|
ядело так, как будто его
взрыхлили каким-то фантастическим плугом, а разрушенные ангары исчезли под
завалами металла и резины. И еще… я не могу без смеха вспоминать, как
превратился в месиво целый арсенал бутылок сливового бренди, который мы так
тщательно сложили для перевозки из Бад-Цвишенана, а под ними уместили пакеты с
сахарином, предназначавшиеся для нашего доброго друга Валентина.
Глава 14
РУТИННАЯ РАБОТА
Поезд из Кенигсберга в Йесау грохотал по рельсам, и окружающий пейзаж был уже
знаком мне до такой степени, что я даже не удосужился взглянуть по сторонам. И
лишь краем глаза я увидел ремонтный ангар и добрую дюжину новеньких «Ме-163В»,
сверкающих новой окраской, отчего мое настроение немного улучшилось. На поле
Карл Вой появился, выйдя из-за крыла истребителя и улыбаясь во весь рот. Мы
пожали друг другу руки, и он сказал:
– Я очень рад, что ты здесь, Мано. Мы уже просто больше не могли справляться
здесь самостоятельно. А где Нелте?
– Приезжает следующим поездом из Кенигсберга, – ответил я. – У него там живет
девушка.
Вой улыбнулся, а затем сказал серьезно:
– Хорошенько подготовься к тому, чтобы испытать шок, Мано. Аэродром здесь
ничего, но поверхность неровная. Поле такое же грубое, как картофельное, и
слишком короткое.
– Нет нужды рассказывать мне об этом чертовом поле, Карл! Я произвел отсюда
несколько взлетов и посадок на «Bf-109» и отлично представляю, что это за
помойка. Если удачно затормозишь, то, может, и остановишься в пятидесяти метрах
от забора.
– Тогда тебе нужно знать, что в сырую погоду мы считаем за счастье, если
получится остановить машину в двадцати, нет, даже в десяти метрах от этого
чертова забора. Так что не все так плохо, когда сухо. Тогда мы хотя бы имеем
резерв в двести метров. А когда дождь, то лучше приземляться в начале аэродрома,
а не то есть риск, что планки от забора окажутся на твоем воротничке.
Я скептически посмотрел на забор, который тянулся почти до самой взлетной
полосы. Он был очень высоким, выше, чем на всех остальных аэродромах, и
постоянно являлся объектом для недовольства тех, кому не посчастливилось
взлетать с этого аэродрома. Позади забора была перепаханная ухабистая земля,
напоминающая карьер, появившийся, в этом не было сомнений, в результате
столкновения самолета с этой самой изгородью.
– Пойдем на взлетную полосу, – предложил Вой. – Першелл как раз готовится к
взлету, и ты можешь увидеть своими глазами, как все происходит.
Пока «Bf-110» готовился к старту, мы прогуливались в нескольких сотнях метров,
отделявших нас от точки взлета, и я рассказывал Вою о трагическом конце
Бад-Цвишенана. Франц Першелл стоял возле «кометы», наблюдая, как мы
приближаемся. Першелл мне нравился. Он был одним из тех лишенных бурного
воображения парней, которые редко сожалеют о содеянном и берутся за любую самую
опасную работу без лишней суеты и шума. Он летал с таким же спокойствием и
самоуверенностью, как пекарь засовывает булки в печь. Еще в Бад-Цвишенане
«комета» в руках Першелла казалась упрямым ягненком. Затем двигатели «Bf-110»
зашумели, и Франц был готов к полету. Стальной буксир был прицеплен, и, помахав
нам из кабины, он дал сигнал пилоту «Bf-110». Самолеты начали движение.
То, что произошло в следующие две минуты, стало полной неожиданностью. Был
абсолютно тихий безветренный день, и «комета» двигалась нормально. Самолет
долго не взлетал, продолжая скользить по траве, и в какой-то момент показалось,
что стальной трос упрямо притягивает его, не отпуская. Почти достигнув конца
поля, «комета» резко оттолкнулась, но казалось, Першеллу непросто дается
набрать высоту. Десять… пятнадцать… двадцать метров. «Комета» как-то опасно
покачивалась на тросе, а затем все же немного поднялась вверх и послед
|
|