несколько лет, как известно, настоящие итальянцы раз и навсегда свели счет со 
своим «Дуче». Они повесили его вниз головой. Лучшей участи он не заслужил. Но 
во время войны в Испании Муссолини, опьяненный победами в Эфиопии, мнил себя 
достойным потомком великих цезарей, а его стервятники, пользуясь огромным 
превосходством в воздухе, бомбили Барселону, Мадрид, Валенсию, сбрасывали бомбы 
на мирные городки и деревушки, расположенные далеко за линией фронта. 
Когда приближаешься к Барселонскому порту, особенно в ясную солнечную погоду, 
задолго до того, как показываются очертания большого города, уже видна высокая 
колонна, на которой стоит фигура великого мореплавателя и первооткрывателя 
Америки Христофора Колумба. Это он, генуэзский моряк, подарил испанской короне 
Кубу, Гаити, Пуэрто-Рико и многие другие земли Латинской Америки. Великий 
генуэзец стоит с непокрытой головой высоко над городом и смотрит в море. Он 
словно провожает испанские каравеллы бригантины в далекие моря и океаны. Колумб 
ведь не знает, что спустя 82 года после его смерти, в 1588 году, гроза морей 
«Непобедимая Армада», снаряженная Филиппом Вторым Испанским против коварных 
англичан, была рассеяна и разбита свирепым штормом, а еще позже, в начале XIX 
века, английская эскадра Нельсона разбила в бою у Трафальгара соединенную 
франко-испанскую эскадру. Давно уже колонии, открытые и завоеванные отважным 
генуэзцем, отошли от испанской короны. И только чудесное быстрое и певучее 
кастильское наречие в странах Центральной и Южной Америки (за исключением 
Бразилии) напоминает о давно минувшем испанском владычестве. 
А Колумб все стоит над городом, над бухтой и, должно быть, недоумевает: что за 
странные птицы летят к берегам и почему они несут пожары, взрывы, кровь?.. В 
его время воевали честнее. 
Вдвоем с приятелем мы отправились в порт. Мой друг, фоторепортер Марк Ганкин 
бросил свою «лейку» для более важных дел и был назначен адьютантом-переводчиком 
к советнику танковых войск. Нам вскоре предстояло расстаться, неизвестно на 
какой срок, и мы решили эти последние дни провести вместе. 
У портовых причалов было довольно тихо. Стояла подводная лодка республиканского 
флота «С-1» — «Се-уна», как ее называли испанские моряки, да пара старых 
транспортных пароходов. 
Слово «alarma» не употреблялось во время наших «светских» бесед при изучении 
языка. Но мы уже знали, что оно означает — «тревога». 
— Alarma! — закричал черноволосый грузчик в берете и показал на небо. В 
подтверждение его слов тревожно завыли гудки, захлопали невидимые зенитки и 
совсем близко, кажется рядом с нами, разорвалась бомба. За ней другая, третья...
 
Мне довелось участвовать в трех войнах: Испания, Финская кампания 1939—1940 
годов и Великая Отечественная война. Сотни раз я бывал под бомбежками. Но до 
конца привыкнуть к ним так и не мог. Говорят, есть храбрецы, для которых 
очередная бомбежка — просто мелкое неудобство. Что-то вроде дождя. Я почему-то 
не верю им. Это или кретины, или лжецы. Нормальный человек не хочет так просто 
отдавать свою жизнь. Это противоречит человеческой природе. Нормальный человек, 
естественно, боится этой свистящей черной смерти. Не в том ли разница между 
трусостью и мужеством, что трус бежит куда глаза глядят, а храбрый человек 
мобилизует всю свою волю, заставляет себя вести разумно, без паники? Когда 
будет необходимо, он спустится в убежище, канаву, окоп. А когда обстоятельство 
потребует, то будет вести бой с воздушным стервятником. И победит. Потому что 
он преодолел страх, потому что ненависть к врагу сильнее желания спастись любой 
ценой. И он побеждает. Недаром говорят: герой умирает один раз, трус — много 
раз. 
Но эта была ранняя весна 1938 года. И это было наше первое боевое крещение. Мы 
упали на мокрый причал, и казалось, что каждая бомба обязательно угодит в нас. 
Невдалеке было убежище — refugia. 
— Vamos a refugia! Pronto! Pronto![1] — закричали грузчики, и мы побежали в 
убежище. Там было душно, накурено, шумно. Разрывы бомб и треск зениток 
доносились значительно глуше. 
— Пока не будет отбоя, никому не выходить! — крикнул карабинер, стоящий у входа.
 
— Слышь, Семен! Подойдем к дверям. Там просторнее, — предложил Марк. 
Мы подошли к выходу, и не думая покидать «refugia» до отбоя тревоги. Но 
карабинер, стоявший у дверей, иначе понял наше намерение. Он что-то сказал 
офицеру, и тот, радушно улыбнувшись, громко ответил: 
— Это русские волонтеры. Они храбрые парни. Им можно выйти, если они хотят. 
Признаться, нам не очень хотелось выходить. Но мы твердо помнили напутствие 
московского начальства: «Знайте, ребята, вам многое простится, кроме трусости». 
И храбрые советские волонтеры, только накануне прибывшие в Барселону, подняв 
сжатые кулаки: «Salud, camarados!» — вышли из убежища. 
Ох, как нам было страшно. Как не хотелось покидать надежные железобетонные 
стены убежища. Но это был первый экзамен, и его надо было выдержать во что бы 
то ни стало... 
Шесть вражеских самолетов уже в который раз заходили на бомбежку. Позже, уже 
обладая солидной практикой, мы узнали, что если самолет у тебя над головой, то 
бомба упадет намного впереди тебя. Но тогда мы этого еще не знали и были 
уверены, что каждый самолет висит над самой головой и что каждая бомба — наша. 
А летчики, вокруг которых все туже сжималось кольцо разрывов зениток, не 
отличались излишней храбростью. Канальи, они привыкли безнаказанно бомбить 
мирные селения. И уже после первого захода почти все бомбы ложились в бухту. 
Столбы черной вздыбленной воды, дыма, огня взмывали вверх к тихому синему 
южному небу.