виляя, пока, наконец, не ударился о землю, закружившись, как волчок. Тело 
вылетело из истребителя, и в ту же минуту появилось белое облако дыма, за 
которым показались огненные языки пламени.

Я не мог найти грузовик, чтобы добраться до места аварии, но пожарные расчеты 
уже приблизились к самолету Олейника и тушили пожар, а врачи кареты «Скорой 
помощи», мгновенно прибывшие на помощь Олейнику, уже аккуратно перекладывали 
его на носилки, чтобы отнести в машину. «Черт! – подумал я. – Какая ужасная 
судьба!»

Олейник был высококвалифицированным пилотом, имевшим не одну награду, да и 
просто отличным товарищем, и вот теперь он попал в ловушку, устроенную коварной 
машиной, а ведь еще мог жить да жить и совершить много славных подвигов!

Я сидел в штабе аэродрома, впав в отчаяние и депрессию, беспрерывно курил и 
ждал телефонного звонка, одновременно боясь услышать его. Наконец, он раздался, 
и кто-то другой схватил трубку. Через мгновение, отсоединившись, он произнес:

– Ему повезло! Перелом позвоночника. Ничего опасного!

Да, в этом случае это было правдой. Если вы всего-навсего сломали позвоночник, 
то можете считаться счастливым.

По возвращении в Бад-Цвишенан я все перевернул в баре и достал припрятанную 
бутылку бренди. Налив Фритцу, Герберту и себе, мы подняли тост: «За скорейшее 
выздоровление Олейника!»

Ханс Ботт и Франц Медикус присоединились к нашей компании, Ханс – для того 
чтобы выпить бренди, а Франц – чтобы поговорить. Ханс был одним из самых 
спокойных ребят в нашем командовании, тихий парень, любящий порядок и точность 
во всем. Я уверен, что он был первым, кто сделал «мертвую петлю» на «комете», 
по крайней мере в Бад-Цвишенане, но ему не везло в личной жизни, так как его 
любимая девушка находилась очень далеко, и бренди мог хоть немного утешить его. 
Франц всегда подходил к полетам с большим энтузиазмом, и для него ничего важнее 
в жизни не существовало, чем самолеты и семья.

Мелстрох и Глогнер сидели б углу и играли в карты – Йепп, как всегда, жульничал 
и рьяно протестовал, когда его уличали, а Нелте и Ольтжен играли в шашки. 
Остальные ребята – их осталось не так много после формирования эскадрилий в 
Венло и Виттмундхафене, – воспользовавшись свободным временем, писали письма. 
Ханс Ботт уже собрал свой чемодан, чтобы отправиться в Берлин к руководству.

– Ты можешь полететь со мной завтра, Ханс! В «Me-108» как раз есть свободное 
место. Почему бы тебе не спросить разрешения у старшего? – предложил Герберт.

– Какого черта тебе делать в Берлине? – недовольно проворчал Фритц, завидуя, 
что летит Герберт, а не он сам.

– Я должен попасть к командованию, это приказ.

– Ну, так скажи им заодно, чтобы они вернули нам обратно Шпёте!






Рис. 13. «Me-108» – «тайфун»



И в том же духе продолжался разговор ни о чем. Мы были уставшие и измученные. 
Скоро мы допили бренди и вместе с Фритцем и Гербертом сели на мой мотоцикл и 
поехали в Бад-Цвишенан, где располагались наши квартиры. Перед тем как 
разойтись, мы еще немного поболтали.

– Если у тебя будет возможность завтра, спроси инспектора истребительной 
авиации по поводу перевода Шпёте, а, Герберт? Может, он снова переведет его к 
нам? Сейчас он нам нужен, как никогда, тем более, когда Пиц и Олейник лежат в 
госпитале, и, похоже, их лечение затянется на месяцы.

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал Герберт, – если старший уделит мне 
немного времени.

Я закатил мотоцикл в маленький курятник рядом с домом Дикерхофа, где я жил 
сейчас, и бесшумно поднялся по лестнице в свою комнату.

Безжалостный звон будильника поднял меня в шесть часов следующего утра – ка