|
добавил:
– Вы знаете конечно же, что в Йесау далеко не идеальный аэродром. Он всего лишь
девятьсот метров в длину. Сейчас мы, как никогда, нуждаемся в новых «кометах»,
а Вой и Першелл не смогут вдвоем справиться с задачей. Но в любом случае ваше
назначение – это приказ, Зиглер, и я думаю, вам не нужно объяснять, что это
значит.
Он помолчал, а потом продолжил:
– Кроме того, это временное назначение, и я верю, что очень скоро вы будете
переведены в эскадрилью. В любом случае мы переезжаем в Брандис через несколько
дней.
Я уверен, что он улыбался с сарказмом, когда мы прощались.
В абсолютно подавленном настроении я бесцельно плелся по аэродрому и обнаружил
себя, к своему удивлению, в восточной части поля, где проводились наши
тренировочные полеты. Стоя там, вспомнил мой первый старт, именно с этого места,
и ощущение, не поддающееся описанию, страха и тревоги. Чувство, когда
захватывало дух от осознания высоты и ничего нельзя было поделать с этим, снова
вернулось ко мне. Теперь все месяцы обучения здесь стали казаться зря
проведенными, а приложенные усилия потраченными впустую. Я чувствовал себя
таким же никчемным и бесполезным, как сгоревшая спичка.
Я пошел дальше и приблизился к радиорубке, на которой виднелись следы от пуль,
оставленные вражескими «мустангами», а за ней стоял ангар, где проводились
испытания двигателей истребителей, в котором и сейчас стоял страшный грохот. И
было трудно поверить, что через несколько дней этот ангар, куда мы так часто
любили заходить, будет стоять молчаливый и пустой. А что будет со мной? Йесау
находится в Восточной Пруссии недалеко от Кенигсберга. Сейчас эта территория
была в безопасности для любого, кому это было нужно. Далеко от линии фронта,
нет воздушных рейдов, одним словом, настоящий курорт! Летать день за днем на
новом истребителе без оружия и каждый вечер играть в карты вместе с Карлом Воем,
Францем Першеллом и Нелте совершенно непонятно для чего! Я знал это чертово
место очень хорошо, так как в течение нескольких месяцев перегонял оттуда
«Bf-110» в Финляндию. Йесау! У черта на куличках!
Поехать в Йесау, чтобы умереть там от скуки! Да, было очевидно, что на мою долю
выпадет самая тяжелая работа. Ведь здесь испытывали «кометы», а я должен был
использовать свои самые лучшие навыки.
В этот момент раскаленный добела выхлоп самолета резко вылетел из отверстия в
стене ангара, с шипением обжигая траву и издавая пронзительный звук в сумерках.
Я стоял в сотне метров, и вырвавшееся пламя полетело прямо на меня. Жаркое
дыхание двигателя обдало меня, и сильная горячая волна толкнула меня в грудь,
заставив дрожать, как лист на ветру. Затем последовал ужасающий треск, огонь
прекратился, жар поутих, и все стихло в один момент. Мой гнев испарился вместе
с последней каплей топлива в двигателе, и я в один момент примирился со своим
переводом.
Направляясь к себе, я вспомнил, что должен сделать что-то важное перед своим
отъездом из Бад-Цвишенана – а именно оставалось еще почти восемьдесят литров
сливового бренди, которое мы аккуратно транспортировали из Бользена в огромной
стеклянной бутыли, упакованным для надежности в плетеную корзину. Мы хранили
бутыль в погребе дома Ханны, который я незамедлительно отремонтировал для этой
цели. Ханна согласилась помочь мне, и мы наполняли бутылку за бутылкой из
чудовищных размеров емкости до тех пор, пока винные пары не дали свой результат.
Очень скоро мы смеялись и шутили, как будто выпили не один стакан. Когда мы
справились со своей задачей, я подарил бутылку бренди Ханне и отправился к
Хильде и Гельмуту Дикерхоф поделиться своими новостями. Они так искренне
расстроились, будто я был их родной сын. Гельмут поспешил в погреб, достал
бутылку, как всегда, превосходного вина, и несколько часов мы разговаривали о
пережитом вместе.
Ранним утром следующего дня, составом сразу из нескольких человек, мы
отправились в погреб Ханны и, прихватив вина побольше, отметили наш отъезд. В
десять часов раздался гул сирены. Мы вприпрыжку помчались с поля и укрылись на
другом берегу озера. А затем появились они – бесчисленные черные точки,
оставляющие на небе знакомые следы. Множество бомб посыпалось вниз со свистом,
и аэродром исчез, на глазах превратившись в руины, земля дрожала, и огромные
фонтаны грязи летели в небо. Наш аэродром был стерт с лица земли, и рев моторов
постепенно удалялся. А нам оставалось лишь созерцать наступившее опустошение.
Вырванные с корнем деревья валялись, словно пьяные; у тех, которым повезло
больше, просто облетели листья и ветки. Все поле выг
|
|