«цыганофобии», так же как и корни антисемитизма, уходит далеко в глубь веков. В 
принципе можно смело утверждать, что отношение к цыганам как к «бичу Божьему» 
уже вполне сложилось в Европе к началу эпохи Крестовых походов. И присуще оно 
было большинству европейских народов. Начать с того, что цыгане были язычниками,
 а значит – уже чужаками по определению. Быть иноверцем-язычником в 
христианском мире Средневековья было опасно. Едва ли в меньшей степени, чем 
быть еретиком. Католическая церковь, стремясь упрочить свое влияние, 
действовала в ту пору по очень простому принципу: подмять все, что можно, а что 
нельзя – уничтожить. Ненависть к язычникам вкладывалась в воспитание любого 
приверженца христианства, сквозила в проповедях. Вполне понятно, что со 
временем она вошла в народную культуру. Не прямо, скорее – косвенно, в виде 
ксенофобии, подозрительности к чужакам, боязни их странных обычаев и ритуалов. 
В чем только не подозревали и не обвиняли цыган за всю историю пребывания их 
народа в Европе! Впрочем, признаем, что некоторые из этих подозрений и 
обвинений – например, в краже детей – имеют под собой некоторые основания.
Собственно, поэтому мы и можем говорить о том, что «цыганофобия» не была 
свойственна одной только лишь немецкой культуре. Такое отношение к цыганам было 
присуще народной культуре большинства европейских наций. В принципе прежде чем 
обвинять немцев в этом проявлении национализма, попробуйте проанализировать 
ваши собственные чувства, когда в общественный транспорт заходит толпа цыганок. 
Другое дело, что только национал-социалистам могла прийти в голову идея полной 
ликвидации того или иного народа. Этот план они попытались распространить и на 
цыган.
Впрочем, как и репрессии в отношении евреев, репрессии в отношении цыган не 
были достоянием широкой публики. Правда, любой желающий мог ознакомиться с 
вышедшим 8 декабря 1938 года указом «О преодолении цыганского бедствия», однако 
специальное указание, выпущенное в сентябре 1939-го, согласно которому 
следовало приступить к уничтожению цыган, не было известно рядовому обывателю. 
Правители Третьего рейха справедливо полагали, что «многие знания – многие 
печали», и оттого вовсе не горели желанием посвящать своих подданных в такие 
планы. Кампания против цыган достигла пика своего развития в годы войны. Народ, 
озабоченный в большей степени событиями на фронтах, просто не обращал внимания 
на постепенное исчезновение чужаков. К тому же – попробуй уследи, куда они 
делись: сегодня табор здесь, а завтра – совсем в другом месте. Цыгане не были 
такой органичной частью социума, как евреи. Если представителей еврейского 
народа, элементы еврейской культуры национал-социалистам приходилось вырывать 
из общества с кровью, как в прямом, так и в переносном смысле, то цыгане были 
этому обществу чужды, и национал-социалисты не нуждались в каких-либо особенных 
обоснованиях уничтожения цыганского народа. Однако вскоре это начавшееся было 
истребление прекратилось: вожди Третьего рейха вдруг обнаружили, что бродяги и 
конокрады являются большими арийцами по крови, чем они сами. Поэтому их 
ликвидация была свернута и о наличии цыган в империи как будто забыли. Их не 
упоминала пропаганда, о них не писали в газетах. Ощущение такое, что этот народ 
просто исчез с немецкой земли. Между тем все просто вернулось на круги своя. А 
руководство рейха отложило решение цыганского вопроса «на после войны». И даже 
народная неприязнь и «цыганофобия» как-то сошли на нет. Парадоксально, не 
правда ли? Собственно, в этом и заключается основная причина того, что о 
геноциде евреев мы знаем очень хорошо, а об уничтожении цыган – почти ничего. 
Собирался ли Генрих Гиммлер нордифицировать их, или же так-таки судьбой этого 
народа должно было стать уничтожение, – дело темное. Сегодня уже и не 
разберешься.
В том, что касается антиславизма – концы найти гораздо легче. Во-первых, мы 
смело можем снова вспомнить австрийское влияние. И это не будет пустой 
отговоркой. В опасливом, враждебном и в то же время высокомерно-презрительном 
отношении к представителям славянских народов австрийский след чувствуется 
весьма отчетливо. Достаточно обратиться хотя бы все к той же «Моей борьбе» – и 
это станет ясно как день. На протяжении всей первой части своей книги Гитлер 
честит славян на все корки, называя их стремление к равноправию с немцами 
главной причиной распада Австрии. Для него вполне обычны пассажи типа 
следующего: «На севере и на юге чуженациональный яд разъедал тело нашей 
народности, и даже сама Вена на наших глазах все больше превращалась в город 
отнюдь не немецкий». Ну и далее в том же духе. Удивительно было бы, если бы 
взгляды Адольфа Гитлера – типичного человека толпы – были уникальными и не 
разделялись бы определенным числом националистов австрийского и немецкого 
происхождения.
Но объяснять все только внешними влияниями было бы глупо. Потому что второе 
объяснение – сугубо германского происхождения, и имя ему – военная пропаганда. 
В период подготовки к Первой мировой, да и в ходе ее, государственная 
пропагандистская машина Германской империи работала на полную мощность, 
создавая соответствующий образ врага на востоке. И, надо сказать, она в этом 
более чем преуспела. «Рывок на Восток» – пресловутый «дранг нах Остен» – 
получил настолько мощную идеологическую базу, что она пережила и поражение в 
войне, и революцию, и многочисленные кризисы. Гитлеру не пришлось создавать 
ничего нового, достаточно было взять то, что лежало на поверхности, отряхнуть 
пыль – и использовать: массовое сознание было подготовлено к любым агрессивным 
действиям на востоке. Славяне воспринимались как самой природой или Богом 
созданные и запрограммированные сервы, призванные служить народу господ – 
немцам. При этом, разумеется, рядовые немцы, законопослушные бюргеры, не видели 
никакой необходимости в уничтожении славян, их геноциде. К чему? Они мечтали о 
земле, о возможности стать обладателями тучных пашен черноземья, владельцами