнило уже 74 
процента из всего состава бригады. Кроме того, в каждом батальоне были 
подготовлены по 10—15 отличных стрелков-снайперов.
Обучение стрельбе продолжалось и после этого. Каждый день из батальонов 
посылались на стрельбище бойцы, ранее не выполнявшие упражнений.
Однажды на стрельбище пришел командир дивизии Дюран. Он остался очень доволен 
нашими мероприятиями и начал вводить их и в других бригадах. Только офицеры, 
командиры взводов и рот редко решались лечь рядом со своими бойцами, чтобы 
проверить, как они умеют стрелять.
Офицеры никак не могли понять, как мне не надоедает постоянно лежать на земле 
рядом с бойцами. Многие считали это вредным для своего авторитета и престижа. 
Зато бойцы были другого мнения. Со многими я познакомился поближе именно 
благодаря огневой подготовке. Все они очень интересовались жизнью в Советском 
Союзе, рассказывали о себе, нередко показывали мне свои письма из дому. На 
позициях у меня всегда получались интересные беседы о колхозном строительстве, 
о демократии, об едином фронте и разных вопросах из истории коммунистической 
партии и классовой борьбы.
В конце октября бригаду опять сменили на две недели. С неделю она находились в 
городке Эль Пардо, километрах в десяти севернее Мадрида. Здесь я встретил 
советника четвертого корпуса Петрова (Фердинанда Козовского), с которым был 
знаком по Коммунистическому университету в Москве, где он заведовал кафедрой 
военных наук. В 1923 году правительство Цанкова в Болгарии заочно приговорило