Какие-то секунды отделяют нас от гибели. Чувствуется, что старенький, много раз 
побитый корпус вот-вот начнет сдавать. Командир Хуан Гарсиа и второй механик 
Мануэль Гонсалес спокойно и четко отдают приказания. Главное, не поддаваться 
панике. Главное, держаться до конца так, чтобы ни один из матросов не подумал, 
что командир растерялся. 
— Облегчить нос! 
— Есть, облегчить нос! 
— Полный вперед! 
— Есть, полный вперед! 
Лодка заколебалась. Корма упала на 69,5 метра. Потом, словно мяч, подброшенный 
сильной рукой, субмарина рванулась вверх. Мы всплыли, огляделись. 
Раскаленное ядро солнца уже поднялось над морем, и только край его купался в 
прозрачной воде. Дрожащие лучи золота поднимались с моря и, постепенно теряя 
свои очертания, исчезали в воздухе. 
Субмарина была в 15—20 милях от фашистского берега. До ближайшего 
республиканского порта — четыре часа хода. Мы не имели возможности погрузиться 
и представляли отличную мишень для вражеских самолетов, противолодочных катеров,
 миноносцев. Но другого выхода не было. 
Лодка развернулась и легла на курс. Легкое марево тумана висело над морем. Это 
ухудшало видимость и спасало нас. В Картахене, куда мы благополучно пришли 
через несколько часов, установили причину аварии. В канале киля при ремонте 
были оставлены куски резины, обтирки. Все это засорило клапаны кингстонов. 
Как выяснилось через несколько дней, это был вредительский акт, рассчитанный на 
гибель лодки и экипажа.
Пароход идет в Валенсию
Это был старый, видавший виды грузовой пароход. Надписи на корме и носу были 
замазаны. Фабричная марка на палубе отсутствовала. Пароход шел под английским 
флагом из Северной Франции в Валенсию с грузом продовольствия и медикаментов 
для Испанской республики. 
Его зафрахтовали и погрузили на деньги трудящихся Англии, Франции, Америки. 
Пенсы и сантимы, возможно оставленные на лишнюю кружку пива, на булочку с 
черным кофе, пошли на масло для испанских детей, муку для бойцов, бинты для 
раненых. 
Судно находилось в пути четвертые сутки. Удачно используя шторм, оно темной 
ночью проскочило Гибралтар и вошло в Средиземное море. В бинокль был уже виден 
входной маяк порта Валенсия. Команда окатывала палубу и вооружала стрелы 
лебедок. К выгрузке надо было приступить немедленно. 
Справа по носу показался дымок. Неизвестный корабль шел на сближение. По 
скорости хода без труда можно было определить, что это миноносец. 
Через несколько минут на фок-мачте миноносца поднялся сигнал: «Предлагаю 
застопорить машины!» Пароход, не подняв в ответ обычного в таких случаях: «Ясно 
вижу», продолжал путь, безуспешно стараясь выжать лишнюю милю из старых, 
изношенных котлов. 
Военный корабль дал предупредительный залп. В течение нескольких минут догнал 
пароход и, почти в упор наведя орудия, вторично приказал остановиться. 
С миноносца спустили катер. В него прыгнуло несколько человек. Катер подошел к 
пароходу. По штормтрапу на борт поднялось пять человек: один офицер и четыре 
сержанта. 
— Чей пароход? 
— Испанский. 
— Значит, наш. 
— Наоборот, сеньор, — вежливо ответил капитан. — Пароход приписан к 
Барселонскому порту и плавает под республиканским флагом. Английский флаг у нас 
временно. Просто, чтобы не беспокоить ваши корабли. А вы, — продолжал капитан, 
— насколько я понимаю, служите за границей, в Италии. У вас и корабль 
итальянский, только название испанское. 
Офицер, с нетерпением выслушав эту тираду, с плохо скрытой злостью ответил: 
— Вы, мой капитан, отличный агитатор. Смею уверить, что на Мальорке у вас будет 
достаточно времени для разговоров на эту тему. Аудитория обеспечена. В камерах 
есть ваши друзья. А сейчас, — голос его сорвался на крик, — открывайте трюмы. 
Проверим груз. И прикажите приготовится к приему буксира с миноносца. Пойдете с 
нами. 
Спутники офицера не зевали. Брезенты, покрывавшие трюмы, уже валялись на палубе.
 Матросы снимали лючины, мрачно поглядывая на два ручных пулемета. Миноносец 
подошел ближе. Видна была суетня на полуюте. Там разматывали бунты толстого 
троса. 
Вдруг офицер, тот, что кричал на капитана, вздрогнул, поднял голову и, приложив 
руку к козырьку форменной, расшитой золотыми галунами фуражки, поглядел вверх. 
Тонким, подобно комариному жужжанию, фальцетом где-то вдалеке пели моторы. 
Из-за солнца в чистом голубом небе показались пять точек. С каждым мгновением 
они увеличивались в объеме. Все сильнее ревели моторы. Самолеты резко шли на 
снижение. Сверкающими на солнце гигантскими вентиляторами вертелись пропеллеры. 
Головная машина развернулась и, словно задержавшись на мгновение над миноносцем,
 сбросила первую бомбу. За ней сбросили бомбы и остальные самолеты. 
Две или три бомбы легли по корме миноносца. В течение нескольких секунд столбы 
воды, огня и дыма закрыли корабль. Миноносец резко свернул влево и самым полным 
стал удаляться от парохода. Длинные полосы бурлящей воды рвались от форштевня в 
стороны. Густой черный дым повалил из обеих труб... Миноносец убегал по меньшей 
мере тридцатиузловым ходом. 
Секунды решили дело. Первые взрывы бомб заставили лечь на палубу фашистского