же должности на кораблях франкистского флота. А командир генеральной морской 
базы в Картахене в молодости учился вместе с Франко, и семья его отлично жила 
на территории мятежников. 
Матросы, старшины и большинство офицеров готовы были отдать жизнь за республику.
 Но группа старших офицеров флота внешне вела себя лояльно, а по сути дела 
ненавидела республику и только ждала удобного момента, чтобы предать ее. 
Обо всем этом мы узнали позже, когда стали плавать на кораблях республиканского 
флота. Весной 1938 года, когда наша группа прилетела в Картахену, весь север и 
северо-запад страны уже был в руках мятежников. В районе Кастельон-де-ла-Плана 
на берегу Средиземного моря франкистам удалось вбить клин и захватить часть 
побережья Средиземного моря — от Ля Линии до Альмерии на юге, а весной 1938 
года укрепиться в районе между Сагунто и Таррагоной. 
Но флот республики: два крейсера, бригада экскадренных миноносцев и дивизион 
подводных лодок, — вопреки желаниям старшего офицерского состава, действовал, 
сражался, выполнял различные операции. 
Какой моряк может жить без курева? И в горе и в радости — сигарета верный друг. 
Но табака в республиканской Испании не было, и в морской паек входили 
эрзац-сигареты. Внешне они были сделаны по всем правилам. Аккуратные, красивые 
пачки обернуты в целлофан. Золотые ободки на сигаретах... Но табак! Это было 
крошево из листьев вишни, смешанное с минимальным количеством настоящего табака 
по пропорции: одна лошадь — один рябчик. Курить такие сигареты с непривычки 
было почти невозможно. Но ничего, мы привыкли. 
С едой было не лучше. В офицерском салоне флагманского крейсера «Мигель де 
Сервантес» на белоснежных, туго накрахмаленных скатертях — дорогой фарфор, 
хрусталь, серебро. А на тарелках крошечные ломтики ослиного мяса. Правда, это 
изысканное блюдо имело одно преимущество. Мясо работяги-осла было настолько 
жестко, что добрых полчаса уходило на расправу с крошечным ослиным бифштексом. 
Выручали нас фрукты и прохладное ароматное вино. Уже через несколько дней 
пребывания в Испании мы отставили в сторону стаканы и перешли на «porron». 
Porron — это графин с двумя горлышками, широким, через которое наливается вино, 
и узким — для питья. Не касаясь губ, надо резко наклонить porron и отвести руку.
 В рот льется тонкая золотистая струя. Напился, опустил porron к губам и снова 
резко отвел его в сторону. Весь нехитрый фокус состоит в том, чтобы не 
прикасаться к графину губами и не пролить вино. 
За столом сидят 10—12 человек. И два-три таких кувшина переходят из рук в руки. 
Очень удобная штука. 
Четыре раза в год: в День Советской Армии, к 1 Мая, празднику Октября и под 
Новый год мы получали посылки из Москвы — подарки Ворошилова, так у нас 
именовались эти огромные ящики. Чего только не было в этих ящиках, величиной с 
небольшой стол. Это родина слала весточку издалека. Она словно говорила— вот 
какие отличные умельцы, вот какие мастера-золотые руки живут и трудятся в 
Советской стране. Отведайте их изделия. Отличные копченые колбасы, ароматные 
плавленые сыры, икра кетовая и паюсная, печенье, которое таяло во рту, десятки 
плиток шоколада, дорогие папиросы и душистые пачки табака и, надо быть 
откровенным, по бутылке «Столичной». Что касается «Столичной» и табака, то мы 
обычно производили своеобразный товарообмен. В нашем посольстве и консульстве в 
Барселоне работала группа советских девушек. Табак, а тем более «Столичная» им 
совсем ни к чему. А вот шоколад — дело другое. 
Надо ли говорить, что эти посылки уничтожались коллективно, вместе с испанскими 
друзьями. А разве есть на свете моряки, равнодушные к русской икре и к русской..
. водке? 
Что касается папирос, то им и цены не было. Правда, испанцы, привыкшие к 
сигаретам, поначалу недоумевали — а как, собственно, их курить — и подчас 
вместо мундштука брали в рот табак. «Mucho cartona poco tabaco»[4], — говорили 
они. И даже нашли этому своеобразное объяснение. Дескать, в России очень 
холодно и все носят толстые перчатки. Вот из-за этих перчаток и придуман к 
обыкновенной маленькой сигарете большой картонный мундштук, получилось — 
«папироса русса». 
Цветов, как известно, в Испании много, а вот табака явно не хватало. И на 
концерте или спектакле актерам бросали не цветы, а... сигареты. Это считалось 
высшим шиком, и актеры были чрезвычайно довольны. Ну, а если на сцену летели 
наши папиросы высших сортов, то актеры были в совершеннейшем восторге. И 
сеньорита, лихо отплясывавшая «Кукарачу», на ходу ловила папиросы, посылая в 
обмен воздушный поцелуй. 
Посылка, которой для одного человека хватило бы надолго, при коллективном 
уничтожении исчезала за пару дней, чему мы были чрезвычайно рады. Ведь каждому 
из нас так хотелось сделать что-нибудь приятное для своих испанских друзей.
Самолеты над городом
О своем городе картахенцы говорят: «Горы без леса, море без воды». И 
действительно, питьевую воду привозят за пятьдесят миль, горьковатую, отдающую 
морем. А горы. Какие уж тут горы. Просто выжженные горячим солнцем низкие скалы.
 Голые и бурые, потрескавшиеся от солнца, без малейших признаков растительности.
 
Часто, очень часто я вспоминаю этот город... Узкие, всегда переполненные улочки.
 Гуляют моряки в широченных клешах и лихо заломленных бескозырках. Кричат 
продавцы соленых семечек и апельсинов. Жмется к стене огромная очередь за 
ослиным мясом. 
На многих зданиях стрелки и надписи: «Refugia». К воздушным налетам здесь уже 
привыкли, как привыкли к очередям, к апельсинам вместо мяса, черному 
кофе-суррогату без сахара... как привыкли к войне.