Сергей Кормилицын 
Орден СС. Иезуиты империи. О чем не принято говорить 
От автора, или Для чего и зачем эта книга 
Начиная больше полутора десятков лет назад заниматься историей Германии, я не 
мог даже представить себе, что когда-нибудь обращусь к теме «охранных 
отрядов»[1] НСДАП. Уж больно эта тема, с одной стороны, неприятная и скользкая, 
а с другой – «истоптанная» журналистами и пропагандистами от истории, авторами 
низкопробной беллетристики.
Неприятная – потому что тут опасно высказывать собственное мнение, если оно 
хоть чуть-чуть выходит за рамки сложившегося канона. Шаг влево, шаг вправо – и 
ты автоматически оказываешься ревизионистом, оскорбляющим своей писаниной 
память предков, пытающимся оправдать убийц, ставящим под сомнение факт 
холокоста. По нынешним временам, когда даже в здоровом стремлении народа 
сохранить свою культуру принято видеть проявление национализма, а историка, 
стремящегося выяснить, где заканчиваются пропагандистские измышления и 
начинается истина, приравнивают к скинхедам, такое обвинение опасно 
по-настоящему. Буквально губительно для научной репутации. «Полезнее для 
здоровья» обойти эту запретную зону стороной.
Тема «истоптанная», потому что только ленивый автор книжек в бумажных обложках 
не использовал «нацистские мотивы». Даже такие классики «пугалочек», как Дин 
Кунц и Стивен Кинг, не удержались от подобного рода спекуляций. Что уж тут 
говорить об отечественных авторах?!
Но тем не менее обратиться к этой теме пришлось.
В первую очередь потому, что, как выяснилось, об СС неизвестно практически 
ничего. Нет, есть, конечно, целый набор пропагандистских штампов, которые 
используют все, кому только не лень: черные мундиры, кожаные плащи, возрождение 
язычества и руническая символика, концлагеря и путешествия в Тибет. Все, 
кажется? А, нет, еще, разумеется, сатанизм, гомосексуализм и бесчеловечные 
опыты на людях. Вы уверены, что этих знаний об СС хватит, чтобы понять, чем 
занималась эта организация? Вот и мне так не кажется. А между тем понять, что 
же это был за враг, которого с таким трудом победили наши деды и прадеды, было 
бы как минимум полезно.
Во-вторых, как-то так получилось, что «эсэсовский след» попадался мне буквально 
повсюду, какой бы темой в истории Третьего рейха – пусть даже совершенно 
безобидной, как, скажем, коневодство, ремесла, воспитание детей-сирот, 
стихосложение, – ни приводилось мне интересоваться. Пресловутые черные мундиры 
мелькали буквально повсюду. Оказалось, что охранные отряды – структура куда 
более сложная, чем принято думать, структура, пронизывающая практически все 
государство национал-социалистов, – так что впору говорить не о Германии 
Гитлера, а о Германии СС. Поэтому слишком велико оказалось искушение потянуть 
за ниточку и хотя бы слегка размотать клубок компетенций, посмотреть, чем 
занимались черномундирники кроме своих, так сказать, непосредственных функций.
В-третьих, есть вопрос, без ответа на который и думать нечего понять историю 
минувшего столетия: почему немцы так легко подчинились новой идеологии, разом, 
казалось бы, сменили не только мировоззрение, но и мораль – и почему, стоило 
режиму Гитлера пасть, они легко вернулись к предыдущему состоянию? Ответив на 
этот вопрос, можно отчасти понять и собственную историю, попробовать отыскать 
корни революционного безумия, охватившего некогда нашу собственную страну. 
Впрочем, это уже вторично. Важнее понять, какие рычаги влияния использовали 
гитлеровские идеологи. Почему у них так легко получалось манипулировать нацией? 
Потому что предупрежден – значит, вооружен. Ибо старые, но действенные методы 
используются снова и снова. Понимание сути этих процессов важнее даже понимания 
политических, дипломатических, экономических «раскладов» эпохи.
Наконец, есть еще одна причина, по которой мне захотелось свести воедино всю 
информацию о Черном ордене, попытаться систематизировать обрывочные сведения, 
понять, что же это была за организация. Дело в том, что все таинственное, 
запретное, неизвестное принято окружать легендами. Либо романтическими, либо 
страшными. За минувшие со времен войны десятилетия отечественные и западные 
пропагандисты наворотили вокруг СС огромное число страшных легенд. Настолько 
основательных, что молодое поколение, вообще нервно реагирующее на навязчивую 
пропаганду, замучила «отдача»: охранные отряды стали романтизировать. При этом 
вера молодых в самые бульварные версии столь же свята и непоколебима, как вера 
старших в мифы, созданные военными пропагандистами. Ситуация, согласитесь, 
идиотическая, с какой стороны ни посмотри.
А значит, настала пора серьезно и взвешенно, без лишних эмоций, сказать правду. 
Разложить по полочкам все, что мы действительно знаем, а мифы и выдумки 
отправить на свалку истории.
Не торопитесь возмущаться, никто никого не спешит оправдывать. Просто попробуем 
разобраться. Вместе. Вы, я надеюсь, не против?
С уважением,
Сергей Кормилицын
Введение, или Для чего обо всем этом нужно говорить и нужно ли вообще 
Муж неразумный
Все знает на свете,
В углу своем сидя,
Но не найдет он
Достойных ответов
В дельной беседе.
«Речи Высокого»
Эта книга ни в коем случае не является попыткой кого бы то ни было оправдать и 
обелить. Это – ни в коем случае не результат стремления к пересмотру истории. 
Напротив, задача ее – расставить точки над «i». Выяснить, с кем все-таки 
воевали наши отцы и деды?
Если враг был столь ничтожен, как он выглядит на карикатурах времен Великой 
Отечественной, – то отчего так сложно было переломить ход войны, почему победа 
потребовала таких колоссальных человеческих потерь, далась такой дорогой ценой?
Если он был, напротив, действительно силен, в чем заключалась его слабость, 
позволившая взять над ним верх?
Если все без исключения солдаты германской армии были такими зверями и 
выродками, какими их принято изображать, то откуда взялось такое количество 
зверей и выродков? Как целая нация успела в считанные годы превратиться в 
скопище моральных уродов, находивших, судя по описаниям, удовольствие в 
изощренном садизме и публичных казнях?
Но если – опять-таки – все они ни в чем не были виноваты, как подчас хочется 
изобразить некоторым авторам, что делать с документальными свидетельствами, 
мемуарами, описаниями реальных событий, не укладывающихся ни в какие рамки 
морали и здравого смысла?
Наконец, если речь идет о том, что реально виновны не все, а лишь некоторые, 
давайте укажем на них, если не поименно, то хотя бы в общем. И уясним для себя, 
чем они отличались от всех прочих. Почему их понятия о морали, представления о 
том, что дозволено, а что является преступлением, отличались от принятых 
остальными, то есть подавляющим большинством людей?
Говоря проще, главная цель этой книги – прекратить войну. Ту войну, что по сей 
день продолжается в наших умах. Если посмотреть здраво, нам нечего больше 
делить с немецким народом: те, что были реальными виновниками Второй мировой, 
уже давно в могиле, равно как и те, на чьей совести большинство преступлений, в 
ходе войны совершенных. Нынешние немцы не могут и не должны быть в ответе за то,
 что происходило два поколения назад.
Другая цель, не менее важная – непредвзято рассмотреть опыт Третьего рейха. 
Далеко не все созданное в гитлеровской Германии плохо по определению. 
Использовать опыт врага, захваченное в бою оружие никогда не считалось зазорным,
 так отчего бы не исследовать наследство национал-социалистического режима? 
Германские идеологи и вожди государства преследовали не только разрушительные 
цели: во многом они работали на созидание. И их наработки не являются для нас 
настолько уж чуждыми: СССР и Третий рейх были весьма сходны между собой, так 
что многие вещи, которые недоступны пониманию подданных западных демократий, не 
имевших столь недавнего тоталитарного опыта, для нас более чем понятны.
Другое дело, что большая часть планов реформирования общества не была 
реализована по той или иной причине: на что-то просто не хватило времени, 
другое оказалось слишком сложноосуществимым. Но рациональное зерно, 
присутствующее во многих действиях руководителей Третьего рейха, достойно того, 
чтобы его выделили и как минимум приняли к сведению. По крайней мере в том, что 
касается поддержания национальной идентичности, защиты народной культуры, 
предотвращения вымирания народа. Следует обратить внимание и на разрушительные 
компоненты, локализовать их, но уже не для применения на практике, а с тем, 
чтобы, напротив, их применения не допустить. До тех же пор, пока наследство 
Третьего рейха остается, так сказать, неразобранным, лежит неопрятной грудой в 
самой дальней кладовке, остается опасность, что оно попадет совсем не в те руки.
 А в этом случае оно может быть реально употреблено во зло. Отрицать 
необходимость этой работы – значит, уподобляться «мужу неразумному» из 
приведенного эпиграфа.
Итак, попробуем разложить все по полочкам. Хотя бы то, что лежит на поверхности,
 делая содержимое кладовой особенно пугающим и отталкивающим. То, о чем мы 
всегда опасались спрашивать.
Мораль, аморальность или антимораль, или Для начала о гансах, фрицах и немцах 
вообще 
Мараль, конешно, – это хорошо, кто спорит.
Но хорошо-то хорошо, да ничего хорошего.
Окромя марали, еще много чего в жизни есть.
Как посмотреть.
Татьяна Толстая. «Кысь»
Изображать противника – настоящее искусство. Главное тут – не перейти 
определенную грань, не сделать образ врага слишком мрачным или слишком 
юмористичным. В первом случае он может оказаться пугающим, во втором, напротив, 
вовсе не будет внушать опасения и ненависти. Деятельность пропагандиста в этом 
смысле подобна балансированию на лезвии бритвы: любое чрезмерное смещение 
акцентов может привести к последствиям, мягко говоря, нежелательным.
Советская пропаганда в таких «танцах на волосяном мосту», между правдой и 
вымыслом, преуспела чрезвычайно. Для того чтобы убедиться в этом, стоит лишь 
перелистать наши газеты времен войны. Искусность изображения «фрицев» просто 
поражает. Образ врага вызывает одновременно презрение и искреннюю ненависть. 
Классический «фриц» со страниц газеты «Правда» – безжалостный зверь и палач и 
одновременно персонаж откровенно придурковатый и незадачливый. Естественно, что 
о наличии у «фрицев» какой бы то ни было морали и нравственности и речи быть не 
могло: что за мораль у убийц и грабителей? Создателям такого образа врага было 
на руку и то, что к немцам в России всегда относились весьма настороженно, 
подозревая их в разного рода тайных злоумышлениях и извращениях, но при этом 
ничего толком о них не знали. Поэтому даже совершенно фантастичные утверждения 
относительно морального облика врага воспринимались вполне естественно и не 
вызывали внутреннего протеста. Например – заявление о том, что каждый немецкий 
солдат носит в кармане специально составленное и изданное по заказу 
генерального штаба пособие «Как изнасиловать женщину». Или обвинение немцев в 
изготовлении глицерина и мыла из тел узников концлагерей.
Этот пропагандистский миф, до сих пор бытующий в народных представлениях о 
зверствах нацистского режима, был на самом деле запущен задолго до того, как 
впервые прозвучало это название «национал-социализм». Его авторы – английские 
армейские пропагандисты времен Первой мировой войны. Показательно, что по 
завершении боевых действий Англия публично принесла Германии извинение за 
использование такого рода сюжетов в военной пропаганде, но миф оказался куда 
более живучим, чем считали его создатели, – он продолжает существовать по сей 
день.
Или, наконец, гомосексуализм в немецкой армии и войсках СС – излюбленный сюжет 
нынешних желтых журналистов. Надо сказать, что такой прием уже был испытан не 
раз: чего стоит, скажем, вызвавшее некогда погромы и убийства утверждение, что 
евреи замешивают мацу на крови христианских младенцев! Аморальность противника 
была и остается одним из пропагандистских козырей: обвиняя противника во всех 
смертных грехах, изображая его безнравственным, легче манипулировать 
общественным сознанием.
Разумеется, никто не пытается причислять солдат оккупационной армии к 
ангельскому чину: любая война расшатывает моральные устои, стирает тонкий налет 
цивилизованности, выхолащивает нравственность. Таково уж главное свойство 
излюбленного человечеством средства разрешения конфликтов. Однако, говоря о 
немцах – точнее, о немецких солдатах, тех представителях германского народа, по 
которым наши отцы и деды судили о нации в целом, – невозможно да и 
несправедливо обойтись максималистскими ярлычками. Все было намного сложнее, 
чем мы, приученные к одной-единственной на всех точке зрения, привыкли думать.
Во-первых, речь идет о громадной массе людей. Не биороботов, склепанных на 
заводе по единой схеме, не марионеток, послушно марширующих под звуки маршей, а 
живых людей. Разных по рождению, воспитанию, личным качествам. Среди них были 
прирожденные солдаты и вынужденные участвовать в войне интеллигенты, практичные 
крестьяне, которым не в диковинку кровь и не в новинку тяжелая работа, – и 
горожане, дети декадентских двадцатых годов. Среди них были тупые исполнители и 
мечтатели, хладнокровные убийцы и благороднейшие люди. Они не были единым 
конгломератом, лишенным эмоций. Напротив, каждый из них, даже оглушенный своей 
собственной пропагандой и искусно встроенными в мировоззрение императивами, 
оставался личностью – цельной и самостоятельной. Посему судить всех скопом, 
выносить суждение разом обо всех, кто находился по ту сторону фронта, по 
меньшей мере глупо и, что называется, не по-божески.
Иными словами, как писал Гвидо Кнопп, «организация СС стала зеркальным 
отражением немецкого общества. Подавляющее большинство его граждан были 
„абсолютно нормальными людьми“, которые в совершенно ненормальных условиях 
становились преступниками. /…/ Из тех, кто стал преступником, далеко не все 
осознавали, что творят зло».[2]
Не стоит забывать и о том, что процент благородных людей и мерзавцев, или, 
пользуясь библейской терминологией, агнцев и козлищ (сиречь крайних проявлений 
человеческой натуры), в обществе сравнительно невелик. Гораздо больше как среди 
нас, так и среди немцев 1930-1940-х годов людей средних, в которых поровну от 
ангела и от зверя. Оглянитесь вокруг – да что там, просто взгляните в зеркало – 
и вы поймете, что это утверждение более чем справедливо. Средневековая притча о 
светлом и темном ангелах, сопровождающих человека всю жизнь и нашептывающих ему 
добрые или злые помыслы, не так уж и неверна. Среди тех, кто с оружием в руках 
шел по русской земле на восток, были не только отъявленные негодяи. Напротив, 
это скорее исключение. Большинство солдат вермахта были обычными людьми, 
которые пошли на войну не по зову души и велению сердца, а просто потому, что 
«так надо». Это не делает их хуже или лучше: в конце концов, они были послушным 
орудием, подчиняющимся мановению руки партийных дирижеров. Если мы осуждаем 
среднего немца за само участие в войне, то что мы сможем сказать о наших 
соотечественниках, так же, по указке правящей тоталитарной партии 
отправлявшихся в 1939-м завоевывать финские земли? Между нами говоря, этот 
эпизод нашей истории – один из самых позорных, но позорных именно для 
руководства страны, а не для тех, кто выполнял приказ, будучи свято уверен в 
справедливости и необходимости совершающегося. Речь-то как раз о том, что от 
простого солдата, призванного на фронт, зависело мало что.
Однако вернемся в Германию. Для немецкого обывателя идея о необходимости 
расширять границы рейха была гораздо более органичной, нежели мысль об 
уклонении от службы в армии. В первую очередь потому, что режим, призывающий 
его на войну, буквально только что вытащил его из нищеты, а страну из разрухи. 
С его точки зрения, этот режим правления был просто прекрасным.
Что же касается сопровождавших триумфальное шествие национал-социализма 
репрессий, то тут вопрос сложный. К социал-демократам и коммунистам средний 
немец никакой привязанности не питал: первые так и не сумели навести порядок в 
полуразрушенной войной и репарациями стране, а вторые были, на взгляд 
законопослушного бюргера, чересчур деструктивны. Тем паче не было любви и к 
евреям, которые в силу свойственной их национальному менталитету пассионарности 
всеми путями рвались к власти, входили в руководящие группы различных 
политических партий. Сложилось так, что именно социал-демократическая и 
коммунистическая партии вместили в себя в ту пору наибольшее число 
представителей этого древнего народа. Были и другие евреи: они вызывали 
неприязнь своей – опять-таки национальной корпоративностью, благодаря которой 
еврейские общины сравнительно легко переживали экономические и социальные 
потрясения, гораздо более болезненные для индивидуалистичных немцев. А 
порожденные свойственной практически любому (в том числе – не будем скрывать и 
открещиваться – и нашему) народу ксенофобией слухи и домыслы вызывали гамму 
эмоций – от ощущения некой опасности, исходившей от странных и необъяснимых 
чужаков, до откровенной ненависти. Посему репрессии против левых и постепенное, 
незаметное исчезновение евреев не умаляли восхищения, которое обыватель 
испытывал по отношению к Гитлеру и его соратникам.
И когда власти призвали бюргера взять в руки оружие – он сделал это не по злобе,
 но потому, что иного образа действий просто не представлял. А уж когда 
пропагандисты заявили о злоумышлении Советского Союза против его великой 
германской Родины, никаких сомнений в справедливости пресловутой «превентивной 
войны»[3] у него и вовсе не осталось. Но, воюя, каждый немец проявлял те 
качества, которые изначально были ему присущи. Война, сняв общепринятые 
ограничения и запреты, лишь позволила каждому стать самим собой в большей мере, 
чем это было возможно в мирное время. И вот скрытый садист и мерзавец сразу 
оказался на виду, впрочем, так же как и тот, кто был человеком не потому, что 
«так положено», а потому, что не мог иначе. Именно поэтому, если отбросить 
пропагандистские штампы и обратиться к свидетельствам очевидцев событий, можно 
убедиться, как рознятся воспоминания о немецких солдатах людей, переживших 
войну на оккупированных территориях. Одни говорят о зверях и насильниках, 
убивавших и сжигавших всех и все на своем пути, другие – о вполне адекватных 
людях, пытавшихся ладить с местным населением. Повторим еще раз: и по ту, и по 
другую линию фронта воевали не запрограммированные роботы, а живые люди: 
хорошие, плохие, благородные, подлые – разные.
Во-вторых, если уж речь зашла о том, что человек человеку рознь, стоит 
упомянуть и о том, что в ходе войны нашим гражданам приходилось сталкиваться с 
разными подразделениями, выполнявшими различные задачи. Соответственно, и 
контингент в них не мог быть одинаковым. Обычного солдата вермахта, всего лишь 
привычно выполняющего свой солдатский долг, или гвардейца из войск СС, 
фанатично преданного режиму и партийному руководству, но обладавшего весьма 
строгим, хотя порой и довольно своеобразным кодексом чести, нельзя ставить на 
одну доску с карателями и палачами из «особых подразделений» СС или лагерными 
охранниками. Это были, мягко говоря, разные люди. Подтверждается это, к примеру,
 тем, что гвардейцы всеми силами противились смешению именно гвардии и 
карательных групп. Как показывает практика, кадровый солдат войск СС предпочел 
бы скорее покончить с собой, нежели подчиниться приказу о переводе в 
зондеркоманду: отношение к этой публике было в рядах СС весьма и весьма 
специфичным. И уж тем более никто не говорит о таких представителях германской 
нации, как подчиненные Оскара Дирлевангера, – это в полном смысле слова 
недочеловеки.
В-третьих, мы по сей день очень мало знаем о войне и еще меньше – о нашем 
противнике. Обилие книг по тематике Третьего рейха, сам интерес к этому периоду 
германской истории – все это в значительной мере объясняется желанием понять: с 
кем же мы воевали? Где заканчивается пропаганда и начинается истина? Причем 
пропаганда и советская, и национал-социалистическая. Читая документы Третьего 
рейха, можно легко подпасть под очарование этого государства, почувствовать 
восхищение стройностью его структуры и отлаженностью механизмов, оценить весьма 
благородно звучащие лозунги и постулаты – основу идеологии национал-социализма. 
Столь же, пожалуй, несложно, как и проникнуться жгучей и нерассуждающей 
ненавистью к этому государству и всем его жителям, «перебрав» с чтением 
отечественной прессы военных лет.
Дирлевангер Оскар (1895–1945) – оберфюрер СС, член НСДАП с 1933 г. В 1937 г. 
добровольцем вступил в легион «Кондор», воевавший в Испании. В 1939-м перешел в 
чине оберштурмфюрера в войска СС. В сентябре 1940 г. сформировал особое 
подразделение СС – карательный батальон «Дирлевангер», состоявший из 
преступников и заключенных концлагерей, которые такой ценой купили себе свободу.
 Впоследствии это подразделение разрослось до дивизии. К службе в батальоне 
привлекали военнослужащих всех родов войск вермахта, люфтваффе и ваффен-СС, 
совершивших правонарушения, которые в гражданской жизни классифицировались бы 
как преступления. Весной 1943 г. возможность добровольного вступления в 
батальон была предоставлена всем осужденным. Личный состав подразделения 
отличался крайней жестокостью. Батальон проводил массовые расстрелы населения. 
При подавлении Варшавского восстания подчиненные Дирлевангеру части 
организовали массовую резню мирного населения. В июне 1945 г. Оскар Дирлевангер 
был захвачен польскими солдатами из состава французского оккупационного корпуса 
и убит в городской тюрьме городка Альтхаузен.
Не будем впадать в крайности: признаем, что сегодня мы знаем о подданных 
Адольфа Гитлера немногим больше, чем 60 лет назад. Многочисленные книги в 
традиционных уже черно-красных обложках редко содержат ответы на какие бы то ни 
было вопросы: чаще всего это не слишком адекватные «скороспелки», написанные не 
очень профессиональными авторами в режиме «срок сдачи – вчера» по заказу 
издательств, которые привыкли спекулировать на читательском спросе. Эти «труды» 
не только не проливают свет на требующие непременного изучения вопросы, но и, 
что хуже всего, искажают истину, скатываясь до болтовни о «поиске Святого 
Грааля», «мистике СС», «магии Черного ордена», «наследстве атлантов» и прочей 
белиберде. Читатель же, чаще всего неискушенный и уверенный лишь в том, что в 
советское время его обманывали и скрывали от него правду, глотает эту «выпечку»,
 производимую немалыми тиражами. Так что остается с печалью констатировать: то, 
что из идеологических соображений практически вся информация о 
национал-социалистическом государстве была закрытой, принесло больше вреда, 
нежели пользы. Потому что именно в этом причина, скажем, столь модной сегодня 
среди молодежи романтизации Третьего рейха, превращения гитлеровского 
государства в нечто легендарное, безумно запретное и таинственное, а потому – 
тем более интересное. Будь все данные, все факты и источники открытыми, «Мою 
борьбу», к примеру, не хранили бы под подушкой, читая тайком от родителей. 
Просто потому, что это довольно занудная книжка, сыгравшая свою роль в начале 
ХХ века, но никому, честно говоря, не нужная сегодня. Впрочем, об этом разговор 
особый, и не в данном разделе книги.
Что же в итоге? А в итоге нам остается признать, что привычные представления о 
нашем противнике в Великой Отечественной войне отнюдь не полны. Ибо будь это 
так, соответствуй постулаты отечественной литературы на эту тему или, тем более 
пропаганды времен войны истине, пришлось бы признать, что одна из самых 
продвинутых в духовном плане стран Европы, родина Гегеля и Канта, под 
воздействием некой тайной силы, некоего морока вдруг превратилась в прибежище 
убийц и людоедов. В считанные дни, стоило имперскому президенту Паулю фон 
Гинденбургу подписать указ о назначении Адольфа Гитлера имперским канцлером. 
Причем морок этот развеялся точно так же, в считанные дни, стоило красному 
знамени подняться над Рейхстагом. Что ни говори, критики такая версия не 
выдерживает. Однако именно ее зачастую выбирают в качестве основной те, кто 
склонен, живописуя историю Третьего рейха, сводить все к роли одной или 
максимум нескольких персон, стоявших у власти. Нет, это, бесспорно, удобно: 
можно назвать конкретных виновников вершившегося в Европе беспредела, оправдать 
рядовых обывателей, заявив, что они находились под гипнозом, под воздействием 
харизмы Гитлера, под влиянием черной магии, практикуемой верхушкой НСДАП и пр. 
Одна беда – это не соответствует истине. Лидер Третьего рейха, несомненно, 
фигура яркая и харизматическая, однако не исключительная. В сложившихся 
обстоятельствах его место мог бы занять и другой человек: вряд ли сумма событий 
и последствий от этого сильно изменилась бы. Да и рассуждения о магии в Третьем 
рейхе – из разряда ненаучной фантастики. Не было в природе таинственного морока,
 затмившего разум немцев.
А что тогда было? Почему претерпела такие изменения мораль и нравственность 
целого народа? Какие механизмы были запущены, чтобы добиться пресловутой 
деформации личности у подданных гитлеровского режима. Да и вообще: была у 
вторгшихся на территорию Советского Союза агрессоров мораль или ее не было 
вовсе?
Разумеется, была. Другое дело, что установки, на которых базировались моральные 
и нравственные нормы Третьего рейха, весьма значительно отличаются от 
общепринятых. Но в то же время установки эти не были чем-то совершенно новым. 
Пропагандисты, состоявшие на службе гитлеровского государства, не стали 
изобретать велосипед, а всего лишь воспользовались в своих целях подручным 
материалом, приняв за основу черты, изначально присущие немецкому национальному 
характеру, – что-то они гипертрофировали, что-то свели к минимуму. Сразу скажем,
 что работа это была кропотливейшая, чем-то сходная по методике с той, что 
применяют для обработки прихожан тоталитарные секты. Но одно дело – несколько 
десятков, в лучшем случае тысяч человек, а другое – целая нация!
Впрочем, уникальной такую обработку не назовешь: в той или иной мере к ней 
прибегали все режимы тоталитарного толка. Лидеры советского государства, скажем,
 тоже пытались встроить в общество новую мораль, достойную, по их мнению, того 
мира, к построению которого они стремились. Наиболее одиозные проекты – типа 
«теории стакана воды» и принципа обобществления женщин – им внедрить не удалось,
 однако во многом их деятельность стоит считать успешной.
Примерно так обстояли дела и в Третьем рейхе. Постепенно, далеко не сразу, 
подкрепленная должным образом проработанной мотивацией, обществу преподносилась 
слегка измененная мораль. Чуть-чуть иначе стали выглядеть понятия о добродетели,
 чуть-чуть иначе – о грехе; границы дозволенного, с одной стороны, слегка 
расширились, а с другой – стали куда более четко очерченными (мы разберем все 
эти моменты подробнее в следующих главах);сместились акценты в понимании добра 
и зла – порой неощутимо для самих подданных рейха, но более чем заметно для 
окружающих.
Что же в итоге? Носители идеологии национал-социализма были высокоморальны и 
нравственны, только на свой собственный манер, не имеющий ничего общего с 
довлеющей в Европе христианской традицией. Естественно, что их мораль зачастую 
кажется нам откровенно дикой. Однако отрицать ее существование по меньшей мере 
глупо: исторические факты не имеют обыкновения изменяться от того, признаем мы 
их или, напротив, опровергаем. Разумеется, новые нормы не были приняты всеми 
гражданами рейха без исключения. Не все же, скажем, граждане СССР были ярыми 
поклонниками новой культуры, насаждаемой правящей партией! Так и в Германии 
времен Гитлера отнюдь не всем были по нраву новые порядки. Однако немецкий 
менталитет предполагает настоящую законопослушность, верность присяге, законам, 
правилам и установлениям, посему обыватель, пусть даже ему и не нравились 
откровенно антихристианские эскапады властей предержащих, никакого 
противодействия идеологам Третьего рейха не предпринимал.
Вероятно, мы вправе сказать, что именно в отрицании христианских заповедей, в 
отказе от наследия Рима и кроется отличие, делавшее подданных Адольфа Гитлера 
более чуждыми и непонятными для окружающих европейских народов, чем, скажем, 
племена Амазонии или готтентоты.
Почему же немцы, столько столетий подряд находившиеся в лоне христианской 
церкви, столько воевавшие, с оружием в руках отстаивая правильное понимание 
библейских постулатов, активно христианизировавшие приграничные народы, вдруг 
поддались антихристианским настроениям? Причина этого прежде всего в чересчур 
усердных поисках национальной идеи.
Представьте себе некогда великую страну, диктовавшую волю всему христианскому 
миру, державшую в ежовых рукавицах Ватикан, лелеявшую планы практически 
бесконечного расширения на восток, которая в результате затянувшейся 
религиозной войны распалась на триста с лишним отдельных государств. 
Превратилась в лоскутное одеяло из карликовых княжеств, курфюршеств, королевств,
 не способных вести сколь бы то ни было самостоятельную политику. Такова была 
Германия к середине XVII века. Вестфальский мир, заключенный по итогам 
Тридцатилетней войны, конечно, спас народ от окончательной гибели в результате 
локальных конфликтов, голода и эпидемий, но погубил государство. На протяжении 
последующих двухсот лет Германию несколько раз порывались объединять на тех или 
иных началах, однако назвать такие эксперименты успешными значило бы погрешить 
против истины. Настоящее объединение страны удалось лишь одному реформатору – 
Отто фон Бисмарку, железному канцлеру прусского короля Фридриха Вильгельма IV.
Бисмарк Отто Эдуард Леопольд фон Шёнхаузен (1815–1898) – германский 
государственный деятель, князь. В 1859–1862 гг. прусский посланник в России, в 
1862 г. – во Франции. С 1862 г. министр-президент и министр иностранных дел 
Пруссии. Был инициатором конвенции 1863 г. с правительством царской России о 
возможных мерах по совместному подавлению восстания в Польше. Опираясь на мощь 
прусской армии, Бисмарк в результате Датской войны 1864 г., Австро-прусской 
войны
1866 г. и Франко-прусской войны 1870–1871 гг. осуществил объединение Германии 
«сверху» на прусско-милитаристской основе. После создания в 1867 г. 
Северо-Германского союза стал его канцлером, а в 1871–1890 гг. был 
рейхсканцлером Германской империи, в которой господствующую роль играла Пруссия.
 В 1870-х гг. во время так называемого Культуркампфа выступал против 
клерикально-партикуляристской оппозиции, поддержанной католической церковью. В 
1878–1890 гг. был инициатором создания Исключительного закона против 
социалистов. Выступал против намерения германских военных кругов начать 
превентивную войну с Россией, считая, что война с Россией была бы чрезвычайно 
опасной для Германии. В марте 1890 г. вышел в отставку.
Однако собранная им из обломков страна долгое время оставалась своеобразным 
«паззлом». Каждая ее часть, каждый регион существовали в рамках единого 
государства, но при этом оставались самостоятельными, сохраняя, прямо скажем, 
излишнюю самобытность как в культуре, так и в политике. Для того чтобы 
объединение страны произошло не только на бумаге, но и на деле, немцам была 
необходима национальная идея. Одна на всех. Такая, что объединила бы пруссаков, 
которых баварцы считали сухарями и солдафонами, и баварцев, которых пруссаки 
искренне считали безумцами и алкоголиками, саксонцев, которых вся Германия 
именовала деревенщиной, и надменных голштинцев.
Источником такой единой национальной идеи должно было стать великое германское 
прошлое. Посудите сами: другого подходящего базиса для формирования 
национальной идеи просто не было. Германия после объединения оказалась в самом 
хвосте списка европейских держав. У некогда великой державы не было колоний – 
ни внешних, ни внутренних, не было высокоразвитой промышленности (если не 
говорить о Пруссии), не было возможностей для считавшегося на ту пору 
единственно верным экстенсивного развития – за счет расширения территории 
страны. Фактически можно сказать, что до захвата первых колоний Германская 
империя была империей лишь по названию. Если не считать блестящей победы над 
Францией, результатом которой и стало, собственно, воссоединение германских 
земель, немцам гордиться было особенно нечем. То есть у каждого региона были 
свои поводы держать флаг высоко поднятым, но в качестве объединяющего народы 
фактора они как-то не подходили.
Фактически отцами германской национальной идеи были братья Гримм. Те самые 
собиратели страшноватых народных сказок, на которых выросло не одно поколение 
юных немцев и, должно быть, не меньше наших соотечественников. Именно они еще в 
самом начале позапрошлого века заинтересовались дохристианским прошлым Германии,
 попытались разыскать те элементы народной культуры, которых не коснулось 
влияние Рима.
Братья Гримм, Якоб (1785–1863) и Вильгельм (1786–1859) – немецкие филологи, 
профессора Гёттингенского университета. С 1841 г. профессора Берлинского 
университета и члены Прусской АН. Близкие к немецким романтикам, братья Гримм 
опубликовали средневековые тексты: «О старонемецком майстергезанге», «Цветник 
роз», «Бедный Генрих», «Рейнеке-Лис», исследование «Германские героические 
сказания». Их заслуга также – издание сборников «Детские и семейные сказки» и 
«Немецкие предания».
Именно Якоб и Вильгельм Гриммы вызвали первую волну интереса к народной 
культуре, к дохристианскому прошлому. Этот интерес, почтение к давно минувшим 
векам, так кстати подогреваемые сначала открытиями Жан-Франсуа Шампольона, а 
затем – находками Генриха Шлимана, и использовали пропагандисты 
«свежевоссозданной» империи для того, чтобы напомнить подданным еще вчера 
прусского, а теперь уже всегерманского короля – да что там короля, 
императора! – Вильгельма I, что они – один народ, причем происходящий от 
великих корней.
Шампольон Жан-Франсуа (1790–1832) – французский египтолог, основатель 
египтологии, иностранный почетный член Петербургской АН. Изучив трехъязычную 
надпись на Розеттском камне, разработал основные принципы дешифровки 
древнеегипетского иероглифического письма. Автор первой грамматики 
древнеегипетского языка.

Шлиман Генрих (1822–1890) – немецкий археолог. Открыл местонахождение Трои и 
раскопал ее, вел раскопки в Микенах, Орхомене и др.
Государственная пропаганда с благоговением произносила имена Карла Великого, 
Видукинда, Фридриха Барбароссы, а Отто фон Бисмарк между тем подыскивал для 
народа подходящего внутреннего врага, на ненависти к которому можно было бы 
сыграть, сплачивая подданных вокруг королевского трона, укрепляя власть монарха.
 Кандидатов на роль врага было два – социал-демократы и ультрамонтаны – 
католики.[4] И те и другие представляли собой силу, неподвластную правителю 
отдельно взятой страны, часть интернациональной, международной структуры. 
Оговоримся сразу: Бисмарк проиграл бой как с первыми, так и со вторыми и 
вынужден был отступиться. Однако определенные семена в благодатную почву 
брошены были.
Разумеется, и до Отто фон Бисмарка и его «борьбы за культуру» в Германии и 
Австро-Венгрии были антихристианские настроения, но всплеск их, массовое 
обращение образованной немецкой публики к вере предков очень четко совпадает по 
времени с антикатолическими мероприятиями немецкого канцлера.
И вскоре они взошли: появилось целое поколение немецкой интеллигенции, 
отрицающей положительное влияние не только католической, но и вообще 
христианской церкви на германскую культуру. Для Германии, где к вопросам веры 
всегда относились весьма трепетно и были готовы устроить усобицу из-за 
расхождений в толковании библейской притчи, это было нечто новое. При этом 
антихристиански настроенные представители образованного общества не были 
банальными атеистами, как, предположим, российские народовольцы. Напротив, они 
были истинными богоискателями. Другое дело, что в поисках кумира, который 
заменил бы им Христа, они обращались в настолько отдаленные и темные времена, 
что самая память о них отрывочна и фрагментарна, в откровенную древность. Там 
они отыскали полузабытых и покинутых богов своих предков – целый пантеон, 
некогда внушавший одним благоговение, а другим – суеверный ужас.
Были среди новых богоискателей и романтики, и благородные безумцы, и просто 
сумасшедшие. Впрочем, дело совсем не в том, были провозвестники новой идеологии 
в своем уме или же нет. Куда важнее, что на свет костра, который австрийский 
мистик-патриот Гвидо фон Лист разжег из искры, некогда зароненной братьями 
Гримм, собрались многочисленные представители австрийской и германской 
интеллигенции. Именно фон Листу, искренне считавшему себя последним жрецом 
Одина, принадлежит заслуга в создании невиданного до той поры мировоззрения – 
неоязычества. Мировоззрения, не просто оказавшего влияние на идеологию Третьего 
рейха, но ставшего его составной частью. Одной из важнейших. Какое все это 
имеет отношение к господствовавшим в Третьем рейхе моральным нормам? Самое 
непосредственное.
Лист Гвидо фон (1852–1919) – австрийский мистик, рунолог, астролог. Едва ли не 
первый германский неоязычник, основатель «Высокого ордена арманов» – тайного 
общества, призванного возродить и сохранить традиции скальдической поэзии, 
рунического письма и другие проявления древнегерманской дохристианской культуры.
 Автор книг «Тайна рун», «Жречество Одина» и др.
Среди почитателей учения фон Листа были такие известные персонажи, как Йорг 
Ланц фон Либенфельс – создатель расового учения, Генрих Гиммлер – будущий 
имперский руководитель СС, большинство соратников Гитлера, в тот или иной 
момент приложивших руку к формированию того, что нам известно как 
национал-социализм. Именно поэтому государство Гитлера так отличалось от 
окружавших его европейских держав. Западные страны были, да и по сей день 
остаются, устремленными в будущее, причем не только в плане технического 
прогресса, но и помыслами. Германия же эпохи владычества НСДАП, бурно 
развиваясь технически и научно, духовно была погружена в глубочайшее прошлое, в 
темные века, в Средневековье.
Либенфельс Йорг Ланц фон (1874–1954) – немецкий религиозный фанатик, антисемит, 
один из создателей расового учения. Основал орден Верфенштейн, целью которого 
было содействовать «чистоте» расовых основ арийской нации. Издавал журнал 
«Остара», оказавший немалое влияние на формирование мировоззрения Адольфа 
Гитлера.
Причина этого в том, что практически все основатели национал-социалистического 
государства принадлежали если не к последователям Гвидо фон Листа, то к его 
почитателям, находились под сильным влиянием ориентированной на прошлое 
государственной пропаганды. Для них это обращение к минувшим векам было само 
собой разумеющимся, они выросли, постоянно слыша о том, сколь велика и могуча 
была Германская империя в прошлом, в мечтах о возвращении этого величия. 
Удивительно ли, что государство, которое они создали, тоже было обращено в 
прошлое? Стремясь воссоздать величие державы предков, они, как это в принципе 
свойственно человеку, создали вначале соответствующий антураж.
Тут надо остановиться на том, какие же времена вдохновляли национал-социалистов,
 что они считали эпохой расцвета германской славы. Конечно, эпоха завоеваний 
викингов или времена Тевтобургского леса[5] – это безумно романтично, однако 
как-то не согласуется с имперской идеей. Посему источником национальной идеи 
стали времена расцвета рыцарских орденов. Каждый из них, находясь в вассальной 
зависимости от императора, обладал тем не менее немалой долей самостоятельности,
 огромными земельными владениями и активно развивался территориально, по 
преимуществу – на восток, неся народам Восточной Европы христианство западного 
образца, социальную структуру развитого феодального общества и все остальное, 
что считалось в Германии тех времен признаками высокой цивилизованности. Приняв 
этот период немецкой империи за образец, национал-социалисты взялись со всем 
тщанием воссоздавать орденскую Германию.
Единственным существенным отличием от принятого образца стал отказ от 
христианской идеи как основы цивилизации. В понимании лидеров правящей партии и 
руководителей ведомого ею государства именно в отказе от «чуждой» веры, в 
постепенном возвращении к «чисто германским» культурным и религиозным истокам 
был путь к возрождению величия немецкого народа. Нет, они были достаточно 
разумны и искушены в политической борьбе, чтобы не объявлять себя богоборцами и 
воинствующими безбожниками, как это сделали советские руководители. Смена 
религиозной составляющей должна была произойти постепенно, исподволь, не за 
одно поколение. Этим, собственно, и объясняется относительно мягкая религиозная 
политика национал-социалистов. Смотрите сами: протестантская церковь была 
просто подчинена режиму, с католической – заключен пресловутый конкордат, до 
сих пор остающийся грязным пятном на совести Рима, и только фанатики и сектанты 
подвергались гонениям. Христианство с его догматами и заповедями постепенно 
отодвинули на второй план.
Некоторые тоталитарные секты, как, например, пресловутые «Свидетели Иеговы», 
ставят себе в заслугу, что они «не пошли на соглашение с гитлеровским режимом и 
подвергались гонениям». Но на самом деле им никто соглашения и не предлагал – 
им было предназначено просто исчезнуть. Потому что промывка мозгов была 
монополией государства.
Но в остальном можно говорить о Германии времен владычества 
национал-социалистов как об орденском государстве. Разве что, повторю, 
христианизаторская функция была заменена общецивилизаторской. Именно с 
орденской моралью мы и имеем дело, когда говорим о деяниях последнего 
наследника традиций и взглядов, взлелеянных меченосцами и тевтонцами, – ордена, 
получившего неофициальное название – Черный орден. Иначе говоря – СС. Структура 
СС была становым хребтом Третьего рейха, пронизывала его насквозь, вторгаясь во 
все области жизни государства, являясь носителем и гарантом идеологии 
национал-социалистического режима. Поэтому, когда мы говорим о морали немцев 
той поры, нам волей-неволей приходится во многом переключать свое внимание на 
СС, на те нормы, которые насаждались в ордене и за его пределами, потому что 
именно так можно понять, во что хотели превратить свою нацию лидеры самого 
проклинаемого за историю последних столетий государства.
Почему слова «идеальный немец» и «идеальный эсэсовец» стоят здесь через знак 
«равно»? По той простой и видимой невооруженным глазом причине, что именно 
Черный орден был элитой империи.
Его члены были лучшими из лучших с точки зрения руководства НСДАП, а 
следовательно, должны были подчиняться некоему идеальному кодексу, сходному с 
кодексом чести орденских рыцарей. По нему и предполагалось впоследствии равнять 
всю германскую нацию, приводя ее к единому знаменателю, к идеалу, устаревшему 
чуть меньше десятка столетий назад. Признаем, впрочем, что некоторые 
морально-нравственные установки, легшие в основу этого отчасти неписаного, а 
отчасти зафиксированного кодекса, звучат более чем благородно. Однако то, что 
декларируется основателями и идеологами, зачастую воплощается в совершенно 
искаженном виде. Это и произошло в Третьем рейхе.
Эрнст Рем о новой морали
Германия решительным образом отвергла демократическую идеологию – вот тот 
глубинный мотив, по причине которого до сего времени тщательно замалчивается 
подлинный характер событий, происшедших за последнее время в центре Европы. 
Национал-социалистическая революция ознаменовала собой полный разрыв с 
философией, питавшей Великую французскую революцию 1789 года. Последняя 
объявила основные права человека некой мистической данностью, торжественно 
утвердила равноправие и равенство мнений и, наконец, провозгласила высшей 
ценностью человеческий разум. Девиз «Свобода, равенство, братство» как некий 
победоносный ореол начал свой полет над завоеванным им цивилизованным миром. С 
точки зрения государственной политики он нашел свое внешнее выражение в виде 
западных демократий.
Физическая инерция и закон толпы привели к тому, что к демократической формуле 
присоединилась большая часть человечества.
Национал-социализм противопоставил этим ценностям силы, которые невозможно 
измерить в метрах или взвесить на весах, силы, которые нельзя осознать одним 
лишь разумом, – силы духа и крови! Национал-социалистическая и демократическая 
идеологии лежат в основе двух интеллектуально и морально различающихся миров. 
Невозможно увидеть и осмыслить даже внешние формы новой Германии, не 
попытавшись понять глубинные корни национал-социализма. Тот, кто считает 
возможным удовлетвориться только лишь поверхностными впечатлениями, не вдаваясь 
в природную сущность национал-социализма, никогда не поймет полностью того, что 
происходит сегодня в Германии. Гребец, опускающий раз за разом свои весла в 
воду озера, видит лишь круги, расходящиеся на поверхности от его движений. Но 
если он сложит весла в лодку и остановит ее ход, он обязательно заметит под 
водной поверхностью многообразную жизнь, протекающую в глубинах волн.
То, чего мы хотим и что является центральным моментом всех наших устремлений, – 
это духовное преобразование всей германской нации. Сделать из немецкого 
гражданина убежденного до самых глубин своего сердца национал-социалиста, 
преисполненного решимости бороться за претворение в жизнь своих убеждений, 
который станет отныне живой и беззаветно преданной опорой всему национальному 
сообществу – вот конечная цель, которую мы ставим перед собой. Конечно, задача 
таких масштабов представляется задачей не сегодняшнего и даже не завтрашнего 
дня, ибо ее реализация может стать лишь результатом кропотливой работы по 
индивидуальному и общенациональному воспитанию, для выполнения которой 
потребуются годы, а может быть, и десятки лет.
Взятие власти национал-социализмом следует рассматривать прежде всего как 
завоевание важного плацдарма, с которого можно начать работу по ликвидации 
устаревших за долгие десятилетия и даже века мировоззрений, которые мы – новые 
немцы – считаем ложными. Оно позволило расчистить место, необходимое для 
реализации нового возрождения немецкого народа, дало выход 
национал-социалистическому духу. Германская революция изменила лишь внешние 
формы Веймарского государства, в основе которого лежала красно-черная система 
ноября, создала общественную поддержку для национал-социалистического режима. 
Речь идет о чисто политическом событии, вся важность которого заключается для 
нас в факте водружения победителем свастики на герб государства. Таким образом, 
первоначальная общность нового государства и национал-социализма состояла 
только в идентичности внешней эмблемы. Это объясняется тем, что как философская 
концепция, полное воплощение которой и является целью долгих лет нашей борьбы, 
национал-социализм не имеет абсолютно никакого отношения ни к вопросу о формах 
государственности, ни к вопросу о носителе общественной власти.
Германская национал-социалистическая революция знаменует собой возникновение 
новой мировоззренческой концепции. Тот факт, что ее основной целью является 
создание общности всего народа, у которой наличествовало бы расовое сознание, 
демонстрирует, что новому германскому идеалистическому национализму чуждо 
стремление к завоеваниям, ибо он обращает всю свою энергию на решение 
внутренних проблем страны. Любое новое использование негерманского фактора не 
сможет впредь ослабить организующее германское ядро нашего народа и не принесет 
более тем, кто будет пытаться сделать это, никаких политических выгод.
В нашем понимании национал-социализм заключается не только в факте 
существования нового государства как такового, но представляет собой глубокую 
убежденность, духовное обновление и утверждение своего концептуального 
мировоззрения. Двумя основными столпами, базируясь на которых эволюционирует 
наша жизненная доктрина, являются примат коллективных интересов над личными и 
создание подлинного народного сообщества. Невозможно быть и стать 
национал-социалистом, не признав, не прочувствовав и не опосредовав в своих 
действиях эти главные жизненные ценности национал-социализма.
Эгоизм, личная выгода – самые низменные человеческие чувства. Они оправданны, 
когда речь идет о проявлении консервативного инстинкта, который существует в 
допустимых рамках. Однако они быстро деградируют до уровня алчности и 
примитивной зависти, когда выходят из этих рамок. Именно такая зависть 
вооружила Каина против Авеля. Накануне мировой войны те же алчность и жадность 
натравили народы друг на друга, что стоило жизни почти 12 миллионам человек и 
привело к срыву поступательного развития германской промышленности. Этот порок 
эгоизма, витающий над человечеством с самого его рождения, должен быть изжит 
наконец из человеческих сердец. «Я», пишущееся с большой буквы, должно быть 
заменено на «Ты» или «Мы», если человечество (и прежде всего Германия) хочет 
жить.
Одновременно необходимо засыпать ров, который был вырыт ненавистью классовой 
борьбы и ложной верой в солидарность пролетарского интернационализма, с одной 
стороны, и кастовым духом, тщеславием происхождения, условий жизни, богатства и 
образования – с другой. Нужно, чтобы в полном соответствии с духом 
национал-социализма противостояние, порожденное этими различиями, растворилось 
в святой, грандиозной и всеобщей народной солидарности. Конечно, будет трудно 
сломать барьеры, возведенные материалистической ненавистью и индивидуализмом 
между единокровными соотечественниками. Однако именно в этом вопросе бойцам 
штурмовых отрядов надлежит быть примером, оказывать поддержку и указывать путь.
Национал-социализм – это не только определенная направленность политической 
воли. Главное, он – философское мировоззрение, требующее для своей реализации 
политической борьбы. Революция заключается не только в смене соответствующих 
фаз борьбы за власть и даже не в завоевании этой власти – она предполагает 
преобразование на базе новой философии самого германского менталитета. Таким 
образом, национал-социалистическая революция – это процесс философского 
воспитания; процесс, который берет свое начало в глубине веков и цель которого 
окажется достигнутой лишь тогда, когда последний член германского сообщества 
станет в своих помыслах и поступках представителем и носителем доктрины 
национал-социализма.[6]
Черный креп и коричневая рубашка, или О том, почему немцы так любили военную 
форму и что значит череп на рукаве 
И то слева, то справа на штатских плечах
Проступают погоны, погоны, погоны…
Михаил Щербаков. «По осенним годам…»
В общем представлении СС настолько связана с национал-социалистической партией, 
что, если пытаться разобраться в истории Третьего рейха на основании популярной 
литературы или многочисленных фильмов, складывается ощущение, что организация 
эта была выдумана Адольфом Гитлером чуть ли не одновременно с самой НСДАП. Уж 
больно красиво вписываются в общепринятую картинку черные мундиры с серебром 
дубовых листьев на петлицах. Но на самом деле появилась она несколько позже, а 
уж в том виде, в каком мы знаем ее по кино, – и вовсе почти полтора десятилетия 
спустя.
В первые годы существования партии черных мундиров в ней не было. На ту пору 
главным партийным цветом был не черный, а коричневый. Цвет списанной армейской 
рубашки колониального образца, ставшей униформой боевых подразделений НСДАП – 
штурмовых отрядов.
Впрочем, скажем сразу: кто только не носил на ту пору списанную армейскую 
униформу! С одной стороны, это было своеобразным шиком, пощечиной общественному 
мнению и вкусу, всей той декадентско-демократической (или, если угодно, 
демократическо-декадентской) культуре, что обязана была своим рождением 
Веймарской республике. По условиям Версальского мира Германия имела права лишь 
на жалкое подобие армии. Между тем армия была для немцев явлением едва ли не 
культовым, тем стержнем, несущим элементом, на который опиралась «Германия 
герра профессора». Так было испокон века: целостность государства, будь то 
Священная Римская империя, Баварское королевство или Пруссия, его политическое 
благополучие обеспечивали люди в военных мундирах, и только за их спинами могли 
спокойно работать, совершая открытия мирового значения, люди в профессорских 
мантиях. Поэтому каждый немец, имеющий хоть какое-то отношение к армии и уж тем 
более к Первой мировой войне, если только он не был тяжко контужен 
вседозволенностью первых мирных лет, считал ношение униформы – или даже 
отдельных ее элементов – признаком правильного взгляда на мир, проявлением 
патриотизма. Поэтому в пресловутые коричневые списанные армейские рубашки 
наряжались не только национал-социалисты, но и многие подданные Веймарской 
республики, не имевшие ни малейшего отношения к созданной Антоном Дрекслером и 
подхваченной Адольфом Гитлером политической партии. Другое дело, что именно 
национал-социалистам первым пришло в голову придать списанной униформе статус… 
униформы. Точнее, превратить вышедшую из употребления униформу армейскую в 
актуальную и наполненную дополнительным символическим значением униформу 
партийную.
А с другой стороны – заметим ради справедливости – многим насильственно 
уволенным в запас по условиям Версальского мира ветеранам мировой войны, 
некоторые из которых едва разменяли третий десяток, было просто нечего надеть 
из «цивильной» одежды. Списанная униформа была хорошим выходом из ситуации, 
когда надеть нечего, а достойно и опрятно выглядеть хочется. Между тем на 
складах ее накопилось достаточно, и приобрести те же самые колониальные рубашки,
 никому не нужные теперь, когда Германия лишилась колоний, можно было 
совершенно законно и за сущие копейки. Да и другую военную форму тоже 
распродавали весьма активно, не запрашивая за нее лишнего. Что ей, в самом деле,
 пылиться на складах, коли размеры армии сократилась до комических? Кто теперь 
будет ее носить?!
Носить, как оказалось, было кому: членам штурмовых отрядов – весьма 
многочисленных и одиозных подразделений НСДАП, на силу которых партия опиралась 
в первые годы своего существования. Гитлер, может быть, и хотел бы найти себе 
опору получше – не такую своевольную, не такую опасную, не такую 
компрометирующую его политику. Но замены СА на ту пору не было.
Эти полубандитские-полувоенные, чересчур самостоятельные подразделения, 
формально являвшиеся частью партии, но весьма часто предпринимавшие действия, 
нисколько не согласующиеся с партийной политикой (руководители отдельных 
подразделений СА вели подчас собственную политическую борьбу, преследовали 
неугодных и даже содержали, без согласования с партийным руководством, личные 
концентрационные лагеря для противников и неугодных), были, с одной стороны, 
незаменимы для выполнения множества задач – от самых щекотливых (политические 
убийства) до требующих грубой силы (охрана митингов), а с другой – опасны для 
самого руководителя НСДАП, поверни они штыки против него.
Собственно говоря, своим рождением СС как раз и обязана конфликту, 
разгоревшемуся в НСДАП вскоре после того, как партия начала набирать силу. 
Конфликту нешуточному – между политической и силовой частями партии. Силовая 
часть партии была сформирована Эрнстом Ремом из сил «черного рейхсвера», 
воинских союзов, военизированных ветеранских организаций.
Рем Эрнст (1887–1934) – руководитель национал-социалистических штурмовых 
отрядов – СА. Родился в Мюнхене, сделал военную карьеру, воевал в Первую 
мировую, вышел в отставку в чине капитана. После войны вступил в 
Добровольческий корпус Франца Ксавье Риттера фон Эппа, где и сблизился с 
активистами национал-социалистической партии. Был одним из ближайших друзей 
Адольфа Гитлера. Принимал участие в заговоре Эппа, а также в Мюнхенском путче. 
Сформировал и возглавил отряды СА. 30 июня 1934 года, в «ночь длинных ножей», 
арестован бойцами СС и убит.

«Черный рейхсвер» – созданные в Германии в начале 1920-х годов резервные части 
рейхсвера, не предусмотренные Версальским договором и существовавшие 
неофициально. Кроме того, существовало огромное число организаций (служивших в 
том числе и кадровой базой для «черного рейхсвера»), объединявших ветеранов 
воинских частей, распущенных по требованию стран-победителей, – Добровольческий 
корпус, «Стальной шлем», «Викинги» и пр.
Далеко не все их члены симпатизировали Гитлеру как главе партии, а уж 
руководство, состоявшее из кадровых офицеров, и вовсе не стремилось подчиняться 
«выскочке ефрейтору». Глава одного из наиболее значительных как по численности, 
так и по влиянию подразделений СА Герман Эрхард, извлекший немало выгоды от 
членства в НСДАП, заявлял, что его солдаты – вне политики. А Рем так и вовсе 
открыто предупреждал Гитлера: «Если вы не хотите идти с нами – мы пойдем без 
вас. А если будет нужно – и против вас». При этом значительная часть офицеров 
не таясь утверждала, что пойдет за вождями СА, а не за руководством партии. С 
каждым днем штурмовые отряды становились все более самостоятельными и все менее 
зависимыми от партийного руководства. Напротив, все яснее становилось, что их 
истинный хозяин – не партия, а рейхсвер.
Эрхард Герман (1881–1971) – один из организаторов Капповского путча. Офицер 
морского флота, служил во 2-й морской бригаде. Организатор ветеранского 
подразделения «Викинги», бывшего некоторое время одним из крупнейших элементов 
СА.
Гитлер, как можно понять, даже не будучи специалистом – историком или 
политологом, не хотел терпеть в рядах НСДАП слишком самостоятельное 
подразделение со столь активным и самовластным руководством. Но сделать для его 
обуздания пока ничего не мог, а потому, принимая все возможные меры 
предосторожности, вынужден был терпеть сложившуюся ситуацию. Активность СА 
заставляла его не на шутку опасаться не только за свое главенство в партии, но 
и за саму жизнь. Поэтому весной 1923 года он обзавелся личной охраной из числа 
«старых борцов», не имевших никакого отношения к Рему и поклявшихся вождю 
защищать его от врагов до последнего своего дыхания. Фактически – группой 
телохранителей, но работающих не за деньги, а, так сказать, за идею. 
Лейб-гвардией. Он сам так писал об этом: «Я сказал себе тогда, что мне 
необходима личная охрана, пусть немногочисленная, но беспредельно преданная мне,
 члены которой могли бы пойти против собственных братьев».[7]
Нужно сказать, что клятва относительно «последнего дыхания» не была просто 
красивыми словами. Как показывает практика, клятва верности, приносимая 
кадровым немецким офицером, значила для него больше, чем соображения личной 
безопасности. Поэтому, кстати, не должен вызывать удивления у нас, 
рассматривающих ситуацию со стороны, опираясь на знание истории, и поражавший 
наших дедов фанатизм кадровых эсэсовцев, продолжавших боевые действия в 
безвыходной ситуации, без надежды на победу и пощаду. Дело в том, что для 
немецкого менталитета вообще свойственно очень специфическое отношение к 
понятиям «долг», «присяга», «честь». Представьте, что война для вас – не просто 
исторический эпизод, не просто некий фрагмент жизни, но профессия, доставшаяся 
по наследству от предков, что армия – это не просто силовые структуры, но часть 
истории семьи. Примерьте на себя это ощущение – и вам станет более или менее 
ясно, о чем идет речь. Присяга действительно была для них не пустым звуком, но 
чем-то большим, чем клятва. Частью образа жизни, образа действий.
Новое подразделение НСДАП внешне практически ничем не отличалось от штурмовиков.
 Единственным знаком отличия «лейб-гвардейцев вождя» было серебряное 
изображение черепа на головном уборе да траурный креп вокруг красной нарукавной 
повязки со свастикой. Каких только мистических «прибамбасов» не наворачивают 
современные «популярные авторы» вокруг этой символики! Диву даешься, как 
прекрасно развита у них фантазия. И некромантский символ это, и магический 
сигул, и черт знает что еще.
Между тем ничего необычного ни в траурном крепе, ни в кокарде-черепушке не было.
 Потому что это были элементы более чем традиционные для армий доброго десятка 
европейских стран. В середине XVIII века черную униформу и кивера с серебряной 
эмблемой – черепом со скрещенными костями – носили полки королевских лейб-гусар.
 В начале XIX века «мертвая голова» появилась на штандарте 17-го 
Брауншвейгского гусарского полка и 3-го батальона 92-го пехотного полка. В годы 
Первой мировой череп стал эмблемой элитных штурмовых частей германской армии, 
огнеметчиков и танкистов. В качестве личной эмблемы его использовал один из 
легендарных немецких асов Георг фон Хантельман. После 1918 года эмблему стали 
использовать в униформе подразделения Добровольческого корпуса. И только потом 
ее переняли лейб-гвардейцы Адольфа Гитлера. Впрочем, не только СС пользовалась 
старинным символом. В вермахте серебряный череп на головном уборе носили 5-й 
кавалерийский и 7-й пехотный полки, в люфтваффе – 4-я авиагруппа специального 
назначения и 54-я ударная, подразделения береговой охраны «Данциг» – 
«наследники» Черных гусар.
Причем только Германией дело не ограничивалось. «Мертвая голова» и черные 
элементы в униформе были в ходу у многих гвардейских подразделений разных стран.
 Под этим знаком воевали в Гражданскую войска генерала Дроздовского, его 
использовали британские подводники, некоторые части особого назначения армии 
США, польские танкисты, финские кавалеристы, французские полицейские службы 
безопасности. В любом случае череп на фуражке или на рукаве символизировал 
стремление сражаться до победы или до смерти. Или в крайнем случае особую 
опасность выполняемых подразделением задач. В общем, акцентировать внимание на 
этой символике не стоит. Не то чтобы она ничего не значила, но, прямо скажем, 
значила куда меньше, чем принято полагать.

Все начиналось в пивных. СА, а потом и СС вышли именно отсюда. Первым их 
оружием были тяжелые пивные кружки

Личная охрана должна была оберегать руководителя партии от разнообразных 
опасностей, как связанных с его политической деятельностью, участием в митингах,
 публичными выступлениями, так и от тех, которыми чреваты внутрипартийные 
конфликты. Защитить его от «удара кинжалом в спину» не в идеологическом, а в 
прямом смысле.
«Удар кинжалом в спину» – один из главных мифов немецких радикально правых – 
убеждение, что поражение Германии в Первой мировой – результат заговора 
«тыловых крыс» и соглашателей, пошедших на сговор с врагами родины в то время, 
когда германская армия была близка к победе в войне.
Впрочем, как выяснилось, защита вождю так и не понадобилась – штурмовые отряды 
не решились на внутрипартийный заговор. Конфликт с СА разрешился, причем на 
удивление мирно: в конце весны того же года Эрхард оставил ряды НСДАП, забрав 
из СА свои кадры. Однако партия от этого не слишком пострадала. Напротив, 
Адольф Гитлер был даже рад уходу «раскольника», ставившего под угрозу единство 
НСДАП. Конечно, штурмовые отряды лишились части кадровых офицеров, на которых 
можно было бы опереться в случае захвата власти, зато больше никто не 
противоречил вождю, не пытался оттереть его на второстепенные позиции. Рем, 
впрочем, остался с Адольфом. Неизвестно, выполнял ли он клятву верности, данную 
ему еще 1920-м, или просто чувствовал, что потенциал Гитлера еще далеко не 
исчерпан, а может быть – действительно верил в победу национал-социалистической 
(с ударением на второй части этого слова) революции. Окончательно разрешив в 
1934 году противоречия с СА, вождь не дал ему шансов оставить мемуары.[8]
Между тем позиции будущей СС укреплялись. После ухода Эрхарда штабная охрана 
была усилена в несколько раз и превратилась в «группу проникновения». 
Вооруженные, готовые в любую минуту вступить в схватку, они сопровождали 
Гитлера повсюду и были нешуточной силой в масштабах тогда еще не очень большой 
партии. Однако «группа проникновения» просуществовала недолго. После неудачи 
Мюнхенского путча и ареста руководства НСДАП это подразделение вкупе с СА было 
запрещено и в первоначальном виде не восстанавливалось.
Нужно сказать, что поражение путча отчасти сыграло Гитлеру на руку. Во-первых, 
лучшей PR-кампании было и не придумать. Судебный процесс был использован им в 
качестве политической трибуны. Гитлер заявил на всю Германию то, что раньше мог 
говорить только на собраниях в пивных: «Я обвиняю Эберта, Шайдемана и прочих в 
государственной измене. Я обвиняю их потому, что они уничтожили 70-миллионную 
нацию». Эффект от его речей был настолько силен, что запрещенная НСДАП 
пополнилась сотнями новых членов. Были среди них и те, кто стрелял в колонну 
путчистов.
Во-вторых, выйдя из тюрьмы, в которой он провел всего несколько месяцев вместо 
нескольких лет, несмотря на то что осужден он был по весьма серьезной статье – 
за государственную измену, Гитлер провел реформу структуры партии, избавившись 
от всего, что могло бы угрожать его единовластному руководству НСДАП, удалив 
всех, кто мог бы сколь бы то ни было серьезно оспорить его власть и право 
отдавать приказы. Так, пользуясь тем, что штурмовые отряды были пока что под 
запретом, он стал постепенно заменять их подразделениями, аналогичными «группе 
проникновения». Только название они теперь носили иное – охранные отряды, или, 
по первым буквам, – СС.
СС, а точнее SS – от «Schutzstaffel», – охранный отряд, или эскадрилья 
прикрытия. Автором этой аббревиатуры был скорее всего Герман Геринг – большой 
любитель и знаток авиации: «Schutzstaffel» – это было название эскадрильи, 
сопровождавшей вылеты легендарного соединения «Рихтхофен». Впрочем, название 
«охранные отряды» куда больше соответствует той функции, что эта организация 
выполняла изначально. Поэтому в дальнейшем на страницах этой книги мы будем 
называть их именно так.
Отряды СС были прекрасной альтернативой СА хотя бы в том смысле, что были 
по-настоящему, а не на словах преданы вождю. Причем лично ему, а не другим 
партийным руководителям. Позиции Рема пошатнулись, однако он осознал это, когда 
было уже поздно: подразделения СС набирали силу, причем были гораздо сильнее, 
чем штурмовики, и более организованными и дисциплинированными. Во главе новой 
организации стоял назначенный Гитлером и подчинявшийся непосредственно ему 
руководитель – отставной капитан Юлиус Шрек.
Шрек Юлиус (1891–1936) – создатель СС, автор «Циркуляра № 1», положившего 
начало этой организации. Участник Первой мировой войны. После войны примкнул к 
национал-социалистической партии и в марте 1923 г. вступил в личную гвардию 
Адольфа Гитлера. В 1925–1926 гг. – руководитель охранных отрядов. Погиб в 
автомобильной катастрофе.
В течение ряда лет после этого партия оставалась практически без штурмовых 
отрядов, опираясь только на лейб-гвардейцев, с успехом взявших на себя функции 
СА.
Проблема с СА заключалась в следующем: пытаясь спасти после провала путча хотя 
бы часть организации, Эрнст Рем реорганизовал ее в объединение «Фронтбан», 
подчинявшееся только непосредственно ему, и заявил, что не намерен вмешиваться 
в политику, выполняя указания Гитлера. Вождь не мог ему простить этого.
Замена одного структурного подразделения другим была тем более оправданной, что 
Гитлер после поражения путча стал гораздо консервативнее. Он отказался от 
многих революционных идей, оставил мысль о приходе к власти путем ее захвата и 
сосредоточился на перспективах обретения ее легитимным путем. В этом свете 
отказ от революционной СА в пользу более чем консервативной СС выглядит не 
просто оправданным, а едва ли не единственно верным шагом. Не знающие удержу и 
зачастую попросту лишенные всяких тормозов, штурмовики могли бы 
скомпрометировать и менее радикальную партию, стремящуюся обрести в стране 
политическое влияние.
Задача СС, писал популярный немецкий журналист Конрад Гейден, «заключается в 
том, чтобы своей конкуренцией убить и поглотить бесчисленные местные группы 
штурмовых отрядов, товарищеские союзы, местные дружины россбаховцев и т. п. 
Поэтому при их создании необходимо поступать очень осторожно. Если прежде, при 
основании штурмовых отрядов, заявлялось: „Партия ожидает, что вы все явитесь на 
ее зов“, то теперь подчеркивается: „Партийное руководство исходит из того, что 
гораздо больше ценности представляет горсть самых лучших, самых решительных и 
стойких, чем масса попутчиков без решимости и энергии“. Поэтому защитные группы 
строятся по очень строгим директивам, и численность их ограничена».[9] Молодежь 
для членства в защитных группах отбирали очень тщательно, исходя не только из 
личной верности кандидатов идеалам партии и вождю, но и из представлений об 
идеальном облике нордического мужчины. Окружающая Адольфа Гитлера партийная 
гвардия должна была наглядно демонстрировать преимущество чистоты крови и 
верность расового учения.
Гейден Конрад (1901–1966) – популярный немецкий журналист, автор первого 
систематического описания Третьего рейха (1934). Писал также под псевдонимом 
Клаус Бредов.

«Группа Россбаха» – одна из многочисленных организаций Добровольческого корпуса 
во главе с отставным лейтенантом Герхардом Россбахом. Цель организации 
декларировалась как «избавление Отечества от изменников и слабаков», виновных в 
поражении Германии в войне. В арсенале средств политической борьбы далеко не 
последнее место занимали индивидуальный террор и политические убийства.
А это значит – все ее члены должны были соответствовать весьма жестко 
сформулированным канонам внешности. «Люди нордической расы – высокие и стройные.
 Средний рост взрослых мужчин – 1,75-1,76 м, нередко он достигает 1,90 м. 
Мужчины нордической расы кроме высокого роста отличаются широкими плечами и 
узкими бедрами. Стройность бедер подчеркивается очень характерным для 
нордической расы признаком – так называемой античной тазовой складкой, мышечным 
утолщением, идущим от спинного хребта через бедро вперед и вниз. Расовой 
стройностью отличаются и нордические женщины, несмотря на развитые формы тела. 
Здесь наблюдается эффект так называемой ложной худобы: в одежде они кажутся 
худыми. Стройность проявляется в формах всех частей тела: шеи, рук, ног, бедер. 
Размах рук равен 94–97 % длины тела. Такой же стройностью, как и тело, 
отличаются формы черепа. У людей нордической расы длинный череп и узкое лицо. 
Ширина головы относится к ее длине как 3:4. Цвет кожи – розовато-белый. Только 
нордическую расу можно назвать „белой“ в собственном смысле слова. Там, где 
просвечивают вены, видна „голубая кровь“. Румянец на щеках, „кровь с молоком“ – 
эти и тому подобные выражения говорят о нордическом происхождении европейского 
идеала красоты. По сравнению с другими расами Земли нордическую расу следует 
причислить к более „волосатым“. У людей этой расы хорошо растут волосы на 
голове, у мужчин – борода, но волосяной покров тела более слабый. Цвет волос – 
светлый, с вариациями – от белобрысых до желтоватых и золотистых, обычно с 
более или менее явным красноватым оттенком. Цвет радужной оболочки глаз – очень 
светлый, голубой или серый. Дети обычно рождаются с темно-синими или 
темно-серыми глазами. Конъюнктива совершенно бесцветная и кажется белой».[10]
Каждый отряд должен был состоять из восьми-десяти (в Берлине – двадцати) 
крепкого сложения бойцов 23–25 лет. Для вступления в организацию необходимо 
было представить две рекомендации и справку из полиции о том, что в данной 
местности они проживают не менее 5 лет. Склонность к алкоголизму, пристрастие к 
наркотикам и тому подобные привычки раз и навсегда были объявлены 
непреодолимыми препятствиями для службы в СС.
Униформа охранных подразделений по-прежнему практически не отличалась от той, 
что носили члены СА. Все те же военного покроя брюки, коричневые рубашки и 
австрийские фуражки-кепки. Разве что галстуки-«селедки» были не коричневые, как 
у штурмовиков, а черные, да оставшиеся в наследство от «отряда проникновения» 
череп на кепке и черная окантовка нарукавной повязки выдавали принадлежность к 
новой партийной элите.
К слову: отряды СС с самого начала позиционировались как элитарные. Юлиус Шрек 
делал все возможное, чтобы никто из бывших штурмовиков не проник в ряды 
подчиненных ему подразделений, считая, что это может повредить «созданной с 
большими усилиями организации, базирующейся на здоровой основе». Сохранить 
«чистоту рядов» ему более чем удалось. А еще одним подтверждением 
исключительности СС стало вручение ее руководству «знамени крови». Мало того 
что речь шла о главной (и пока едва ли не единственной) партийной реликвии – 
том самом знамени, под которым проходил Мюнхенский путч, – так еще и вручал его 
лично Адольф Гитлер. Это возвысило новое подразделение над обычными штурмовыми 
отрядами, придало ему особый статус, но в то же время отнюдь не добавило 
взаимной любви членам СС и СА. Штурмовики с самого начала недолюбливали 
лейб-гвардейцев, а тут их вечным соперникам достался такой знак отличия!
Следует, однако, сказать, что в то время СС не была еще «религиозной сектой 
нового образца с собственной формой и обычаями», – как несколько позже описывал 
их один из эсэсовских руководителей Дитер Вислицени. На этом этапе ни о какой 
специдеологии, элементах оккультизма, ритуалах и прочем речь не шла. Гитлеру и 
его соратникам, в том числе и тем, кто стоял во главе отдельных охранных 
отрядов, было просто не до того. Гораздо больше их заботили перспективы 
политической борьбы, которая должна была привести партию к власти. Конечно, 
отдельные члены партии участвовали в оккультистских кружках, увлекались учением 
Гурджиева и Блаватской, практиковали кабалистику, однако это было их личным 
делом. Равно как до поры до времени оставалось личным делом руководителей НСДАП 
их пристрастие к древнегерманской истории, приверженность к скандинавским 
религиозным культам. Или напротив – религиозность, приверженность той или иной 
христианской конфессии. Идеологическая составляющая СС ограничивалась на ту 
пору слепой преданностью вождю. Остальное, даже партийная программа, оставалось 
для СС вторичным.
Вислицени Дитер (?-1948) – штурмбанфюрер СС. Работал в Центральном имперском 
управлении по делам еврейской иммиграции. Занимался организацией перемещения 
восточноевропейских евреев в концентрационные лагеря. Повешен по приговору 
Нюрнбергского трибунала.
С вооружением охранных отрядов проблем не возникало. Несмотря на то что они 
чаще всего были вооружены для ближнего боя – пистолетами и резиновыми дубинками 
(в эсэсовском фольклоре – зажигалками и ластиками), у Гитлера была возможность 
в любой момент снарядить их на самом лучшем уровне, превратить в микроармию, 
представляющую собой нешуточную силу. Благодарить за это, кстати, нужно было 
опального Эрнста Рема, создавшего в расчете на революционную деятельность СА 
сеть подпольных арсеналов. В них хранилось не только стрелковое оружие, но и 
артиллерийские орудия, пулеметы, огромное количество боеприпасов. Рем мечтал 
превратить штурмовые отряды в настоящую революционную армию, но Адольф Гитлер, 
отстранив его от дел, прибрал арсеналы к рукам. В результате СС в кратчайшие 
сроки стала серьезной опорой партии. Несмотря на то что отдельные отряды были 
небольшими, общая численность организации к концу 1925 года уже превышала 1000 
человек. Добавим к этому серьезное вооружение и получим внушительную силу.
В апреле 1926 года Юлиуса Шрека сменил на посту рейхсфюрера бывший руководитель 
«отряда проникновения» Йозеф Бертхольд.
Однако надеждам нового главы организации на то, что он сумеет сделать ее еще 
сильнее, сбыться было не суждено. Адольф Гитлер снова сделал ставку на СА. 
Только уже на СА без Рема. Вождь не хотел зря терять такое число рядовых членов 
партии. К тому же – членов партии хорошо вооруженных, готовых к борьбе, пусть и 
не слишком организованных и не слишком склонных к дисциплине. Другое дело, что 
им нужен был новый руководитель, способный загнать штурмовиков в определенные 
рамки, обеспечить верность. Нельзя сказать, что Францу Феликсу Пфефферу фон 
Заломону, отставному прусскому капитану, хорошо известному лидерам штурмовиков 
по деятельности в составе Добровольческого корпуса, это удалось в полной мере. 
Однако он сумел собрать разобщенные, часто находящиеся в конфликте друг с 
другом штурмовые отряды в единую организацию и подчинить их партийному 
руководству.
Бертхольд Йозеф (1897-?) – журналист, сотрудник «Фелькишер беобахтер». Один из 
первых руководителей СС, обергруппенфюрер СА. Член НСДАП с 1920 г. Создатель 
«отряда проникновения». Участник Мюнхенского путча. После провала путча 
эмигрировал в Австрию. С 1 ноября 1926 г. – рейхсфюрер СС. В марте 1927 г. 
подал в отставку в знак протеста против ограничения роста СС и вернулся к 
редакционной работе.

Заломон Франц Феликс Пфеффер фон (1888–1968) – обергруппенфюрер СА, имперский 
руководитель штурмовых отрядов в 1926–1930 гг. В 1932–1942 гг. – депутат 
рейхстага. Был связан с заговором фон Штауфенберга.
Взамен Гитлеру пришлось пожертвовать самостоятельностью СС, передав фон 
Заломону право распоряжаться ею как структурным подразделением СА. Рост 
численности СС был, естественно, ограничен. Нет, логику вождя понять нетрудно: 
штурмовики вновь стали управляемы и послушны, а значит, лейб-гвардию можно 
временно подвинуть на второй план. Ни в коем случае, заметьте, не распустить. 
Просто временно подвинуть. Но для самих лейб-гвардейцев, уже успевших 
проникнуться сознанием своей исключительной миссии, эта рокировка оказалась 
ударом по самолюбию. Многие эсэсовцы предпочли выйти из состава организации, 
подать в отставку, считая, что этот шаг вождя свидетельствует о его 
политической слабости, является шагом назад, оскорбляет честь новой партийной 
элиты. Так, протестуя против нововведений в субординации, в отставку подал 
Йозеф Бертхольд. Его заместитель, Эрхард Хайден, также недолго продержался на 
посту рейхсфюрера СС: поняв, что не в силах ничего изменить и безнадежно 
проигрывает фон Заломону, он уволился примерно через год. Организация 
постепенно теряла кадры.
Возможен, кстати, и другой расклад – намного более хитрая интрига вождя, загодя 
просчитанная многоходовая операция. Возможно, Гитлер, отдавая СС Заломону, 
определенным образом страховался от возможной неверности СА: включал в ее 
состав отряды, способные развалить в случае надобности организацию изнутри. 
Субординация субординацией, а клятву верности Гитлеру никто не отменял. Так же, 
как и подчинение СС местных партийных ячеек.
Это во многом подтверждают и действия самого фон Заломона. Он, судя по всему, 
хорошо понимал, что задумал Гитлер. По крайней мере, ничем другим не объяснить 
его усилий, направленных на сокращение численности охранных отрядов. В 
результате число эсэсовцев к 1928 году сократилось до 280 человек. Однако 
руководитель СА не совсем понимал внутреннюю идеологию партийной элиты. Чем 
меньше оставалось гитлеровских гвардейцев, тем более опасными они становились, 
проникаясь идеей собственной исключительности и пониманием того, что штурмовики 
– их не потенциальный, а вполне реальный противник, с которым еще предстоит 
схлестнуться в открытой схватке. И все меньше оставалось в рядах СС случайных 
людей, не вполне проникшихся духом этой организации. Как ни странно, увольнение 
Бертхольда и Хайдена приблизило эту схватку, позволило охранным отрядам стать 
тем, чем они стали, – Черным орденом. Просто потому, что на смену 
руководителям-идеалистам пришел практик, человек более чем циничный, не 
склонный к революционной романтике, играющий по одним правилам с Адольфом 
Гитлером: 6 января 1926 года должность Хайдена занял его заместитель – внешне 
мягкохарактерный, интеллигентный, близоруко и робко глядящий из-под очков 
Генрих Гиммлер.
Его приход никто из противников СС не воспринял всерьез. Никто не ожидал, что 
этот молодой национал-социалист сумеет буквально вывернуть ситуацию наизнанку, 
превратив видимое поражение СС в победу, а отодвинутую на второй план 
организацию – в сильнейшую структуру первого плана, пронизывающую сверху донизу 
не только партийную систему, но и – когда НСДАП пришла в Германии к власти – 
всю империю. Структуру, подобной которой не знала Европа со времен 
безграничного влияния Рима, объединившую в своем составе репрессивный аппарат, 
гвардию, уголовный и политический сыск, исследовательские институты и учебные 
заведения, организацию, которой проигрывал в численности и силе даже орден 
иезуитов в эпоху своего расцвета. От нового главы охранных отрядов, похожего на 
школьного учителя, этого никто не ожидал.
Маленький человек и великий магистр ордена, или О том, что вышло из детской 
мечты сына школьного учителя 
Меч засверкает в руке пожилого соседа,
Школьный учитель оскалит клыки людоеда,
Библиотекарь достанет из сумочки черный топор,
Юный курсант нахлобучит багряный убор.
Что будет дальше – об этом написано в книгах…
Дмитрий Богатырев. «Конец света»
Генрих Гиммлер, новый руководитель СС, был человеком далеко не простым. Проще 
всего, описывая его натуру, сослаться на известную поговорку о тихом омуте и 
его обитателях. Дело в том, что по свидетельству всех, кто знал Гиммлера до 
того как он стал рейхсфюрером, он был просто средним человечком без особых 
способностей. Довольно робким, отнюдь не блещущим талантами. Впрочем, один 
талант у него, судя по всему, все-таки был – талант организатора. Просто для 
того чтобы он проявился, не хватало стечения обстоятельств. Судите сами: 
Генриху Гиммлеру в кратчайший срок удалось буквально из ничего, из пары мифов, 
одной клятвы верности и собственных организаторских способностей создать такого 
монстра, как СС. Тут, что ни говори, остается только в изумлении снять шляпу. 
Правда, и нелепостей за это время было совершено тоже с вагон и маленькую 
тележку, но вольно же нам судить об этом по прошествии лет! Нет, что ни говори, 
работу он проделал колоссальную.
В тихом омуте характера Генриха Гиммлера за ничем не примечательной внешностью 
водились те еще черти. В нем как будто уживались два совершенно разных человека.
 Настолько разных, что непонятно, как ему удавалось совмещать эти свои ипостаси,
 принимать решения, отдавать приказы. С одной стороны, он терпеть не мог охоты, 
считая ее «хладнокровным убийством ни в чем не повинных беззащитных животных», 
а с другой – санкционировал массовые убийства. С одной – был ревностным 
католиком, с другой – искренне верил в дикую смесь нордических верований и 
индуизма, именуя ее индогерманской верой. С одной – был властным и 
требовательным, когда речь шла об СС и делах служебных, с другой – мягким и 
даже робким в домашней обстановке, подкаблучником и рохлей. Все эти 
противоречия каким-то образом сочетались в его личности, не разрушая ее. Даже 
внешность рейхсфюрера СС была обманчивой: его противники не раз и не два 
получали пренеприятнейшие сюрпризы, обнаруживая за обликом интеллигента, 
школьного учителя железную хватку, прагматичный подход к жизни и умение 
рассчитывать каждое следующее действие.

При этом в нем довольно странно сочетались воспитанный в детстве конформизм, 
стремление выполнять приказы, принадлежать к некой общности, подчиняющей себе 
всю жизнь, – и на первый взгляд противоречащий этому идеал рыцаря света, 
принимающего самостоятельные решения. Это сочетание делало его характер весьма 
схожим с характером типичного средневекового рыцаря – с одной стороны, 
самовластного и дерзкого, с другой – привыкшего ждать небесного знамения и 
подчиняться указаниям церкви и сеньора. В нем сосуществовали мирный и робкий 
романтик, бредящий древними временами, звоном стали и славой великих героев, и 
персонаж самых смелых его снов – хитроумный, коварный, смелый воин, ни в грош 
не ставящий человеческую жизнь. Одним словом, речь идет о настоящем безумце во 
всех смыслах этого слова. О человеке, чей разум плавно дрейфовал между тем, что 
принято называть «благородным безумием», и настоящим сумасшествием.
Генрих Гиммлер родился в 1901 году в семье мюнхенского учителя. Учителя, прямо 
скажем, не простого, а известного в высших кругах баварского общества, для 
своего времени – сверхпрофессионала: к его услугам прибегал даже королевский 
дом Баварии. Любители списывать все специфичные черты в характерах 
руководителей НСДАП на тяжелое детство, бедность, жестокость родителей и 
фрустрацию, тут растерянно умолкают: семья Гиммлеров была обеспеченной, дружной 
и, что называется, благополучной. Даже довольно суровая дисциплина, соблюдения 
которой добивался от детей Гиммлер-старший, не была чем-то исключительным. В 
патриархальных германских семьях так было принято. Скорее наоборот – странным 
был бы иной подход. Так что все ссылки доморощенных психологов на юные годы 
рейхсфюрера несостоятельны: его детство мало чем отличалось от детства тысяч 
немецких подростков.

На редкость противоречивая натура. С одной стороны – весельчак, прекрасный 
семьянин, заботливый отец. С другой – человек, хладнокровно отдававший приказы 
об убийстве тысяч людей
В принципе единственная «аномалия», которую удалось раскопать биографам 
Гиммлера, – это комплекс неполноценности из-за собственной физической слабости. 
В качестве «корней зла», что так любят искать в детстве злодеев и диктаторов 
авторы популярных биографий, – как-то маловато, не правда ли?
По воспоминаниям друзей детства, Генрих рос весьма дружелюбным и послушным. В 
школе не был ни отличником, ни двоечником, скорее держался среднего уровня по 
успеваемости, выезжая не за счет отличных знаний, а за счет усидчивости, 
прилежания и «активного участия в учебном процессе»: эти его качества учителя 
отмечали особо. От прочих детей его отличала, пожалуй, любовь к истории, зато 
роднило с ними стремление стать военным.
Отсюда, кстати, происходит любовь рейхсфюрера к униформе, «погонам, выпушкам, 
петличкам», что дала буйные побеги, когда Генрих Гиммлер стал главой охранных 
отрядов. Все эти черные мундиры с серебряным шитьем – воплощение детской мечты 
об армейской карьере.
За любовь к истории он должен был благодарить прежде всего отца: убежденный 
монархист и патриот, он и сам был прекрасным знатоком германского прошлого, и 
детям прививал несколько романтизированное отношение к эпохе рыцарства и 
великих королей. Что же до стремления стать военным – оно в начале Первой 
мировой не было редким среди германской молодежи. Патриотический подъем той 
поры мало кого оставил равнодушным, да и пропаганда работала как надо, 
апеллируя к воинской славе минувших эпох, временам Крестовых походов, личности 
Фридриха Великого. Не было, пожалуй, в Германии ни одного ребенка, который не 
мечтал бы в ту пору о подвигах и наградах. Это нормально и даже обычно в эпоху 
военных конфликтов.

Глубоко гражданский человек по натуре, Гиммлер буквально не снимал мундира

Но для Генриха мечта о военной карьере была настолько важной, что его отец, не 
склонный обычно идти на поводу у собственных детей, задействовал все свои связи,
 дойдя до королевской фамилии Баварии, чтобы помочь ему. В 1917 году, еще до 
наступления призывного возраста, юный Гиммлер был зачислен в 11-й Баварский 
пехотный полк. Правда, всего лишь ординарцем. Да и в этой должности послужить 
ему не довелось: война закончилась раньше, чем он сумел получить офицерское 
звание и побывать в бою. Поражение в войне, демобилизация рейхсвера и 
сокращение его до мизерных размеров, жесткие требования победителей, ставившие 
Германию на край экономической пропасти, стали для Генриха тяжелым ударом. В 
частности, и потому, что Версальский мир означал для него крушение главной 
мечты всей жизни.
Впрочем, пережить это оказалось тяжело, но не невозможно: в конце концов, 
Генрих был еще очень молод. Из братства военного Гиммлер с удивительной 
легкостью перешел в братство студенческое, поступив в Мюнхенский университет на 
сельскохозяйственный факультет. Полученное образование серьезно повлияло на его 
мировоззрение. Дело в том, что в университете преподавались основы генетики, а 
также читался весьма основательный курс, посвященный селекции. В сочетании с 
охватившей тогда германскую интеллигенцию модой на евгенику, схожей с нынешней 
модой на дианетику и подобные лженауки, это дало весьма интересный эффект: 
молодой баварец самостоятельно пришел к выводам, вполне вписывающимся в расовое 
учение, которое проповедовали идеологи НСДАП. Собственно, «Лебенсборн» – одно 
из самых странных подразделений СС, призванных содействовать увеличению числа 
истинных арийцев, «нордификации» германского народа, – родом из студенческих 
времен Гиммлера. В отличие от большинства национал-социалистов, для которых 
расовое учение было скорее политическим моментом, частью идеологии, рейхсфюрер 
СС рассматривал эту часть воззрений вождя партии как конкретную задачу по 
улучшению биологического вида homo sapiens sapiens, по выведению новой, более 
совершенной человеческой породы.
В университетские годы будущий шеф СС вновь обратился к изучению истории – 
темных веков и Средневековья. Атмосфера одного из самых старых германских вузов 
немало тому способствовала: там еще сохранялись отголоски традиций 
средневекового школярства, процветало студенческое рыцарство. Жива была и 
пресловутая мензура – традиция особого рода дуэлей. Правила были таковы, что 
получить сколько-нибудь серьезное ранение на них было невозможно, а вот 
выплеснуть лишний адреналин и обзавестись парой-другой эффектных шрамов, 
интригующих юных барышень, – сколько угодно. Гиммлер, испытывавший нежную 
любовь к холодному оружию – мечам, кинжалам и шпагам, естественно, вскоре стал 
страстным фехтовальщиком, не упускавшим случая обнажить клинок. Возрождение 
дуэлей в СС – наследство университетских лет рейхсфюрера.
Интересуясь древней историей Германии, Генрих примерно в это время открыл для 
себя целый пласт литературы, до того не попадавшей в его поле зрения, – 
героический эпос Старшей Эдды и «Песни о Нибелунгах». Боги и герои темных веков 
надолго заняли его воображение. Не остались незамеченными им и уже 
упоминавшиеся выше писания Гвидо фон Листа, в первую очередь – работа «Тайна 
рун». Это чтение оказало на него такой же ошеломляющий эффект, как на множество 
наших с вами современников – «новая хронология». Дело в том, что книга фон 
Листа, вопреки ее названию, не только о рунах. Это рассказ о тайном обществе 
руновязов-эрилей, столетиями управлявших миром из-за спины официальных 
правителей, о тайных знаках, скрытых практически во всех проявлениях германской 
культуры, о том, что каждое слово немецкого языка означает куда больше, чем 
принято думать, и представляет собой шифр, скрытый от всех, кроме посвященных. 
Его, как и многих, охватило очарование тайны.
Романтичный юноша, он просто не мог не стать эскапистом, не начать поиск 
лучшего мира, лучшей эпохи, лучшей жизни. Впрочем, в начале 20-х годов 
минувшего века это было среди молодежи скорее не исключением, а правилом. 
Эскапистами стало целое поколение тех, кто не успел попасть в мясорубку войны, 
но в полной мере вкусил ее кровавых и мрачных последствий. Просто на ту пору 
для таких «беглецов от реальности» еще не было придумано название. Пасторальная 
цивилизация раннего Средневековья, с ее простой системой общественных отношений 
и простыми нравами, была гораздо больше по душе юному Гиммлеру, чем окружающий 
мир с его проблемами. Вероятно, именно поэтому он довольно долго был близок к 
организации, называвшей возвращение к ценностям пасторального общества одной из 
главных своих задач, – к Союзу артаманов. Мало того, некоторое время он был 
даже одним из лидеров этого движения, однако вскоре отошел от дел, связав свою 
жизнь с тогда еще совсем новой партией Гитлера. К артаманам его привлекала 
помимо прочего и их антиславянская программа. Гиммлер настолько проникся идеей 
изгнания славян с германских земель, что всерьез стал отождествлять себя с 
Генрихом Птицеловом – королем, расширявшим рейх на восток.

В рамках проекта «Лебенсборн» по всем оккупированным территориям собирали таких 
вот детей «арийского» облика. Им предстояла «нордификация» – воспитание в духе 
национал-социализма.
Гиммлер делал ставку на их «чистые» гены
Артаманы – националистическая организация, созданная в Германии в 1923 г. 
и объединявшая сторонников антиурбанистических идей. Члены ее призывали 
рассматривать работу в сельском хозяйстве как исполнение патриотического долга, 
были непримиримыми противниками славянской диаспоры на территории Германии. 
Лига прекратила существование в 1934 г., войдя в состав НСДАП.

Генрих I Птицелов (ок. 876–936 гг.) – германский король с 919 г., основатель 
Саксонской династии. Путем уступок ликвидировал мятежи герцогов Швабии и 
Баварии. Присоединил Лотарингию (925 г.), начал захват земель полабских славян.
Одновременно с уже названными книгами в руки будущему рейхсфюреру попались 
индийский эпос, самурайские хроники, книги Мейера и Моммзена, посвященные 
Древнему Риму. Всю эту литературу он не просто прочитывал, но с чисто немецкой 
дотошностью изучал, выделяя для себя некие главные моменты, формируя по книгам 
собственное мировоззрение. Результат получился довольно эклектичным. Знания о 
хтонической религии жителей Севера смешались у него с представлениями об 
арийской расе и недавно прочитанными «Бхагавадгитой» и «Ригведой».[11] В 
результате он сформировал для себя странноватый комплекс убеждений, сочетавший 
в себе веру в реинкарнацию (соответственно он – реинкарнация короля Генриха) – 
и в Валгаллу, Одина и Вишну. Удивительно, при этом он продолжал оставаться 
христианином. Единственным отличием его веры от канонической было убеждение, 
что Христос не был евреем, но в этом он был не одинок: большинство 
национал-социалистов считали так же.
Еще одним историческим периодом, вызывавшим неподдельный интерес Гиммлера, было 
время расцвета Тевтонского ордена. Гигантская орденская структура, 
действовавшая слаженно, как единый механизм, поражала его воображение. И тем в 
большей степени, что орден активно расширял германские владения на востоке, 
захватывая земли славянских и прибалтийских народов.
Став позже рейхсфюрером СС, Генрих Гиммлер постарался как можно более точно 
воспроизвести орденскую структуру в своей организации, возродить орден, сделать 
невозможное, повернув историю вспять. Собственно, этим и объясняется 
ужесточение с приходом нового рейхсфюрера правил приема в СС неофитов, 
появление специальных, стилизованных под древнегерманские, ритуалов и 
корпоративных обычаев, соответствующая символика.
Правда, наследство, которое будущий магистр ордена получил от предшественников, 
было гораздо более бедным, чем та база, на которой создавали свои ордены 
тамплиеры и иоанниты. Меньше трехсот «рыцарей», разбросанных по всей стране 
небольшими группами, скудное финансирование и никакой поддержки со стороны 
сильных мира сего. У главы последнего в истории рыцарского ордена не стоял за 
спиной ни король, ни всемогущий папа римский. Все приходилось начинать с нуля.
Кстати, членству в артаманской организации Генрих был обязан рядом полезных 
знакомств, сказавшихся на его дальнейшей жизни и карьере. В частности, именно 
там он познакомился с Эрнстом Ремом, который вскоре ввел его в окружение 
Гитлера. Вот где молодой Гиммлер почувствовал себя среди своих! Романтика 
политической борьбы была тем, чего он еще никогда не испытывал и не примерял на 
себя. А тут этого было сколько угодно, причем в сочетании с весьма близкими 
Генриху взглядами. Да еще такая харизматическая личность, как Адольф Гитлер, в 
качестве руководителя партии! Короче говоря, вступление в партию было попросту 
неизбежно.
Членом НСДАП будущий магистр стал в 1923 году, за считанные месяцы до 
провального гитлеровского путча. О недолгом периоде его пребывания в партии до 
19 ноября практически ничего не известно. Кроме, разве что, того, что 
принадлежность Генриха к национал-социалистам вызвала серьезное недовольство 
его отца, не считавшего Гитлера фигурой, достойной не только уважения, но и 
внимания. (На этой почве, кстати, отец и сын поссорились настолько основательно,
 что, по воспоминаниям современников, производили впечатление смертельных 
врагов.) Тем не менее 9 ноября на Резиденцштрассе Гиммлер стоял рядом с вождем 
своей партии, держал в руках флаг со свастикой, который позже станет главной 
реликвией партии. Из переделки ему удалось выйти без единой царапины, мало того 
– вот удивительно! – его даже не арестовали.
Вообще действия властей по отношению к незадачливым путчистам поражают 
воображение. Какое-то невероятно мягкое отношение! Впрочем, если посмотреть, 
как относился к русским революционерам «кровавый царский режим», это вызовет 
еще большее удивление. Ощущение, что властям было безразлично существование 
целой группы людей, планирующих свержение существующего строя.
Провал национал-социалистической революции, которую днем раньше провозгласил в 
Хофбройхаусе Гитлер, не был для него трагедией: приговор, вынесенный участникам 
путча, был мягким, вождь национал-социалистов призывал сторонников не терять 
надежды, а значит – все было не так уж и плохо. Вскоре Гиммлеру подвернулось и 
место работы, связанное с партийной деятельностью: место личного секретаря 
Грегора Штрассера – лидера нижнебаварского отделения НСДАП. Денег эта 
деятельность приносила мизерное количество, так что Гиммлер постоянно был в 
долгах, занимая и перезанимая у друзей. Зато он обзавелся массой полезных 
знакомств среди партийного руководства.
Штрассер Грегор (1892–1934) – партийный деятель, с 1926 г. – рейхсфюрер НСДАП 
по пропаганде, затем – по партийной работе. Участник Первой мировой войны, 
капитан, кавалер Железного креста I и II степеней. Один из заместителей Адольфа 
Гитлера и один из главных его соперников. Возглавлял левое, социалистическое 
крыло НСДАП. В 1932 г. оставил свой пост в партийном руководстве и вышел в 
отставку. Был ликвидирован по приказу Гитлера во время «ночи длинных ножей».
Через короткое время Адольф Гитлер, снова оказавшись на свободе, взялся, исходя 
из новых методов борьбы, на которые он решил сделать ставку, перестраивать 
партийную структуру. Естественно, что ему понадобились новые кадры вместо 
соратников, оказавшихся не слишком надежными и отстраненных от партийной работы.
 Тут-то кто-то из «старых борцов» и вспомнил энергичного баварца с лицом 
голодной землеройки (как описывал его Штрассер), разъезжавшего по всей Баварии 
на мотоцикле, инспектируя подпольные склады оружия и выступая с речами. Немало 
дивидендов принесло Гиммлеру и участие в путче: одно то, что он стоял у 
ступеней Фельдхернхалле плечом к плечу с вождем, добавляло ему авторитета и 
свидетельствовало о благонадежности. Буквально через пару месяцев он уже входил 
в состав недавно созданных охранных отрядов, причем не на второстепенной 
должности, а в числе руководителей новой организации. Его должность 
предполагала руководство всеми отрядами СС Нижней Баварии.
Изменение политики партии, решение вождя перейти к парламентским методам борьбы 
не вызвали разочарования у Гиммлера. Скорее даже наоборот. Законопослушный, как 
все немцы, он был рад возможности достичь желаемого, не входя в конфликт с 
обществом и государством. Кроме того, партия, стремящаяся прийти к власти 
законным путем, предоставляла ему гораздо больше возможностей для карьеры. 
Естественно, все списывать на прагматичный подход не стоит. Гиммлер был 
действительно очарован личностью Гитлера. «Он на самом деле великий человек, 
искренний и чистый, – считал он, – его речи – блестящий пример германизма и 
арийства».
И начальники, и подчиненные Генриха дружно характеризовали его как блестящего 
организатора, но жуткого зануду и педанта. Противники из числа штурмовиков 
любили присовокуплять к этой оценке пометку «по-видимому, гомосексуалист»,[12] 
рассуждали об интеллигентском чистоплюйстве, ухоженных руках Гиммлера и мягкой, 
почти женственной манере общения. Когда после отставки Бертхольда и Хайдена он 
встал во главе отрядов СС, в руководстве СА этому обрадовались чрезвычайно: 
новый рейхсфюрер не производил впечатления человека, который может оказаться 
серьезным противником. Его просто не принимали всерьез. И, как оказалось вскоре,
 совершенно напрасно.
Став руководителем небольшой, но обладающей огромным потенциалом организации, 
Гиммлер дал волю фантазии. Он видел себя во главе нового ордена тамплиеров или 
меченосцев, великим магистром, патроном Германии. Авторитетом для него был 
только Адольф Гитлер, присягу на верность которому он принес охотно и не 
нарушал до самого конца: Черный орден должен был служить вождю так же яростно и 
рьяно, как иезуиты – римскому понтифику. Перед молодым баварцем был открыт путь 
к осуществлению самой главной его мечты – мечты о боевом братстве, способном 
воспринять традиции рыцарства, о принадлежности к организации, представляющей 
собой реальную силу.

Партийных средств хватало на многое. Вскоре Гиммлер пересел с мотоцикла в 
автомобиль

Глядя на эти фотографии, начинаешь задумываться: так ли уж незначительна и 
малочисленна была НСДАП, как об этом пишут в учебниках?
В принципе даже переговоры Гиммлера с противником о возможности заключения 
сепаратного мира, воспринятые Гитлером как предательство, нельзя с полной 
уверенностью назвать таковым: окажись они успешными, магистр Черного ордена мог 
бы спасти своего сюзерена и его государство.
Забавно, что мечта о принадлежности к такой общности раньше или позже посещала 
большинство высокопоставленных национал-социалистов. Йозеф Геббельс в юности 
грезил церковной карьерой: его поражала и гипнотизировала слаженность действий 
отдельных представителей католической церкви, действующих как детали огромного 
механизма, проработанность ритуалов, возможность вмешиваться в политику разных 
государств. Адольф Гитлер сначала тоже задумывался о том, чтобы посвятить свою 
жизнь церкви, а потом выбрал армейскую карьеру. Да и для юного Германа Геринга 
армия тоже была чуть ли не пределом мечтаний. Вероятно, тут играет роль некая 
особая склонность, общая для них всех, собственно, и позволившая им собраться 
под одним знаменем.
Итак, получив в руки власть над охранными отрядами, Генрих Гиммлер приступил к 
их перестройке и усовершенствованию. Для начала – ужесточил правила приема в СС 
и правила внутреннего распорядка. Теперь, чтобы стать одним из подчиненных 
Гиммлера, необходимо было не только иметь «арийский облик», но и подтвердить 
свое чисто германское происхождение, представив родословную минимум в трех 
поколениях. Всякого рода разброд в униформе, излишняя самостоятельность личного 
состава, малейшее вольнодумство пресекались, что называется, на корню. При 
поддержке Альфреда Розенберга и нескольких специалистов по расовому учению были 
разработаны правила заключения арийского брака. Причем Гиммлер получил право 
вето на брак, внушавший ему подозрение в расовом плане. Естественно, что 
злоупотребление алкоголем, гомосексуализм, неразборчивые половые связи шли, по 
мнению Гиммлера, вразрез с моральным обликом члена охранных отрядов. А потому – 
искоренялись подчистую. Такой подход позволил впоследствии создать прекрасный 
имидж организации как последнего прибежища чистоты и рыцарства в загнивающем 
мире морального разложения. Так что рядовые граждане Третьего рейха даже «ночь 
длинных ножей» с ее многочисленными убийствами восприняли как неизбежную 
ампутацию гангренозной конечности с СС в роли скальпеля в руках врача.
Розенберг Альфред (1893–1946) – партийный деятель, руководитель оккупационного 
режима на захваченных территориях СССР. Рейхсляйтер, обергруппенфюрер СА. 
Родился в Ревеле, учился в Риге и Москве. В конце 1918 г. переехал в Мюнхен. 
Член НСДАП с 1920 г. Автор книги «Миф ХХ столетия» – одного из основополагающих 
трудов национал-социализма (и при этом, добавим, одного из самых занудных: по 
сравнению с этим философским трактатом даже «Моя борьба» читается почти как 
приключенческая литература). Приговорен Нюрнбергским трибуналом к смертной 
казни через повешение.
Эсэсовцы восприняли нововведения спокойно: они и так чувствовали себя партийной 
элитой, а гиммлеровское закручивание гаек делало их еще более избранными, еще 
сильнее замыкало их круг. А вот среди прочих членов партии попытки рейхсфюрера 
руководить половой жизнью подчиненных вызывали улыбки и целый поток анекдотов. 
О Гиммлере было известно, что он некоторое время был владельцем небольшой 
птицеводческой фермы, где вовсю применял полученные в университете знания о 
скрещивании и выведении новых пород. Поэтому за его спиной над ним подшучивали, 
сравнивая отряды СС с курятником Генриха. Впрочем, через весьма короткое время 
всякого рода шутки прекратились, а особо активные шутники старались не 
попадаться ему на глаза.
Пересмотрена была и сама структура организации. Гиммлер, добавив дисциплины и 
порядка, превратил ее в подобие структуры штурмовых отрядов – в жестко 
централизованную организацию. Он отказался от принципа малых отрядов, по 10 
человек в каждом. Новая структура была схожа с армейской. Восемь человек 
составляли отделение – «шар», три отделения, соответственно, взвод – «труппе», 
три или четыре «труппе» – роту – «штурм», численностью от 70 до 120 человек. 
Три-четыре роты – «штурмбанн», входящий в состав «штандарте» (1000–3000 
человек). Следующим по численности подразделением была бригада – «абшнитт», из 
бригад состояла большая «группе» – дивизия. Естественно, что реализовано 
новшество было лишь отчасти: в организации состояли всего 280 человек. Однако и 
на начальном уровне это было весьма полезно, так как дисциплинировало и 
упрощало субординацию. Вскоре, кстати, Гиммлеру удалось отчасти обойти запрет 
на увеличение численности его организации.
Сделано это было более чем своевременно: у Гитлера снова начались проблемы с СА.
 Настолько серьезные, что Пфеффера фон Заломона пришлось срочно удалять от дел 
и обращаться вновь за помощью к опальному Рему – единственному, кто мог еще 
совладать со своим разбушевавшимся детищем. Мятежи штурмовиков следовали один 
за другим: сначала в сентябре 1930 года, когда в заложники был захвачен Йозеф 
Геббельс, а потом – в апреле 1931-го, когда боевики СА захватили берлинскую 
штаб-квартиру НСДАП и редакцию газеты «Ангрифф».
«Ангрифф» – один из печатных органов НСДАП – газета, основанная Йозефом 
Геббельсом в 1927 г. По сравнению с «Фелькишер беобахтер» она была, кончено, 
скандальной и довольно реакционной, но в сравнении со штрайхеровским 
«Штюрмером» поражала корректностью формулировок.
Мятежники требовали введения политики невмешательства партийного руководства в 
дела организации, фактически – упразднения СС, предоставления права руководству 
СА баллотироваться на выборах в рейхстаг и пр. Говоря проще – большей 
самостоятельности штурмовых отрядов в составе партии. Во главе обоих 
выступлений стоял Вальтер Штеннес – бывший заместитель фон Заломона. И если в 
первый раз Гитлер пошел на уступки, то ко второму инциденту он был готов. Для 
подавления мятежа он избрал самый действенный способ – перекрыл финансирование 
СА, так что большинство сторонников Штеннеса сами отказались от участия в 
«путче». Проблема была решена, однако Гитлер снова убедился в неблагонадежности 
СА, в том, что эта организация не только не выполняет своих функций, но и 
дискредитирует партию.
Штеннес Вальтер (1895–1989) – один из руководителей СА. Участник Первой мировой,
 капитан, кавалер Железного креста I и II степеней. Один из организаторов 
«черного рейхсвера», сотрудничал с военной разведкой. В 1920 г. сблизился с 
Гитлером, руководил созданием штурмовых отрядов на севере Германии. В сентябре 
1930 г. – организатор мятежа СА, затем – глава антигитлеровского 
Национал-социалистического революционного союза. В 1933 г. уехал в Китай, стал 
военным советником Чан Кайши. Сотрудничал с советской разведкой до 1951 г.
Генрих Гиммлер со своими планами возрождения СС и превращения ее в достойный 
заменитель штурмовых отрядов был как нельзя более кстати. В результате в 
декабре 1930 года численность охранных отрядов составляла уже 2727 человек, а в 
конце 1931-го – 14 964. В момент прихода НСДАП к власти она превысила 50 тысяч 
человек.
Для того чтобы раз и навсегда ликвидировать какую бы то ни было угрозу для 
жизни или для власти Адольфа Гитлера, Гиммлер принял решение о формировании 
внутренней разведки в составе СС – службы безопасности – СД.[13] Во главе ее 
встал бывший морской офицер Рейнхардт Гейдрих. Его стараниями служба внутренней 
разведки стала со временем мощным инструментом, сложной структурой с тысячами 
осведомителей и агентов. Деятельность СД не только позволяла СС предотвращать 
те или иные чрезвычайные происшествия, но и давала возможность руководству 
НСДАП быть в курсе настроений в народе и исходя из этого планировать свои 
дальнейшие действия. Рудольф Гесс называл эту службу «маленькой партийной 
контрразведкой».
Гейдрих Рейнхардт Тристан Ойген (1904–1942) – один из руководителей СС, 
инициатор и руководитель СД. Возглавлял подготовку операций «ночи длинных 
ножей». С 1941 г. – имперский протектор Богемии и Моравии. Автор плана 
«окончательного решения еврейского вопроса», предполагавший уничтожение 20 млн 
человек. Убит бойцами чешского сопротивления.

Гесс Рудольф Вернер Рихард (1894–1987) – партийный и государственный деятель, 
рейхсляйтер, обергруппенфюрер СС, обергруппенфюрер СА. В Первую мировую служил 
в одном полку с Адольфом Гитлером, затем – под командованием Германа Геринга. 
Член Добровольческого корпуса Эппа, член общества «Туле». Участник Мюнхенского 
путча. Заместитель Адольфа Гитлера. В 1941 г. по собственному почину предпринял 
безуспешную попытку переговоров с Англией. В Германии был объявлен сумасшедшим. 
Нюрнбергским трибуналом приговорен к пожизненному заключению. В 1987 г. найден 
повешенным в тюремной камере.
Когда для Гитлера настал звездный час прихода к власти, о Гиммлере и СС как 
будто забыли. Глава охранных отрядов не получил значительных постов, он и его 
организация оставались в тени. Многие на ту пору считали, что вождь просто 
забыл о Гиммлере, и вновь делали все ту же ошибку, не принимая всерьез 
постоянно растущую силу организации, постепенно становящейся орденом. Гитлер же 
имел на нее свои планы.
Дело в том, что для завершения 13-летней политической борьбы, для того чтобы 
обеспечить себе приход к власти, Адольф Гитлер задействовал все скрытые резервы,
 нажал на все возможные рычаги и активизировал все старые знакомства. В 
результате ему удалось объединить усилия всех, кто тайно или явно его 
поддерживал. Финансист Ялмар Шахт, кельнский банкир Курт фон Шредер, 
экс-канцлер фон Папен, целая группа германских бизнесменов, несколько 
высокопоставленных военных чинов выступили в поддержку главы НСДАП и 
«продавили» его назначение на пост рейхсканцлера. Впрочем, ничто не дается 
даром, так что ему пришлось согласиться с целым рядом требований тех, кто помог 
ему осуществить давнюю мечту. Он должен был включить в состав кабинета 
министров несколько ставленников фон Папена (надолго они не задержались), 
устранить с политической арены социал-демократов, коммунистов и евреев (это, 
понятное дело, вовсе не вызвало возражений) и отказаться от социалистической 
программы. Если Гитлер избавится от левого крыла партии, а значит, в первую 
очередь от СА, он, обещали ему, получит солидные субсидии от промышленников, 
откровенно опасающихся превращения коричневого разгула в красный, и поддержку 
армии. Дело в том, что генералам отнюдь не нравилось намерение Эрнста Рема 
заменить армию штурмовиками. «Коричневый поток должен залить серую скалу», – 
провозглашал Рем, рассчитывая заменить серомундирных офицеров рейхсвера 
коричневорубашечниками из СА. Германские генералы, ясное дело, были против и 
предложили, во избежание конфликта между канцлером и армией, распустить 
штурмовые отряды. Гитлер отлично понимал, что сделать это невозможно. 
Попытавшись заставить штурмовиков мирно сложить оружие и разойтись по домам, он 
спровоцировал бы появление мощнейшей оппозиции, а то и начало гражданской войны.
 СА можно было только уничтожить, причем в прямом смысле – физически.
Для этого, как известно, он и применил отряды СС. Эрнст Рем напрасно считал, 
что обладает самой значительной силой в империи, не принимая чернорубашечников 
в расчет. 30 июня 1930 года они нанесли сокрушительный удар по руководству СА. 
Было объявлено о заговоре Рема, о том, что руководство СА решило захватить 
власть в стране. Эта организация была объявлена «чумной язвой», которая 
«требует немедленной ликвидации». Составлены списки лиц, подлежащих уничтожению.
 Руководствуясь ими, отряды СС приступили к кровавой чистке. Рем был арестован. 
Два дня спустя Гитлер через посредников предложил ему покончить с собой. Тот не 
поверил, что подобное предложение исходит от Гитлера, и отказался, после чего 
был застрелен в своей камере. СС вступила в свои права.
Собственно, орденом она стала примерно в это же время. Историк Хайнц Хене 
описывает это так: «Гиммлер через некоторое время после прихода НСДАП к власти 
собрал в Мюнхене представителей разных элит Германии – помещиков, профессоров, 
промышленников, офицерство – и обратился к ним с предложением вступить в СС и 
содействовать подъему авторитета этой организации и укреплению ее традиций. Он 
аргументировал это тем, что любое государство нуждается в элите. В 
национал-социалистической Германии такую элиту представляет СС. Но она сможет 
выполнить свои задачи только в том случае, если сумеет объединить „истинные 
солдатские традиции, взгляды и убеждения с воспитанностью и умением немецкого 
дворянства, с созидательной энергией промышленников на основе расового 
превосходства немцев над остальными народами и с учетом требований времени“.
[14] Все приглашенные были настолько изумлены этим выступлением рейхсфюрера, 
что все как один вступили в СС.
Собственно, с момента, когда гиммлеровская организация была признана 
традиционными элитами Германии как новая элита, заслуживающая внимания и 
уважения, и можно говорить об СС как об ордене – со своими ритуалами, кодексом 
чести, системой морально-нравственных норм, отличающихся от общепринятых. И 
если в самом начале все эти новшества были не более чем выдумкой Гиммлера, так 
и резали глаз новизной и искусственностью, то спустя буквально пару лет они 
стали неотъемлемой частью жизни ордена. Сам глубоко погруженный мыслями в 
Средневековье, Генрих заставлял тысячи представителей СС все сильнее утрачивать 
связь с реальностью, так же как он, становиться частью какой-то странной и 
безумно кровавой саги. Представьте на миг, что вам удалось, пройдя против 
течения времени, вернуться в далекое прошлое с современным оружием в руках – о 
эта типичная детская мечта! – и вам станет понятнее и ближе то ощущение 
вседозволенности, которое подчас испытывали члены охранных отрядов. Несмотря на 
то что вокруг них вовсю бурлил ХХ век, они продолжали жить в эпоху Генриха 
Птицелова, поклоняясь богам и идолам из еще более ранних эпох. Подчиняться 
моральным нормам и представлениям о нравственности, более подходящим для 
крестоносца, отправившегося завоевывать Гроб Господень или крестить язычников, 
чем для человека ХХ века. И великий магистр Черного ордена Генрих Гиммлер был 
среди них первым.

Последнее фото главы Черного ордена
Истоки верности и ловушка для немца, или О том, к чему приводят опрометчиво 
данные клятвы и чем чревато принесение присяги 
… Там, где кровь герои льют,
Буйно вырастет вновь трава,
Разнесут повсюду весть
Скальды, что на свете есть
Те, кому мужская честь
Много дороже, чем голова.
Антон Кудрявцев. «Смерть Гуннара»
Надо признать, что о морально-нравственных устоях, которые лидеры Третьего 
рейха считали единственно подходящими для своих подданных, мы знаем совсем 
немного. Но о чем можно сказать с уверенностью, так это о том, что в основе 
всего лежала верность. Не режиму, не правящей партии и не ее лидеру, но 
верность слову, клятве, присяге. Для немца первой половины ХХ века, будь то 
мелкий клерк, рабочий или кадровый офицер, данное слово значило гораздо больше, 
чем мы склонны предполагать. Нарушить его, пойти на измену было не то чтобы 
чем-то аморальным, постыдным, заслуживающим презрения, – но немыслимым, 
настолько идущим вразрез с нормальной линией поведения, что о таких случаях 
можно говорить как об исключениях из правил, еще раз эти правила подтверждающих.
 И это не было чем-то привнесенным извне. Напротив, речь идет о чертах 
национального характера, имманентно присущих немцам. Об особенностях 
германского менталитета.
Откуда они взялись и как сформировались? Ответить на этот вопрос несложно. В 
первую очередь нужно вспомнить столь нелюбимое лидерами НСДАП христианство. 
Правда, нам придется говорить о двух его конфессиях, разделивших Германию 
надвое. Каждая повлияла на формирование национальных черт по-своему, однако 
результат, о котором идет речь, был один: понятие чести и верности было свято 
для всех.
Север Германии на протяжении трех столетий был протестантским. Как следствие, и 
этика у граждан Пруссии, Голштинии, Мекленбурга и т. д. была соответствующая – 
протестантская. Довольно специфичная, во многом вполне соответствующая тому 
образу немца, а точнее – пруссака, что многократно высмеивался в анекдотах. К 
тому же в северных землях в большей степени развивалась промышленность, что 
также влияло на формирование национального характера. Именно отсюда прусская 
прагматичность, чересчур рациональный подход к жизни, традиционно принимавшийся 
окружающими народами за черствость. Сухость в общении, пунктуальность, 
размеренность всей жизни и подчинение правилам каждого поступка, дисциплина, 
сравнимая разве что с армейской, – эти качества, которые традиционно 
преувеличивались пропагандой стран, ведущих с Германией очередную войну, были в 
той или иной мере действительно присущи немцам северных земель.
У южан – саксонцев, баварцев, швабов и других, исповедовавших католическую веру,
 был несколько иной менталитет. Их верность клятве, да и просто обещанию, 
происходила от иных корней – из почтения к присяге как к обещанию перед лицом 
Господа. Жителям сельскохозяйственных регионов Германии были в большей степени 
свойственны сентиментальность, набожность, да и вообще они отличались от своих 
северных соотечественников: были более жизнелюбивыми, общительными, шумными, – 
но при этом тоже являлись законопослушнейшим народом, идеальным материалом для 
создания армии. Так что в принципе мы с полной уверенностью можем говорить о 
верности присяге как о чем-то, свойственном если не всем немцам, то большинству 
из них.
Еще одним фактором, едва ли не более важным, чем воздействие католической веры 
и протестантского морализаторства, была, разумеется, война. Германия вела войны 
– то успешные, то проигрышные – на протяжении всей своей истории. Это вполне 
понятно: немцы всегда были воинственной нацией, что неоднократно замечали их 
подчас более продвинутые в военном искусстве, но в то же время более 
миролюбивые соседи. Естественно, в обществе закрепилось специфическое 
представление об идеальном мужчине как о военном. Это видение мужского идеала 
властвовало над умами как во времена расцвета Германской империи, так и во 
времена раздробленности.
По условиям Вестфальского мира, которым завершилась Тридцатилетняя война, 
Германия была разбита на множество мелких государств, зачастую почти 
нежизнеспособных вследствие своих микроскопических размеров, и превратилась из 
мощной империи в «лоскутное одеяло» – источник ремесленников для всех 
стран-соседей и родовитых, но бедных невест для королевских династий окружающих 
стран.
Мало того, можно сказать, что распад страны на множество мелких княжеств, 
королевств и курфюршеств укрепил его. Потому что карликовые государства были в 
большинстве своем довольно милитаризованными и агрессивными, их правители 
признавали вооруженное столкновение идеальным средством решения территориальных 
конфликтов – даже если спорная территория была размером с письменный стол. 
Естественно, что этические и моральные устои, сформировавшиеся в таких условиях,
 не могли не испытать сильного влияния армейской культуры. Беспрекословное 
подчинение приказам, субординация, верность долгу стали частью немецкого 
менталитета, а армия превратилась в элиту общества. Быть дворянином и не 
служить, высоко ставить себя и при этом не иметь отношения к армии было просто 
нонсенсом, нелепицей. Образцом для подражания, идеалом немца был прусский 
король Фридрих Великий.
Фридрих II Великий (1712–1786) – прусский король из династии Гогенцоллернов, 
крупный полководец. В результате его завоевательной политики (Силезские войны 
1740–1742 гг. и 1744–1745 гг., Семилетняя война 1756–1763 гг., 1-й раздел 
Польши в 1772 г.) территория Пруссии почти удвоилась.
Если верить его жизнеописаниям, Фридрих II был неординарной личностью: талант 
полководца сочетался у него с любовью к искусствам, к литературе и музыке. В 
школьных учебниках о нем чаще всего говорится как о завоевателе, стратеге, и 
совсем не заходит речь о том, что «прусский Парсифаль» был истинным сыном 
«куртуазного века». Между тем именно это сочетание: принадлежность к армейской 
элите, выбор военной стези, с одной стороны, – и, с другой, образованность, 
высокая культура – и было идеалом, к которому стремился едва ли не каждый 
образованный немец. Нет, конечно, Германия не была только «страной фельдфебеля» 
или даже генерала. За ней в XVIII–XIX веках прочно закрепилась и слава «страны 
господина профессора»: все-таки немецкая наука, особенно наука прикладная, была 
известна во всем цивилизованном мире. Однако тут стоит оговориться, что 
пресловутый «господин профессор», во-первых, воспринимался соотечественниками 
как персонаж не вполне адекватный, проще говоря – чудак, не от мира сего, а 
во-вторых, чаще всего трудился над темами, интересными если не армии, то для 
работающей на армию промышленности. Да что там говорить, если даже большинство 
немецких гуманистов, мыслителей, литераторов, композиторов были отнюдь не 
пацифистами! Так что, когда публицисты удивленно вопрошают, как же могло 
случиться, что просвещенная Германия под властью Адольфа Гитлера превратилась в 
военный лагерь, они, мягко говоря, лукавят: ничего сверхъестественного не 
произошло. Новые правители рейха, повторим, всего лишь обратились к не столь уж 
далекому прошлому, сыграв на особенностях менталитета.
Итак, национальный характер немцев сформировали два важнейших фактора – 
насыщенная войнами история Германии и религиозность. Прирожденные солдаты, 
привыкшие к жесткой манере правления абсолютных монархов, просто не умеющие 
нарушать присягу, были настоящей находкой для правителя, стремящегося к 
созданию тоталитарного государства. Поэтому с определенной долей уверенности 
можно говорить о том, что Гитлера могло бы и не быть: любой более или менее 
решительный руководитель мог бы создать на базе Германии 1920-1930-х годов 
государство, если и не подобное Третьему рейху, то, во всяком случае, сравнимое 
с ним.
Разумеется, история не терпит сослагательного наклонения, а потому такого рода 
заявления не могут приниматься всерьез на все 100 %, однако определенная доля 
здравого смысла тут есть. Дело в том, что Германия после поражения в Первой 
мировой не могла развиваться по иному пути. Страны-победители, стремясь, с 
одной стороны, обезопасить себя, а с другой – компенсировать свои затраты на 
войну и военные потери, буквально разграбили Германию, развалили ее экономику, 
ввергли страну в глубочайший кризис, сопровождавшийся гиперинфляцией и 
безработицей. Выплаты репараций опустошили золотой запас страны, и бумажные 
деньги стали просто цветной бумагой. Жесточайший удар получила промышленность, 
ведь даже вполне мирные предприятия выпускали массу продукции, предназначенной 
для армии. Для владельцев заводов и фабрик, если они хотели сохранить свою 
собственность в расчете на наступление более светлых времен, единственным 
выходом стали локауты. Уволенные не могли найти себе новую работу: рынок 
рабочей силы и без того был переполнен – по условиям мира была практически 
упразднена германская армия.
Уничтожение армии и военно-морского флота оказалось для немцев едва ли не более 
тяжелым ударом, чем территориальные потери, утрата колоний, обесценивание денег.
 Это, фигурально выражаясь, был удар в самое сердце народа.
Германия тяжело переживала кризис, социал-демократическое правительство было не 
в состоянии его преодолеть, а немцы, обнаружив, что революция, свергнувшая 
монархию, не принесла ничего из того, что обещали ее инициаторы, мечтали о 
сильной руке. То, что это оказалась рука Гитлера, – не было случайностью, 
однако даже если бы отставной ефрейтор не создал свою партию и не повел ее к 
вершинам государственной власти, нашлись бы другие лидеры. Тоталитарное 
государство возникло бы в любом случае, а возникнув, потребовало бы реванша.
Однако вернемся к вопросу о верности. Как Адольфу Гитлеру удалось добиться от 
подданных столь массового и добровольного подчинения? Причин тут несколько. И 
первая из них заключается, как ни удивительно это звучит для тех, кто привык к 
трактовкам школьных учебников, в благодарности. Большинство немцев были – по 
меньшей мере, на первом этапе истории развития рейха, то есть до того времени, 
когда он погряз в бесконечной войне, – благодарны Гитлеру и его партии. Конечно,
 положение в Германии на момент победы НСДАП на выборах не было настолько 
тяжелым, как в начале 1920-х годов. Тут партийные пропагандисты слегка сгустили 
краски, чтобы лозунг «Гитлер – наша последняя надежда» выглядел более 
убедительно. Время президентства Пауля фон Гинденбурга нельзя и сравнивать, 
например, с временами правительства Куно. В сравнении с тем, что было лет 
десять тому назад, жизнь налаживалась. Однако экономика страны все еще была 
безумно далеко от подъема, колоссальная безработица по-прежнему душила народ. В 
этой ситуации любые обещания рвущихся к власти политиков навести порядок 
звучали как чистой воды фантастика. Нельзя не упомянуть, что левые партии 
выглядели в глазах обывателя наименее презентабельно. Нет, разумеется, можно 
назвать тысячи факторов, помешавших социал-демократам и либералам вывести 
страну из кризиса, однако факт остается фактом: слова их лидеров чаще всего 
оставались словами. Устав от речей и веры в светлое будущее, которое «вот-вот» 
наступит, немцы все чаще обращали свои взоры на правый фланг политического 
спектра. И когда после прихода Адольфа Гитлера к власти его предвыборные 
обещания начали исполняться, это подействовало на граждан новорожденного 
Третьего рейха магически: они поверили в приход мессии. Это не шутка: немецкий 
обыватель не просто был готов молиться на Гитлера, но зачастую так и делал. 
Поначалу, разумеется, выражаясь фигурально, а потом – когда эту тенденцию 
отметили в ведомстве Йозефа Геббельса – абсолютно всерьез.[15]
Гинденбург Пауль фон (1847–1934) – президент Германии с 1925 г., 
генерал-фельдмаршал (1914). В Первую мировую войну (с ноября 1914 г.) 
командовал войсками Восточного фронта. С августа 1916 г. начальник Генштаба, 
фактически главнокомандующий. 30 января 1933 г. передал власть в руки 
национал-социалистов, поручив Гитлеру формирование правительства.
Куно Вильгельм (1876–1933) – германский капиталист и политический деятель. Был 
решительным противником выполнения Германией обязательств по Версальскому 
мирному договору 1919 г. В ноябре 1922 г. сформировал правительство, взявшее 
курс на отказ от внесения платежей и выполнения поставок в счет репараций. 
Воспользовавшись этими действиями правительства Куно, Франция и Бельгия в 
январе 1923 г. оккупировали Рурскую область.
Жесткими методами, свойственными тоталитарному стилю правления, Гитлер 
буквально за пару-тройку лет решил задачу, над которой левые бились на 
протяжении без малого двух десятилетий. Благосостояние каждого жителя страны 
резко улучшилось, безработица пошла на убыль, стала укрепляться имперская марка.
 Это было своего рода экономическое чудо. По чести сказать, немцам, уставшим от 
постоянной нищеты и неуверенности в завтрашнем дне, было все равно, кто 
выступает в роли чудотворца. Политические воззрения лидера НСДАП были в этом 
плане вторичны, служили как бы приложением. И сегодня старшее поколение немцев 
вспоминает первые годы пребывания Гитлера у власти как прекрасное время. Вне 
зависимости от далеко не положительного отношения к вождю лично. К тому же 
лидер национал-социалистов взялся возрождать вооруженные силы, а уже одного 
этого было достаточно, чтобы завоевать любовь огромного числа подданных – 
бывших военных. Итак, возвращаясь к истокам верности подданных режиму, 
произнесем эту крамольную фразу еще раз: немцы были по-настоящему благодарны 
своему новому правителю.
С другой стороны, нельзя не сказать о том, что Гитлер был чуть ли не первым 
после свержения монархии лидером государства, который воспринимался обывателями 
как свой человек. Практически каждый социальный слой общества находил в нем 
свои, близкие черты.
Сложно сказать, был ли сам австрийский разночинец столь талантлив, чтобы 
выстроить такую линию поведения, или ему помогли в этом более мудрые и старшие 
советники, однако свои плоды она приносила. И тут мы вновь сталкиваемся с 
необходимостью слегка поколебать сложившееся представление. Описывая 
гитлеровский период германской истории, всегда было принято подчеркивать, что 
вождь национал-социалистов был глубоко чужд немецкому народу, не был им принят. 
Разумеется, с идеологической точки зрения такое утверждение было выгодно 
чрезвычайно, ибо позволяло объявить национал-социализм антинародным. Но к 
истине оно не имело ни малейшего отношения. Специфика любого тоталитарного 
режима такова, что не испытывать горячей любви к своему политическому лидеру 
его подданные не могут. Потому что на поддержание этого чувства работает весь 
мощный пропагандистский аппарат государства. Но дело даже не в этом. Еще 
задолго до того как в его распоряжении оказались все немалые ресурсы 
государства, Гитлер сумел добиться поддержки одновременно и рабочих, и мелких 
лавочников, и деятелей искусств, и банкиров. Итак, произносим еще одну 
необщепринятую истину: вождь Третьего рейха был весьма популярным политиком, 
вызывавшим у большинства граждан своей страны сугубо положительные эмоции.
Однако, будучи человеком весьма здравомыслящим – опять-таки, гораздо в большей 
степени, чем принято считать, – он понимал, что ничто, в том числе и народная 
любовь и благодарность, не вечно. А следовательно, нужно было как можно быстрее 
закрепить сложившееся положение. Сделать это до того, как режим перейдет к 
непопулярным мерам, применение которых обусловлено его идеологией. И вот тут-то 
и начинается едва ли не главная гитлеровская интрига. Сложная многоходовая игра,
 основанная на особенностях германского менталитета, призванная накрепко 
связать вождя с каждым его подданным. Связать нерасторжимыми узами, разорвать 
которые не позволила бы родовая память, общественная мораль и прочие 
неосознаваемые, но постоянно воздействующие на нас факторы. Конечно, такая 
многоходовка годилась только для Германии, ибо была рассчитана исключительно на 
немцев. Мало того, сегодня она скорее всего просто не дала бы должного 
результата: все-таки за последний без малого век люди здорово изменились, стали 
жестче, прагматичнее. Но в те времена это был невиданный по сложности и 
эффективности трюк, позволивший подчинить всю страну одному человеку.
Начало этой интриге было положено весной 1933 года. Иными словами, сразу после 
того, как Адольф Гитлер, глава победившей на выборах политической партии, стал 
имперским канцлером – вторым лицом во властной структуре Германской империи. 
Вторым – после имперского президента, главы государства. Этот пост занимал на 
ту пору уже упоминавшийся парой страниц выше Пауль фон Гинденбург – «железный 
маршал», легендарный полководец Первой мировой, популярный среди немцев той 
поры едва ли не в большей степени, чем Семен Буденный в Советском Союзе. 
Следует заметить, что, если бы в ту пору составляли рейтинги политических 
деятелей, президент безо всякого труда занял бы первую позицию, в то время как 
канцлеру пришлось бы удовольствоваться второй, а то и третьей. Это означало, 
что Гитлеру нечего было даже и стремиться обойти Гинденбурга или свергнуть его. 
Оставалось мириться со своим второстепенным положением и ждать подходящего 
момента, который должен был наступить совсем скоро: имперский президент был 
очень стар. Мало того, из сложившейся ситуации можно было почерпнуть немалую 
выгоду: совершить несколько политических ходов, прикрываясь чужим, хорошо 
известным именем.
Так, именно с благословения фон Гинденбурга новый глава кабинета министров 
расправился с левыми партиями, использовав в качестве повода так кстати 
подвернувшийся пожар в Рейхстаге 27 февраля 1934 года. Есть, правда, версия, 
что анархист Ван дер Любе был не более чем подставной фигурой, а поджог символа 
германского парламентаризма на самом деле устроили подручные Германа Геринга, 
которые пробрались в Рейхстаг по подземному ходу, прорытому от особняка 
будущего рейхсмаршала. Однако эта версия отдает откровенной фантастикой. Геринг,
 конечно, был весьма романтичной персоной – подземные ходы, замки и прочая 
средневековая атрибутика вполне по его части, – но это было бы явно слишком 
даже для него. Скорее всего, Гитлеру просто очередной раз повезло: голландский 
анархист-одиночка, пытавшийся при помощи глупого и бессмысленного 
террористического акта пробудить к жизни левые партии Германии, дал ему 
возможность совершенно легально перевести страну на однопартийную систему. 
Престарелый генерал-фельдмаршал не возражал: он был столь глубоко возмущен 
февральским происшествием в Рейхстаге, что, фигурально выражаясь, дал своему 
канцлеру карт-бланш на наведение порядка. Ну а тот уж расстарался по полной: 
устранил со своей дороги всех, кто мог ему помешать. Включая членов своей 
собственной партии, так или иначе препятствовавших его продвижению к власти. 
Вмешайся Гинденбург в происходящее, дай он по рукам «богемскому ефрейтору», как 
он называл Гитлера, – и кто знает, как все сложилось бы дальше! Но имперский 
президент был в ту пору немногим адекватнее приснопамятного советского генсека, 
правившего в СССР несколькими десятилетиями позже и ставшего персонажем 
неисчислимых анекдотов. Посему он горячо одобрил действия главы НСДАП и, мало 
того, даже поздравил Гитлера с «победой над изменниками».
Геринг Герман Вильгельм (1893–1946) – политический, государственный и военный 
деятель Третьего рейха. В Первую мировую – летчик-истребитель. С 1922 г. – член 
НСДАП, с 1923 г. – верховный руководитель СА. Участник «Пивного путча» 1923 г. 
С 1928 г. – депутат рейхстага от НСДАП. С 1935 г. – главнокомандующий 
военно-воздушных сил Третьего рейха. С 1938 г. – заместитель Адольфа Гитлера в 
Совете министров по обороне рейха. Страстный коллекционер предметов искусства. 
Коллекцию собирал из фондов музеев захваченных Германией стран. В апреле 1945 г.
 попытался возглавить гибнущий Третий рейх, но был обвинен в измене и арестован.
 8 мая 1945 г. попал в руки американских солдат. На Нюрнбергском процессе 
против главных военных преступников был приговорен к смертной казни через 
повешение. За 2 часа до казни покончил с собой, отравившись цианистым калием.
Однако вернемся к той самой многоходовой интриге, о которой мы уже начинали 
говорить. Первым шагом ее было приведение Германии к присяге. Нет, разумеется, 
не на верность Гитлеру и НСДАП: действовать столь прямолинейно было на ту пору 
просто невозможно. Однако цель ее была примерно такой же – усилить позиции 
партии. Гинденбург был в полном восторге от такой затеи: ему, человеку военному,
 принесение присяги на верность отечеству не понравиться не могло. Тем более 
что и формулировка клятвы была благороднее некуда. Так, солдаты и офицеры 
рейхсвера произносили следующий текст: «Я приношу перед Богом эту святую 
клятву: я готов верно и честно служить моему народу и Отечеству и в любое время 
пожертвовать собой». А государственные служащие, которых по-хорошему набиралось 
едва ли не пол-Германии, потому как к этой категории относились не только 
государственные чиновники (а бюрократический аппарат в Германской империи был 
велик и разветвлен чрезвычайно), но и врачи, учителя и даже землемеры, должны 
были произнести «гражданский» вариант присяги: «Я клянусь: я буду хранить 
верность народу и Отечеству, уважать конституцию и законы, добросовестно 
выполнять мои обязанности, да поможет мне в этом Бог».[16]
Все, казалось бы, вполне безобидно и в должной мере патриотично. Что, скажите 
на милость, может вызвать меньше подозрений, чем клятва верности своему народу 
и своей стране? Не государству, заметьте, а именно родине. Гитлер был слишком 
умен или, в качестве варианта, имел слишком хороших советников, чтобы совсем уж 
явно демонстрировать свои намерения. Все было продумано гораздо тоньше. Закон, 
который расставил все по местам, завершая первую часть интриги, был проведен в 
жизнь вскоре после завершения акции с клятвой верности. Назывался он «законом о 
защите единства партии и государства». Уже, что характерно, одной-единственной 
партии, причем даже не нужно было уточнять какой. Его параграфы утверждали 
НСДАП в качестве силы, неразрывно связанной с германским государством, явлением,
 без которого и Германию-то себе не представить. Следствие же этого документа 
было простым донельзя: если кто-либо, присягнув на верность Германии, решится 
выступить против правящей национал-социалистической партии, его можно 
рассматривать как изменника. Как предателя интересов родной страны, словом или 
деянием покусившегося на «ведущую и движущую силу государства». Собственно, с 
момента принятия этого нормативного акта немцы и попались в ловушку – оказались 
связанными собственными представлениями о чести и верности. Как говорится, 
дальнейшее – не загадка.
Дождавшись смерти престарелого президента, Адольф Гитлер оказался его 
единственным наследником. Конечно, это потребовало недюжинных усилий: нужно 
было заставить весь мир поверить в законность превращения еще вчера 
демократической Германии в страну с практически единовластным правлением. 
Однако для нас, коли уж мы стараемся уяснить для себя причины верности немцев 
Гитлеру и его режиму, интересен даже не сам момент закрепления у власти «вождя 
германского народа и имперского канцлера Германии», а то, что последовало сразу 
за этим.
Власть была у национал-социалистов в руках, нужно было лишь не упустить ее. 
Теперь, когда Пауль фон Гинденбург покинул сей грешный мир, у них, конечно, 
были полностью развязаны руки, но зато исчезло прекрасное прикрытие – 
всенародный любимец правитель, от имени и с благословения которого можно было 
творить практически все, что заблагорассудится. Теперь приходилось править 
самим, без прежнего прикрытия. С одной стороны, это означало практически полную 
безнаказанность, а с другой – необходимость в полной мере нести ответственность 
за каждое принятое решение. Руководители НСДАП хорошо понимали, что впереди у 
них целый список непопулярных мер, таких, что могут встретить противодействие 
даже среди весьма лояльно настроенных подданных, а посему – сделали еще один, 
завершающий шаг в своей многоходовке.
20 августа 1934 года, практически через две недели после смерти Пауля фон 
Гинденбурга, они приняли закон, изменявший формулировку присяги в соответствии 
с интересами партии. Процедуру клятвы на верность, согласно ему, полагалось 
повторить. Только теперь присягали на верность уже не народу и отечеству, а 
Адольфу Гитлеру лично. Военнослужащие произносили текст, полностью раскрывающий 
планы нового режима: «Я приношу перед Богом эту святую клятву: я клянусь 
безоговорочно подчиняться вождю Германской империи и народа, верховному 
главнокомандующему вооруженных сил Адольфу Гитлеру и, как храбрый солдат, 
всегда готов пожертвовать собой». Подобная формула была разработана и для 
государственных служащих: «Я клянусь: я буду верен и послушен вождю Германской 
империи и народа Адольфу Гитлеру, уважать законы и добросовестно выполнять мои 
служебные обязанности, да поможет мне в этом Бог».[17] В верности Гитлеру 
клялись члены партии и СС, имперские министры, члены правительств отдельных 
земель, военные, чиновники, врачи, учителя, полицейские и даже члены 
гитлерюгенда, молодежной организации, созданной при НСДАП подобно тому, как при 
РСДРП(б) были созданы пионерия и ВЛКСМ. Это была львиная доля граждан рейха. 
Для каждой категории, даже для десятилетних ребятишек, членов младших отделений 
гитлерюгенда, была разработана своя формулировка присяги. Например, такая: «Я 
обещаю все время исполнять мой долг в Гитлерюгенде с любовью и верностью Фюреру,
 да поможет мне в этом Бог».[18]
Нарушение клятвы противоречило германскому национальному характеру, поэтому 
немцы, принесшие ее, и на деле были верны своему вождю. Можно было и отказаться,
 не приносить присягу. Но это означало, во-первых, в полном смысле слова 
сломать себе жизнь: будучи нелояльным к правящей партии, оставаться на 
сколько-нибудь значимых позициях в обществе было невозможно. А во-вторых, 
подобная нелояльность привлекла бы к «отказнику» интерес соответствующих 
«компетентных органов», что, как показывает практика не только в Германии, но и 
в СССР, ничем хорошим никогда не заканчивалось.

Присяга верности членов СС была обставлена романтическими ритуалами. Точно так, 
как ее представляли себе неоязычники

Итак, вот мы и добрались до ключевого момента. В августе 1934 года Адольфу 
Гитлеру и его партии удалось связать Германию, что называется, по рукам и ногам.
 Сковать невидимыми кандалами, более прочными, чем любое железо, – 
укоренившимся в национальном сознании представлением о чести и верности. Игра 
была сыграна, и лидер правящей партии мог спокойно выложить на стол если не все 
карты, то по крайней мере большую их часть: позиции НСДАП были с этого времени 
просто неуязвимы. Ни в одной другой стране подобная интрига не принесла бы 
плодов, но немцы – сентиментальные романтики, мыслители, философы, изобретатели 
и в то же время лучшие солдаты западного мира – всегда были несколько особенной,
 не такой, как другие, необычной нацией. Эта их необычность, привязанность к 
четко сформулированным представлениям и идеалам (чтобы не сказать – зависимость 
от них) стала для них ловушкой. Будучи не в состоянии нарушить клятву верности, 
они следовали за своим вождем даже тогда, когда любовь и благодарность к нему 
остались в прошлом. Просто потому, что не умели иначе.
Девиз на кинжале и мораль для избранных, или О том, что самый благородный девиз 
– это еще не все 
…Чтобы всех отыскать,
Воедино собрать
И единою черною волей сковать…
Дж. Р. Р. Толкиен. «Властелин колец»
В большей степени, чем к кому бы то ни было, все сказанное выше о верности 
относится к членам организации, ставшей становым хребтом Третьего рейха, – СС. 
Членам структуры, пронизавшей насквозь всю государственную систему. Впрочем, 
разумеется, не ко всем. Оговоримся сразу, что о служащих карательных 
подразделений речь не идет в принципе. Точнее сказать, о них мы поговорим чуть 
позже, в специальном разделе. Просто потому, что они не поддаются никакой 
классификации, и даже в их принадлежности к роду человеческому хочется иногда 
усомниться. Здесь же речь пойдет в первую очередь о гвардии. О войсках СС – 
элите из элит гитлеровской Германии.
Ее отличие от элит традиционных в первую очередь – в принципе формирования. 
Критерием, по которому судили о пригодности или непригодности того или иного 
немца к службе в ордене, были не интеллектуальные способности и не родовитость, 
не размер состояния, но физическое здоровье и чистота происхождения. По замыслу 
главы охранных отрядов гвардия должна была состоять только из чистокровных 
немцев, была призвана аккумулировать лучшие гены германской нации. Как 
следствие, в рядах ее были собраны представители самых разных социальных слоев, 
носители весьма разнообразных представлений о жизни, о том, что является 
благородным, а что – бесчестным. Крестьянин, дворянин, рабочий – для 
руководства СС было безразлично, лишь бы кандидат мог доказать свое чисто 
германское происхождение на протяжении необходимого числа поколений. Однако 
такого рода идейный разброд среди членов ордена был, мягко говоря, нежелателен. 
Гвардии Третьего рейха необходимо было единое мировоззрение, единые взгляды. 
Впрочем, это не новость: гвардейские подразделения любой державы имели свой 
собственный внутренний кодекс, отчасти зафиксированный в виде циркуляров и 
распоряжений, а отчасти – неписаный, как правило, более жесткий и четкий, чем 
общепринятые правила. Так было и в организации, возглавляемой Генрихом 
Гиммлером. Девизом, главным постулатом, формировавшим поведение солдат ордена, 
была фраза «Мою честь зовут Верность», выгравированная на форменном кинжале. 
Ничего иного, кроме верности, причем верности неограниченной, готовности не 
раздумывая пожертвовать собой, если это необходимо для дела, от них не 
требовалось. Войска СС должны были быть в состоянии выполнить решительно любую 
задачу, пусть даже она считалась невозможной, непосильной для обычных людей. 
Впрочем, расходным материалом гвардейцы не были никогда: во-первых, воспитание 
и обучение «универсальных солдат» стоило государству довольно дорого, а 
во-вторых, попусту терять столь тщательно отобранных чистокровных немцев 
руководители рейха отнюдь не желали.
Надо сказать, что такой подход к гвардии себя оправдывал. Хотя за минувшие 
десятилетия и сложилась традиция изображать эсэсовца этаким тупым ублюдком без 
чести и совести, на деле все было как минимум несколько иначе. Войска СС были 
достойным противником – хорошо обученным, умелым и беззаветно храбрым. Это, 
разумеется, не вызывало к ним любви по другую сторону от линии фронта и не 
может вызывать никаких добрых чувств у любого, кто помнит, за что его предки 
воевали в Отечественную, однако уважения достойно. Нельзя не сказать и о том, 
что «гвардейскость» этих подразделений причиняла беспокойство не только 
противнику, но и партийному и армейскому руководству. Командиры элитных частей 
могли, не считая это нарушением присяги, отказаться выполнить приказ, если он 
противоречил четко соблюдаемому ими моральному кодексу. И замена командира или 
его отстранение, чтобы перехватить управление подразделением, тут не помогали. 
Потому что это был не вермахт, это была не армия, созданная путем массового 
призыва. В войсках СС отношения среди личного состава были особенными, 
отличными от принятых в других подразделениях. Между командирами и солдатами 
складывалось определенного рода товарищество, основанное в первую очередь на 
том, что командир был не более чем лучшим среди равных. Соответственно, если 
что-то воспринималось как непозволительное командиром подразделения, чаще всего,
 его подчиненные были с ним единодушны. Происходило это оттого, что комсостав 
гвардейских подразделений назначался из числа солдат ордена. То есть командир 
был своим и в случае гибели мог быть заменен любым другим членом войск СС, 
следующим за ним по рангу.
Итак, обостренное восприятие того, что дозволено, а что нет, создавало 
определенные сложности в обращении с гвардией, однако инструментом она была 
столь совершенным, что Генрих Гиммлер не решился сбивать настройку. И для 
грязной работы были созданы специальные карательные подразделения. Но речь 
сейчас не о них.
Скажем сразу: кодекс чести, о котором здесь идет речь, относится к числу 
материй идеальных. То есть говорим мы о том, как все должно было быть, не более.
 Потому что война, особенно война затяжная, в конце концов меняет и разрушает 
все нормы и установления, сметает любые надстройки, оставляя лишь суть, 
сердцевину. Если под надстройками прячется животное начало – в конце концов 
остается именно оно. Тем удивительнее, что для большинства германских 
гвардейцев девиз о чести, которую «зовут Верность» сохранился до конца: присягу 
они соблюдали до последнего. Правда, остальные нормы внутреннего кодекса чести 
сохранились в худшем состоянии.
Кстати, говоря о девизе на кинжале, нельзя не сказать о том, что верность 
подразумевалась весьма специфическая. Не народу или партии, не государству, а 
лично Адольфу Гитлеру. Вполне в духе той присяги, которую принесли все 
находящиеся на государственной или военной службе немцы и, разумеется, все 
члены СС. «Я клянусь тебе, Адольф Гитлер, как фюреру и канцлеру германского 
рейха в верности и бесстрашии. Я клянусь в послушании тебе и тем, кто стоит 
надо мной, кого бы ты ни назначил, до самой смерти. Да поможет мне в этом Бог». 
Так звучала присяга членов Черного ордена, остававшаяся для них актуальной даже 
после того, как от государства национал-социалистов остались дымящиеся руины, а 
сам вождь и имперский канцлер упокоился в неглубокой могиле в саду 
рейхсканцелярии.
Клятва верности офицеров СС была еще строже: офицер ордена помимо прочего 
клялся со всей бескомпромиссностью следить, чтобы в ряды СС попадали только 
люди, отвечающие ее требованиям, каковы бы ни были заслуги их родителей или 
предков, и обязался не отступать от этого правила, даже если ему придется 
отвергнуть собственных потомков или родственников. Руководство СС заботилось о 
том, чтобы новая элита не была обременена дурным наследием элит прошлого.
Сделаем здесь небольшую паузу: раз уж мы упомянули о смерти Адольфа Гитлера, 
нельзя не вспомнить о довольно загадочных обстоятельствах его гибели, также 
связанных с солдатами СС. Оставим в покое разного рода спекулятивные версии, 
которыми так любят жонглировать падкие до сенсаций журналисты от истории, и 
остановимся на том, что действительно вызывает некоторое недоумение. Ну, 
во-первых, разумеется, удивляет тот факт, что свидетельства о самоубийстве 
вождя и его свежеиспеченной супруги, принадлежащие различным авторам, хотя и 
находятся, что называется, в одном русле, но заметно разнятся в деталях. 
Отличаются свидетельства о расположении трупов Адольфа и Евы Гитлер, о способе 
самоубийства: по одной версии, супруги застрелились, по другой – отравились, по 
третьей – Адольф застрелился, а Ева приняла яд. А уж заключение 
патологоанатомов, исследовавших останки, не вяжется ни с одной из версий: 
мужской труп имел все признаки смерти от цианида, а женский – от осколочного 
ранения в грудь.[19]
А во-вторых, не может не удивлять погребение четы Гитлер. Похоронная команда 
состояла из солдат войск СС. Мало того, из самых преданных вождю солдат, 
которые на протяжении многих лет охраняли его жизнь – членов подразделения 
Ганса Раттенхубера.
Раттенхубер Ганс (1897–1967) – начальник личной охраны Гитлера. Участник Первой 
мировой, кавалер Железного креста!иП степеней. Член НСДАП с 1933 г. На 
должность рекомендован лично Генрихом Гиммлером. Неотлучно до последнего 
момента находился при Адольфе Гитлере. После его самоубийства попытался 
прорваться на Запад, но был арестован советскими войсками. До 1952 г. без суда 
находился в Бутырской и Владимирской тюрьмах, в 1952 г. приговорен к 25 годам 
лагерей, но в 1955 г. передан властям ФРГ и вскоре освобожден.
После неудачной попытки кремировать трупы эсэсовцам была отдана команда 
похоронить останки. И что же сделали люди, клявшиеся в верности вождю? Сбросили 
обгоревшие тела в неглубокую воронку, наскоро присыпав землей. Именно не 
закопав, а присыпав, так, что наружу торчали конечности. Как будто специально 
стараясь сделать место последнего упокоения вождя более заметным, чтобы его 
легко было обнаружить. С беззаветной преданностью и выполнением долга чести это 
как-то не вяжется. Мало кто обращает внимание на такое несоответствие. Еще бы, 
ведь речь идет о нацистах – людях без чести и совести, утверждают одни. Это 
были последние дни Третьего рейха: эсэсовцы торопились, думая о спасении 
собственных жизней, подхватывают другие. Не правы тут, судя по всему, ни те ни 
другие. Чтобы немец, а тем более гвардеец не выполнил долг чести по отношению к 
пусть и бывшему, но руководителю, которому приносил присягу верности, должна 
была произойти катастрофа гораздо более масштабная, нежели падение государства. 
Тем паче что кадровые солдаты и офицеры СС это падение окончательным не считали 
и еще долгие годы после войны рассчитывали, тайно или явно, на возрождение 
рейха. Добавим, кстати, что в момент самоубийства молодоженов в Имперской 
канцелярии находился Генрих Мюллер, глава тайной государственной полиции – 
гестапо, человек, обладавший достаточной властью и авторитетом, чтобы заставить 
любого, пусть даже перепуганного насмерть и забывшего о присяге, эсэсовца 
выполнить свой долг до конца и как должно. Нет, тут, что ни говори, кроется 
некая загадка, заставляющая вспомнить немногочисленные свидетельства о встречах 
с Гитлером в Аргентине и разнообразнейшие версии о спасении вождя и «подменном 
фюрере». Впрочем, утверждать что бы то ни было тут нельзя. Просто потому, что 
фактов, на которых можно основывать те или иные утверждения, явно недостаточно. 
Остановимся на одном: после самоубийства главы Третьего рейха его приближенные 
повели себя странно.
Впрочем, вернемся к кодексу чести СС. Повторю – в идеальном его виде. Не 
затронутом войной. И, глядя на этот кодекс, откровенно удивимся: слишком уж 
благородно выглядят его нормы! При всем своем романтизме и акцентированности на 
рыцарских временах Генрих Гиммлер не мог выдумать его «с нуля», на пустом месте.
 Так откуда же что взялось? Ответ на этот вопрос, как и на весьма многие 
вопросы относительно истории, культуры, традиций Третьего рейха, лежит в 
глубине веков, в давно минувших временах. Традиции и ценности, легшие в основу 
эсэсовского мировоззрения, изначально принадлежали не ордену, а королевской 
гвардии прусских императоров. Именно СС, а точнее сказать – войска СС, потому 
что организация ордена была слишком разветвленной и сложной, чтобы судить о нем 
в целом, были наследниками этих традиций. Честь, долг, верность, послушание, 
братство по оружию – эти понятия, постепенно утрачиваемые человечеством и к 
нынешнему дню превратившиеся в большинстве случаев просто в красивые фразы, 
были для солдат ордена более чем актуальными. Они должны были стать основой 
того, во что верил каждый, их катехизисом, их заповедями. В принципе в виде 
заповедей и были сформулированы пресловутые «15 боевых правил», ставшие той 
базой, на которой строилось мировоззрение членов ордена.
Звучат они очень достойно: «Твоя цель – стремление к победе. Твой путь – 
упорная тренировка. Твои кровные узы – боевое братство. Твой успех – это успех 
команды. В бою будь жесток, но благороден. Твое главное правило – железная 
дисциплина. Твое правило – дисциплина как внутренний судья. Дисциплина – 
безоговорочное подчинение командиру. Не испытывай судьбу – превратишь победу в 
поражение. Не уклоняйся от принятия решения. Не перекладывай ответственность на 
плечи товарищей. Помни, победитель всегда скромен. Проиграв, не занимайся 
пустыми оправданиями. Помни, главная причина поражения в тебе самом. Будь 
рыцарем, веди себя так, как подобает в бою и в жизни».
Такое дополнение к боевому уставу внушает уважение, не так ли? Другое дело, что 
реальные боевые действия, война, оказавшаяся отнюдь не столь победоносной, как 
рассчитывали авторы военных планов, трансформировали эти 15 заповедей в нечто 
куда менее привлекательное, смывая налет романтизма, оставляя лишь то, что было 
необходимо для выживания и успешного выполнения боевых задач.
Впрочем, как мы уже говорили выше, понятия чести, долга и верности оставались 
неизменными до самого конца войны. Разумеется, бывали и исключения – где и в 
каких войсках их не бывало? – но гвардия оставалась гвардией до последнего. И 
тут уместно задать вопрос «почему?», ведь в состав войск СС входили, как уже 
отмечалось, представители самых разных социальных слоев – от аристократии до 
крестьянства, и понятия о том, что честно, а что – бесчестно, должны были бы 
разниться. Причина такой устойчивости базовых для орденского войска моральных 
норм заключается в том, что в программе подготовки войск СС большую роль играло 
даже не обучение, хотя войска эти в плане выучки и боевой подготовки по праву 
занимали высочайшие позиции, а воспитание. Среди солдат и офицеров насаждались 
единые ценности. Основные понятия, которые должны были стать базой для их 
мировоззрения. Что есть долг, как оценить верность, в чем заключается честь – 
эти вопросы подробнейшим образом разбирались и освещались как в «Основных 
тетрадях СС» – вестнике, издававшемся специально для солдат ордена, так и на 
ежедневных занятиях, сегодня сказали бы – тренингах. Они с первого дня 
вбивались в голову каждому новобранцу, причем так настойчиво и одновременно 
эффективно, что тут можно с определенными основаниями говорить о зомбировании и 
методиках, характерных для тоталитарных сект. Однако результаты подобной 
обработки не могут не приводить в изумление: члены войск СС мыслили категориями,
 свойственными временам Крестовых походов на Восток. Немецкий историк Эрих 
Машке, один из лучших специалистов по орденской эпохе, работавший над этой 
темой с высочайшего одобрения партийного руководства, писал в предисловии к 
книге «Немецкий орден»: «Примером для подражания, символом вечного смысла 
является для нас сегодня создание Немецкого ордена и орденского государства в 
Пруссии. В истории ничто не повторяется, и подражать истории невозможно. Но то, 
что вот-вот обретет форму в наше время, глубоко сродни тому Немецкому ордену по 
сути своей и назначению. Солдат и чиновник нынче снова одно. Снова из единения 
людей рождаются государство и народ. Снова миром правят идеи ордена: 
германскому государству необходимо путем строжайшего отбора и глубочайшего 
сплочения создать правящий класс, чтобы, надежно скрепленный кровью и общим 
делом, он поднялся рядом с вождем и народом до уровня служилой и военной 
аристократии, пополняясь грядущими поколениями, и был в будущем гарантией жизни 
и величия народа. Таково политическое требование нашего времени, и ему отвечает 
лишь один исторический символ – Немецкий орден: /…/ руководящий политический 
класс, общность людей, объединенных одной идеей. С тех пор как перестало 
существовать Прусское государство, ни одному поколению он не был так близок, 
как нашему. Наше время более других нуждается в осмыслении этого исторического 
феномена».[20] Дальше, правда, следовал пассаж об устремленности всего 
немецкого народа в будущее, а это, как мы видим, истине соответствовало не 
вполне. Ибо будущее Германии в понимании тех, кто стоял у руля рейха, лежало 
глубоко в ее прошлом. Этим, надо сказать, объясняется весьма многое. Когда мы 
говорим о Третьем рейхе и самых одиозных его проявлениях, нас ужасает прежде 
всего полное отсутствие гуманизма. Однако в те времена, до которых пытались 
дотянуться лидеры рейха, никакого гуманизма не было и в помине. Вооружите 
крестоносцев современнейшей военной техникой, дайте им в помощь современную 
науку, поставьте во главе харизматического лидера – и вы не найдете ни одного 
отличия между завоевателями Иерусалима и солдатами войск СС.
Не является слишком большой загадкой и то, каким образом Гитлеру и его 
соратникам удалось настолько быстро перестроить мораль целого народа. Мы не 
ошибемся, если скажем, что такая быстрая перестройка объясняется не только 
харизмой Гитлера, как это принято считать. Проще всего обвинить во всем 
почившего диктатора, объявив его медиумом, некромантом и еще бог весть кем, 
придав ему сверхъестественные качества и свойства, которые позволили за 
считанные годы извлечь из целого народа его душу и перестроить ее нужным ему 
образом. Это, разумеется, прекрасное лекарство от комплекса вины, которым по 
сей день страдает старшее поколение немцев, однако к истине имеет отношение 
лишь косвенное. Секрет в том, что немцы, как уже говорилось раньше, к тому 
времени уже более полувека мечтали об этой избранности, о сознании собственной 
уникальности, искали для нее основания. Такие поиски – не прерогатива 
«загадочной немецкой души». Этой болезнью периодически болеют все более или 
менее развитые народы. Одному Богу известно, во что вылилась бы, скажем, 
убежденность в том, что русские – народ-богоносец, а Москва-де «Третий Рим, и 
четвертому не бывать», не случись в России революции. Одну войну – последнюю 
русско-турецкую (1877–1878 гг.) – мы под этой маркой с трудом выиграли, другую 
– Русско-японскую – проиграли, а в третью – Первую мировую – ввязались, не 
будучи к ней готовы, уповая на русский авось и Божью милость. Параллели 
напрашиваются сами собой. Так вот, дело в том, что немцы ждали, когда же 
наконец придет пророк, которому под силу возвестить избранность их народа и его 
великую роль в мировой истории. Гитлеру не нужно было ничего перестраивать. Он, 
со своими воззрениями о роли и об уникальности Германии, сформированными под 
воздействием все тех же поисков истоков и причин потенциального германского 
величия, придя к власти, получил уже возделанную почву, богато удобренную 
экономическими кризисами, беспомощностью политиков демократического толка, 
недовольством каждого рядового немца, униженным положением его родины. 
Оставалось лишь бросить зерно – и всходы не заставили себя ждать. Другое дело, 
что ощущение избранности оказалось, мягко говоря, гипертрофированным, и вот в 
этом уже – заслуга гитлеровских пропагандистов.
Воспитанию и возможному усилению этого чувства посвящалось в рейхе в целом, и 
уж тем более в СС, много усилий и времени. Каждый гвардеец должен был ощущать 
себя не просто немцем, а немцем из немцев, понимать свою избранность и 
действовать в соответствии с ней. В среде обывателей, рядовых граждан империи 
это ощущение выливалось в патриотизм и высокомерие по отношению к 
представителям негерманских народов. Тут нужно заметить, что речь идет именно о 
высокомерии, а не презрении. Сотрудники министерства Йозефа Геббельса 
периодически перегибали палку, стремясь показать, скажем, русских дикими 
варварами и недолюдьми, не отягощенными как семейными и религиозными ценностями,
 так и образованием, однако, если верить отчетам службы СД, подобные 
утверждения не достигали цели. А уж когда немцы столкнулись с первыми 
советскими пленными, с остарбайтерами, угнанными на работы в Германию, пришлось 
перестраиваться даже пропагандистам. А ближе к концу войны, чтобы хоть как-то 
оправдать неуспех на Восточном фронте, русских пришлось даже признать арийским 
народом. Однако высокомерное отношение к тем, в чьих жилах не было должного 
процента арийской крови, было делом вполне обычным и закономерным. В той же 
мере, в какой обычным было такое отношение к германцам или галлам для римлянина 
эпохи расцвета императорского Рима. И разумеется, среди членов ордена это было 
распространено в большей мере и выражено намного сильнее. Поэтому благородство 
внутреннего орденского кодекса, высокие моральные устои, четко выраженное 
понятие о чести и справедливости, характерные для гвардии Гитлера, и в то же 
время весьма часто варварское отношение к представителям негерманских народов и 
их культуре – не являются столь уж несовместимыми, как мы привыкли считать. 
Секрет в том, что члены СС были почти столь же чужды общеевропейской культуре, 
как марсиане Герберта Уэллса – культуре Земли. Общечеловеческие ценности, 
которыми мы привыкли измерять поступки и события, были для них не то чтобы 
пустым звуком, но стояли где-то на втором, а то и на третьем плане. Во всяком 
случае – распространялись не на любого представителя вида homo sapiens sapiens, 
а только на немцев. В определенной мере это относится и к Германии в целом, но 
Черный орден был не просто становым хребтом державы – в нем была 
сконцентрирована идеология рейха. Для того чтобы хотя бы примерно понять, 
откуда взялся такой подход, необходимо снова вспомнить об обращенности рейха в 
прошлое. Что было принято думать и говорить о цыганах и евреях в эпоху 
рыцарских орденов? Цыгане – это бич Божий, а евреи – прокляты зато, что распяли 
Сына Божьего, следовательно, и те и другие – не вполне люди и не имеют равных 
прав с христианами и даже, пожалуй, самого права на существование. Вот этой-то 
логикой – отнюдь не новой, просто забытой – и руководствовались наследники 
орденских традиций.
Гитлеровские пропагандисты попали в чрезвычайно неловкое положение, когда уже 
после начала антицыганской кампании выяснили, что цыганский народ гораздо ближе 
к арийским корням, чем германский. Кампания была немедленно свернута, а цыган 
решено было не уничтожать, а просто предать забвению и оставить в покое. 
Фактически сделать вид, что их не существует.
А дальше все объясняется в достаточной мере просто: если ты – единственный в 
своем роде, представитель лучшего в мире народа, фактически правитель мира, 
хотя и находящийся в изгнании, то никаких моральных препон, никаких поводов для 
сомнений для тебя не существует. «Тварь ли я дрожащая или право имею?» И вся 
непродолжительная история Третьего рейха говорит о следовании именно этому 
принципу. Помноженному на вполне средневековый девиз «делай как должно – и будь 
что будет». Гитлеровской гвардии – ордена СС – это касалось в той же, а то и в 
большей мере, чем каждого подданного империи.
Уильям Ширер в этой связи рассказывал об очень характерной беседе одного его 
знакомого с немецким приятелем. «Один его немецкий приятель сказал ему: „Разве 
это не ужасно то, что финны борются с Россией? Это совершенно неправильно“. 
Когда мистер У. возразил, что финны, в конце концов, делают только то, чего 
следовало бы ожидать от всех честных немцев, попади они в такую же ситуацию, а 
именно: столкнись они с необходимостью защищать свою свободу и независимость от 
необоснованной агрессии, – его приятель резко ответил: „Но ведь Россия – друг 
Германии“. Другими словами, для немца защищать свободу и независимость своей 
страны – это справедливо. Для финна делать то же самое – неправильно, потому 
что это вредит германским отношениям с Россией. Абстрактное понимание 
справедливости в германском менталитете отсутствует. Возможно, этим объясняется 
полнейшее отсутствие у немцев понимания или сочувствия к бедственному положению 
поляков или чехов. То, что немцы делают с этими людьми, – убивают, например, – 
это справедливо, потому что делают это немцы, а жертвы, с точки зрения немцев,
 – низшая раса, которая должна считать правильным все, что немцы пожелают с 
ними сделать».[21]
Так каким же было понятие эсэсовцев о чести? Обратимся к тексту одной из 
хрестоматий, по которым обучались те, кто решил связать свою судьбу с орденом.
«Не хлебом единым жив человек. Раб полагает, что еды и питья достаточно для 
существования. Свободному человеку нужна честь. Ваша честь в том, какими вы 
видите себя сами. Благороден мужественный. Благороден тот, кто бескорыстен и 
честен. Достоин уважения тот, кто положил свою жизнь на алтарь Отечества. 
Деньги и богатство не делают человека благородным. Тот, кто создает новые 
ценности, может тоже добиться признания. Почетно быть сыном знатного человека, 
который много сделал для своего народа и государства. Но сын недостоин этой 
чести, если не пытается удостоиться ее. Слава преходяща. Честь подобна короне. 
Оскорбления юнцов не могут обесчестить героя. Однако тот, кто сносит 
оскорбления, лишается своего достоинства. За оскорбление мы наказываем не сами, 
для этого у нас есть фюрер – верховный вождь и судья. Но если кто-то нанес вам 
удар, ответьте ему ударом.
В ноябре 1918 года Германия была растерзана врагами, потому что верности 
предпочли неверность. Ты никогда не свернешь с пути и не откажешься от идеалов, 
которым поклялся на верность. Национал-социализм показал тебе дорогу к свету, 
по которой ты пойдешь до самой смерти. В этом твоя первая и главная вера. Ты 
должен быть предан своей отчизне, Германии. /…/ Неуклонно следовать за фюрером 
в дни побед и поражений. Ты должен идти за ним даже в годину бедствий и не 
позволять себе усомниться. Ты обязан быть верным товарищем. Ты должен всегда 
помогать другим в нужде и опасности. Твой товарищ должен быть уверен, что 
всегда сможет обратиться к тебе, что он может положиться на тебя, как на 
родного брата. Хаген убил Зигфрида не из трусости, но потому, что однажды 
Зигфрид навлек на него позор. Честь короля была в опасности. Зигфрид должен был 
умереть. Хаген искупил его грех. Его верность королю была выше его собственной 
родовой чести. Он стал проклятым преступником, но возвысился над толпой. Из 
верности рыцари следуют за своими сюзеренами. Из верности величайшие сыны 
Пруссии служили своему королю, хотя превосходили его своим богатством. Из 
верности шли за своими командирами миллионы тех, кто потом погиб на войне. Из 
верности мы следуем за нашим фюрером и его знаменем. Чувство собственного 
достоинства заставляет каждого из нас до самой смерти не выпускать из рук 
древко флага, ведущего Германию к новой жизни. То, что обещано, должно быть 
выполнено. Мы не нуждаемся в заверениях и клятвах. Мы должны верить делам и 
сами держать свое слово, ибо мы всегда честны. Наша вера – это наша честь. Кто 
сможет быть бесчестным среди смелых и героев?»[22]
Звучит более чем достойно, не так ли? Стремление не уронить свою честь, 
сохранить лицо было выражено настолько сильно, что не требовалось даже 
практиковавшегося в гвардиях иных держав «суда офицерской чести»: здесь судьями 
выступали все члены ордена, каждый его солдат и офицер. «Если твой друг ведет 
себя недостойно, – убеждал своих подчиненных Генрих Гиммлер, – ты должен 
сказать ему: „уходи“. Ну а если он запятнал позором нашу форму, твой долг дать 
ему пистолет с одним патроном и время на выстрел».[23] И что характерно, есть 
немало свидетельств, что так оно и было. Поэтому – мы возвращаемся к вопросу о 
верности вождю и присяге – поведение эсэсовцев, хоронивших чету Гитлер, 
вызывает откровенное удивление. Тем более что еще одной составляющей кодекса 
чести эсэсовца было понятие долга.
Нет, это не заслуга ордена и его идеологов. Они, как уже было сказано выше, 
лишь воспользовались особенностями немецкого национального характера. Понятие 
долга для немца – сродни некой священной реликвии. Воспитанное, так же как 
верность, многовековыми войнами, подтвержденное максимами протестантизма, оно 
оказалось намертво спаяно с представлениями о том, как устроен мир. Это 
подтверждает практически вся немецкая классическая литература: тема долга, 
чести, верности проходит через нее красной нитью. Долг стал для немцев кумиром, 
который, с одной стороны, побуждал их к действию, а с другой – мог это действие 
оправдать. Мало кто может представить себе, какую власть имело это понятие, эта 
моральная категория над целой нацией. Именно поэтому судьи и дознаватели 
Нюрнбергского трибунала и целого ряда последовавших за ним процессов с 
недоумением выслушивали оправдания подсудимых, исполнявших самые безумные 
распоряжения руководителей: «я выполнял приказ». Никому и в голову не могло 
прийти, что для немца, воспитанного в должном духе, такого рода оправдания 
более чем достаточно. Однако чуть-чуть, краешком прикоснуться к этому 
мироощущению можно, прочитав, что писали о долге идеологи СС: «Долг – это 
суровый труд, пока он не исполнен. Долг – это радость и ликование, когда вы 
сделали все, что смогли. Долг – это чувство ответственности. Долг – это то, 
чего требуют от нас семья, нация и государство. Выполнять свой долг не означает 
трудиться как прикованный к галере раб. Это означает испытывать радость даже 
тогда, когда исполнение долга требует значительных усилий. Из долга, 
исполненного нашими дедами и отцами, выросла немецкая государственность. Из 
долга, выполняемого нами всеми, вырастает национал-социалистическая держава, а 
с ней и будущее каждого гражданина и нации в целом. Настанет час, когда нация 
может потребовать от вас вернуть то, что дала, – вашу жизнь. Что под этим 
подразумевается? Любовь к государству, нашему Отечеству, которая живет у 
каждого в груди. Путь к высочайшему долгу – это путь к величайшему счастью, 
даже если он ведет вас к смерти. Только исполненный долг дает право на 
принадлежность к своему народу. В национал-социалистическом государстве другого 
права нет. Чем выше долг, тем больше справедливое вознаграждение. Тот, кто 
отдает все силы служению Германии, кто узами крови связал свою судьбу с судьбой 
отчизны, достоин наивысших почестей. Тот, кто сделал больше всех, стал главой 
рейха, а остальные следуют за ним во исполнение своего долга. Простой фабричный 
рабочий, если он честно выполняет свой долг, может встать вровень со своей 
судьбой и стоять в этом смысле выше нерадивого министра. От каждого требуется 
добросовестное исполнение своих обязанностей. И каждый должен выполнять их по 
велению совести».[24]
Фактически об этом же говорил в своем письме из Нюрнберга Контрольному 
совету[25] фельдмаршал Кейтель: «Надеюсь, что члены Контрольного совета, старые 
солдаты-фронтовики, проявят понимание того, что моя вина выросла из основы всех 
основ любой армии мира – исполнительности, солдатского долга и верности присяге.
 Если в порыве усердия я перешагнул границы солдатской добродетели, что, 
собственно, и стало предметом судебного разбирательства на этом процессе, я 
готов искупить свою ошибку кровью и принять смерть, приличествующую солдату во 
все времена. /…/ У меня есть только одно желание – принять смерть от пули».[26]
Ну что ж, здесь можно и подвести итог этой главы. Что же мы видим? Четкий, 
прекрасно сформулированный кодекс, подчинявший себе едва ли не каждое движение 
того, кто находился на службе в ордене. Моральные нормы, не просто жесткие, а 
более консервативные, чем себе можно представить, пережившие в большинстве 
своем даже такое испытание, как война. А не видим мы при этом свойственного 
культуре Запада гуманизма, как и многих общечеловеческих ценностей. Потому что 
для Третьего рейха они ценностями не были. В поисках корней, в поисках наследия 
предков идеологи НСДАП нырнули слишком глубоко в минувшие века, увлекая за 
собой целую державу, на двенадцать лет выпавшую из всех общепринятых рамок. 
Однако понятия, не приобретенные в процессе развития цивилизации, а в равной 
мере важные как для современности, так и для глубокого Средневековья, – 
верность, честь, храбрость, добродетель, – не только не изменились, а приобрели 
новое звучание. Впрочем, повторюсь, как это ни печально, не для всех.
Замок, копье и традиции, или О паладинах, рыцарях и о том, что для пропаганды 
можно использовать даже романтику 
Ах, какие фигурки! Еще и женскую – для красы!
Набросать сотню правил, дабы было им что
нарушить.
Каждому – чуткую совесть – невидимые весы:
Есть на чем взвешивать вечную боль —
бессмертные души.
Дина Баймухаметова. «XIII век»
Для того чтобы как следует управлять орденом, магистру нужны были 
«паладины-войсководители» и верные рыцари – хранители идеи. Те, за кем пойдет 
орденское войско, кому подчинится храмовая стража, чьи приказы о казни или 
помиловании беспрекословно будут выполнять палачи. И таких было немало. Другое 
дело, что на их свидетельские показания рассчитывать нельзя: большинство 
ведущих руководителей ордена скрылись, некоторые погибли, и в руках 
союзников-победителей оказалась лишь многотысячная армия функционеров среднего 
звена и исполнителей, носивших, естественно, черную форму и пресловутую 
кокарду-череп, но не отдававших приказы, не определявших идеологию. Верных 
рыцарей ордена, знавших о нем только то, что им позволено было знать. Говоря о 
годах своей службы в СС, они со спокойной душой заявляли, что выполняли приказы 
ныне покойного Гиммлера и ключевых решений не принимали.
С одной стороны, это действительно было так: большинство членов ордена были 
лишь исполнителями, орденскими чиновниками, всецело подчиненными воле 
руководства, слепо следовавшими приказам. С другой – орденом управлял не один 
только Гиммлер. Начать следует с того, что власть в организации он делил с 
двенадцатью «паладинами» – по примеру короля Артура, принимавшего решения в 
согласии со своими рыцарями Круглого стола. Именно для них был оборудован зал с 
круглым столом на двенадцать персон в орденском замке Вевельсбург в Вестфалии. 
Вевельсбург заслуживает отдельного отступления. Все-таки далеко не каждому 
юному романтику, грезившему в юности подвигами Ланселота и Гавейна, удается, 
став взрослым, воплотить свою мечту и стать хозяином настоящего рыцарского 
замка.
Мысль о том, что это мало того что в принципе возможно, но и может послужить 
целям созданной им организации, как говорят, возникла у Гиммлера во время 
предвыборной кампании в январе 1933 года. Он в то время участвовал в 
пропагандистском туре по Вестфалии и, естественно, осматривал местные 
достопримечательности. Одной из них был замок Гревенбург – постройка, как будто 
сошедшая со страниц книги Томаса Мэлори. Гиммлер был поражен его красотой и 
окружавшим замок романтическим ореолом. Главе ордена захотелось получить во 
владение нечто подобное. Всего через несколько месяцев Гиммлер с членами Личной 
комиссии посетил замок Вевельсбург близ Падеборна и принял решение приобрести 
его для СС. Правда, выкупить его, сделать собственностью ордена не позволяли 
законы, но аренда Вевельсбурга обходилась руководству СС в одну марку в год.
Как и большинство германских замков, этот был связан с множеством легенд, 
отчасти подтвержденных историческими фактами. Так, считалось, что он был 
заложен во времена нашествия гуннов, рассказывали о давшем замку имя 
рыцаре-разбойнике Вевеле фон Бюрене, о падеборнских епископах, скрывавшихся за 
крепостными стенами во время средневековых усобиц. Главная же легенда была, 
судя по всему, выдумана либо самим Гиммлером, либо кем-то из его советников – 
пророчество о том, что во время нового нашествия гуннов с Востока именно 
Вевельсбургу суждено выстоять и стать бастионом, о который разобьются волны 
нападающих. Справедливости ради нужно признать, что у этой легенды была своего 
рода литературная подоплека – старая вестфальская легенда, пересказанная в 
поэме XIX века. В ней описывалось видение старого пастуха о «битве у березы», в 
которой огромная армия с Востока будет окончательно разбита Западом. 
Естественно, великий магистр не мог пройти мимо такой находки и использовал 
романтическую балладу в своих целях.
Замку предстояло стать духовным центром организации, Камелотом Черного ордена. 
Сначала, правда, Гиммлер намеревался открыть там имперскую школу для офицеров 
СС в рамках Главного управления расы и переселения – РУСХА, но потом романтик в 
его душе взял верх над прагматиком и он оставил замок за собой, решив сделать 
его местом проведения всех значимых орденских ритуалов. Один из высших офицеров 
СС Карл Вольф вспоминал, что Гиммлер был очень доволен приобретением 
Вевельсбурга: обладание замком льстило его самолюбию, совпадало с его 
собственным представлением о будущей роли СС как защитника цивилизованного мира 
в грядущей конфронтации Запада и Востока. Естественно, что эта задумка 
требовала солидных денежных вливаний (на модернизацию Вевельсбурга было 
потрачено 13 млн марок) и серьезной работы по перестройке помещений, их 
оформлению, разработке новых ритуалов и пр. Поэтому в штабе рейхсфюрера было 
образовано ведомство «Вевельсбург», отвечавшее за все, что касалось замка.

По легенде, Вевельсбургу предстояло стать оплотом противостояния новому 
нашествию гуннов
Вольф Карл Фридрих Отто (1900–1984) – оберстгруппенфюрер СС, генерал-полковник 
войск СС. Участник Первой мировой. Член НСДАП с 1931 г. С июня 1933 г. адъютант 
Генриха Гиммлера. С ноября 1936 г. начальник штаба рейхсфюрера СС, наиболее 
доверенное лицо Гиммлера.
В результате старинная фортеция превратилась в своего рода Диснейленд для 
эсэсовцев – место, отрешенное от реалий царившего за его стенами ХХ века 
настолько, насколько это было возможно, стала «филиалом литературного 
Средневековья». Под сводом северной башни – «Баронский зал» – огромная круглая 
комната для собраний великого магистра и двенадцати его паладинов, тридцати 
пяти метров в длину и пятнадцати в ширину, с круглым дубовым столом посередине 
и огромными, обитыми свиной кожей креслами, украшенными гербами «баронов». Под 
ней – зал обергруппенфюреров СС для повседневных церемоний. Над гигантским 
залом южного крыла – столовой – были устроены личные покои самого рейхсфюрера 
СС, в том числе оружейный зал с коллекцией редкого оружия и огромная библиотека 
– несколько тысяч томов. Рядом – зал заседаний и судебный зал. В том же южном 
крыле архитектор разместил апартаменты Гитлера. В крыльях – учебные комнаты, 
названные в честь любимых исторических персонажей Гиммлера и оформленные в 
стиле их эпох: зал Видукинда, короля Генриха Птицелова, Карла Великого, короля 
Артура. Нашлось применение и обширнейшему подвалу замка. Там был оборудован Зал 
Высших начальников, в котором в случае смерти членов высшего руководства ордена 
должна была проходить церемония сожжения их гербов. Другим, не менее важным 
помещением замка был музей арийской культуры, в котором предполагалось собрать 
все возможные реликвии, на базе которых можно было бы строить пропагандистскую 
работу, демонстрируя свидетельства величия предков. Кстати, с одной из таких 
реликвий связана настолько загадочная, почти детективная история, что она 
заслуживает отдельного «лирического отступления».

Зал Высших начальников Черного ордена в Вевельсбурге

Здесь, в погребальном зале должен был оставаться прах паладинов и магистров, 
сюда возвращались их кольца

Дело в том, что едва ли не главной реликвией замка была точнейшая копия 
знаменитого Копья судьбы – того самого, которым римский легионер Гай Кассий 
нанес смертельную рану распятому Христу. По одной из апокрифических легенд, 
копье Лонгина[27] наделяло владеющего им некими сверхъестественными умениями и 
было мощным магическим артефактом. Такая слава закрепилась за этим древним 
оружием небезосновательно. С ним связано несколько исторических эпизодов, 
заставляющих задуматься о настоящем чуде. Наиболее яркий из них – прорыв 
блокады Антиохии умирающими от голода и жажды крестоносцами. Запертые в городе 
превосходящими силами противника, изможденные и готовые покориться судьбе, они 
были так воодушевлены лицезрением этой реликвии, что сумели не только прорвать 
блокаду и выиграть бой, но и, абсолютно деморализовав арабское войско, 
пуститься за ним в погоню. Реликвию периодически теряли, потом обретали заново 
– до тех пор, пока она не обосновалась окончательно в одном из музеев Вены. Там 
ее и увидел юный Адольф Гитлер, прибывший в столицу из глубинки, чтобы учиться 
на художника. Древний артефакт поразил его воображение. Принято говорить даже о 
некоем мистическом прозрении, посетившем будущего вождя у стенда с реликвией, 
однако этого за давностью лет уже не проверишь, так как единственный, кто мог 
бы толком ответить, было оно или нет, – сам Гитлер. Но вероятно, что-то 
подобное произошло, пусть даже в воображении будущего лидера Третьего рейха. Во 
всяком случае, аннексировав Австрию, он потребовал доставить копье к себе. 
Напрасно Генрих Гиммлер просил и даже, насколько ему позволяла усвоенная с 
детства субординация, требовал передать Копье судьбы на хранение СС – Адольф 
Гитлер был непреклонен. Тогда великий магистр Черного ордена заказал 
неотличимую копию старинного оружия, изготовленную из материалов времен Христа, 
по бытовавшим в те времена технологиям, искусно состаренную, точную до 
мельчайших подробностей. В 1935 году она была выполнена и помещена в музее 
Вевельсбурга. Казалось бы, что тут странного? Рейхсфюрер, будучи не в состоянии 
получить вожделенный предмет, был вынужден обойтись заменителем. Однако вся 
соль в том, что после окончания войны копье Лонгина нашли в тайнике под 
Нюрнбергом и вернули в венский музей. Одно копье, потому что второе – исчезло. 
И какое из них настоящее, а какое – копия, теперь уже, видимо, не установить. 
Но вернемся к Вевельсбургу.
Генрих Гиммлер считал, что главная перестройка замка еще предстоит: план работ 
был рассчитан на период до середины 1960-х годов. Вокруг Вевельсбурга должен 
был вырасти огромный архитектурный комплекс – залы, галереи, башни и башенки, 
внешние стены, барбакан, полукругом обнимающие цитадель, как это полагалось в 
образцовом средневековом замке. В обновленном Вевельсбурге могла бы 
разместиться целая армия. Это был бы духовный центр тысячелетнего рейха, 
средоточие его духа, одна из главных святынь национал-социализма, нечто типа 
Мекки для мусульман или Ватикана для католиков. Но это было только начало: 
Гиммлер мечтал о том, чтобы у его ордена появились и другие замки, о том, чтобы 
«в каждом штандарте был создан подобный культурный центр немецкого величия и 
немецкого прошлого и чтобы его привели в тот порядок и в то состояние, какое 
было бы достойно народа с древней культурой».
Обитателям замка Вевельсбург, этим наследникам традиций бриттского рыцарства и 
принадлежала реальная власть в ордене.
Впрочем, кроме двенадцати «апостолов» Гиммлера в СС были и другие рыцари, 
наделенные меньшими полномочиями, не настолько приближенные к хозяину замка, но 
тем не менее обладавшие вполне реальной властью. Правда, зачастую здесь 
работала обратная связь: они не потому обладали властью, что имели отношение к 
ордену, а имели отношение к СС потому, что занимали ключевые посты в 
государстве, могли тем или иным образом влиять на жизнь рейха. Генрих Гиммлер 
ревностно следил за тем, чтобы его организация получала всемерную поддержку из 
как можно большего числа источников. Именно для этого он разработал положение о 
«почетных эсэсовцах». Понятно, что далеко не все влиятельные персоны могли 
стать членами СС. Этому могли помешать и их происхождение, и приверженность к 
тем или иным порокам – из тех, с которыми боролся Гиммлер. Однако, как ни 
неприятны они были руководителю охранных отрядов, организации в целом они могли 
принести пользу. Поэтому они проходили упрощенный обряд посвящения, приносили 
клятву верности Адольфу Гитлеру и получали одно из эсэсовских званий и право 
носить черный мундир с соответствующими нашивками. В организации приказы таких 
«руководителей» не имели никакой силы, однако сама причастность к охранным 
отрядам придавала им вес в обществе, упрощала общение с партийными 
функционерами, открывала двери в самые закрытые и элитарные собрания.
Но таких «фальшивых» эсэсовцев было немного. Гораздо меньше, чем простых 
рыцарей – членов «общих СС». Они, не входившие в особые подразделения СС, были 
эмиссарами нового рыцарства в германском обществе и должны были, во-первых, 
наглядно демонстрировать превосходство нового порядка над всем, что было 
известно немцам прежде, а во-вторых – быть носителями идеологии, выслеживать и 
искоренять крамолу. И разумеется, привлекать средства для развития ордена. 
Именно на них было рассчитано большинство зрелищных, поражающих воображение 
ритуалов, выдуманных или возрожденных Гиммлером. И нужно сказать, что 
аудиторией они оказались преблагодарнейшей. В первую очередь потому, что к 
разного рода ритуалам, протокольным моментам, нелепостям и архаизмам, 
освященным традицией, члены общих СС были привычны, что называется, от роду. 
Потому что большинство из них были представителями традиционных элит Германии – 
дворянской и военной.
Это, кстати, заслуживает отдельного упоминания. Хотя бы потому, что прочие 
попытки вождей Третьего рейха повлиять на формирование новой элиты не 
увенчались успехом. И военные, и дворяне, и интеллигенция с недоверием, а 
подчас и с презрением смотрели на новшества типа «Школ Адольфа Гитлера», 
«Орденских замков» или НПЕА,[28] не принимая их выпускников как равных, сколько 
бы ни твердили пропагандисты о высочайшем уровне их подготовки и особом подходе 
к образованию, разработанном специально для воспитания будущих господ мира. СС 
в этом смысле оказалась исключением. Страшноватая, в духе братьев Гримм сказка, 
придуманная Гиммлером для немцев, пришлась им по душе. Одних подкупала железная 
дисциплина, других – новизна и необычность ритуалов, очарование варварства, 
третьих – ощущение собственной исключительности и сопричастности к тайне.
В принципе тех, кто состоял в ее общих отрядах (это была часть организации, 
максимально нагруженная различными ритуально-мистическими элементами), можно 
разделить на романтиков, восхищенных тем, что возрождается немецкое рыцарство, 
мистиков, ранее входивших в разного рода теософские кружки, но собравшихся 
теперь под знаменем с двумя рунами победы, банальных карьеристов, стремящихся 
быть поближе к власти, и на тех, кто всерьез, идейно озабочен был сохранением 
постепенно утрачиваемых элементов немецкой культуры.
К чести Генриха Гиммлера стоит сказать, что если карьеристов и романтиков он 
вовсю использовал, привлекая к различного рода мероприятиям, проводившимся 
имперским руководством СС, в качестве спонсоров и непосредственных исполнителей,
 то к мистикам он прислушивался, пытаясь извлечь из их откровений крупицы 
здравого смысла, нечто применимое на практике, а любителей германской культуры 
всячески поощрял и стремился в наибольшем количестве собрать их – если не в 
рамках организации, то хотя бы под ее крылом. В полном согласии с ними он 
основал в 1936 году Общество поддержки и ухода за памятниками немецкой культуры,
 выделял значительные средства из бюджета организации на реставрацию замков, 
поиск языческих капищ, археологические экспедиции. Но заботой о камнях и руинах 
деятельность главы ордена не ограничивалась. Так, опасаясь, что применение 
современной техники, двигателей внутреннего сгорания постепенно вытесняет 
искусство верховой езды, он всеми правдами и неправдами включал в СС 
представителей различных конных клубов, поощрял развитие конных заводов. Для 
сохранения коневодства и конного спорта в Германии он сделал немало.[29]
Описывая Третий рейх, уровень развития его армии, степень ее готовности к войне,
 чаще всего используют стандартный штамп, почерпнутый из немецких же 
пропагандистских фильмов, – рисуют вермахт современнейшей армией эпохи, эдаким 
бронированным кулаком империи, практически полностью оснащенным танками, 
автомобилями, мотоциклами, в отличие от Красной Армии, во многом полагавшейся 
на конную тягу. Тем не менее роль кавалерии и конной тяги вообще в армии 
Гитлера была весьма велика.
Аналогичная история – с едва не утраченным умением ковки дамасских клинков. 
Одним из последних носителей этого ремесла был кузнец Пауль Мюллер. Гиммлер не 
только выдал ему огромную сумму денег на организацию в Дахау кузнечной школы, 
но и обеспечил массой заказов на дамасские клинки для высшего руководства СС. 
Каждый из них был настоящим произведением искусства.
Кроме мечей у рыцарей ордена были в ходу кинжалы и шпаги. И если «егерский» 
кинжал с широким лезвием был у каждого эсэсовца и служил одним из признаков 
принадлежности к ордену, то шпагой награждали далеко не каждого. Такое отличие 
было знаком либо особых заслуг, либо особой приближенности к руководству. Так 
же, как особенный «кинжал чести» с гравировкой «Мою честь зовут Верность» и 
фрагментом «Пляски смерти» на ножнах. Несмотря на то что все эти предметы 
относились к разряду наградного оружия, все они могли быть использованы и в 
качестве боевого. Например – во время дуэлей, которые по личному приказу 
Генриха Гиммлера были возрождены для членов СС. Или для самоубийства, 
опять-таки освященного эсэсовским кодексом чести.
Надо сказать, что в рамках СС были возрождены очень многие обычаи и ритуалы из 
самых разных эпох. При этом для каждого из них подготавливалось обоснование, 
правила соблюдения и т. д. Со всей тщательностью и бюрократизмом, столь милыми 
сердцу рейхсфюрера СС. Правила организации дуэли, скажем, занимали не одну 
страницу и представляли собой сильно упрощенный дуэльный кодекс XIX века. 
Удивительно, кстати, как Гиммлер, будучи большим поклонником скандинавской 
культуры, не взялся вместо традиционного поединка внедрять хольмганг![30] 
Впрочем, в СС и без того хватало наследия древних времен – это празднование 
давно преданных забвению летнего и зимнего солнцеворотов, языческие ритуалы на 
Йол[31] и т. п.
Зачем все это было придумано и внедрено? Ответ прост. Вся эта символика и 
атрибутика, подходящая больше для Средневековья, чем для ХХ века, была призвана 
непрестанно напоминать каждому члену организации, что он принадлежит к касте 
избранных. И как следствие, обязан постоянно свою избранность подтверждать, 
выполняя возложенный на него долг. А долгом была служба вождю и непоколебимая 
верность.
Для общих СС это было единственное, чего требовало от членов ордена руководство.
 Вступая в орден, члены общих СС не бросали своих основных занятий, оставались 
на своих постах, продолжали выполнять свои повседневные обязанности. Но, став 
рыцарями ордена, они должны были в каждый следующий момент быть готовы к бою. К 
тому, что великий магистр или кто-то из его посланцев передаст им волю вождя, 
которую необходимо во что бы то ни стало исполнить. И, что интересно, хотя 
такое происходило далеко не часто, в точности и обязательности исполнения 
приказов можно было не сомневаться: уровень дисциплины в СС лишь немногим не 
дотягивал до того, которого требовал от своих ассасинов легендарный Горный 
Старец Палестины.
Ассасины (гашишиины) – радикальное крыло исламской секты исмаилитов, 
практиковавшее индивидуальный террор в отношении врагов ислама, а также 
заказные убийства. Глава ассасинов носил прозвище Горного Старца и обладал 
неограниченной властью над жизнью и смертью любого из подданных. Получили 
наибольшую известность в эпоху Крестовых походов.
Достигалось это не только постоянным «программированием» личного состава 
охранных отрядов и пропагандистским прессингом, но и довольно жестким контролем,
 постоянными чистками. Руководству СС ничего не стоило за разного рода 
прегрешения исключить из организации пару десятков тысяч человек. Кстати, 
исключение из ордена ни в коем случае не снимало с исключенного принесенных им 
клятв верности. Поводом для исключения могли стать, например, многочисленные 
нарушения семейного кодекса члена СС, неразборчивые половые связи и пр. Правда, 
виновных в прегрешениях подобного рода чаще всего потом оправдывали, возвращали 
в лоно организации и восстанавливали в звании. А вот те, кто тем или иным 
образом порочил орден, на амнистию могли не рассчитывать. Тех, кто так или 
иначе не вписывался в образ идеального эсэсовца или имел смелость или глупость 
критиковать политику партии и действия Генриха Гиммлера, изгоняли безжалостно. 
При этом нужно понимать, что отчисление не было равнозначно, скажем, поражению 
в правах, которое ожидало бы в СССР человека, исключенного из партии. Немец, по 
тем или иным причинам покинувший орден, мог оставаться на своем рабочем месте, 
продолжать спокойно жить и трудиться. Для него была закрыта лишь партийная 
карьера. Следует помнить и о том, что отчисление из рядов СС не отменяло 
присяги на верность вождю и партии.
В принципе членство в общих СС было делом необременительным и скорее статусным, 
нежели приносящим какую-то ощутимую материальную выгоду. Да и в войсковых 
операциях одетые в черные мундиры бюргеры, как несложно понять, участия не 
принимали. По крайней мере до последнего момента, когда в бой были брошены все. 
Так что общие подразделения СС к тому, что вменялось в вину на Нюрнбергском 
процессе организации в целом, прямого отношения не имели – разве что 
опосредованно, в какой-то мере. Естественно, речь не идет о самом великом 
магистре ордена и о двенадцати гиммлеровских паладинах, отдававших приказы, 
руководивших всеми подразделениями СС. Но, так сказать, рядовые рыцари, 
почетные эсэсовцы и сочувствующие – те, кто гордо носил на лацкане серебряный 
значок друга ордена со свастикой и рунами победы, – вряд ли могли знать об 
организации все и уж точно не представляли себе масштабов и направлений ее 
деятельности. Но свою порцию «тайного знания», ритуалов и символики они 
получали, да и заряд идеологии был им предназначен многократно больший, чем 
простым гражданам рейха. И результат себя оправдывал.
Черный мундир и вера в неведомое, или О братьях ордена и о том, куда можно 
забрести в поисках великих предков 
Сказали мне, что эта дорога приведет к океану смерти, и я с полпути повернул 
обратно. С тех пор все тянутся передо мной кривые, глухие, окольные тропы…
А. и Б. Стругацкие. «За миллиард лет до конца света»
Ориентация на языческое прошлое вовсе не означала отрицания христианства. Во 
всяком случае – не на уровне всей организации. Генрих Гиммлер мало того что 
ухитрился до самого конца сохранять добрые отношения с Ватиканом, так еще и сам 
заявлял, что христиане ему подходят гораздо больше, чем атеисты и безбожники. 
Сам будучи романтиком, склонным к мистическому восприятию мира, он и от 
подчиненных ожидал того же, прекрасно понимая, что для человека, не верящего 
вообще ни во что, разного рода ритуалы и символы – не более чем набор 
бессмысленных действий и знаков. В этом, в частности, одно из коренных отличий 
национал-социализма Германии от коммунизма – социализма Советской России. Если 
коммунисты начисто отрицали прошлое, старались разрушить все, что о нем 
напоминало, как можно сильнее отгородиться от «старого мира» и бравировали 
атеистическими взглядами, то национал-социалисты, напротив, были ориентированы 
в прошлое, искали опоры в древности, а ответов на вопросы – в вере в неведомое.
К поискам опоры в древних временах относится, в частности, и формирование 
символики СС. Оставим в покое пресловутые кельтские дубовые листья – их не 
применял в армейской геральдике только ленивый. Обратим внимание на куда более 
интересный элемент эсэсовской субкультуры – широкое использование рунического 
письма. Всем известно, что руны Футарка помимо буквенного значения имеют 
сакральный смысл. За каждым символом этого древнего алфавита стоит целый ряд 
понятий, образующих в совокупности целостную философскую систему. Интереснейшую,
 надо сказать, но до сих пор толком не изученную. Скажем лишь, что пресловутое 
гадание на рунах, практикуемое по сей день любителями эзотерических изысков, 
является лишь слабым, искаженным ее отражением. На деле же при помощи рун 
Футарка можно описать практически любое сложное явление – вплоть до отвлеченных 
понятий, исполненных глубокого философского смысла. На рубеже позапрошлого и 
прошлого веков рунология была в Германии в моде. В письменности древних 
германских племен немцам виделся отблеск славы, былого величия их предков. Не 
удивительно, что те, кто разрабатывал униформу и знаки различия для охранных 
отрядов, эти знаки использовали по полной. Да и вообще, надо сказать, что в СС 
интерес к рунологии достиг своего апогея. «В то время как ученые в тиши 
кабинетов старались разгадать многочисленные загадки, связанные с рунами, а 
результаты их исследований до прихода к власти национал-социалистического 
движения становились достоянием широкой публики исключительно через посредство 
тесного круга специалистов, осознание немецким народом своих корней и 
собственных достижений вело все большее число немцев, чувствующих себя единым 
народом, к попыткам пробудить руны к новой жизни, – писал популярный немецкий 
историк и филолог Эдмунд Вебер. – Так, например, такие общественные организации,
 как „Перелетные птицы“,[32] дали толчок изготовлению украшений, в которых 
использовались германские священные знаки и руны. Отрадным результатом такого 
обращения к рунам является то, что СС и гитлерюгенд в качестве отличительного 
знака избрали себе старшую руну Солнца, как символ всепобеждающей силы; что 
древняя Odals-руна выбрана символом верности до смерти».[33]
Обращению к рунам СС обязана в первую очередь самому Генриху Гиммлеру, а во 
вторую – человеку, которого считают одним из учителей великого магистра ордена 
СС, – Гвидо фон Листу. Дело в том, что именно Гвидо фон Лист взялся на волне 
популярности вагнеровской тематики всерьез популяризировать руны, пытаясь 
возродить все связанные с ними ритуалы. Он был, выражаясь современным языком, 
одним из первых неоязычников Германии. В 1908 году он издал ставшую безумно 
популярной среди мистически настроенной интеллигенции, метавшейся от Гурджиева 
к Блаватской и обратно, книгу «Тайна рун». Примерно в то же время он занялся и 
реконструкцией древнегерманских и скандинавских религиозных и магических 
ритуалов. Правда, методы, которые он применял, не назовешь адекватными: наряду 
с научным этнографо-историческим подходом, работой с источниками он обращался и 
к магическим техникам, считая, что это поможет ему заполнить неизбежные лакуны 
в знаниях. Но важно не это, а то, что, как отмечает Николас Гудрик-Кларк, фон 
Лист «был первым популярным автором, соединившим народническую идеологию с 
оккультизмом и теософией». Собственно, именно из «фелькиш»-движения и 
почерпнули национал-социалисты ориентацию на иррациональное в работе с массами. 
С легкой руки Гвидо фон Листа символической базой сначала народнической, а 
потом и национал-социалистической философии оказались именно руны. Глава СС был 
хорошо знаком с этой книгой, равно как и с другими трудами Листа – «Ритуалы 
древних германцев», «Имена германских племен и их значения» и пр.

СС в качестве отличительного знака избрала себе старшую руну Солнца

Впрочем, все могло бы быть несколько иначе без еще одного, третьего персонажа, 
о котором в серьезных, академичных исследованиях по истории СС предпочитают не 
упоминать. Любители фантастических россказней об «оккультном рейхе» и «черной 
магии СС», напротив, вспоминают его имя чуть ли не через слово, называя магом 
Гиммлера, чародеем Черного ордена и т. п. Речь идет о Карле Марии Вилигуте, 
предпочитавшем именовать себя Вайстором (что означает «врата мудрости»). С тем, 
что личностью он был заметной и в определенный период весьма и весьма 
влиятельной, не поспоришь, как, впрочем, и с тем, что он был очень тяжело болен 
и подчас не отдавал себе отчета в собственных действиях.

Интерес к отдаленному прошлому, народным ремеслам, древней культуре был в 
Германии Гитлера невероятно велик. Развитию этого интереса способствовало и 
введение специального проекта под патронажем СС – «Кровь и почва»

Тут, пожалуй, нужно сделать небольшое отступление, чтобы лучше объяснить, что 
за человек был Карл Вилигут и почему я с такой уверенностью говорю о его 
неадекватности. К великому своему сожалению, я не знаю подходящего медицинского 
термина, описывающего подобных людей, однако встречаются они, как говорится, 
сплошь и рядом, причем число их заметно возрастает в эпоху перемен. Это, чаще 
всего, записные неудачники, не раз и не два больно ударенные судьбой, находящие 
себе утешение и оправдание в собственных скрытых талантах и качествах. Все беды 
и несправедливость мира они объясняют неудачно сложившейся судьбой, лишившей их 
куда более высокого положения, которого они, несомненно, заслуживают, кознями 
тайных врагов, завистью существующих или не существующих соперников и пр. Чаще 
всего из их уст можно услышать сетования на неудачное время и место рождения, 
уверения в обладании тайным знанием, сверхспособностями, невиданной духовной 
силой. Я назвал бы их эскапистами, да вот только не хочу оскорблять эскапистов. 
Потому что речь идет о по-настоящему больных людях, напрочь оторвавшихся от 
реальности.
Да, существует устойчивая традиция объявлять сумасшедшими всех, кто так или 
иначе имел отношение к идеологии национал-социализма, помогал формировать его 
символику. Но Карл Мария Вилигут был и впрямь самым безумным немецким 
эзотериком, воплощением рунического сумасшествия. Однако при этом именно он – 
автор большинства символов и знаков, применявшихся в СС, большинства ритуалов 
Черного ордена. Мало того, Генрих Гиммлер считал его своим учителем.
Наставник рейхсфюрера СС происходил из семьи военных, сам стал, согласно 
семейной традиции, офицером и дослужился до полковника. Однако при этом он не 
был чужд изящных искусств – писал и даже публиковал стихи на мифологические и 
исторические темы, пейзажную лирику. Сослуживцы и военное руководство 
характеризовали его самым лучшим образом, как человека смелого и ответственного.
 Однако где-то в глубинах его сознания тлела искра безумия, порожденная 
притаившейся врожденной психической болезнью. Вероятно, она не мешала бы 
военной карьере Вилигута, а могла бы и вовсе не проявиться, если бы он был хуже 
образован или не обладал настолько развитой фантазией. Однако, как на зло, 
невежество не могло послужить ему щитом. Судя по всему, той соломинкой, что 
ломает спину верблюду, своего рода запалом, вызвавшим развитие болезни, 
оказалось опять-таки учение Гвидо фон Листа. Карл Мария Вилигут так им проникся,
 настолько уверовал в его истинность, что это полностью изменило для него 
картину окружающего мира. Точнее, поначалу он оставался все таким же адекватным 
во всех отношениях человеком, разве что увлеченным идеей изучения тайного 
наследия предков. В поисках нового знания он вступает в тайные организации, 
общества. В одном из них – мистическом союзе масонского толка «Шлараффенланд» – 
ему удается добиться даже поста первого канцлера. А болезнь между тем 
прогрессирует. И вот уже в 1908 году он заявляет о дремлющей в нем родовой 
памяти и о мудрых рунических наставлениях, которые он получает от своего 
покойного деда. Однако это не обеспокоило окружающих – те, что были 
материалистами, сочли подобные заявления оригинальностью и чудачеством, а 
остальные просто приняли это как данность. Право слово, если кругом – 
спиритические сеансы и оживление трупов при помощи гальваники, кого удивишь 
родовой памятью?! Карл Мария Вилигут утверждал, что он происходит из 
королевского рода клана Аса-Уана, корни которого теряются в глубинах истории, и 
является последним наследником линии германских святых по имени Вилиготис. И 
разумеется, память всех его предков в его распоряжении, нужно только напрячься 
и вызвать соответствующее видение. Опираясь на этот не подлежащий в принципе 
никакой проверке источник, Вилигут рассказывал о ритуалах и законах древних 
германцев, славных воинах и, конечно, священных письменах. Правда, в его 
рассказах было слишком много от Гвидо фон Листа, но это никого не волновало: 
раз воспоминания Вилигута напоминают листовские писания, что ж, значит, мэтр 
Гвидо был прав.
Родовая память – вещь, которую не опровергнешь никакими доказательствами. Мало 
ли какие есть археологические находки?! Я помню, что было именно так, а все, 
что противоречит этим воспоминаниям, – грубая подделка. Поэтому смело можно 
оперировать самыми невероятными откровениями, заявлять, что германская культура 
появилась почти за 300 тысяч лет до Христа, что в те времена на небе сияли три 
солнца, что Христос и Бальдр – одно и то же божество,[34] а Библия была 
написана в Германии и потом украдена исказившими ее евреями; можно, ничтоже 
сумняшеся, вписывать себе в генеалогическое древо Видукинда и Арминия Херуска. 
Перечислять все такого рода «откровения» смысла, пожалуй, не имеет: практически 
в любой спекулятивного характера книге, объявляющей Адольфа Гитлера темным 
магом и некромантом, о Вилигуте и его родовой памяти будет сказано достаточно. 
К тому же к рунам все это непосредственного отношения не имеет. Равно как и к 
реальности. Единственное, что по-настоящему важно, – так это то, что наставник 
Генриха Гиммлера пропагандировал руническую магию и ритуалы. Правда, ни о какой 
аутентичности их и даже о минимальном сходстве с тем, что существовало на деле, 
речи, разумеется, не шло и идти не могло. Потому что Карл Мария Вилигут, 
вероятно, не желая спорить с прочими оккультистами-патриотами, объявлявшими 
себя наследниками жрецов Одина (Вотана), заявил, что он является последним из 
жрецов довотанической прарелигии, о которой практически ничего не известно (как 
тогда, в начале XX века, так и сегодня, в начале XXI века). Это было как раз то,
 что надо: если нет фактов, «откровения родовой памяти» оспорить невозможно.
То, что военная карьера его прервалась в связи с поражением Тройственного союза 
в Первой мировой, здорово подкосило кадрового офицера. Всего несколько лет 
гражданской жизни, довольно тяжелой и бедной, – и Карл Мария Вилигут был уже не 
на шутку болен. Его фантазии, бывшие сначала, по-видимому, всего лишь 
прихотливой игрой ума, стали для него более реальны, чем окружающий мир. Он 
страдал манией преследования, считал, что на него идет настоящая охота со 
стороны поклонников Вотана, евреев и христиан. К середине 20-х годов иметь с 
ним дело стало практически невозможно: отставной офицер сделался вспыльчивым и 
буйным. Настолько, что вскоре был против своей воли помещен в психиатрическую 
лечебницу с диагнозом «шизофрения, мегаломания и паранойя», а городской суд 
Зальцбурга объявил его недееспособным. Заявить, что лечение оказалось успешным,
 – значило погрешить против истины, но тем не менее спустя какое-то время 
Вилигута выписали из больницы. Оказавшись в 1927 году на свободе, он с головой 
ушел в мистику. То, что раньше было не более чем увлечением, интересом, стало 
для него смыслом жизни, основным предназначением. Вилигут связался с венскими 
оккультистами, опубликовал несколько статей, писал стихи и поэмы, пользуясь 
псевдонимом «ярл Видар». Для того чтобы оживить свое воображение, подхлестнуть 
родовую память, в которую он теперь уже и сам верил безоговорочно, принимая 
любые свои, подчас болезненные фантазии за подсказку со стороны мудрых предков, 
он стал принимать различные стимуляторы и наркотики, еще более обострившие 
течение его болезни. К началу 1930-х годов Карл Мария Вилигут просто перестал 
существовать как личность. Он вел себя так, как будто и впрямь был носителем 
древнего знания, его проводником, вратами, сквозь которые мудрость забытых 
веков входила в наш мир. Говорить всерьез об исследовании Вилигутом рун просто 
нет оснований: единственным подтверждением истинности произносимых им сентенций 
служили его же собственные утверждения о том, что они истинны.
Однако будь ты хоть трижды маг и жрец древних богов, а объявление 
недееспособным, не позволяющее самостоятельно даже платить по счетам, мешает 
жить чрезвычайно. Это и было одной из причин, почему через несколько лет, в 
начале 1932 года, Вилигут оставил семью, покинул Австрию и отправился в 
Германию, туда, где решение о его недееспособности не имело никакой силы. Там 
он практически сразу попал в поле зрения рунических мистиков «Общества Эдды» и 
руководства охранных отрядов НСДАП. Вокруг полубезумного мага образовался целый 
кружок почитателей, считавших его родовую память источником непревзойденной 
мудрости. Один из его почитателей и познакомил Вилигута с Генрихом Гиммлером. 
Знакомство вскоре переросло в настоящую дружбу, и австрийский мистик получил 
приглашение войти в состав созданного при гиммлеровской организации института, 
призванного изучать наследие предков – «Аненербе».
Должность при этом он занял высокую – стал главой отделения древней и ранней 
истории Главного управления по делам расы и переселения. Обязанности же его 
были просты – фиксировать все, что удастся извлечь из родовой памяти, уже 
ставшей благодаря стараниям «Общества Эдды» легендарной. Полученные в 
результате тексты – размышления об устройстве мира, стихи на мифологические 
сюжеты, молитвы на готском языке, рассказы о древней истории германской нации и 
т. д. – заботливо сохранялись для дальнейшего изучения и, возможно, 
использования.
Впрочем, власть и влиятельность Вилигута оказались недолговечными: в 1939 году 
до Генриха Гиммлера дошли не афишировавшиеся ранее сведения о психическом 
заболевании обладателя памяти предков, и он был вынужден срочно принять 
соответствующие меры. Вайстор был тотчас уволен из СС, отстранен от участия в 
любых проектах и изгнан из Вевельсбурга. Всякие отношения между ним и Гиммлером 
прекратились. Мелкие доносы о наркомании и алкоголизме вевельсбургского мага 
Генрих Гиммлер мог пропустить мимо ушей и, как говорится, замять, однако 
диагноз «шизофрения» – это было уже чересчур: как раз в конце 1930-х годов 
руководство НСДАП активизировало деятельность по проведению в жизнь «Закона о 
предотвращении рождения наследственно больного потомства».[35] Шизофрения 
стояла на одном из первых мест в списке заболеваний, носители которых подлежали 
стерилизации или изоляции. И вдруг такой конфуз – подобный диагноз у 
высокопоставленного эсэсовского функционера, имеющего непосредственное 
отношение к самым важным и тайным ритуалам ордена! Тут не могла помочь даже 
дружба с рейхсфюрером СС. Единственное, что он мог сделать для своего 
наставника, – скрыть истинную причину увольнения: официально Вилигут вышел в 
отставку по причине преклонного возраста и слабого здоровья.

Неоязыческие ритуалы, «восстановленные» национал-социалистами, были весьма 
зрелищным действом

Однако наследство в СС он оставил богатое: множество ритуалов – свадебные 
церемонии, церемонии имянаречения, разнообразные неоязыческие праздники, 
«реконструированные» на основании указаний, переданных Вилигуту являвшимися ему 
покойными предками, огромное число записей, статей и книг, стихов и молитв, 
рунические мантры, предназначенные для активизации родовой памяти. Несмотря на 
то что от услуг вевельсбургского мага охранные отряды отказались, наследство 
его использовалось вовсю. Сумасшедший или нет, больной или здоровый, но Карл 
Мария Вилигут сослужил СС большую службу.
В частности, среди его богатого наследства такая эмблема СС, как знаменитое 
кольцо с «мертвой головой». Многие, кстати, называют его личной разработкой 
наставника Гиммлера – уж больно многозначны и необычны украшающие его символы. 
Предназначенное сначала для награждения ветеранов СС, кольцо стало впоследствии 
отличительным знаком цвета орденского рыцарства. В принципе получить кольцо мог 
любой офицер Черного ордена, прослуживший в его составе три года и имеющий 
безупречное досье. Впрочем, если в досье появлялись черные пятна, кольца можно 
было и лишиться.[36] Зачем оно было нужно члену СС? Не считая того что это была 
награда за верность и доблесть, причем из самых почетных, у кольца было и еще 
одно, сугубо мистическое предназначение – служить проводником духовной энергии 
между центром силы СС – замком Вевельсбург и каждым «кольценосцем». Придавая 
этому предмету такое значение, Генрих Гиммлер любил вручать его лично, в 
качестве награды. По замыслу великого магистра, обладание кольцом связывало его 
владельца с Вевельсбургом на астральном уровне. Первоначально предполагалось, 
что обладатель кольца унесет его с собой и в могилу, однако в 1938 году Гиммлер 
объявил, что кольца всех погибших членов СС должны быть возвращены на хранение 
в замок как «символ незримого присутствия павших товарищей по оружию». В 
Вевельсбурге имелось особое помещение – усыпальница владельцев кольца, где и 
хранились эти почетные награды. Но хотя кольцо и не сопровождало его обладателя 
за гробом, в эсэсовских кругах оно ценилось не меньше, чем Рыцарский крест.

По замыслу великого магистра обладание кольцом связывало его владельца с 
Вевельсбургом на астральном уровне

Ну а о нанесенных на почетную награду знаках лучше всего говорит сопровождавший 
ее документ за подписью Генриха Гиммлера: «Кольцо СС „Мертвая голова“ /…/ 
должно быть знаком нашей верности вождю, нашего неизменного повиновения 
руководству, непоколебимой сплоченности и товарищества. Череп на нем является 
напоминанием о том, что мы в любой момент должны быть готовы отдать свою жизнь 
на благо общества. Руны, расположенные напротив мертвой головы, – символ 
процветания из нашего прошлого, с которым мы возобновили связь через 
мировоззрение национал-социализма. Две Зигруны символизируют название нашего 
охранного отряда. Свастика и Хагалл-руна должны напоминать о непоколебимой вере 
в победу нашего мировоззрения. Кольцо овито листьями дуба, традиционного 
немецкого дерева. Это кольцо нельзя купить, и оно никогда не должно попасть в 
чужие руки. После вашего выхода из СС или смерти оно возвращается к рейхсфюреру 
СС. Копирование и подделка кольца наказуемы, и вы обязаны пресекать их. Носите 
кольцо с честью!»
Итак – оставим на время в стороне все высокие материи и символику – пресловутое 
кольцо представляло собой венок из дубовых листьев, изготовленный из серебряной 
пластинки шириной 7 мм и толщиной 3,5 мм. В месте соединения к нему припаивался 
миниатюрный череп, изготовленный отдельно. Снаружи его украшали свастика, две 
руны Зиг (Совелу), руна Ман (Альгиц) и свастика, а внутри – имя владельца, 
факсимильная подпись Генриха Гиммлера и дата вручения. Кольца не были банальной 
штамповкой: каждое из них делалось вручную на ювелирной фирме Отто Гара.
Кольценосцев было немало: к концу войны, если верить официальным данным СС, 
было вручено 14 500 наград. Больше половины из них вернулось в Вевельсбург. 
Однако куда они исчезли, после того как по приказу рейхсфюрера СС 31 марта 1945 
года замок был взорван, так и осталось невыясненным. В развалинах Вевельсбурга 
не обнаружили и следа нескольких тысяч тяжелых серебряных украшений, впрочем, 
как и следов очень многих реликвий, о которых рассказывают очевидцы.
Апелляции Генриха Гиммлера – в поисках основы особой культуры для своей 
организации – к прошлому, к нетрадиционным источникам, к полузабытой символике, 
часто ассоциирующейся с магией и таинственными ритуалами, стали причиной 
создания огромного числа современных мифов, которые так прочно укоренились в 
массовом сознании, что теперь от них уже, должно быть, и не избавиться. Многие 
авторы, не говоря уже о слепо верящих им читателях, представляют себе Третий 
рейх как государство оккультистов и мистиков. Причина этого в первую очередь в 
том, что общением с темными потусторонними силами легче объяснить уничтожение 
сотен тысяч людей, а еще в том, что ни архивов, посвященных этой тематике, ни 
сколь бы то ни было внятных воспоминаний просто не осталось. Поэтому так легко 
составлять спекулятивные тексты, объявляющие Адольфа Гитлера «зверем из бездны».
 Есть, впрочем, и еще один вариант: броские ритуалы СС и глубоко средневековый 
характер этой организации настолько поражают воображение авторов, будят их 
фантазию, что они поневоле начинают додумывать недостающие детали. Поэтому, 
вероятно, столь часты утверждения, что Гиммлер не ограничивался чтением книг 
Гвидо фон Листа, а состоял в основанной его сторонниками эзотерической 
организации, так называемом Германском ордене, объединившем несколько 
организаций оккультистов и мистиков – орден Арманов, орден Восточного Храма, 
общество «Туле» и пр. И мало того, великим магистром этого Германского ордена 
якобы был Адольф Гитлер. Верится в это, честно говоря, с трудом, хотя и 
опровергнуть эти утверждения нет никаких средств. Педантичные подчиненные 
Генриха Гиммлера постарались оставить как можно меньше свидетельств и 
документов по всем вопросам, касающимся внутренней жизни организации. Впрочем, 
как следует из этого, и подтверждения участия вождей Третьего рейха в 
оккультных обществах тоже нет. Так что все это остается не более чем версией, 
причем не слишком достоверной.
А вот что достоверно и подтверждено историческими источниками, так это то, что 
национал-социалисты искали новые направления развития науки на тех путях, 
которые официальной наукой были отвергнуты как ложные. Поэтому название 
специального института, функционировавшего в рамках СС и занятого 
непосредственно исследованием новых направлений знания – «Аненербе» («наследие 
предков»), будучи упомянуто в разговоре, неминуемо, просто «на автомате» 
вызывает к жизни разговоры о мистике и оккультных науках.
Организация «Аненербе» была основана 10 июля 1935 г. как 
учебно-исследовательское общество по изучению германской духовной праистории. 
Инициаторами ее создания были сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, крупнейший 
германский спец по расовой теории Рихард Вальтер Даре и исследователь древней 
германской истории группенфюрер СС Герман Вирт. Председателем общества стал, 
разумеется, Генрих Гиммлер, куратором общества – ректор Мюнхенского 
университета профессор Вальтер Вюрст, а генеральным секретарем – историк 
Вольфрам Зиверс.
Масштабы исследований, проводившихся институтами системы «Аненербе», поражают 
воображение в той же мере, что и их направление. Изучалось все, от причин 
вырождения викингов Гренландии до магического значения башенок на готических 
соборах, от причин возникновения рака до практического применения тибетских 
мантр в медицине. Но были и еще менее применимые на практике направления 
исследований. В частности – философского характера. При поддержке «Аненербе» 
философия, о «кончине» которой заговорили в начале ХХ века сами философы, на 
краткое время обрела новые силы. Бывшая в течение многих веков «матерью всех 
наук», породив химию, физику, астрономию, социологию и политологию, философия 
совсем было превратилась в никому не нужный рудимент, квазинауку, граничащую с 
шарлатанством и пустыми интеллигентскими бреднями, сродни маниловским 
умствованиям. Давно исчезли с горизонта ученые, строившие модели происхождения 
Вселенной, искавшие первооснову всего сущего. Но в Третьем рейхе философия 
получила еще один, последний шанс. В рамках «Аненербе» исследовались такие 
сложносопоставимые с современным миром доктрины, как теория полой Земли и 
теория мирового льда.
Теория мирового льда, разработанная австрийским философом Гансом Горбигером, 
утверждала, что в основе жизни всей Вселенной лежат циклы борьбы льда и огня, 
энтропии и энергии. При этом вечная борьба между льдом и огнем, между силами 
тяготения и отталкивания находит отражение и на Земле, управляет жизнью на ней 
и определяет историю и судьбу человечества. Адольф Гитлер, очарованный этой 
теорией, отождествлял арийскую расу с носителями созидательной энергии, порядка,
 перед которыми должны отступать такие проявления хаоса и энтропии, как, скажем,
 холод.
И если первая обернулась всего лишь тратой немалых средств на организацию 
экспедиции на остров Рюген (ученые, утверждавшие, что Земля имеет не выпуклую, 
а вогнутую форму и человечество обитает на ее внутренней поверхности, пытались 
при помощи радаров разглядеть вражеский флот на противоположной стенке 
пустотелой сферы),[37] то вторая имела непосредственное влияние на действия 
вермахта под Сталинградом. Не был бы Адольф Гитлер столь убежден в правоте 
Ганса Горбигера, он не отнесся бы столь наплевательски к русским морозам. 
Институты «Аненербе» рассматривали теории подобного рода, мало того, выделяли 
ассигнования для их практической проверки, в их стенах были специалисты, 
искавшие, как применить руническую магию в качестве оружия против противников 
рейха, наконец, по указанию Генриха Гиммлера организовывались экспедиции в 
Тибет на поиски древнего знания – все это, вероятно, и породило довольно 
бредовое по сути утверждение о принадлежности руководителей рейха к числу магов,
 обладающих сверхъестественными способностями. Объяснить же, почему целый ряд 
институтов, входящих в «Аненербе», занимался переливанием из пустого в порожнее 
знаний, от которых официальная наука отказалась, чрезвычайно просто. Вожди 
Германии, уверенные в избранности их народа, их нации, стремились получить 
откровение, которое могло бы эту избранность подтвердить, – некое открытие, до 
которого додумались только немцы, знание, утраченное остальными, но сохраненное 
потомками ариев. Они отчаянно нуждались в подтверждении своей исключительности.

Имперская символика должна была стать подтверждением древности корней Третьего 
рейха. Именно поэтому она так активно использовалась как в повседневных 
ритуалах, так и во время больших торжеств. Олимпийские игры 1936 года стали 
прекрасным поводом продемонстрировать ее всему миру

Именно поиск собственной исключительности стоит за всем этим странновато 
выглядящим копанием в наследии темных веков. Адольф Гитлер достаточно четко 
формулировал цели таких раскопок: «Наш орден войдет в будущее как союз элиты, 
объединившей вокруг себя немецкий народ и всю Европу, – заявил он в 1943 году.
 – Он даст миру руководителей промышленности, сельского хозяйства, а также 
политических и духовных вождей. Мы всегда будем подчиняться закону элитарности, 
выбирая высших и отбрасывая низших».
Так что же, была в природе «мистика СС» или ее не было вовсе? Занимались лидеры 
ордена оккультными практиками? Простых ответов типа «да» и «нет» тут, пожалуй, 
и не дать.
Разумеется, определенное внимание вопросам оккультизма уделялось. Точнее 
сказать, эта тема исследовалась «Аненербе» наравне с множеством других 
общепринято тупиковых путей науки. К слову сказать, некоторые из этих 
исследований оказались вовсе не напрасными и принесли плоды, которыми мы 
пользуемся до сих пор. В частности, речь идет о доставшихся нам по праву 
победителей медицинских разработках, связанных с воздействием жесткого 
излучения, с обморожениями и ожогами, с совместимостью тканей. Нельзя, кстати, 
не напомнить, что базой для многих из этих наработок были опыты на людях – 
заключенных концентрационных лагерей. Каких результатов добились немецкие 
исследователи оккультной сферы, я, по чести говоря, не знаю, но полагаю, что 
как минимум их функция сводилась к разрушению легенд – развенчанию суеверий.
Генрих Гиммлер верил в откровения Карла Вилигута и был искренне увлечен идеей 
поисков в отдаленном прошлом истоков величия нации. Однако при решении 
серьезных проблем на какие-то потусторонние силы, на эзотерику, черную или 
белую магию ставка, естественно, не делалась. Все эти откровения и обряды 
использовались в пропагандистских целях, были средством для формирования новой 
элиты, для создания у самих членов ордена и тех, кто смотрит на орден со 
стороны, соответствующего настроя, соответствующего отношения к делу. Другое 
дело, что прагматичность этого подхода не афишировалась. Напротив, Гиммлер 
старался всеми силами нагнетать мистику, поддерживать вокруг ордена 
романтический ореол. Потому что иначе все его труды, все обращения к древним 
знакам и символам не имели бы никакого смысла.
Откуда взялся «бегущий крест», или Почему на флаге Германии поселилась свастика,
 а не пятиконечная звезда 
Мы жили веками, мы были богами,
Теперь мы застыли у вас под ногами.
Мы были из бронзы, из меди, из стали —
О нет, не мертвы мы… мы просто устали.
Ужель не пора нам могучим бураном
Приникнуть, как прежде, к притонам и храмам,
И к вспененным ранам, и к гибнущим странам,
И к тупо идущим на бойню баранам?!
Олег Ладыжинский. «Ересь свастики»
Символ, о котором пойдет речь в этой короткой главе, в современной культуре 
неразрывно связан со злом и ненавистью. Свастика, – «паучий крест», главный 
знак нацизма… Сколько вокруг нее нагорожено нелепых легенд и слухов! Самая 
неправдоподобная – о том, что в основе знака четыре буквы «Г» – от фамилий 
Гитлера, Гиммлера, Гесса и Геббельса. Несмотря на видную невооруженным взглядом 
абсурдность такого утверждения, легенда эта довольно живуча. Секрет этого, 
вероятнее всего, в лености ума тех, кто в нее верит: стоит написать упомянутые 
фамилии латиницей – и становится ясно, что к свастике они не имеют отношения. 
Хотя с Гитлером этот знак связан напрямую: именно он выбрал «бегущий крест» 
символом НСДАП.
Чаще всего серьезные историки на этом утверждении и останавливаются, не 
углубляясь в обсуждение вопроса, откуда вообще Гитлер выкопал этот 
«мотыгообразный крест». Ну выдумал безумный Адольф свой партийный символ – и 
ладно, есть множество куда более важных тем для обсуждения. Любители сенсаций, 
напротив, строят вокруг выбранного фюрером символа совершенно безумные цепочки 
рассуждений, которые при всем желании не назовешь логическими. Попробуем пройти 
между этими крайностями.
Итак, первое, о чем необходимо сказать, – это то, что в начале ХХ века свастика 
была символом весьма и весьма популярным. Начертав его на стальных шлемах, шли 
в бой члены так называемой бригады Эрхардта во время Капповского путча, значок 
с его изображением с удовольствием носили на лацкане друзья американской 
организации скаутов, и даже клоуны из знаменитого цирка Барнума украшали свои 
дурацкие наряды именно этим древним солярным знаком. Он смотрит на нас с 
банкнот, выпущенных российским Временным правительством, и с американских 
поздравительных открыток, с фронтонов домов, выстроенных в стиле модерн, и с 
мостовых европейских городов. Да что там говорить, если стилизованными 
свастиками в то время украшались даже пуговицы мужских костюмов! Это не говоря 
еще о таких изысках, как личная эмблема Елены Блаватской, собственно, и 
принесшей свастику в Европу. Так что в выборе Гитлером именно такого символа 
для его молодой партии не было ничего удивительного.
Эрхардт Герман (1881–1971) – один из организаторов так называемого Капповского 
путча. Офицер морского флота, служил во 2-й морской бригаде. После Первой 
мировой войны участвовал в разгроме Баварской советской республики. Организатор 
ветеранского подразделения «Викинги», многие члены которого стали впоследствии 
членами НСДАП и СА.

Капповский путч – попытка государственного переворота 13–17 марта 1920 г. 
в Германии. Предпринята монархистами во главе с одним из лидеров Немецкой 
отечественной партии Вольфгангом Каппом, генералами Эрихом Людендорфом, 
Вальтером Лютвицем и др. Заговорщики ставили целью свержение коалиционного 
правительства, возглавляемого социал-демократами, и установление военной 
диктатуры. Не был поддержан населением и регулярной армией и подавлен.
Добавить необходимо, что, возможно, в выборе именно этого символа сыграли свою 
роль детские воспоминания будущего диктатора: свастика была символом монастыря 
в Ламбахе (Восточная Австрия), где он в шестилетнем возрасте пел в хоре 
мальчиков. Вырубленная на каменной плите прямо над входом, она не могла не 
привлекать его внимания.[38]
Полагаю, что у Гитлера были все основания обратиться к воспоминаниям детства, 
особенно после того, как стараниями народнических (фелькиш) теоретиков гнутый 
крест стал одним из самых популярных символов Европы. К слову сказать, именно 
из фелькиш-кругов происходили многие соратники фюрера. По крайней мере были 
весьма и весьма близки к ним. Именно они объявили свастику общим символом всех 
антисемитских организаций, посчитав, что отыскали символ, в принципе не 
свойственный культуре семитских народов.[39] В этом значении свастика вошла в 
символику большого числа национал-социалистических союзов и объединений. Этот 
знак воспринимался ими как нечто исключительно германское, символ, который 
можно было бы противопоставить римскому кресту. По воспоминаниям Гитлера, когда 
речь зашла о разработке партийного символа, свои проекты представили многие 
члены НСДАП, но свастика присутствовала в каждом. Как вспоминал об этом сам 
Гитлер, «все бесчисленные проекты, присылавшиеся мне со всех концов молодыми 
сторонниками движения, поскольку все эти проекты сводились только к одной теме: 
брали старые цвета и на этом фоне в разных вариациях рисовали мотыгообразный 
крест».[40] Подлинный же символизм этого знака ими не учитывался вовсе, да он, 
в сущности, и не был им нужен.
На деле свастика означает намного больше, чем символ одного отдельно взятого, 
да еще и проигравшего режима. Она связывает единой нитью очень многие нации от 
Северного Ледовитого до Индийского океана, потому что является живым 
свидетельством великого переселения народов, вынесенным предками древних 
германцев, славян, скандинавов из земель намного более южных, нежели те, что 
сами они называли родными. Широта ее распространения поражает: она украшает 
стены руин Мохенджо-Даро и скалы Тибета, конскую упряжь работы скифских 
мастеров, боевые щиты и одежду кельтов. Индийцы, китайцы, скифы, баски, славяне,
 германцы, кавказские народы – грузины, армяне, абхазы, дагестанцы, – все они 
видели в «бегущем кресте» символ солнца и огня, сменяющихся времен года, жизни 
как вечного и неостановимого движения, а то и символ плодородия, символ света и 
созидательных сил, знания и могущества. У древних германцев и скандинавов она 
присутствовала на женских украшениях, на клинках и ножнах мечей викингов, на 
вошедших одно время в моду широких наконечниках копий, шахматных фигурках и 
весовых гирьках расчетливых торговцев. Три луча, четыре, а то и восемь, 
направленные как посолонь, так и противусолонь – «рубящие кресты»,[41] 
сопровождали жизнь германца и скандинава от начала и до конца. Они вырезались 
на детской колыбели, чтобы ребенок рос удачливым под покровительством светлых 
сил, на девичьих гребнях, чтобы защитить красоту от злого колдовства и порчи, 
на надгробиях, чтобы усопший оставался спокоен и не тревожил живущих. Но все 
это прошло мимо сторонников Гитлера. Им это было неинтересно. В свастике они 
видели не более чем броский, примелькавшийся, бесспорно германский символ, и на 
том – баста.
Тут обычно принято ссылаться на то, что символ этот был также принят в обществе 
«Туле», тревожить прах Рудольфа фон Зеботтендорфа и Йорга Ланца фон Либенфельса,
 говорить о том, что именно эзотерики «сосватали» Гитлеру «бегущий крест», а 
сам бы он ни за что не выдумал такую эмблему, нагнетать мистику и чернокнижие, 
ссылаясь на неких «высших», диктовавших вождю свою волю, поминать – а как же 
без этого! – Алистера Кроули и прочее, прочее, прочее. В качестве словесной 
пудры, которой можно, по идее, засыпать любые мозги, такие рассуждения, 
наверное, и сошли бы. Но тут приходит на память цитата из книги Юлиуса Эволы, – 
пожалуй, большего фашиста по своему духу, чем Гитлер и его соратники, вместе 
взятые: «Что касается правильного понимания и использования изначальных 
символов, крайне сомнительно, что национал-социалисты – начиная с самого 
Гитлера – по-настоящему осознавали значение основного символа 
национал-социализма – свастики. По словам Гитлера, она символизировала „миссию 
борьбы за победу арийского человека, за триумф идеи созидательного труда, 
который всегда был и будет антисемитским“. Поистине примитивное и „профанское“ 
толкование. С точки зрения арийского происхождения совершенно непонятно, что 
общего могло быть между свастикой, „созидательным трудом“ и еврейством. Кроме 
того, этот символ фигурировал не только в арийской культуре. Не объяснили и 
того, почему свастика как национал-социалистический герб была перевернута, то 
есть вращалась в направлении, противоположном общепринятому при ее 
использовании в значении солнечного и „полярного“. Вряд ли при этом знали, что 
обратное движение знака символизирует могущество, тогда как нормальное вращение 
означает „знание“. Когда свастика стала эмблемой партии, у Гитлера и его 
окружения напрочь отсутствовали знания подобного рода».[42] Скорее всего, 
свастику и в самом деле выбрали потому, что символ этот был модным, но 
«свободным». В том смысле, что ни одна политическая партия его еще не 
застолбила – эзотерические и теософские кружки не в счет. В принципе с тем же 
успехом на знамени НСДАП могла поселиться и пятиконечная звезда.
«Туле», общество (Thule Gesellschaft) – эзотерическое общество, «орден», 
созданный по образцу масонских лож в Мюнхене после Первой мировой войны, 
провозгласивший своими официальными целями изучение и популяризацию 
древнегерманской литературы и культуры. Свое название «Туле» получило по имени 
легендарной земли, прародины древней германской расы, о которой сообщал 
греческий географ Пифей. Основателем общества был барон Рудольф фон 
Зеботтендорф, общая численность – около 15 000 человек, по большей части 
беспомощных болтунов и фантазеров – журналистов, писателей, поэтов, 
преподавателей университетов, немногих армейских офицеров. Идеология общества 
«Туле» базировалась на концепции германского расового превосходства, 
антисемитизме и пангерманской мечте о новом могущественном германском рейхе.

Эвола Юлиус (1898–1974) – итальянский мыслитель, эзотерик и писатель. Автор 
книги «Фашизм. Критика справа». Считал, что национал-социалисты слишком далеко 
отошли от чистоты консервативно-революционных доктрин. Его идеи легли в 
основание идеологии современного антидемократического и антикоммунистического 
движения.
Звучит странно, не так ли? Особенно учитывая, что отношение к звезде и к 
свастике у нас сформировано с детства. Как-то странно представить себе «паучий 
крест» на знамени молодой советской республики и красную пентаграмму на броне 
немецкого «тигра». Тем не менее все могло сложиться именно таким образом.
Начать нужно с того, что пентаграмма, так же как свастика, была в большом 
почете у разного рода теософов, искателей тайного знания, путей управления 
миром. В частности – у невероятно расплодившихся в XIX веке масонских 
организаций. Не будем вдаваться здесь в сущность масонства – речь о другом – 
скажем лишь, что в государственную символику пентаграммон перекочевал именно 
оттуда. В первую очередь потому, что члены масонских лож весьма нередко 
оказывались у руля в той или иной державе, а когда дело доходило до разработки 
государственных символов, использовали то, что было им привычно и знакомо. 
Именно поэтому, скажем, маленькие звездочки знакомых очертаний украшают флаг 
Соединенных Штатов Америки. Похоже, кстати, что и в российской истории 
пятиконечная звезда появилась совсем не случайно. Инициатором ее появления на 
гербе и флаге Советской России традиционно называют Льва Троцкого.
Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович (1879–1940) – советский политический деятель. 
В социал-демократическом движении с 1896 г. С 1904 г. выступал за объединение 
фракций большевиков и меньшевиков. В ходе революции 1905–1907 гг. – фактический 
лидер Петербургского совета рабочих депутатов. В 1908–1912 гг. редактор газеты 
«Правда». В 1917 г. председатель Петросовета, один из руководителей 
Октябрьского вооруженного восстания. В 1917–1918 гг. нарком по иностранным 
делам;в 19181925 гг. нарком по военным делам, председатель Реввоенсовета 
республики, один из создателей Красной Армии. Член ЦК в 1917–1927 гг., член 
Политбюро ЦК в октябре 1917 г. и в 1919–1926 гг. Потерпел поражение во 
внутрипартийной борьбе с Иосифом Сталиным, в 1927 г. исключен из партии, выслан 
в Алма-Ату, в 1929 г. – за границу. Убит в Мексике агентом НКВД испанцем Раулем 
Меркадером.
По одной из версий, он был членом масонской ложи «Великий Восток» и потому, 
собственно, и предложил эту эмблему соратникам по партии. Впрочем, на самом 
деле тут история довольно темная: был Троцкий масоном или не был, действительно 
ли именно он предложил использовать пентаграмму или эта светлая идея посетила 
кого-то другого, теперь, за давностью лет и отсутствием свидетельств и 
свидетелей, остается только догадываться. Суть, в общем-то, не в том.
Интереснее, что пентаграмма, или, как ее называли в Германии, «ведьмина лапа»,
[43] соперничала со свастикой по популярности в фелькиш-кругах. В начале ХХ 
века среди фелькиш-теоретиков было модно искать следы германской культуры везде 
и во всем. В частности, они были готовы в самых странных местах искать следы 
рунической письменности. Так, руны видели в переплетении балок фахверковых 
домов, в формах народной выпечки, в узорах и орнаментах. Не удивительно, что 
Герман Вирт, один из классиков оккультного учения о рунах, считал, что 
пентаграмма – это тоже рунический знак. Один из вариантов начертания охранной 
руны Хагалл. Руна же эта, по мнению Германа Вирта, представляла собой иероглиф 
годичного цикла, потому что состоит из шести черточек, как бы указывая шесть 
положений солнца в течение астрономического года. А поскольку Хагалл, сведенная 
к пятиконечной звезде, лишена нижней черты, указывающей на юг, – это значит, 
что символ был создан там, где солнце зимой не встает вовсе. Сиречь – на 
далекой арктической прародине германцев. Гитлер к подобного рода «откровениям» 
был весьма чуток, так что, разыскивая подходящий символ для своего движения, он 
вполне мог бы использовать не свастику, а «ведьмину лапу». Просто как «более 
германский» символ. Но то ли Герман Вирт не был для него достаточным 
авторитетом, то ли пятиконечная звезда уже прочно ассоциировалась в Европе с 
победившей в России советской властью, иметь с которой что-то общее Гитлеру не 
хотелось вовсе, – так или иначе, символом национал-социализма была выбрана 
свастика.
Не будем углубляться в сослагательное наклонение, рассуждая о многочисленных 
«если бы» и «могло бы». Скажем лишь, что никакой мистический подтекст в этот 
символ изначально не вкладывался. Да даже когда Генрих Гиммлер взялся изо всех 
сил сакрализировать его, пытаясь придать государственной эмблеме дополнительную 
смысловую нагрузку, – даже тогда подтекст этот не появился. По меньшей мере для 
масс. И даже фанатично преданные режиму лейб-гвардейцы относились к «бегущему 
кресту» более чем спокойно. Символ себе и символ…
На страже режима, или О том, что полицейский тоже был эсэсовцем 
Чтобы стать галактическим лягашом, требуется максимальный рост, минимальное 
образование и максимально противный голос в сочетании со способностью 
оглушительно орать. А без этого, какой бы ты ни был мерзопакостной сволочью, 
придется тебе, брат, сидеть на Земле…
Уильям Тенн. «Срок авансом»
Все, о чем мы говорили выше, заслуженно относится к категории «скользких» 
вопросов. Но тема этой главы и вовсе напоминает свежезалитый каток. Потому что 
говорить о силовых ведомствах Третьего рейха особенно не принято, и уж тем паче 
не принято пытаться разобраться, что к чему. Поэтому я очень долго не решался 
взяться за эту тему. Один-единственный неверный шаг – и ты в списке 
врагов-святотатцев. Судите сами. Мы с ужасом произносим слово «гестапо», но при 
этом вполне спокойно «НКВД» или «ЧК». Мы спокойно говорим о своих согражданах, 
выброшенных умирать в зимнюю казахскую степь под маркой раскулачивания и 
переселения целых народов, ставших неугодными вождю, и не можем без содрогания 
слышать названия «Освенцим» и «Бухенвальд». С ненавистью говорили о Бабьем Яре, 
обвиняя в убийствах нацистов, и как-то очень быстро забыли само это название, 
как только выяснилось, что расстрелы – дело рук отечественных особистов. 
По-хорошему, надо было бы, если уж судить, то судить всех, и отечественных, 
советских преступников из соответствующих структур оправдывать так же 
бессмысленно, как и немецких, нацистских. Вся-то разница – что одни уничтожали 
свой собственный народ, а другие – все прочие. Однако это – отдельная тема. И 
вспомнить о ней пришлось потому, что дальше речь пойдет об аббревиатурах, 
внушающих ужас одним своим звучанием: СД, гестапо, зипо, орпо и др. О службах, 
также входивших в структуру СС и призванных оберегать позиции правящей партии, 
покой в стране и жизнь мирных граждан. Но давайте обо всем по порядку.
Начнем с самой зловещей аббревиатуры в списке – гестапо. Вполне естественно, 
что Адольф Гитлер особо важные дела, требовавшие аккуратности и четкости 
исполнения, был готов доверить только организации Гиммлера. Только она вызывала 
у него полное доверие и, как следствие, могла быть пригодна для выполнения 
функций политического и иного надзора над обществом. К тому же в отличие от 
других структурных единиц партии СС обладала и необходимым инструментом для 
того, чтобы такой надзор осуществлять. Точнее – пока еще зачатком инструмента – 
службой безопасности, СД, помогавшей вождю и его сторонникам вовремя изменять 
курс партийной политики в нужном направлении, чтобы избежать взрывов 
недовольства и бунтов. Малочисленная и мобильная, эта служба среди прочего 
представляла партийному руководству отчеты о том, что говорят в очередях, о чем 
толкуют мирные бюргеры за кружкой пива, как относятся немцы к тому или иному 
начинанию Гитлера. Более полезную организацию, чем СД, для тоталитарного режима 
было и представить сложно! Поэтому вполне понятно, что вскоре в руках Генриха 
Гиммлера оказались все направления полицейской работы. Благодаря ряду интриг, 
подковерных игр, благодаря собственному влиянию на Адольфа Гитлера великий 
магистр Черного ордена стал контролировать тайную государственную полицию, 
криминальную полицию, расширил состав и полномочия СД, короче говоря, стал 
гарантом спокойствия и обеспечил лояльность подданных режиму Гитлера.
Желание Адольфа Гитлера сделать полицию своей, «карманной», такой, чтобы ей 
можно было доверить как самые деликатные поручения, так и повседневную охрану 
порядка, объясняется отчасти тем, что Мюнхенский путч был подавлен силами 
полиции, а не армией. Гитлер рассуждал логически: если полиции оказалось под 
силу на корню задушить мятеж, поднятый его партией, то и антигосударственные 
действия других сил полиция также будет в состоянии вполне успешно пресечь. 
Поэтому после прихода к власти он постарался назначить на высшие полицейские 
должности людей, верных партии и, что важнее, ему лично. Однако кто в рейхе был 
более предан лично вождю, чем члены СС? К тому, чтобы передать полицейские 
функции этой организации, сделать криминальную и государственную полицию 
филиалом ордена, и сводился в конечном счете процесс «приручения» полиции. 
Завершился он в начале лета 1936 года, когда должность начальника полиции 
Германии была закреплена за Генрихом Гиммлером. Отныне порядок в рейхе стерегли 
те же «цепные псы», что охраняли покой и жизнь вождя. Адольф Гитлер мог спать 
относительно спокойно.
Для того чтобы слияние было как можно более полным и при этом продуктивным, 
Гиммлер объединил полицию и СС в составе Корпуса государственной безопасности. 
Соответственно, личный состав полиции был включен в орден. Точнее, собственно в 
СС были приняты с сохранением звания только наиболее верные полицейские. Они 
получали право носить руны СС под левым нагрудным карманом кителя и, 
соответственно, все привилегии членов ордена. СС от такого слияния только 
выиграла. Дело в том, что первоначальный план замещения полиции СД никуда не 
годился. Возглавлявший это подразделение СС Рейнхардт Гейдрих уже давно 
убедился, что опытные служащие существующего полицейского аппарата дадут сто 
очков форы выскочкам из СД, чувствующим себя представителями элиты, но не 
имеющим реального полевого опыта. С этой оценкой можно было бы не согласиться, 
если бы не слава Гейдриха как человека, который практически не ошибается. Даже 
Генрих Гиммлер, его непосредственный начальник, высоко ценивший Гейдриха как 
специалиста, но несколько неприязненно относившийся к нему лично, отмечал, что 
он «обладает необыкновенным даром оценки людей и может предсказать с 
поразительной точностью поступки не только врагов, но и друзей. Его сотрудники 
не осмеливались никогда обманывать его в чем-либо». Если он невысоко оценивал 
квалификацию сотрудников подчиненной ему организации, оставалось только этому 
верить.
Поэтому Генрих Гиммлер не стал практически ничего менять в существующем 
кадровом составе полиции, предпочитая опираться на сотрудников, обладающих 
многолетним опытом работы «на земле». Он лишь несколько изменил существующую 
структуру, разделив полицию на полицию охраны правопорядка – орпо[44] и службу 
безопасности – зипо.[45] Во главе полиции охраны правопорядка стоял 
обергруппенфюрер СС Курт Далюге.
Далюге Курт (1897–1946) – один из первых членов НСДАП, инициатор создания 
первого подразделения СА в Берлине. С 1928 по 1933 г. – возглавлял одно из 
подразделений СС. С конца 1933 г. – депутат рейхстага от Восточного Берлина. 
Начальник полиции рейха, с 1936 г. – руководитель тайной полиции в Центральном 
управлении СД. С 1942 г. – протектор Моравии и Богемии. Повешен в Чехословакии 
в октябре 1946 г.
Под его началом находилось несколько отделов полиции различного назначения, 
каждое – с собственной униформой и знаками различия. Однако деятельность их в 
целом была подчинена единой цели – поддержанию спокойствия в рейхе. Как, 
собственно, и полагается полиции. Зипо же разделялась всего на две составляющие 
– криминальную полицию – крипо[46] во главе с обергруппенфюрером СС и генералом 
полиции Артуром Небе и тайную государственную полицию – гестапо,[47] которую 
возглавлял таинственный Генрих Мюллер.
Небе Артур (1894–1945) – криминалист, руководитель крипо, участник июльского 
заговора 1944 г. Воевал в Первую мировую, кавалер Железного креста I и II 
степеней. С 1920 г. на службе в полиции. Член НСДАП с 1931 г. Считался лучшим 
криминалистом Германии, своего рода классиком этого направления, немецким 
Шерлоком Холмсом. Автор программы эвтаназии и депортации цыган. Повешен в 
Бухенвальде за участие в заговоре против Гитлера.

Мюллер Генрих (1900-?) – руководитель гестапо, группенфюрер СС и 
генерал-лейтенант полиции. Участник Первой мировой, кавалер Железного креста I 
и II степеней. С 1919 г. – служащий полиции. В 1934 г. вступил в СС и был 
зачислен в Центральное управление СД, работал в отделе борьбы с оппозиционными 
группами. С 1939 г. – глава 4-го управления РСХА – гестапо. По некоторым данным,
 поддерживал связь с советской разведкой. Таинственно исчез в мае 1945 г.
Тайная государственная полиция была детищем Германа Геринга. Однако, создав 
гестапо, он постепенно утратил над ним контроль, позволил подмять ее Генриху 
Гиммлеру. В феврале 1936 года он сам как премьер-министр Пруссии подписал текст 
указа, передающего контроль над тайной полицией в руки СС. Он гласил, что 
гестапо поручается расследование деятельности всех враждебных государству сил 
на всей его территории, организации придавались чрезвычайные полномочия. В 
частности, говорилось, что приказы и дела гестапо не могут подвергаться 
рассмотрению административными судами. Основная же задача этого отдела полиции 
звучала так: «На гестапо возлагается задача разоблачать все опасные для 
государства тенденции и бороться против них, собирать и использовать результаты 
расследований, информировать о них правительство, держать власти в курсе 
наиболее важных для них дел и давать им рекомендации к действию».
Структура гестапо была достаточно сложной: шесть отделов, не считая группы 
«Реферат N», отвечающей за централизацию разведданных, делили между собой 
заботы об идеологической безопасности национал-социалистического государства. 
Только руководство их, не считая агентов на местах и работников местных 
отделений, составляло 1500 человек. Отдел «А» занимался противниками правящей 
партии – марксистами, коммунистами, реакционерами, либералами, отвечал за 
предупреждение саботажа и общую безопасность. «В» – приглядывал за 
подчинившейся Гитлеру, но все еще чересчур, на взгляд национал-социалистов, 
самостоятельной церковью – католической и протестантской, различными сектами и 
организациями оккультистов. В полномочия отдела «С» входили дела партии и 
систематизация поступающих данных, составление картотеки. «D» ведал делами 
оккупированных территорий и следил за гастарбайтерами. «Е» – один из самых 
больших – представлял собой контрразведку, а «F» – приграничную полицию и 
департамент по делам иностранцев в Германии. Организация была совсем не простая,
 и сводить ее функции до примитивной «пугалочки», как это нравится делать 
авторам авантюрных или «хоррорных» романов, вероятно, все-таки не стоит.
Авторы как художественной, так подчас и исторической литературы о Третьем рейхе 
любят писать о терроре гестапо на территории Германии и ужасе, который эта 
организация вызывала у простых немцев, однако никакого террора, в сущности, не 
было. Немецкий обыватель не сидел, в страхе сжавшись в комок, ожидая, что за 
ним вот-вот придут молодцы в черной форме, чтобы увлечь его в «пытошную». Те, 
кого забирали работники гестапо, были, по крайней мере в общественном мнении, 
врагами государства, преступниками, злоумышлявшими против дорогого и любимого 
вождя, правящей партии и Германии в целом. На себя самого эту роль честный 
бюргер не примерял никогда, а соответственно – не испытывал страха. Впрочем, 
служащие зипо подчас и впрямь проявляли пугающую жестокость, особенно – 
действуя в составе карательных подразделений. Но все это было за пределами 
рейха, на оккупированных территориях.
Немалая «заслуга» в формировании соответствующего имиджа тайной полиции 
принадлежит рекрутированным в помощь оккупационным властям местным полицаям и 
шуцманам. Что называется, нет для нас более страшных врагов, чем мы сами. Дело 
в том, что для поддержания порядка на оккупированных территориях немецкая 
администрация привлекала представителей уже существующих органов власти. Авторы 
многочисленных мемуаров о жизни на захваченных Германией землях вспоминают, что 
после оккупации сменилось только высшее начальство, а местное оставалось на 
своих местах, разве что сменив на немецкий лад названия должностей. Эти 
представители «правопорядка», чересчур стремящиеся угодить новому хозяину, 
своими действиями создавали и поддерживали соответствующий имидж тайной 
государственной полиции даже там, где никакие спецоперации и «зачистки» не 
проводились. В начале войны был отмечен показательный случай, вылившийся в 
невероятный скандал и долгое разбирательство. Немецкий офицер-гестаповец был 
вынужден расстрелять распоясавшихся от сознания своей власти над соплеменниками 
украинских полицаев – настолько бесчеловечной была их деятельность по 
обнаружению партизан. Расстрелять в принципе за то, что они с чрезмерным 
рвением работали на рейх. При этом они вредили не только тайной полиции, но и 
другим полицейским подразделениям.
Однако в целом говорить о какой-то морали и нравственных устоях гестаповцев 
было бы несколько странно. Тем более по прошествии лет и особенно – в России. 
Может быть, рассматривая их деятельность с точки зрения выполнения служебных 
обязанностей, точного исполнения циркуляров и указаний, с точки зрения 
деятельности в интересах рейха, и можно было бы сказать что-то положительное, 
но как-то язык не поворачивается. Да и в принципе правоохранительные органы от 
веку привлекают многочисленных мерзавцев и извращенцев, компенсирующих свою 
ущербность за счет власти над ближними. Сомневаюсь, что в этом тайная 
государственная полиция Третьего рейха хоть чем-то отличалась от других 
подобных служб.
Хотя, нужно признать, работала она эффективно. По справедливости, эту 
организацию можно признать одной из наиболее профессионально действовавших 
тайных служб в Европе. Хотя обвинения в применении пыток при допросах и в 
расстрелах заложников остаются в силе, стоит упомянуть, что на счету гестапо 
практически не было сфабрикованных дел (вспомним о делах такого размаха, как 
печально известные «ленинградское дело», «дело аграрной партии» или «дело 
врачей» в нашей стране). Сомнения вызывает разве что дело Иоганна Георга 
Эльзера, который якобы устроил в 1939 году покушение на Гитлера в мюнхенской 
пивной, заложив бомбу с часовым механизмом практически под трибуну, с которой 
должен был выступать вождь. Под эту марку было арестовано множество 
неблагонадежных граждан. Но в остальном о сфабрикованных делах речь не идет.
Странно, но не жестокость и бесчеловечность, а в большей мере именно 
эффективность работы вменили в вину гестапо, СД и зипо на Нюрнбергском процессе.
 В приговоре трибунала эти организации названы преступными, однако в вину им 
вменяются не методы работы, а сама эта работа как таковая: «Одной из функций 
гестапо являлось предотвращение какой-либо политической оппозиции нацистскому 
режиму – функция, которую гестапо выполняло с помощью СД. Гестапо и СД также 
занимались рассмотрением дел, связанных с государственной изменой, прессой, 
церковью и евреями. По мере того как нацистская программа антисемитских 
преследований усиливалась, роль, которую играли эти группы, становилась все 
более важной. 24 ноября 1939 года Гейдриху, начальнику полиции безопасности и 
СД, было поручено полнейшее разрешение еврейского вопроса в находившихся под 
властью Германии европейских государствах.
Местные управления полиции безопасности и СД играли важную роль в германской 
администрации на оккупированных территориях. Участие в этой администрации 
характеризуется мероприятиями, проведенными летом 1938 года по подготовке к 
нападению на Чехословакию, которое тогда готовилось. Эйнзатц-группы гестапо и 
СД были организованы для того, чтобы следовать за армией в Чехословакию и 
обеспечить безопасность политической жизни на оккупированных территориях.
Местные части полиции безопасности и СД продолжали свою работу на 
оккупированных территориях после того, как они переставали быть театром военных 
действий. Полиция безопасности и СД занимались местными арестами гражданского 
населения в этих оккупированных странах, заключали большое число этих 
арестованных в тюрьмы, где их содержали в нечеловеческих условиях, подвергали 
зверским допросам третьей степени и посылали многих из них в концентрационные 
лагеря. Управления полиции безопасности и СД использовались в проведении в 
жизнь программы рабского труда. Управления гестапо внутри Германии несли 
функции надзора над рабочими, вывезенными в Германию для рабского труда, и 
отвечали за привлечение к ответственности тех, кто отсутствовал на месте работы.
 Местные управления полиции безопасности и СД также принимали участие в 
совершении военных преступлений, заключавшихся в убийстве военнопленных и 
жестоком обращении с ними, советских военнопленных, находившихся в лагерях для 
военнопленных в Германии, проверяли эйнзатц-команды, которые действовали в 
соответствии с указаниями местных управлений гестапо. Комиссары, евреи, 
представители интеллигенции, «коммунисты-фанатики» или даже те, кого считали 
неизлечимо больными, рассматривались как «нетерпимые элементы» и уничтожались. 
Гестапо и СД использовались для целей, которые являлись преступными и включали 
преследование и истребление евреев, зверства и убийства в концентрационных 
лагерях, эксцессы на оккупированных территориях, проведение программы рабского 
труда, жестокое обращение с военнопленными и убийство их».
Странное обвинение. Было бы понятно, если бы его выносили представители 
интеллигенции, гражданские лица. Но ведь в состав трибунала входили военные, 
которые не могли не знать о специфике деятельности спецслужб, характерной для 
всех стран. О концентрационных лагерях разговор отдельный, и этой темы мы 
коснемся немного позже: политику уничтожения по расовому признаку сложно не 
признать преступлением. Те, кто принимал решения подобного рода, а уж тем более 
осуществлял их – настоящие маньяки-убийцы. Однако остальные пункты обвинения – 
будь суд и впрямь справедливым, а не закамуфлированной расправой победителей 
над побежденными, – могли быть обращены против стран-обвинителей. Зверства и 
убийства в концентрационных лагерях, издевательства над военнопленными и их 
убийство, рабский труд в концентрационных лагерях – это не «фирменные» 
проявления Третьего рейха. Прежде чем выдвигать такие обвинения, представителям 
советской стороны стоило надеть темные очки, чтобы не встречаться ни с кем 
взглядом. Да и западные союзники могли бы помолчать о жестокой ликвидации 
внутренней оппозиции. Джордж Оруэлл недаром написал роман «1984»: он вполне 
ясно видел, что Запад постепенно скатывается к владычеству «Министерства 
правды» и «Министерства любви». Но вернемся к структуре СС.
СД, после того как Гиммлер получил возможность усилить ее при помощи опытных 
кадров, представляла собой организацию более чем солидную. Партийную службу 
безопасности пришлось даже разделить на два отдела – внутреннюю СД и внешнюю. 
Внутренняя, под руководством группенфюрера СС Отто Олендорфа, по-прежнему 
составляла доклады об умонастроениях и поведении населения, его реакции на 
политику, проводимую партией. В ее состав входила также породившая массу легенд 
и слухов «Группа G», специализировавшаяся на шпионаже в высшем обществе, – 
Джеймсы Бонды гитлеровской Германии. Внешняя, которой «рулил» сперва Гейн Йост, 
а с 1941 года Вальтер Шелленберг, представляла собой внешнюю разведку. Еще 
одной из функций ведомства Шелленберга была подготовка диверсий и 
«материального, политического и морального саботажа» в зарубежных странах. В 
этом направлении сотрудники внешней СД были более чем продвинутыми 
специалистами. Так, в 1941 году, в самом начале войны против СССР они вызвали 
настоящую панику в советских «соответствующих органах», забросив через линию 
фронта группу диверсантов, закамуфлированных под милиционеров. Упоминание об 
этом сохранилось даже в нашей центральной прессе, в сводках Информбюро. Ловили 
лжемилиционеров, наверное, несколько месяцев, и насколько активно они успели за 
это время «потрудиться», сведений нет. Впрочем, организация Мюллера тоже 
периодически работала в этом направлении, ориентируясь, правда, больше не на 
саботаж, а на провокации. Достаточно вспомнить блестяще проведенную операцию в 
Гляйвице, давшую формальный повод для нападения на Польшу.
Олендорф Отто (1907–1951) – группенфюрер СС, генерал-лейтенант полиции. 
Руководитель внутренней СД, ключевая фигура в сети так называемых почетных 
агентов – добровольных осведомителей, занимавших подчас важные посты. В мае 
1945 г. арестован союзниками. По приговору Нюрнбергского трибунала повешен.

Шелленберг Вальтер (1910–1952) – бригаденфюрер СС и генерал-майор войск СС. В 
СС – с 1933 г., в СД – с 1934-го. С 1942 г. возглавил ведомство внешней 
разведки – внешней СД. По поручению Генриха Гиммлера пытался наладить отношения 
с западными странами для заключения сепаратного мира. После войны жил в Швеции, 
но был выдан по требованию Нюрнбергского трибунала. Приговорен к 6 годам 
заключения, освобожден через год по амнистии. Умер в 1952 г. в Италии от рака 
печени. Автор мемуаров «Лабиринт».
В июне 1934 года в состав СД были включены все партийные организации, 
исполнявшие аналогичные функции. В 1939 году зипо и СД были объединены в 
составе Главного имперского управления безопасности (РСХА), возглавляемого 
Рейнхардтом Гейдрихом. Но на этом Гиммлер, разумеется, остановиться не пожелал: 
к 1944 году под его контролем находились пожарная служба, железнодорожная и 
почтовая охрана, службы спасения и даже ночные сторожа. Разумеется, что все 
вновь созданные полицейские подразделения на оккупированных территориях также 
подчинялись его организации.
Была и еще одна деликатная функция, которую Гитлер доверял только СС, и никому 
больше, – охрана самого вождя. Нужно сказать, что организована она была 
образцово, хотя, конечно, предотвратить всех покушений на лидера Третьего рейха 
была не в состоянии. Да и не входили в ее функции превентивные меры. А 
заговоров между тем хватало, в том числе таких, о которых практически не 
упоминается в популярной исторической литературе. Всего их число зашкаливает за 
четыре десятка – крупных и мелких, неудавшихся и просто неосуществленных. Был, 
например, заговор американских евреев, решивших устранить злого гения 
еврейского народа. Этим должны были заняться Мейер Лански и Бенджамин Зигель – 
известные тогда американские гангстеры, или, как сказали бы сегодня, боевики. 
Однако активные действия ФБР, буквально наступавшего на пятки непосредственным 
исполнителям этой акции – их давно уже мечтали видеть на электрическом стуле, – 
заставили заговорщиков оставить свои намерения и скрыться. Было покушение 9 
ноября 1939 года, в шестнадцатую годовщину «Пивного путча». Гитлер собирался 
выступить по поводу этого печального юбилея в пивной «Бюргербраукеллер». 
Собственно, речь его в этот день и в этом месте была уже чем-то вроде традиции. 
Поговорив на общие темы национал-социалистической борьбы и нынешнего положения 
правящей партии, вождь обыкновенно спускался в зал и проводил несколько минут в 
беседе со «старыми борцами» – членами партии, помнившими времена путча. Что 
заставило его в тот раз отступить от традиции и покинуть зал сразу после речи – 
не ясно, однако это спасло его жизнь. Потому что через несколько минут раздался 
мощный взрыв, которым убило семерых и ранило шестьдесят три человека. 
Исполнителем покушения признали столяра-краснодеревщика Иоганна Георга Эльзера. 
Он взял на себя всю вину, заявив, что действовал по наущению двух незнакомых 
ему мужчин, которых, даже зная их приметы, не смогли обнаружить и задержать. 
Был ли взрыв в пивной действительно делом рук недалекого фанатика (что 
сомнительно: слишком сложным было взрывное устройство, чтобы столяр мог собрать 
его в домашних условиях), акцией зарубежной разведки (Гиммлер обвинял англичан, 
но с тем же успехом тут могла поработать и разведка советская) или 
пропагандистским трюком, необходимым для того, чтобы поддержать нужную степень 
психологического накала в обществе, – не ясно. Однако факт остается фактом: 
покушения на Гитлера готовились, осуществлялись и поэтому была необходима 
специальная служба, способная защитить от них вождя. С 1933 по 1945 год на 
Гитлера было совершено сорок два различных покушения, однако ни одно из них так 
и не достигло намеченной цели. Конечно, в некоторых случаях можно говорить о 
феноменальном везении вождя, но в большинстве случаев речь все-таки о грамотно 
организованной охране.
Личная охрана Гитлера состояла из трех небольших групп, по пять человек каждая, 
одна из которых всегда сопровождала его, куда бы он ни направлялся. Во главе 
личной охраны стоял группенфюрер СС Ганс Раттенхубер. «Вскоре после назначения 
меня начальником личной охраны, – вспоминает он, – Гитлер поставил передо мной 
задачу организовать также личную охрану Геринга, Гесса, Гиммлера, Риббентропа, 
Геббельса, Фрика, Дарре и обеспечить безопасность его резиденций в Мюнхене и 
Берхтесгадене. Осенью 1935 года я реорганизовал существовавшую охрану Гитлера, 
которая получила название Имперской службы безопасности (РСД). В задачу 
Имперской службы безопасности входило обеспечение безопасности Гитлера во время 
выступлений на митингах, массовых собраниях и т. д. во внутреннем секторе 
охраны (примерно 50–70 метров), охрана резиденций и квартир Гитлера, Геринга, 
Гесса, Гиммлера, Риббентропа, Геббельса, Фрика, Дарре, фон Нейрата (во время 
войны к приведенному выше списку охраняемых лиц прибавились Зейс-Инкварт, 
Тербовен, Бест, Дениц, Франк), охрана и обслуживание ставки Гитлера, охрана 
вождя во время его поездок, в том числе – при выездах за границу и на фронт, 
охрана Геринга, Гиммлера, Геббельса и других руководителей, которые были 
названы выше». И стоит признать, со своей задачей Раттенхубер справился на 
«отлично». Охрана была организована столь продуманным и совершенным образом, 
что сегодня ее систему вспоминают, обучая нынешних телохранителей.
Гитлер не ошибся, доверяя свою безопасность СС. Правда, под маркой обеспечения 
безопасности самого вождя, его государства и государственных устоев Генрих 
Гиммлер фактически узурпировал власть над всеми правоохранительными органами 
империи. Теперь его организация приобрела необыкновенное влияние, стала 
действительно становым хребтом Третьего рейха. Но зато Гитлер, уверенный в 
надежности своей охраны, чувствовал себя в безопасности.
Гвардия остается гвардией, или О том, что собой представляли войска СС и чем 
они отличались от вермахта 
В этот мир, бегущий перед нами,
Мы глядим как будто бы без дела.
Широко открытыми глазами
Через перекрестие прицела…
Александр Лысев
Черному ордену, повторю, была доверена не только безопасность вождя, но и 
безопасность государства в целом. Дело в том, что в рамках гиммлеровской 
организации была сформирована элита национал-социалистического государства, его 
гвардия – войска СС.
Вопрос о том, что они собой представляли, достаточно сложен. С одной стороны – 
речь идет о гвардейских формированиях, проявивших себя на фронте с самой лучшей 
стороны, не сдававших позиций там, где серомундирные части вермахта давно уже 
откатились бы назад. С другой – за ними числятся многочисленные карательные 
операции, снискавшие носителям черной униформы, мягко говоря, дурную славу. 
Поэтому попробуем разделить эти две стороны. Поговорим отдельно о войсках СС и 
о группах особого назначения. Первые – были действительно гвардейцами, 
специально отобранными и обученными для того, чтобы вести бой там, где пасует 
обычная армия, элитными подразделениями, отличавшимися от армейских только 
уровнем подготовки и доблести в бою. Тут остается только признать правоту 
Конрада Аденауэра, заявлявшего, что «люди из войск СС были такими же солдатами, 
как и все другие». Мало того, он, пожалуй, был склонен к преуменьшениям: 
солдаты войск СС были лучшими солдатами, которых знала Германия за долгие годы 
своей истории. Вторые же – «особисты» – были палачами ордена, подразделениями, 
созданными специально для проведения карательных операций и охраны концлагерей.

Каких только национальных формирований не было в составе СС – от казачьих сотен 
до туркменских и закавказских полков
Аденауэр Конрад (1876–1967) – федеральный канцлер ФРГ в 19491963 гг. В 
1917–1933 гг. обер-бургомистр Кельна, в 1920–1932 гг. председатель 
Государственного совета Пруссии. Один из основателей (1946) и с 1950 г. 
председатель Христианско-демократического союза. Внес значительный вклад в 
создание Основного закона (конституции) и государства ФРГ. В 1951–1955 гг. 
министр иностранных дел. Добился приема ФРГ в Западно-Европейский союз и НАТО. 
В 1955 г. правительство Аденауэра установило дипломатические отношения с СССР.
Итак, поговорим о гвардии. Первым подразделением войск СС принято считать 
лейб-гвардейский полк «Адольф Гитлер», созданный в качестве личного 
подразделения вождя и выполнявший функции, сходные с функциями национальной 
гвардии. Его солдаты привлекались для охраны всех важных партийных мероприятий. 
С приходом НСДАП к власти этого подразделения стало явно не хватать, а 
«раскачивать» его до бесконечности, наращивая личный состав, было уже 
невозможно. Поэтому в Гамбурге и в Мюнхене началось формирование двух 
дополнительных полков, не имевших сначала собственного названия, а проходивших 
под номерами 1 и 2. Позже 1-й получил имя «Дойчланд», а 2-й – «Германия». Затем 
появились саперный батальон в Дрездене, санитарный батальон и батальон связи в 
Берлине. Генрих Гиммлер взялся реализовывать старую мечту Эрнста Рема, 
мечтавшего о превращении СА в партийную армию, независимую от армии 
государственной. Только, естественно, на базе СС. Потом, после присоединения 
Австрии, из австрийских добровольцев был сформирован полк «Дер Фюрер», а в 1939 
году войска СС пополнились артиллерийским полком и батальоном разведки, 
обзавелись офицерскими школами и «учебками» для обучения личного состава. 
Учителями эсэсовцев стали кадровые офицеры, большинство из которых прошли 
Первую мировую и обладали реальным боевым опытом. С этого момента гвардия 
Третьего рейха представляла собой уже достаточно грозную силу, которую можно 
было бы в случае нужды применить в тех же целях, в каких в Советском Союзе 
применяли Кантемировскую и Таманскую дивизии.
Поступить на службу в гвардию всегда было делом далеко не простым. В Третьем 
рейхе же эта задача усложнилась еще более: Генрих Гиммлер требовал 
тщательнейшего контроля происхождения каждого из кандидатов. Поэтому членами 
специальной комиссии рассматривались метрики нескольких поколений будущих 
солдат фюрера, проводились генеалогические изыскания. Стать гвардейцами могли 
лишь лучшие представители арийской расы. При этом внимание обращалось не только 
на соответствие образцу нордической внешности, но и на манеру держаться. 
«Кандидат не может выглядеть холопом, – утверждал Генрих Гиммлер, – его походка 
и руки должны также соответствовать тем идеалам, которые мы хотим видеть». И 
еще: «СС может действовать эффективно только в том случае, если его члены 
соответствуют современным социальным требованиям, имеют военный дух, получили 
подлинное германское воспитание, обладают благородной внешностью и отобраны по 
расовому признаку». Манеры кандидата играли не последнюю роль: вступившим в 
ряды военных подразделений еще предстояло пройти весьма серьезное обучение и 
подготовку – но изначально представитель новой элиты должен был выглядеть 
именно как представитель элиты, одним своим видом вызывая ощущение избранности 
и аристократизма.
Требования к желающим вступить в ряды войск СС различались в зависимости от 
того, в каком полку они собирались служить. Для «Адольфа Гитлера» подходили 
только самые высокорослые – от 180 сантиметров – новобранцы. Для остальных 
годились и те, чей рост был 175 сантиметров. Главное, чтобы телосложение было 
пропорциональным, а внешность вписывалась в каноны нордической или «фальской» 
расы. Естественно, что были и возрастные ограничения: лица старше 39 лет 
членами войск СС стать не могли: спецподготовка этих войск предполагала высокую 
выносливость и железное здоровье.
Элитарные воинские формирования создавались первоначально на сугубо 
добровольном принципе. Никто не принуждал и даже не призывал вступать в ряды 
партийной гвардии. Напротив, пропагандистский аппарат активно отрабатывал 
методику непрямого воздействия, создания такого имиджа организации, при котором 
от добровольцев не будет отбоя и руководство СС сможет выбирать из сотен и 
тысяч желающих послужить вождю, принести ему присягу верности немногих 
избранных. Следует признать, что методика эта себя оправдывала. 
Позиционирование СС как нового дворянства Германии приносило именно такой 
результат. В сложившейся ситуации руководство СС могло позволить себе не только 
быть весьма разборчивым в отношении кандидатов в гвардейцы, но и проводить 
масштабные внутренние чистки, удаляя из своего состава неблагонадежные элементы.

Положение изменилось только в годы войны, когда Генрих Гиммлер, столкнувшись с 
нехваткой человеческих ресурсов, был вынужден, во-первых, смягчить требования к 
кандидатам, а во-вторых – открыть призывные участки, всерьез конкурируя с 
вермахтом и буквально выхватывая у него из-под носа лучшие кадры. Это привело к 
серьезным столкновениям среди партийных руководителей и генералитета, в 
результате которых на свет появились сначала формирования СС, состоящие из 
представителей этнических групп – фолькс-дойч,[48] а затем и дивизии СС, 
сформированные из лиц неарийской расы. Естественно, что при создании войск СС 
никто не мог себе представить подобной коллизии. Однако сначала в 1938 году был 
издан приказ о наборе в войска СС «лучших представителей германских 
национальностей», а затем в составе гиммлеровской гвардии появились 
подразделения, и вовсе сводящие на нет всякого рода рассуждения о расовой 
чистоте СС – казачья конная дивизия, горские, валлонские и даже еврейские полки.

Тут, кстати, следует вспомнить и о трех с половиной тысячах индийцев, служивших 
под началом Гиммлера. Тех самых, что самим своим существованием дали повод для 
возникновения массы бредовых легенд об отрядах специальных тибетских боевых 
монахов, не то далай-ламой, не то едва ли не вождями Шамбалы приставленных 
охранять Адольфа Гитлера – великого мага и эзотерика – и погибших на пороге его 
бункера. Индийский легион был сугубо заслугой Генриха Гиммлера, его детищем, 
созданным, судя по всему, в тот момент, когда он настолько увлекся 
коллекционированием разношерстных национальных подразделений в рамках войск СС, 
что уже и остановиться не мог. В принципе никакой иной – особенной – роли этот 
легион не играл. В отличие, скажем, от уже упоминавшейся казачьей дивизии, 
способной противопоставить свои боевые навыки и тактику представлениям о 
тактике Климентия Ворошилова сотоварищи. В отличие от кавказского горского 
легиона (большинство кавказских народов, в том числе – чеченцы, считались 
выродившимися, измельчавшими, но все же потомками ариев), с успехом воевавшего 
в таких условиях, в которых пасовали лучшие солдаты «Эдельвейса». Это была 
просто любимая игрушка великого магистра. Адольф Гитлер понимал это и 
подшучивал над Гиммлером, заявляя, что в отношении чтения мантр и молитв 
индийские солдаты дадут фору всем прочим, а в реальных боевых условиях 
применять их просто смехотворно.[49] Естественно, он слегка утрировал, стремясь 
поддеть верного крестоносца, однако доля правды в его словах была. Хорошими 
бойцами индийские легионеры не были, и вся история Индийского легиона войск СС 
представляет собой перечень неудачных операций, завершавшихся героическим 
отступлением. Зато они были прямыми потомками настоящих ариев – редкое дело 
даже в государстве, которое должно было стать раем для арийцев. Естественно, 
что это нужно было использовать в пропагандистских целях, для чего в 1943 году 
и сформировали входившую в состав подразделения церемониальную роту, 
базировавшуюся в Берлине. Это и были те самые индусы в форме СС, о которых 
любят писать падкие до сенсаций псевдоисторики и журналисты. Функции 
экзотических гвардейцев были примерно такими же, как у гуркхийских 
подразделений на службе английского престола, – демонстрировать величие державы.
 Эффективной боевой единицей рота не была, и при штурме Берлина ее уничтожили в 
кратчайшие сроки. Один из индийцев был захвачен в плен советскими солдатами. О 
дальнейшей судьбе его сведений нет.
Впрочем, это лирическое отступление, да и происходило все это намного позднее. 
В самом же начале, когда гвардия только-только формировалась, о неарийских и 
негерманских подразделениях не могло быть и речи. Равно как и об упрощенной 
процедуре приема новобранцев, применявшейся в годы войны. По планам Генриха 
Гиммлера, пока их не скорректировала война, все должно было быть честь по чести,
 с долгим испытательным сроком, со сложной многоэтапной процедурой, отягощенной 
многочисленными ритуалами и растянутой минимум на год.
Первый этап был привязан к дате Мюнхенского путча – 9 ноября. В этот день 
кандидат, миновавший все препоны расовой комиссии и признанный годным к 
вступлению в организацию по происхождению и внешним признакам, в первый раз 
надевал униформу, правда, пока без знаков различия, и объявлялся соискателем. В 
день прихода НСДАП к власти – 30 января – он получал временное удостоверение, а 
30 апреля, в день рождения вождя, постоянное. После этого он, надев мундир с 
петлицами и погонами, клялся в верности Адольфу Гитлеру и вступал в СС. В срок 
до 1 октября он должен был сдать спортивные нормативы, схожие с нашими ГТО, 
получить удостоверяющий это знак и изучить внутренний кодекс СС. Большинство 
формулировок кодекса отличались напыщенностью и высокопарностью, запутанными 
формулировками в библейском стиле. Но нужно помнить, что речь идет о тридцатых 
годах: люди тогда были несколько проще, немного наивнее, чуть романтичнее, чем 
сегодня. Громкие фразы эсэсовского катехизиса не только не смущали их, но по 
силе воздействия превосходили любой текст, написанный четко и ясно. К тому же 
они выполняли самую главную свою функцию – настраивали неофита на нужный лад, 
связывая само существование СС с личностью вождя НСДАП, благом германского 
народа и Божьей волей.
Затем следовал срок службы в вермахте или имперской службе труда. Если 
руководители новобранца давали ему положительную характеристику, он допускался 
к повторной присяге 9 ноября. На этот раз – в верности СС и ее руководителю. 
Лишь после этого он становился полноправным членом организации, солдатом 
орденского войска. Разумеется, в годы войны руководителям СС, как средним, так 
и высшим, было элементарно не до этого, так что процедура приема в ряды войск 
СС упростилась до предела. Однако даже то, что СС пришлось пожертвовать 
некоторой долей сакральности, не привело к падению боевого духа гвардии. Причин 
тому было несколько. Первая из них – особое отношение немцев к присяге. Вторая, 
не менее важная – до самого конца остававшееся в силе ощущение исключительности,
 прививавшееся неофитам как пропагандистами ордена, так и старшими товарищами. 
Наконец, третья – прекрасная подготовка этих войск, превосходящая общеармейскую.
 Войска СС были великолепно обучены и вымуштрованы и, что характерно, 
осознавали это.
Имперская служба труда (RAD, Reichsarbeitsdienst) осуществляла исполнение 
обязательной трудовой повинности всеми трудоспособными гражданами рейха от 19 
до 25 лет. Два раза в год очередная группа молодых немцев, не занятых на службе 
в вермахте, отправлялась в трудовые лагеря, например, на сельскохозяйственные 
работы. Одной из целей РАД провозглашалась борьба с безработицей и приучение 
молодежи к трудовой дисциплине. На деле же эта организация стала одним из 
важнейших поставщиков трудовых ресурсов империи, которые позволяли в кратчайшие 
сроки и с минимальными расходами выполнять самые крупномасштабные проекты. 
Например – строительство сети автодорог.
К тому же в реальных боевых условиях ритуальная сторона отошла на задний план, 
позволяя убедиться, что элитарность этих подразделений заключалась не только в 
умении маршировать, высоко поднимая ноги в лакированных сапогах, но и в умении 
достойно противостоять такому серьезному противнику, каким стала Красная Армия 
к концу войны. Есть сведения об одном из полков СС, успешно удерживавшем 
позиции во время отступления немецких войск из-под Москвы, несмотря на то что 
его состав сократился до тридцати с небольшим человек. Это был в высшей степени 
достойный противник, достойный уважения хотя бы за стойкость в бою и, 
разумеется, заслуживший по этой же причине непримиримую ненависть со стороны 
как советских солдат, так и союзников, не раз и не два несших тяжелейшие потери 
там, где по всем расчетам их не должно было быть.
Естественно, раз уж речь зашла о ненависти, необходимо упомянуть об 
истребительных подразделениях, созданных для борьбы с партизанским движением на 
оккупированных территориях и местным сопротивлением. Методы борьбы, 
применявшиеся ими, отнюдь не вписываются в концепцию «джентльменской войны» – 
это был неприкрытый террор и карательные акции, однако стоит согласиться с тем, 
что к войне «по правилам» не была склонна ни одна из сторон. Часто действия как 
партизан, так и спецподразделений, направленных на борьбу с ними, внешне 
выглядели как адекватная реакция на операции друг друга.
С одной стороны, признаем: мы мало что знаем о том, что происходило на 
оккупированных территориях. Отечественный пропагандистский аппарат работал на 
полную катушку, преобразуя историю войны в угодную руководителям советского 
режима форму, так что теперь, по прошествии лет, отличить, где правда, а где 
выдумка пропагандистов, просто нереально. Очевидцы в большинстве своем умерли 
или достигли такого возраста, когда их свидетельства всерьез не воспринимаются, 
документов не осталось, а любая попытка докопаться до правды упирается в 
обвинения в святотатстве и непочтительности к памяти предков. Остается только, 
пожимая плечами, вспомнить старую фразу о том, что война – это война, и, 
опасаясь погрешить против истины или наступить кому-нибудь на больную мозоль, 
перестать раздумывать над тем, на чьем счету больше смертей. Отметим только, 
что по жестокости по отношению к местному населению отечественные 
спецподразделения, вступавшие на освобожденные от оккупантов территории, подчас 
превосходили немцев.
Но с другой стороны, нельзя не согласиться с тем, что само наличие 
истребительных подразделений в составе войск СС бросает весьма серьезную тень 
на гвардию: сложно представить себе гвардейцев в роли карателей. Поэтому 
необходимо напомнить, что истребительные подразделения редко комплектовались 
солдатами и офицерами из пехотных полков СС и никогда не формировались по 
добровольческому признаку: эсэсовцы всеми силами старались избежать службы в 
эйнзатц-группах, так как считали это противоречащим понятиям о чести гвардейца. 
И истребительные полки формировались из кадров охранных подразделений «Мертвая 
голова» и из числа местных полицейских. Так что в общем и целом можно говорить 
о том, что гвардейские подразделения к действиям эйнзатц-групп отношения не 
имеют. Мало того, служба в такого рода войсках была бы для кадрового эсэсовца 
несмываемым пятном на репутации. Не официально – просто на уровне отношений с 
товарищами. Выход из этого положения был бы только один – узаконенное Гиммлером 
самоубийство – единственное средство себя в какой-то мере обелить.
К слову: такой внутренний кодекс чести СС, не зафиксированный ни в одном уставе,
 вообще не нашедший отражения на бумаге, был оборотной стороной элитарности. В 
этом было одно из отличий гвардии от армии. Эсэсовские подразделения могли 
попросту отказаться выполнять приказы, которые, по мнению солдат и офицеров, 
были недостойны, бесчестны. Слепого и нерассуждающего подчинения от них, в 
отличие от солдат вермахта, было не добиться. Что не мешало им оставаться 
верными присяге и долгу.
Отдельного упоминания заслуживает и особая атмосфера, царившая в гвардейских 
подразделениях, заметно отличавшая их от любого серомундирного полка. Дело в 
том, что их унтер-офицерский и офицерский корпус сменялся с весьма неприятной 
динамикой: части войск СС использовались для особо сложных операций, там, где 
вермахт ничего не мог сделать, для «латания дыр» на фронте, закрыть которые ОКВ 
своими силами было не в силах. Это были полки и бригады, способные выполнить 
практически любую, в том числе и почти неосуществимую, тактическую задачу. 
Поэтому офицеров и унтеров, кодекс чести которых не позволял им следовать иной 
модели поведения, как быть впереди, рядом с солдатами, выбивали, как говорится, 
на раз. А значит – возможности для карьерного роста в пределах частей СС были 
открыты для каждого. Как следствие – и отношения между офицерами, унтерами и 
рядовыми отличались от традиционных вермахтовских. Были, с одной стороны, 
гораздо более близки к духу боевого товарищества, а с другой – необычайно высок 
был авторитет офицерского состава. Офицеры и унтер-офицеры поднимали солдат в 
атаку не только приказами, но и личным примером. Играл свою роль пресловутый 
«фюрер-принцип».[50] Это, естественно, не отменяло внутренней дисциплины и 
субординации, однако делало подразделения войск СС более сплоченными, гибкими, 
не настолько закосневшими в ущерб делу в традициях чинопочитания.

Гвардейские части даже отступать старались организованно, оставляя за спиной не 
братские могилы, а именные захоронения: им и в голову не могло прийти, что они 
не вернутся за своими мертвыми

У этого явления была, впрочем, и оборотная сторона – необычайно высокие потери 
среди гвардейцев. За время Второй мировой войны части войск СС потеряли убитыми 
более 250 000 человек. В том числе – 24 генерала, что для вермахта было просто 
невероятным. Число раненых в войсках СС к маю 1945 года составило 400 000 
человек. Это при том, что многие получали ранения неоднократно, но возвращались 
в строй. Как следствие, «из оборота» исчезали носители необходимых Германии 
чистых арийских генов, что было просто гибельно для планов нордификации[51] 
германского народа. Последствия этих потерь ужасали приверженцев расового 
учения и заставляли их принимать экстраординарные меры для того, чтобы хоть 
как-то их компенсировать.
Ставка на детей, или О демографии, лучшем подарке вождю и больших планах на 
будущее 
Maedchen, mach die Beine breit, – Fuehrer braucht die Soldaten!
Народная поговорка
Для того чтобы компенсировать военные потери среди носителей «правильных» генов,
 национал-социалистам пришлось предпринять воистину титанические усилия. Ведь 
для начала необходимо было отказаться от моральных норм, сложившихся за 
столетия господства христианства, а для этого следовало преодолеть 
противодействие церкви и общественного мнения. Конечно, 1920-1930-е годы – 
время более вольных, чем некогда, нравов, но новинки типа выдуманной в СССР 
«теории стакана воды» в Германии никогда не приживались. А в планах Генриха 
Гиммлера было нечто, способное шокировать общественное мнение не меньше, чем 
эта теория. Планировалось узаконить внебрачные связи и, мало того, активно их 
пропагандировать. Если, конечно, речь идет о внебрачных связях представителей 
«чистой» расы, от которых родится арийское потомство.
«Дети – вот в чем наше спасение! – заявлял Адольф Гитлер. – Пусть даже эта 
война будет стоить нам четверть миллиона убитых и 100 000 инвалидов, все равно 
немецкий народ сумеет компенсировать эти потери, ибо с момента взятия нами 
власти рождаемость превышает смертность. Потери будут восстановлены в 
многократно превосходящем их объеме в поселениях для чистокровных немцев, 
которые я создам на Востоке. Я счел бы преступлением проливать кровь только 
лишь ради возможности по-капиталистически эксплуатировать природные ресурсы. 
Право на землю, согласно вечному закону природы, принадлежит тому, кто завоевал 
ее, исходя из того, что старые границы сдерживали рост численности народа. И то,
 что у нас есть дети, которые хотят жить, оправдывает наши притязания на вновь 
завоеванные восточные территории».
Генрих Гиммлер воспринимал подобные слова вождя как непосредственное 
руководство к действию. Он призывал вдов солдат и офицеров СС рожать детей от 
боевых товарищей погибших супругов, обещая, что СС возьмет на себя все расходы 
по образованию и воспитанию такого потомства. В конце октября 1939 года он 
издал указ, объявлявший «священным долгом каждой немецкой женщины и девушки 
стать матерью детей уходящих на фронт немецких солдат – независимо от того, 
будут ли они рождены в семье или вне брака». Он настаивал, чтобы члены СС как 
можно раньше заключали браки и обзаводились как можно большим числом 
наследников. Он, наконец, учредил проект «Лебенсборн»,[53] также призванный 
способствовать увеличению числа арийцев в Германии.
«Лебенсборн», созданный в декабре 1935 года, был одной из любимых игрушек 
Генриха Гиммлера, попыткой применить к «человеческому материалу» полученные 
некогда в университете знания относительно селекции и выведения новых видов. 
Целями этого подразделения СС была поддержка «расово и биологически полноценных 
многодетных семей», забота о потенциальных матерях, принадлежащих к арийской 
расе, а также об их внебрачном потомстве. При этом подобные – не освященные 
церковью, но благословленные государством – связи не пускали на самотек. Пары 
тщательно подбирались, зачастую самим рейхсфюрером. Женщины, претендующие на 
участие в проекте, должны были представить солидный пакет документов – 
родословную, описывающую всех предков за почти полтора столетия, справку с 
результатами специальной медкомиссии, страховой полис, автобиографию, 
фотографию в обнаженном виде. Об отцах – членах СС – такие сведения собирать 
необходимости не было, так как их могла представить канцелярия организации.
Одной из заслуг Гиммлера стоит признать создание в рамках «Лебенсборна» целой 
сети сверхсовременных родильных домов и сиротских приютов. Руководство СС 
щедрой рукой выделяло деньги на новые разработки в области акушерства и 
гинекологии, с тем чтобы как можно больше юных арийцев появлялось на свет. В 22 
отделениях «Лебенсборна» появились на свет 11 000 юных арийцев. Ребенка, 
рожденного под покровительством СС, мать могла – на выбор – оставить себе либо 
передать организации – в этом случае дитя усыновляли бездетные семьи эсэсовцев. 
Тех же новорожденных, которые по тем или иным признакам оказывались 
«неполноценными» – физически или расово, – уничтожали. Эта практика, а также 
«поощрение блуда» привели к тому, что «Лебенсборн» подвергался постоянным 
нападкам со стороны Ватикана. Впрочем, дальше гневных эпистол и статей в прессе 
дело не шло.

Чтобы вступить в брак, даже рядовому немцу, не говоря уже о кадровом гвардейце, 
полагалось собрать множество бумаг, подтверждающих его арийское происхождение

Это не порнография, а всего лишь иллюстрация из пропагандистской книги. 
Наглядный образец, как должна выглядеть идеальная немецкая женщина, в чьих 
жилах течет арийская кровь

Картина просто идиллическая: будущие матери в женской консультации осваивают 
навыки ухода за ребенком. Умилиться по-настоящему мешают только знамена на 
заднем плане

Если ребенок оставался в семье, ему давалось арийское имя, желательно из тех, 
которые были приняты в этом семействе: национал-социалисты рекомендовали 
сохранять семейные имена. При этом иностранные имена не поощрялись, а 
ветхозаветные (неарийские по определению) – запрещались. Зато в качестве 
альтернативы предлагалось внедрять имена языческие (например, Бальдур). Если же 
ребенок оставался в «Лебенсборне», его «крестили» на свой манер. «Крещение» 
новорожденного эсэсовца, или, как это называлось на «спецязыке» организации, 
«причащение знаменем», происходило на особый манер. Функции священника выполнял 
офицер СС или руководитель местного отделения «Лебенсборна». Младенца клали 
рядом с бюстом Гитлера, окруженным лавровыми ветвями. Рядом с ним располагали 
знамя СС и фотографию матери. Под вариации Гайдна к хоффмановской «Германской 
песни» руководитель детского дома касался новорожденного эсэсовским кинжалом и 
произносил формулу имянаречения: «Я нарекаю тебя… (имя). Будь же…» – и далее 
называлось качество, проистекавшее из значения имени. Если, скажем, Хартмут 
(«уверенное, твердое мужество»), то – «тверд». Ничего особенного или нового в 
этом ритуале не было. Так и сегодня наши отечественные неоязычники нарекают 
своих детей или неофитов: «Зовись Мила, будь богам мила», «нарекаю тебя 
Остромыслом, будь мудр» и пр.

«Лебенсборн» должен был стать настоящей фабрикой арийского потомства. В состав 
этой организации входила целая сеть сиротских приютов, детских домов, родильных 
отделений. Дети, выросшие и воспитанные в «Лебенсборне», должны были стать 
настоящими «детьми Гитлера», беззаветно преданными режиму и его вождю

Роль Библии при этом выполнял специальный подарочный том «Моей борьбы», 
достававшийся после ритуала родителям ребенка или дожидавшийся, пока он сам 
«войдет в разум», если родители отказывались брать чадо в семью. Имена 
заслуживают отдельного упоминания. Дело в том, что в начале ХХ века в Германии 
была мода на исторически-героические именования, поэтому к моменту прихода 
Гитлера к власти число Зигфридов, Хорстов, Кунигунд и Ингигерд было немалым. 
Благодарить за это, кстати, стоит безумно популярного на ту пору Вагнера и 
идеологов организации «Перелетные птицы», строивших воспитание молодежи на 
исторических примерах. Однако если раньше это было данью моде или 
приверженности родителей к неоязычеству в духе Гвидо фон Листа, то теперь, а 
особенно в рамках СС, стало обычаем. «В 1944 году среди извещений о рождениях в 
одной дрезденской газете я насчитал шесть с явно древнегерманскими именами: 
Дитер, Детлев, Уве, Маргит, Ингрид, Ута, – вспоминал немецкий филолог Виктор 
Клемперер. – Двойные – через дефис – имена были очень популярны благодаря их 
звучности, удвоенному изъявлению приверженности к германским корням: 
Берндт-Дитмар, Бернд-Вальтер, Дитмар-Герхард».[54] Случались и курьезные случаи 
– все-таки те, кто давал имена младенцам, были-то родители или офицеры СС, еще 
совсем недавно стали жить в мире фантастического, заимствованного из рыцарских 
романов Средневековья. Они не слишком ориентировались в звучных именах предков 
и порой допускали промашки. Так, Клемперер пишет, как родители «наградили» свою 
дочь именем Хайдрун, считая, что это древнегерманский эквивалент имени Эрика. 
На самом деле так звали козу из Старшей Эдды, у которой из вымени бежал мед и 
которая отличалась, если верить древней легенде, редкой похотливостью. Не очень 
подходящее имя для девочки, не так ли?
Стремление как можно в большей степени способствовать увеличению числа 
«чистокровных» доходило временами до абсурда. Так, с 1936 года в Германии 
начала работать довольно курьезная организация, действовавшая под девизом 
«Подарить вождю дитя». Это было нечто среднее между фермой для выведения 
идеальных людей и официальным публичным домом. Специально отобранных 
работниками «Лебенсборна» молодых девушек арийского происхождения собирали 
здесь для того, чтобы они могли зачать детей от эсэсовцев, обладающих 
«биологически ценными наследственными качествами». Попытки получить генетически 
чистое арийское потомство в стенах этой организации не выходили за пределы 
«своднической» деятельности – рекомендаций по формированию пар на основании 
представленных самими участниками проекта сведений, но пропаганда противников 
Третьего рейха породила массу пугающих и шокирующих обывателя слухов.
Тех членов СС, кого чересчур прагматичный подход приводил в смущение и 
отпугивал, должно было подвигнуть к активным действиям указание Генриха 
Гиммлера о том, что «каждый здоровый эсэсовец обязан позаботиться о продолжении 
своего рода». Естественно, о детях от таких связей юные мамы заботиться были не 
обязаны: все заботы о новорожденных и их дальнейшей судьбе брал на себя 
«Лебенсборн». Результатами Гиммлер был в общем и целом доволен: в письме 
обергруппенфюреру СС Йозефу Дитриху летом 1943 года он удовлетворенно отмечал, 
что «парни из лейбштандарта СС „Адольф Гитлер“ имеют обнадеживающе много расово 
полноценных внебрачных детей». Был доволен успехами эсэсовцев и сам вождь. «Я 
рад, – хвалил он их усердие, – что элитные войска СС восприняли свою 
обязанность – производить на свет ценных в расовом отношении детей – в качестве 
долга перед своим народом».
Дитрих Йозеф (1892–1966) – военачальник, один из высших офицеров СС. Участник 
Первой мировой, член НСДАП с 1924 г. Возглавлял лейб-гвардейскую дивизию 
«Лейбштандарт Адольф Гитлер». Занимал в структуре СС особое положение, 
подчиняясь Адольфу Гитлеру «через голову» своего непосредственного начальника 
Гиммлера.
Очень забавно, что руководители Третьего рейха и рядовые немцы, в том числе и 
верные члены партии, смотрели на нововведения Гиммлера по-разному. Гитлер 
утверждал, что «государство, которое в эпоху расового загрязнения посвящает 
себя культивированию своих самых лучших расовых элементов, должно однажды стать 
хозяином на земле»,[55] а добропорядочные бюргеры, хихикая в кулак, скабрезно 
шутили на тему всегерманского борделя. Но при этом – по извечной привычке, 
вмертвую сросшейся с менталитетом, не возражали, потому что тому, кто находится 
у власти, разумеется, виднее, как поступать правильно.
При этом изменившиеся нормы сексуального поведения отнюдь не означали отказа от 
строгих, почти пуританских нравственных норм.
Так, скажем, Гитлер очень резко осуждал проституцию как угрозу самому 
существованию расовой общности. А Йозефу Геббельсу мог не понравиться слишком 
фривольный театральный костюм актрисы – как не соответствующий арийскому 
женскому облику, отличающемуся привлекательностью, но не откровенной 
сексуальностью.
В принципе национал-социалисты вполне могли бы обойтись без подобных курьезных 
нововведений, не прибавлявших популярности режиму, но дело в том, что они по 
собственной вине попали в замкнутый круг причинно-следственных связей. Сначала 
они законодательно запретили аборты, затем сократили, а с 1941 года и вовсе 
прекратили производство и продажу контрацептивов любого рода. Параллельно 
велась пропаганда доселе не принятых в Германии ранних браков (в начале ХХ века 
ранним считался брак, заключенный в 23–25 лет) и внебрачных половых связей. А 
затем они были поставлены перед пугающим фактом – сотнями тысяч подпольных 
абортов в год.[56]
Естественно, была продумана система поощрения многодетных семей. Руководство 
рейха искренне надеялось на то, что рожать чаще немцев подвигнет система 
беспроцентных государственных кредитов – киндергельд, особо выгодная тем семьям,
 в которых детей больше.[57] Для матерей была введена специальная награда – 
Материнский крест. Предусматривалось три степени этого ордена: матерям четырех 
детей вручалась бронзовая награда, шести – серебряная, восьми – золотая. При 
этом крест не был чисто номинальной побрякушкой, а давал обладательнице весьма 
серьезные привилегии. В частности – льготы при начислении налогов. Для 
«отцов-производителей» предусматривались продленный отпуск и тоже льготы при 
налогообложении. Воспитание детей из многодетных семей очень во многом брало на 
себя государство – явление по тем временам не то чтобы беспрецедентное, но 
имевшее место далеко не в каждой стране Запада. Соответственно – о детях 
эсэсовцев заботилась СС: в состав «Лебенсборна» входило множество детских садов.
 В том числе и таких, которые в Советском Союзе назвали бы домами малютки – с 
одной лишь разницей: об их обитателях заботились по-настоящему, в полной мере. 
Подчас они получали питание, одежду, игрушки лучшего качества, чем могла 
предоставить семья.
Однако позитивные меры не помогали. В таких условиях создание «Лебенсборна» и 
его подразделений выглядело едва ли не естественным и само собой разумеющимся. 
По крайней мере для руководства СС и партии.
Впрочем, Адольф Гитлер в своих планах переплюнул верного магистра ордена. Он 
предполагал использовать подразделения войск СС для улучшения крови немецкого 
населения и для того, чтобы нордифицировать фольксдойч-диаспоры. «Туда, где 
состав населения не отличается чистотой крови, – говорил он во время одной из 
трапез в ставке, – нужно посылать элитные войска. Войска СС воспринимают 
возложенную на них обязанность производить на свет детей как свой долг перед 
народом».[58]
Генрих Гиммлер подходил к этому вопросу несколько с другой стороны: его 
ведомство вело настоящую охоту за «расово приемлемыми» детьми негерманского 
происхождения. Их собирали по всей Европе, руководствуясь внешними признаками 
нордической расы. «Германизации» подлежали расово ценные дети во Франции, 
странах Бенилюкса, Дании и Польше. Их отбирали по так называемым арийским 
таблицам СС, в особенной степени ориентируясь на расстояние от лба до затылка.
Впрочем, были и исключения. Так, скажем, норвежские дети процедуры измерения не 
проходили. Гиммлер полагал норвежцев прямыми наследниками викингов и считал, 
что они от рождения, на генном уровне заведомо обладают отвагой, силой и 
твердостью. А значит, они самой природой были созданы для воспитания в духе 
национал-социализма и для того, чтобы обновить и очистить германскую кровь. От 
браков между норвежцами и немцами ожидали особенных результатов, рождения 
элитного потомства, сверхгерманцев в сказочном, скальдическом смысле этого 
слова – духовных наследников героев старинных саг.
Гитлер, в общем-то весьма скептически относившийся к планам германизации 
народов Европы и заявлявший, что голландцев не стоит допускать к чему-либо 
более серьезному, чем торговля колбасой и сыром, что датчане – прекрасная 
прислуга, а французы и вовсе ни на что не годны, в отношении норвежцев был 
вполне согласен с Гиммлером. Сейчас уже сложно сказать, существовала ли на 
самом деле директива «СС для великой Германии, Третий рейх, клинок и колыбель», 
призывавшая немецких солдат как можно чаще вступать в связь с норвежскими 
женщинами, обеспечивая рождение как можно большего числа представителей новой 
расы, или это очередная выдумка западных пропагандистов. Но, как бы то ни было, 
такой призыв был бы вполне в духе вождя. Потому что перед норвежской кровью он 
буквально преклонялся.
Итак, детей со всей Европы и из западных областей оккупированных советских 
земель свозили в Германию, в отделения «Лебенсборна». Затем, после 
соответствующего «промывания мозгов» в центрах идеологической обработки, 
направляли для адаптации в «расово благонадежные» семьи. Достигнув брачного 
возраста, они должны были стать источником свежих генов в «уставшей» за века 
крови германской нации – стать супругами носителей арийских генов. Масштабы 
этой деятельности были значительными: через «Лебенсборн» прошли несколько сотен 
тысяч детей из всех завоеванных Германией государств. Предпочтение отдавалось 
детям из Прибалтики, Польши, северных районов России. По замыслу рейхсфюрера СС,
 повзрослев, многие из них должны были вернуться на родину, чтобы стать там 
высшими среди низших – специальной кастой, промежуточным звеном между господами 
– носителями нордических генов и сервами – унтерменшами. Помимо этой цели была 
и еще одна, скрытая, так сказать, на заднем плане демографической политики на 
оккупированных территориях, – лишить завоеванные народы «хорошей крови». В 
принципе в этом не было ничего нового: обитатели островка Средневековья посреди 
ХХ века пытались применить средневековые способы борьбы, испытанные многими 
захватчиками прошлых эпох.
Кстати, слегка отвлекаясь от темы: после войны немалое число детей 
«Лебенсборна» досталось «в наследство» советским оккупационным властям. По 
одной, разумеется, ничем не подтвержденной версии, их воспитание было 
продолжено, с тем чтобы впоследствии использовать как агентов разведки в 
зарубежных странах. Естественно, никаких документов на этот счет не сохранилось 
и версия основана лишь на нескольких оговорках руководства Штази – службы 
безопасности ГДР, с успехом взявшей на себя после войны функции гестапо. Но 
вернемся к «Лебенсборну» и демографической политике национал-социалистов.
Одновременно с «Источником жизни» была запущена пропагандистская кампания, 
призывающая нордифицировать полукровок и метисов. Дело в том, что по 
Нюрнбергским расовым законам 1935 года – нормам «Закона о защите германской 
крови и чести» – все население Германии делилось на следующие категории: 
чистокровные немцы, евреи (чистокровные евреи, метисы, принадлежавшие к 
еврейской религиозной общине, метисы, состоявшие в браке с чистокровными 
евреями, дети от таких браков), метисы первой категории – родившиеся от брака 
двух метисов и метисы второй категории – родившиеся от брака чистокровного 
немца и метиса, то есть обладающие всего четвертью неарийской крови. И если 
метисы первой категории, по мысли вершителей судеб Германии, подлежали 
ликвидации наравне с чистокровными евреями, то метисы второй категории могли 
быть нордифицированы. Это означало, что они должны были вступить в брак с 
чистокровным немцем, и их дети числились бы арийцами. Арийской молодежи 
внушалось, что заключение таких браков – дело, необходимое для страны.
Молодые семьи, если, разумеется, они получали «благословение» властей на брак, 
получали всемерную поддержку от государства – новое жилье, подъемные на 
обзаведение хозяйством в виде специального чека на 100 рейхсмарок, который 
можно было отоварить только в магазине хозтоваров или в мебельном, надел земли, 
если они выражали желание жить в деревне. Создание новых семей и многодетность 
поощрялись всемерно. В корпоративном журнале войск СС регулярно публиковались 
разъяснительные статьи на тему «кто имеет право жениться рано», из которых 
следовало, что правом этим обладает каждый эсэсовец.
В качестве еще одного небольшого отступления вернемся к утверждению, что 
Гиммлер был человеком средневекового склада характера, заигравшимся в мечи и 
руны почти до полной потери связи с реальностью. Дело в том, что он хотел 
ввести для членов СС, а в первую очередь для тех, кто выходил «на гражданку» 
после службы в войсках СС, такую же награду, как это было принято некогда у 
германских вождей для их дружинников, – хороший кусок земли. Таким образом, 
новые владения Германии должны были получить управляющих. Но был у его плана и 
еще один подтекст: по данным выполненных учеными «Аненербе» исследований, среди 
тех, кто жил в сельской местности, было гораздо больше многодетных семей. 
Рейхсфюрер надеялся, что вышедшие в отставку и поселившиеся вдали от городской 
суеты представители немецкой расовой элиты начнут плодиться и размножаться, 
пополняя число «чистокровных». Не было бы ничего удивительного и в том случае, 
если бы Генрих Гиммлер в конце концов решился еще и на возрождение права первой 
ночи с теми же целями. Впрочем, до этого он, насколько известно, дойти не успел.
 Хотя в свете кампании по нордификации полукровок и деятельности «Лебенсборна» 
по поиску детей с арийской внешностью такой шаг выглядел бы вполне логично. По 
меньшей мере не менее логично, чем создание имперского борделя, упомянутого 
выше.
Разумно было бы предположить, что пропаганда многодетности и, мало того, ее 
постоянное материальное поощрение в масштабах государства чреваты 
демографическим взрывом. Тем самым, которого так боятся нынешние развитые 
государства. В принципе так оно и было: взрыв не взрыв, но скачкообразный рост 
рождаемости в Третьем рейхе имел место. Вот только национал-социалисты не 
боялись его, а ждали с нетерпением, всеми силами стремились к тому, чтобы он 
произошел как можно скорее. «То, что мы ныне в страхе называем перенаселением, 
не что иное, как естественное состояние здоровых, то есть растущих народов», – 
заявляли пропагандисты. «Труд Адольфа Гитлера только тогда состоится в будущем, 
когда его понесет достаточное количество полноценных германских людей». Адольф 
Гитлер и его соратники рассчитывали, что вскоре наступит время, когда 
германскому народу придется заселять обширнейшие территории на востоке, и 
боялись, как бы немцев не постигла судьба гуннов, растворившихся среди 
завоеванных ими народов. «Сильный должен господствовать, – заявлял фюрер, – а 
не сливаться с более слабым, жертвуя собственным величием и достоинством. Если 
этот закон не будет реализовываться, любое развитие станет бессмысленным». 
Поэтому он мечтал о многочисленной нации – как можно более многочисленной. А 
это значит – в каждой немецкой семье должны были расти трое-четверо и более 
детей – чем больше, тем лучше, причем воспитываться они должны как прирожденные 
господа всея обозримой вселенной, чтобы у них не было трудностей в управлении 
землями, которые в бою завоевали их отцы. «Достижение самоутверждения народа 
зависит от того, насколько велико число чистокровных, полноценных работо– и 
обороноспособных людей, а также лидерских натур, в отличие от людей среднего 
или низшего уровня», – писали национал-социалистические демографы в популярной 
«Демографо-политической азбуке».[59] Все же, кто ратовал за ограничение 
рождаемости, принцип «одна семья – два ребенка» и прочее, – считались врагами 
не только режима, но и народа в целом.
В первую очередь врагами оказывались врачи-социалисты. Именно они активно 
продвигали в 20-е годы ХХ века тезис о необходимости ограничения рождаемости, 
организовывали разнообразные общественные организации типа «Объединения за 
упорядочение рождаемости и сексуальную гигиену», пытались донести до обывателей 
мысль, что если снизить рождаемость, то и уровень жизни в измученной кризисами 
стране станет выше. Национал-социалистов приводила в ужас сама мысль о том, что 
кто-то может всерьез добиваться сокращения рождаемости, сокращения числа немцев.
 Они были свято уверены в том, что требовать от народа ограничения рождаемости 
– значит ставить под угрозу само его существование, так как четко рассчитать, в 
какой мере должно происходить это ограничение, невозможно, следовательно, можно 
в любой момент перегнуть палку и запустить процесс вымирания нации. 
Сочувствующие национал-социалистам статистики и демографы были готовы наглядно 
продемонстрировать каждому сомневающемуся выкладки, из которых следовало, что 
народ, развивающийся по системе «два ребенка в семье», потеряет через 90 лет 
четверть своего состава.
Основная идея, которую лидеры национал-социализма стремились вложить в умы всех 
немцев, заключалась в том, что в каждой семье должны расти минимум четыре 
ребенка. При этом количество детей в семье уже не было «личным делом каждой 
семьи, но стало /…/ долгом перед предками и германским народом», как об этом 
постоянно говорили партийные вожди. «Все привыкли к тому, что малая семья – это 
норма, а полную семью рассматривают как исключение – все поставлено с ног на 
голову», – заявляли они и в принципе были правы. Можно по-разному относиться к 
идеологической составляющей национал-социализма, но многие мысли идеологов 
Третьего рейха о развитии нации, многие действия, направленные на обеспечение 
ее выживания, нельзя не признать весьма здравыми. Настолько, что их впору 
применять в условиях современной России. По крайней мере, политике поощрения 
создания молодых семей и поощрения деторождения можно только позавидовать.
Дело в том, что лидеры национал-социализма делали ставку на еще не рожденное 
поколение, на тех, кто должен был прийти на смену немцам, пережившим Первую 
мировую и эпоху экономических кризисов, на детей, рожденных под властью Гитлера.
 Именно им предстояло получить в руки власть над миром, стать носителями идей 
победившего национал-социализма. В том же, что учение Гитлера победит, у 
руководителей партии не было ни малейших сомнений. «Успех нашей работы я 
измеряю не ростом наших дорог, – говорил Адольф Гитлер. – Я измеряю его не 
нашими новыми фабриками, а также не новыми мостами, которые мы строим, не 
дивизиями, которые мы формируем, – однако на вершине оценки успеха этой работы 
стоит германское дитя, стоит германская молодежь. Если она растет, я убежден, 
что наш народ не погибнет, а наши труды не пропадут даром». Присоединялся к 
нему и Рудольф Гесс, считавший, что «многодетность – дело состоявшегося 
национал-социализма».
Чем больше Германия ввязывалась в войны, тем более ценной становилась жизнь 
каждого носителя «правильных» генов. Поэтому в 1942 году Генрих Гиммлер издал 
приказ об отзыве с фронтов солдат и офицеров войск СС, являвшихся последними 
наследниками мужского пола в своих семьях. И если к кому и имела отношение 
политика «эластичного фронта», объявленная Йозефом Геббельсом в конце войны, 
так это именно к ним – солдатам войск СС, жизнь которых была слишком дорога для 
того, чтобы терять их в боях, а боевая подготовка слишком хороша, чтобы даже 
ради торжества расового учения отказаться от применения их в кризисных 
ситуациях на фронте, там, где обычные солдаты уже ничего сделать не могли. 
Собственно, и пресловутое предательство Генриха Гиммлера – попытка заключить 
мир с Англией за спиной у вождя – беспрецедентный поступок для человека, 
почитавшего присягу как сакральный ритуал, – было следствием его стремления 
сохранить хоть что-то из созданного. Дело в том, что к концу войны Адольф 
Гитлер, впав в глубочайшую депрессию, провозгласил, что, раз Германия не смогла 
победить, – она должна погибнуть. Великий магистр был с этим отнюдь не согласен.
 Его орден, его детище, его творение, о котором он мечтал все детство и которое 
лелеял всю жизнь, должно было остаться жить. К проигрышу в войне он был более 
чем готов. И мало того что к проигрышу – к новому витку борьбы за власть, как 
законным путем, так и путем захвата власти. Диверсионные группы «оборотней» еще 
долго тревожили власти оккупационных зон. Большинство их членов счастливо 
миновали все препоны – кампанию денацификации, устроенную западными союзниками, 
тотальные облавы Смерша, слежку Штази. Впрочем, судя по всему, немало эсэсовцев 
нашли для себя убежище именно в этой гэдээровской «внутренней разведке».
Но вернемся к вопросам чистоты крови. В заключение этой темы стоит вспомнить 
цитату из одной из речей Адольфа Гитлера: «Я представляю себя садоводом, 
который через забор своего сада наблюдает, как растения сами пробиваются к 
свету». СС должна была стать этим садом, стать корнем новой расы. Необходимо 
подчеркнуть, что только затяжная война с СССР, поглотившая все ресурсы Германии,
 помешала довести демографическую политику национал-социалистов до логического 
конца. Нельзя не признать, что коренным обитателям захваченных рейхом стран в 
этом плане повезло необычайно.
Гитлер о демографии
Дети – вот в чем наше спасение! Пусть даже эта война будет стоить нам четверть 
миллиона убитых и 100 000 инвалидов, все равно немецкий народ сумеет 
компенсировать эти потери, ибо с момента взятия нами власти рождаемость 
превышает смертность. Потери будут восстановлены в многократно превосходящем их 
объеме в поселениях для чистокровных немцев, которые я создам на Востоке.

Я счел бы преступлением проливать кровь только лишь ради возможности 
по-капиталистически эксплуатировать природные ресурсы. Право на землю, согласно 
вечному закону природы, принадлежит тому, кто завоевал ее, исходя из того, что 
старые границы сдерживали рост численности народа. И то, что у нас есть дети, 
которые хотят жить, оправдывает наши притязания на вновь завоеванные восточные 
территории.
/…/ Численность народа увеличивается очень быстро до тех пор, пока еще хватает 
земли и для второго сына, и для третьего, и для четвертого. Крестьянин 
заинтересован в том, чтобы иметь приток рабочей силы. До тех пор пока дети не 
выросли, он предпочитает использовать их. Позднее они ему тоже не в тягость, 
когда отселяются. Но все изменяется с того момента, когда он вынужден всю жизнь 
содержать своих детей; тогда их число сразу же уменьшается![60]
Кому принадлежит молодежь, или О том, что «папа тоже говорил „зиг хайль“» и 
детстве под сенью свастики 
Кому принадлежит молодежь, тому принадлежит будущее…
Й. Геббельс
Мало было просто получить в свои руки новое поколение немцев – его нужно было 
еще воспитать соответствующим образом. Руководители правящей партии понимали 
это отлично и не скупились, «отстегивая» ассигнования на развитие системы 
образования. Появлялись новые типы школ, в том числе специальных, элитных, 
призванных стать кадровой базой для пополнения ордена, изменялись учебные 
программы. Всего через несколько лет после прихода Гитлера к власти систему 
образования Германии было просто не узнать – она изменилась до неузнаваемости. 
Школа намертво срослась с национал-социалистической молодежной организацией – 
гитлерюгендом и с Национал-социалистическим союзом учителей, оказалась в 
кратчайшие сроки поставлена на службу режиму. Главной поставленной перед ней 
задачей оказалось не образование, а «воспитание в духе национал-социализма». То 
есть, если цитировать официальные циркуляры, «воспитание активного члена 
общества», «способного заботиться о сохранении и развитии германского народа, 
его государства, его культуры, и, в этих рамках, себя самого как представителя 
народа».[61] Иначе говоря, способного позаботиться о дальнейшем процветании 
национал-социалистической системы господства. C этой целью германская молодежь 
подвергалась мощному идеологическому прессингу, находилась под постоянным 
воздействием пропаганды.
Воспитание детей начиналось не в школе, а гораздо раньше, еще в раннем детстве 
– пропаганда не оставляла ребенка в покое ни дома, ни в детских группах 
Национал-социалистической организации женщин (Nationalsozialistische 
Frauenschaft). Нет, при этом она не была настолько топорной, как порой 
представляют романисты. Ставка делалась на непрямое влияние – через звучащие по 
радио песни, через стихи в детских книжках, даже через обыкновенные игрушки и 
настольные игры. Вот, скажем, игра «Полевые учения гитлерюгенда». С такими мы с 
вами тоже знакомы с детства. Помните? Бросаешь кубик, двигаешь по полю фишку, 
помогая «пионерам Даше и Саше вовремя добраться к лагерному костру». Или – 
опять-таки пионерам – Коле и Вале собрать металлолом и макулатуру. Хорошая игра,
 веселая – двигаешь фишки, рассматриваешь картинки на поле, и учишься – 
запоминаешь, чем занимаются пионеры, проникаешься идеей необходимости 
пионерской организации, мыслью о романтичности жизни пионеров. Вот и тут в ходе 
игры ребенок активно знакомился с самыми романтизированными элементами 
деятельности организации: походы, лагерные костры, хоровое пение, спортивные 
соревнования.[62] А вот еще одна игра, по такому же принципу: «Твоя машина 
КдФ»[63] – показывала заботу партии о народе и рекламировала программу 
«Народный автомобиль», предложенную партийным руководством. 
Национал-социалистическая организация «КдФ» («Kraft durch Freude» – «Сила через 
радость») организовала для немецких рабочих программу приобретения персональных 
автомобилей. По заявке рабочего из его заработной платы ежемесячно вычиталось 
пять марок, о чем он получал соответствующую квитанцию. Когда сумма отчисленных 
денег достигала 990 рейхсмарок, рабочий, предъявив квитанции, мог получить 
автомобиль. Целью программы была интеграция рабочих в класс мелких 
собственников. Игра же должна была подготовить детей рабочих к участию в этой 
программе и оказать опосредованное влияние на родителей, послужить скрытой 
рекламой. Национал-социалисты в борьбе за власть оценили влияние младшего 
поколения на родителей[64] и теперь пытались снова использовать такого рода 
психологический подход. Таким же способом проводилась среди младших детей и 
пропаганда войны с Англией. Для этого была разработана настольная игра с 
кубиками и фигурками «Мы завоевываем Англию». Игрок получал роль командира 
подводной лодки или самолета. Цель игры – уничтожить английский флот. Выигрывал 
тот, кому удавалось потопить больше кораблей противника, или, как вариант, 
потопить суда большего водоизмещения. Не меньшей популярностью пользовалась и, 
как значилось в рекламных проспектах, «замечательная забава для детей и 
взрослых» – игра «Выгони евреев!». Суть заключалась в том, чтобы как можно 
быстрее изгнать из стен нарисованного города цветные фигурки, выполненные в 
форме еврейских ермолок. Условия гласили: «Если вам удалось прогнать шестерых 
евреев, вы одержали чистую победу».[65]

Одним предстоит стать солдатами, другим – матерями. Вот и игрушки разные
«КдФ» – «Сила через радость» – национал-социалистическая организация в составе 
Германского трудового фронта – созданного НСДАП единого 
национал-социалистического профсоюза, охватывавшего всю страну. Занималась 
вопросами отдыха, досуга и развлечений рабочих. Существовала на субсидии 
государства. Во главе «КдФ» стоял рейхсляйтер Р. Лей.
Носителями пропагандистских задач могли оказаться и более традиционные игрушки. 
Например, кукольный домик или игрушечный автомобиль, представлявший собой 
действующую модель лимузина, в котором по праздничным дням выезжал сам вождь. 
Механизм лимузина приводился в действие при помощи пружины, небольшой 
аккумулятор давал энергию для светящихся фар, но главное было не это: в 
автомобиле в сопровождении двух членов партии и шофера в униформе СС был 
изображен сам Гитлер. Фигура Гитлера была выполнена с подвижной правой рукой, 
которую можно было зафиксировать в римском приветствии.[66] Эта игрушка, выпуск 
которой был приурочен к очередному партийному съезду, должна была сделать вождя 
еще более близким и родным для каждого ребенка. Что же касается кукольного 
домика, то он представлял собой достаточно точное изображение идеальной, в 
представлении домохозяйки 1930-х годов, квартиры. Отличие заключалось лишь в 
том, что все три помещения в домике были переполнены нацистской символикой и 
связанными с ней изображениями. Даже на кухне обои были украшены изображениями 
сцен из жизни гитлерюгенда и БДМ.[67] В общем, давление на мозги начиналось с 
раннего детства. Зачем? Очень просто: чтобы не пришлось переламывать 
сложившиеся убеждения в зрелом возрасте, чтобы не допустить разночтений в том, 
что такое хорошо и что такое плохо.
Поступая в школу, ребенок становился объектом более прямых способов 
воздействия: идеологическая составляющая была просто внедрена во все школьные 
предметы, от биологии, разумеется, до математики и литературы. Но это не все. 
По издавна сложившейся в Германии традиции школьные занятия начинались и 
заканчивались молитвой, обычно – «Отче наш». Национал-социалисты, борясь с 
проникновением церкви в сферу образования, не стали искоренять эту традицию, но 
применили ее в своих интересах. Занятия по-прежнему начинались и заканчивались 
молитвой, но изменилось ее содержание. Так, например, старшие школы земли 
Гессен получили в сентябре 1933 года циркуляр об изменении текстов молитв с 
прилагавшимися к нему примерами.
По форме своей это были, бесспорно, молитвы, но по содержанию они представляли 
собой краткое изложение лозунгов НСДАП в достаточно примитивном стихотворном 
изложении. Обращаясь к Господу Богу, школьники организованно, хором просили его 
«за народ, за Вождя и за себя»: «Дай работу нам и хлеб», «Сохрани Гинденбурга и 
Гитлера, твердую опору нашего народа», «Храни милостиво Имперского Президента, 
неси нашего вождя в руках Твоих, помоги тем, кто правит Германией, вести нас 
мужественно и мудро» и т. д.[68] Это должно было способствовать сакрализации 
государственной власти. Постепенно политические позиции НСДАП укреплялись. 
Соответствующим образом менялось и содержание молитв. Теперь у них был иной 
адресат – не Господь Бог, а его представитель на земле – Адольф Гитлер:
Фюрер, мой Фюрер, данный мне Богом,
Оберегай моей жизни дорогу!
Родину спасший от лютой нужды,
Хлеб мой насущный даруешь мне ты.
Не покидай, будь со мной много лет,
Фюрер, мой вождь, моя вера, мой свет!
Славься, мой Фюрер![69]
Формировался настоящий культ Гитлера. Говоря о вере в вождя, должно подчеркнуть,
 что речь идет действительно о вере, о религиозном почитании, о возвеличивании 
до ранга божества. Примером может послужить школьный диктант, составленный в 
1934 году: «Как Иисус освободил людей от грехов и ада, так Гитлер спас немецкий 
народ от гибели. Иисус и Гитлер подвергались преследованиям, но в то время как 
Иисус был распят, Гитлер возвысился до канцлера. В то время как ученики Иисуса 
оставили его в беде, отрекшись от него, за Гитлера пало 16 товарищей. Апостолы 
окончили труд своего господина, мы надеемся, что Гитлер сам доведет свой труд 
до конца. Иисус строил для небес, Гитлер – для Германской земли».[70] В том же 
году профессор богословия Эрнст Бергман опубликовал 25 тезисов отношения 
национал-социализма к религии. Среди них был и следующий: «Христос был не 
евреем, а нордическим мучеником, отправленным на смерть евреями <…> призванным 
спасти мир от еврейского влияния. Адольф Гитлер – новый мессия, посланный на 
землю, чтобы спасти мир от евреев».[71] Конечно, у взрослых подданных такой 
прямолинейный подход мог вызвать только улыбку, но для детей это было именно то,
 что надо.
Впрочем, взрослым хватало своей «пудры для мозгов». Так, пропагандистам удалось 
практически устранить разногласия между официально проповедуемым расовым 
учением и внешним видом вождя, никак не соответствовавшим образу представителя 
нордической расы: «Гитлер – блондин, с розовой кожей и голубыми глазами, чистый 
германец (ариец) по природе, а все остальные распространения о его внешнем виде 
и личных качествах посеяла в народной душе черная и красная пресса».[72] 
Убежденность в вышеприведенном постулате доходила до такой степени, что 
внутреннего конфликта и разлада в системе образов и убеждений не происходило 
даже при личной встрече с вождем.
А детей между тем прессовали по полной. Наиболее удобным для внедрения 
национал-социалистической идеологии предметом была математика. Математические 
задачи можно наполнить абсолютно любым идеологическим содержанием без ущерба 
для их образовательных качеств. В них вкладывался самый разнообразный подтекст: 
от пропаганды войны до пропаганды, как это уже говорилось выше, расовой гигиены.
 Открывая задачник по математике, ученик мог столкнуться с такой задачей: 
«Евреи в Германии – чуждая раса. В 1933 году в Германии было 66 060 000 жителей.
 Среди них – 499 482 правоверных евреев. Сколько процентов это составляло?». 
Ключевая фраза в данном случае – первая, а в остальном – это обыкновенная 
задача на вычисление процентных соотношений.

Юный немец должен был готовиться к главному – моменту, когда он станет солдатом 
Вождя. Военные игры должны были ему в этом помочь

«Возьмем винтовки новые, на штык флажки! И с песнею в стрелковые пойдем 
кружки»… Конечно, стихотворение совсем не про этих детей, но цитата так и 
просится на язык

Или задача на построение и измерение углов: «Угол, важный для исследований 
черепа, образуется „германской горизонталью“ (плоскость глаза – уши) и линией 
профиля (основание черепа – край верхней челюсти)». Далее предлагается, 
используя некоторые данные числа, вычислить значения для разных типов черепа. 
Ученик знакомился помимо математики с основами расовой биологии. Другое задание 
предлагало ученикам, используя подстановочные числа, вычислить, «сколько детей 
должна иметь семья, чтобы сохранить численный состав народа». Даже простейшее 
задание по геометрии можно было превратить в пропагандистский трюк: «Впиши в 
данный круг 8 см в диаметре свастику, ширина перекладин которой, так же как 
ширина белых промежутков между ними, составит 1 см».
Пропаганда войны также стала одной из целей школьного воспитания. 
Математические задачи на вычисление скорости, площади и т. д. наполнялись 
военным содержанием, чтобы молодежь прониклась духом воинственности, привыкла к 
мысли о войне. Характерный пример: «Танковое отделение выезжает из лагеря в 6 
часов утра и движется по дороге со скоростью 45 километров в час. Одновременно 
с ним по той же дороге и в том же направлении начинает движение отделение 
стрелков-мотоциклистов со скоростью 65 километров в час. Какое расстояние 
должны преодолеть стрелки, чтобы нагнать танки? Когда это произойдет?». На 
военную тему выпускались даже специальные учебники, как, например, вышедший в 
конце 1930-х годов задачник «Как вооружаются другие». В нем помимо задач 
содержались сведения о вооруженных силах Германии и соседних стран, о мощностях 
военной промышленности наиболее вероятных противников, количестве находящихся в 
их распоряжении боевых самолетов и даже о некоторых тактико-технических 
характеристиках их боевой техники. Задания же, несмотря на чисто математические 
образовательные цели, были наделены весьма агрессивными целями воспитательными: 
следовало, например, вычислить, какую площадь может покрыть бомбами ночной 
бомбардировщик, несущий 1800 зажигательных бомб, двигаясь со скоростью 250 
километров в час и сбрасывая каждую секунду по одной бомбе. Дальнейшие задания 
предлагали решить, какие разрушения могут причинить десять таких самолетов, 
летящих на расстоянии 50 метров друг от друга, какую площадь они могут покрыть 
огнем, сколько пожаров возникнет в том случае, если одна треть бомб попадет в 
цель, а из них еще одна треть вызовет пожары, и какое количество бомб 
необходимо для уничтожения крупного города. Подобные задачи не были исключением.
 В учебнике математики для старших школ приводилось такое задание: «Эскадрилья 
бомбардировщиков (9 самолетов) летит в строю треугольником на расстоянии 70 
метров друг от друга, на дистанции 40 метров. Каждый самолет несет 20 бомб по 
50 кг. Эскадрилья летит со скоростью 180 километров в час. Бомбометание 
происходит согласно приказу каждые 2 секунды. Насколько велика покрываемая 
бомбами площадь? Какова плотность бомбардировки?».
От математики не отставали другие предметы. Элементы идеологии вносились в 
чистописание и родную речь, а история была вообще переписана в интересах партии.
 При изучении грамматики содержание текстов упражнений не имеет никакого 
значения, так же как и содержание математических задач: главное, чтобы они 
выполняли образовательные функции. Пользуясь этим, национал-социалистические 
методисты разрабатывали упражнения, наполненные идеологически верным 
содержанием, как это упражнение на применение страдательного и действительного 
залога: «До того, как Гитлер пришел к власти: нападать на людей на улицах / 
поджигать дома / поджигать здание Рейхстага / разрушать железнодорожные пути / 
<…> грабить магазины / <…> подрывать поезда / грабить кассы / <…> вызывать 
раздоры / поносить Родину /<.„>». Переводя данные фразы из неопределенной формы 
в действительный или страдательный залог, ученик сам, без вмешательства учителя,
 составлял рассказ о том, какой хаос творился в Германии до прихода Гитлера к 
власти. Сами за себя говорят и темы школьных сочинений 1938/39 учебного года: 
«Наше право на Австрию», «Как Адольф Гитлер разорвал кандалы Версальского 
диктата», «Готовность к самопожертвованию в новой Германии» и т. д.
Помните, как преподавалась история в нашем детстве? Учителя тщательно 
выстраивали цепь противоречий между производительными силам и производственными 
отношениями, неизбежно выводившую к Великой Октябрьской революции. Примерно так 
же обстояло дело и в Третьем рейхе: занятия историей представляли собой 
изучение отдельных фрагментов германской истории, выстроенных таким образом, 
чтобы просматривался путь Германии от древности к высшему моменту ее развития – 
приходу национал-социалистов к власти. При этом германское прошлое показывалось 
как череда героических событий великих предков. Эпоха темных веков, например, 
описывалась как время ныне утраченного величия германской расы. Правильному 
восприятию такого подхода способствовало и то, что в курсе родной литературы 
обязательно проходили древнегерманский эпос, «Песнь о Нибелунгах», «Беовульф» и 
т. д.
На уроках истории изучались битва в Тевтобургском лесу, сопротивление саксов 
франкской экспансии, образование Священной Римской империи, германской нации, 
то есть все исторические события, на примере которых можно было показать 
стремление германского народа к самостоятельности и величию. Завершало курс 
истории изучение Первой мировой войны (естественно, факты подтасовывались таким 
образом, чтобы соответствовать основным постулатам национал-социалистической 
пропаганды, например, легенде об «ударе в спину»), путча 1923 года, раздутого в 
школьных учебниках до масштабов почти всегерманской революции, а также прихода 
Гитлера к власти. Особенно тщательно муссировалась тема деструктивности евреев 
и коммунистов. Изучались и отдельные персоналии – все, кто сделал хоть что-либо 
для формирования германской культуры, возвышения нации.
Но школа не в состоянии занять все свободное время ребенка, подчинить себе 
каждую его минуту. Поэтому в дело вступала молодежная организация – гитлерюгенд.
 И тут прессинг тоже шел полным ходом. Членство в организации было делом 
обязательным, так что увильнуть от отрядных вечеров, выполнения отрядных 
обязанностей (чуть не сказал: пионерских поручений), культмассовых мероприятий 
было просто невозможно. С началом регулярного радиовещания для отрядных вечеров,
 проведения радиополитинформаций эта форма работы стала более унифицированной и 
организованной. Постоянное заучивание стихотворных текстов, содержащих 
политические лозунги, приводило к тому, что лозунги эти воспринимались не как 
нечто чуждое, а как проявление народной житейской мудрости.
Идеология вторгалась в жизнь молодежи и в повседневность, так как изменялся сам 
образ жизни германского общества: появлялись новые праздники, новые обычаи. 
Национал-социалистическое руководство стремилось поддерживать в германском 
народе, а особенно в молодежи, постоянное ликование, постоянное ощущение 
торжества относительно любых проявлений партийной и государственной политики. 
Все, что предпринимала партия, должно было встречаться молодежью на ура. 
Школьные хроники времен Третьего рейха пестрят сообщениями о бесконечных 
праздниках, линейках, выносах флагов, парадах, украшении флагами школьного 
здания и т. п. Даже привычные церковные ритуалы подменялись 
национал-социалистическими: традиционная для католической церкви конфирмация 
проводилась теперь в рамках работы гитлерюгенда, причем вне зависимости от 
вероисповедания членов организации. Она превратилась в ритуал посвящения в 
члены организации. Под руководством Йозефа Геббельса действовало целое 
управление, занимавшееся разработкой сценариев такого рода ритуальных действ, 
молодежных праздников и пр. Проводилась регулярная идеологическая обработка 
молодежи.
В целом задачи, поставленные вождями НСДАП, были достигнуты. Юные немцы видели 
в Гитлере арийца, были уверены в том, что евреи – несчастье Германии, а земли 
на востоке самой судьбой предназначены для того, чтобы на них поселились немцы. 
Они считали членство в СС прекрасной карьерой, гордились своей униформой и 
форменными кинжалами, были преданы режиму настолько, насколько может быть 
предан режиму ребенок или подросток. И происходило это в масштабах всей нации, 
потому что уклониться от пропагандистского воздействия было просто невозможно. 
И истерия, устроенная в демократических западных странах вокруг личности 
нынешнего Папы Римского Бенедикта, бывшего в детстве членом гитлерюгенда, не 
более чем банальная спекуляция представителей желтой прессы. Самое интересное 
тут в том, что после падения гитлеровского режима вдолбленная в головы молодежи 
мораль как будто бы растворилась. Как будто сработал какой-то иммунитет в 
масштабах всего народа.

Несмотря на идеологический прессинг, на постоянные «вливания» пропаганды, жизнь 
шла своим чередом
Вопросы пола и вопросы чести, или О том, какая великая сила – военная 
пропаганда 
Советы мои, Лоддфафнир, слушай,
На пользу их примешь,
Коль ты их поймешь:
Чужую жену
Не должен ты брать
В подруги себе.
«Речи Высокого»
Неразумно было бы, говоря о моральном кодексе строителя национал-социализма, 
обходить и замалчивать вопросы пола. Тут такое раздолье и простор для мифов и 
домыслов, что порой сложно отличить истину от лжи. Чего только не выдумали 
охотники за сенсациями! Вымыслы, достойные разве что сексуально озабоченных 
подростков, а не серьезных людей, пытающихся отделить зерна от плевел, упорно 
кочуют по страницам популярных изданий. Тут тебе и гомосексуальная «романтика», 
и безумные порнографические сюжеты, и нелепые садомазохистские измышления. 
Откуда это все взялось? В сочетании с тоталитарным режимом, каким было 
правление Адольфа Гитлера, и весьма прагматично поставленными перед населением 
империи демографическими задачами подобного рода извращения выглядели бы 
несколько странно, чтобы не сказать – нелепо.
По большей части авторами подобных сюжетов, теперь уже подхваченных и 
растиражированных до такой степени, что их не искоренить из массового сознания, 
были профессиональные пропагандисты времен двух давно минувших мировых войн – 
как советские, так и западные, перед которыми стояла задача как можно сильнее 
опорочить врага, изобразить его максимально гнусным, отвратительным. И задачу 
эту они выполнили на «пять»: мифы, созданные ими, укоренились в умах на 
редкость основательно. Сила воздействия тогдашнего пропагандистского 
мифотворчества, равно как и неразборчивость в средствах, сегодня просто 
поражает. Не слишком изящные конструкции из правды и вымысла, созданные в годы 
войны, оказались не только действенными, но и необыкновенно живучими. Чего 
стоит, скажем, бытующая по сей день убежденность, что из тел узников 
концлагерей варили хозяйственное мыло?! А ведь этому мифу уже без малого сто 
лет: его создали английские пропагандисты еще в Первую мировую! Теперь же 
всякая попытка заявить, подобно «вождю народов», о том, что «не так все было, 
совсем не так», вызывает как минимум недоумение, а как максимум подозрение в 
сочувствии национал-социалистам и стремлении обелить СС.
Между тем все и правда было не так. Мы уже говорили о том, что Третий рейх был 
государством, обращенным в прошлое, в глубокое Средневековье. Это находило 
отражение во всех областях его жизни, кроме, пожалуй, науки. А теперь стоит 
задуматься вот над чем: извращения и распущенность, свойственные нашему времени,
 морально-этическим нормам Средневековья не соответствуют вовсе. Мало того, 
входят с ними в прямое противоречие. Потому что отношения полов строились в 
Третьем рейхе «на пасторальный манер», как-то даже на редкость архаично. 
Собственно, мы можем с полной уверенностью утверждать, что орден СС был оплотом 
тех семейных ценностей, которые так стремились подорвать сторонники «теории 
стакана воды», принципа обобществления женщин и прочих «оригинальных» идей, 
принадлежавшие к противоположному политическому лагерю.
Правда, идея умерщвления плоти и отказа от половой связи ради соблюдения 
духовной и физической чистоты, ставившаяся во главу угла христианской церковью, 
тоже не была близка национал-социалистам. Целибат был не для них. В отношениях 
полов они придерживались золотой середины. Суждение правящей партии по этому 
вопросу выражалось открыто: рейху нужно как можно больше здоровых многодетных 
семей. Настойчивость, с которой выдвигалось это требование, вызывала подчас 
насмешку у подданных, однако именно насмешку, а не раздражение. В конце концов, 
многодетные семьи были для Германии вполне обычным делом еще за несколько 
десятилетий до прихода национал-социалистов к власти, и все мысли об 
ограничении рождаемости и об идеальности модели «два ребенка в семье» являлись 
порождением череды экономических кризисов, прокатившихся по стране после 
поражения в Первой мировой. Нельзя не заметить, что сентенция о мудрости 
государства, заботящегося о будущих поколениях, которую так любили возглашать 
национал-социалисты, до обидного верна. Правителю, не заботящемуся о детях 
своих подданных, вскоре будет некем править. Нынешняя ситуация в России, когда 
демографический прирост обеспечивается за счет притока жителей извне, 
заставляет задуматься о том, что руководство Третьего рейха вело более чем 
разумную политику поощрения рождаемости, и о том, что даже у поверженного врага 
можно научиться чему-то полезному. Это, в сущности, и есть то рациональное 
зерно, которое стоило бы извлечь из наследия гитлеровской эпохи и применить во 
благо. В принципе современная Германия вовсю им пользуется, только не афиширует,
 из каких источников происходит эта благая идея. А между тем «детские деньги» – 
беспроцентный кредит, выдаваемый молодым семьям по случаю рождения ребенка, 
становящийся безвозмездным в случае рождения второго, подъемные молодым семьям 
на момент заключения брака, налоговые льготы для многодетных – все это 
изобретения эпохи владычества НСДАП.[73] Впрочем, вернемся в 1930-е годы.

Как обычно: свадебное платье, фата, цветы. Вот только обручальные кольца слегка 
необычны

Отношения полов строились в Третьем рейхе «на пасторальный манер», как-то даже 
на редкость архаично. Причем Черный орден был оплотом тех семейных ценностей, 
которые так стремились подорвать сторонники «теории стакана воды», принципа 
обобществления женщин и прочих «оригинальных» идей, принадлежавшие к 
противоположному политическому лагерю

Понятное дело, что для членов ордена СС – избранных из избранных по своим 
физическим характеристикам, чистоте немецкой крови и по соответствию облику 
истинного арийца (правда, «арийские» требования были сформулированы 
недостаточно четко) – создание семьи и многодетность были не просто желательны, 
а необходимы. Руководство СС отлично понимало, что война может значительно 
подорвать генофонд нации, и активно пропагандировало модель поведения, 
способного это хоть как-то компенсировать.
Этот вопрос довольно часто затрагивался и в «Основных тетрадях СС» – вестнике, 
издававшемся специально для войск СС, этаком «спутнике агитатора» для широкой 
публики. Надо сказать, что издание это было весьма популярно среди орденского 
войска, так, что солдаты покупали его на собственные средства. Итак, о семье и 
браке там писалось следующее: «Самой невероятной особенностью христианских 
орденов прошлого – монашеских, „активных“ или военных – было требование 
отказаться от женщины, от брака и от детей. Основное требование нашего Ордена – 
обязательство обручаться и жениться! Основной идеей средневековых христианских 
орденов было воспитание души, умерщвление плоти, для того, чтобы помочь душе 
воссоединиться с потусторонним Богом. Наше кредо состоит в том, что основная 
цель, „воплощение“ и желание живого Бога заключается в поисках путей эволюции 
особей и рас». Весьма консервативно, не так ли?
Другое дело, что Черный орден был носителем расовой идеи, так активно 
продвигавшейся в жизнь идеологами НСДАП, а посему в его рамках проводились 
довольно странные эксперименты, связанные в том числе и с так называемой новой 
моралью. Тут в первую очередь подразумеваются такие проекты, как полумифическое 
распоряжение «Меч и колыбель» или «Лебенсборн», о котором рассказывалось выше.
«Меч и колыбель», или, точнее, «СС для великой Германии, Третий рейх, клинок и 
колыбель», – полумифическая директива, призывавшая немецких солдат как можно 
чаще вступать в связь с норвежскими женщинами, обеспечивая рождение наибольшего 
числа представителей новой расы. Документальных подтверждений ее существования 
не осталось, так что вполне возможно, что речь идет о выдумке западных 
пропагандистов.
Однако новшествами все это выглядит лишь для тех, кто не знает истории или 
попросту чересчур зациклен на христианских понятиях о нравственном и 
безнравственном. Дело в том, что подобные опыты проводились еще в XVIII веке. 
Правда, не на «просвещенном» Западе, а в Марокко. Султан Мулай Исмаил, 
старавшийся отстоять рубежи своего государства в борьбе с англичанами, 
испанцами и турками, столкнулся с проблемой нехватки солдат и организовал нечто 
типа учрежденного спустя два столетия Генрихом Гиммлером «Лебенсборна». По его 
указу со всей страны свозили невольниц для «развлечения» солдат. Женщины 
содержались в специальных заведениях, которые наиболее правильно было бы 
назвать человеческими фермами. Их главной задачей было рожать детей. Причем – 
как можно чаще и больше. Рождавшиеся на «фермах» мальчики с самого раннего 
детства получали соответствующее их предназначению воспитание и образование и 
становились рабами-воинами – абидами. Стоит ли говорить, что они были 
безоговорочно преданы султану, от которого зависело само их существование? 
Через полтора-два десятка лет после султанского указа численность марокканской 
армии стала для того времени просто огромной – 150 тысяч человек. Войск хватало 
не только для того, чтобы оберегать рубежи султаната, но и для того, чтобы 
патрулировать дороги, поддерживать порядок в городах. При этом ни о какой 
коррупции в армейской среде можно было просто не беспокоиться.
Мулай Исмаил (1651–1727) – султан Марокко из династии Алауитов. Правитель, 
объединивший марокканские земли под властью султанского правительства. Автор 
множества политических реформ, укрепивших государство и позволивших ему успешно 
сопротивляться внешним врагам – Испании, Турции и Великобритании.
Нет сомнения, что Генрих Гиммлер, затевая рискованный, учитывая возможную 
реакцию подданных рейха, эксперимент с «Лебенсборном», подразумевал нечто 
подобное. Возможно даже, что он знал историю Мулая Исмаила. В конце концов, шеф 
охранных отрядов был чертовски эрудированным человеком, а история, причем 
подчас история экзотических стран, была его любимым коньком.
Итак, остановимся на том, что, несмотря на разного рода сомнительные 
эксперименты, в целом мораль СС в плане отношений полов была более чем 
консервативна. Точнее сказать, не выбивалась за рамки морали гвардии времен 
Фридриха Великого. Мало того, раз уж мы говорим об «идеальном» кодексе, можно 
сказать и о том, что членам СС пытались привить некие элементы рыцарской морали,
 свойственные скорее персонажам красивых дамских романов, а не реальным 
солдатам. Вот, например, что внушалось со страниц «Особых тетрадей СС» – рупора 
орденской пропаганды в гвардейских частях – об отношениях с женщинами на 
оккупированных территориях.
«Ты эсэсовец, а значит, ты не наемник. Наемников нанимают за копейку, чтобы 
драться за что-нибудь незначительное. А эсэсовцы защищают свой народ и свою 
кровь. Ты защищаешь СС, сообщество, орден, плоть от плоти твоего народа, перед 
которым стоит святая цель сохранить чистую кровь и поднять значимость расы. 
Следовательно, когда ты находишься за границей с оружием в руках, перед тобой 
стоит двойная задача: ты должен с достоинством защищать твой народ и СС. Однако 
ты теряешь достоинство, когда человека в униформе с символами рейха и СС ты 
встречаешь в кафе и в бистро с девушками и женщинами, которые издеваются над 
горем и страданиями своего народа, потому что у них нет сердца. Ты прав, если 
думаешь, что это бесчестные девушки и женщины. Потому что эти девушки, братья 
которых, женщины, мужья которых побеждены тобой и твоими товарищами, вряд ли 
будут с радостью бросаться тебе на шею. Поэтому ты должен прекрасно осознавать, 
что принесет тебе такое случайное знакомство.

Фридрих Великий, прусский Парцифаль – национальный герой и мужчина-мечта каждой 
немецкой домохозяйки

И на какое суждение о себе сможешь ты претендовать, если пройдешь мимо? Как ты 
сможешь сохранить чистую совесть и безукоризненные манеры, если потеряешь 
самоуважение? Во время этой войны многие из вас могли заработать гораздо больше 
уважения, чем в мирное время. Нужно вести себя с соответствующим этому 
достоинством. Мы знаем, что в бою вы смелы. Пусть вы научитесь быть гордыми, 
дисциплинированными и сдержанными не только в бою, мы надеемся на это во имя 
будущего нашего народа.
Не забывайте никогда, что вы до конца дней своих будете вспоминать те месяцы и 
годы, когда вы носили руны СС на своей гимнастерке. Для немца это решающие 
моменты жизни. Не только потому, что молодой доброволец СС становится мужчиной, 
его грудь становится шире, поступь тверже, взгляд устремляется вперед, но 
формируется также его дух и благодаря тому, что он входит в ряды СС, он узнает 
то, что навсегда останется в его сердце: порядок, дисциплину, порядочность, 
пунктуальность, дух самоотверженности и солидарности. Не забывай об этом тогда, 
когда ты будешь думать, что делаешь как раз то, чего твой народ ожидает от тебя.
 Если ты не задумаешься об этом, то обязательно совершишь ошибку. Если ты 
будешь выполнять любую прихоть своего тела и своей крови, то поможешь врагам 
нашего народа и нашей идеологии. Пересилив себя, ты будешь прав, так как у тебя 
хватит сил и воли жить по законам твоего народа, твоей СС и тех, кого ты 
защищаешь».[74]
Нет, разумеется, на практике все было не так, однако само по себе стремление 
утвердить подобный подход в качестве нормы не просто удивляет, а и не вяжется 
как-то с привычным для нас, сложившимся на основании прочитанного и увиденного 
в кино обликом эсэсовца, не так ли? Впрочем, кодекс есть кодекс, правила есть 
правила, а люди – это люди. Посему говорить о том, что все установления такого 
рода претворялись в жизнь и выполнялись на практике, было бы глупо. Разумеется, 
если хотя бы один из ста носителей черной униформы придерживался декларируемых 
принципов – это уже достижение. Но в какой армии – и даже гвардейских частях – 
было иначе?
Надо сказать, что были и другие изменения морали, мягко говоря, не вполне 
соответствующие средневековым меркам, зато служившие прагматичным целям 
увеличения числа немцев. Так, отошло в прошлое пуританское отношение к 
матерям-одиночкам. Государство оказывало им любую возможную помощь, 
поддерживало финансово. Полная семья или неполная – это уже не интересовало 
никого, лишь бы дитя родилось здоровым и соответствовало, хотя бы внешне, всем 
канонам германской расы. А среди солдат орденского войска отнюдь не порицались 
внебрачные связи. Мало того, Гитлер в одной из своих застольных бесед всерьез 
рассуждал о возможности использования солдат войск СС в качестве «семенного 
десанта» – дислоцировать их в районах, которые нуждаются в «нордификации». 
Однако это достаточно циничное рассуждение так и осталось словами.
Кстати, раз уж речь зашла об изменениях морали, есть еще одна тема, которой 
просто необходимо коснуться. Очень популярная среди искателей грязноватых 
сенсаций – гомосексуализм в среде членов СС. Не дает покоя любителям 
«клубнички» мысль о тысячах молодых здоровых и, нельзя не заметить, красивых 
мужчин, собранных в казармах войск СС. Что тут можно сказать, кроме того, что 
каждый акцентирован на своей теме? У кого что болит – тот то и ищет в глубинах 
истории, домысливая, достраивая, дописывая ее на свой манер. Прежде чем начать 
что бы то ни было доказывать, скажем: гомосексуализм в рядах гвардейских 
подразделений Третьей империи если и был, то оставался исключением и уж во 
всяком случае не пропагандировался. Мало того, уличенного в таких отношениях 
могли лишить не только всех регалий и наград, но и самого черного мундира, 
исключить из ордена. А то и сменить мундир на робу с розовым треугольником на 
рукаве.[75] Так что сторонникам однополой любви, бредящим эсэсовской униформой 
и серебряными руническими нашивками, остается только огорчаться.
На чем основана настолько безоговорочная уверенность, что однополая любовь в 
империи и в ордене вовсе не процветала? В первую очередь на том, что хотя 
руководители страны и организации и не проповедовали ханжескую мораль, навеки 
прославившую нашу страну фразой об отсутствии секса в СССР, сама культура 
Третьего рейха не предполагала акцентации на сексуальных отношениях. Можно даже 
сказать, что она была откровенно асексуальной. За то, что большинство из нас 
убеждено в обратном, стоит «благодарить» отечественную и западную пропаганду и 
прежде всего Голливуд. Вот для Веймарской республики, для эпохи между войнами – 
времени кризисов и упадка Германии это было более чем характерно: декаданс 
порождает самые причудливые формы отношений. Но к моменту расцвета 
гитлеровского государства это было уже в прошлом. Потому что Гитлер и его 
сторонники применяли для приведения общественной морали в соответствие со 
здравым смыслом самые жесткие и непопулярные методы.
Нельзя не упомянуть и о том, что такой подход вполне адекватен традиционной 
немецкой, а точнее сказать – прусской культуре. Достаточно вспомнить такой 
эпизод, как встречу Фридриха Великого с Франсуа Вольтером. Аудиенция проходила 
в кабинете, украшенном полотнами с изображениями резвящихся полнотелых нимф. 
Французского мыслителя это оформление комнаты смущало и постоянно отвлекало от 
темы беседы, а прусский король вел себя как обычно, вполне сдержанно: для него 
картины оставались картинами, предметами искусства, не более. Такая 
деакцентированность на сексуальном контексте была характерна и для культуры 
гитлеровской Германии.
Наконец, вспомним о главном принципе национал-социалистической демографии: 
немцев должно было становиться по возможности больше. Сентенции «То, что мы 
ныне в страхе называем перенаселением, не что иное, как нормальное состояние 
здоровых, то есть растущих народов» и «Сохранить и преумножить германский народ 
необходимо в любом случае и любой ценой: если бы этому мешали какие-либо 
природные явления, мы должны были бы пойти против природы»[76] – были не просто 
лозунгами, а реальной задачей, которую ставили перед собой лидеры партии и 
государства. К глубокой печали многих представителей сексуальных меньшинств, 
ученые всего мира еще не выдумали способа для того, чтобы сделать однополую 
семью способной к деторождению. Так что ни пропаганды, ни поощрения, ни даже 
толерантного отношения к гомосексуализму в гитлеровской Германии быть не могло. 
К тому же мысль о полосатой робе с розовым треугольником действовала 
вразумляюще. Среди же членов СС такого рода отклонения от нормы были и вовсе 
немыслимы: не для того отбирались лучшие образчики германской нации, чтобы их 
гены пропали впустую. Посему – поместим голливудские штампы в разряд курьезов.
Остаются еще рассказы о необычных пристрастиях в постели некоторых 
руководителей СС и рейха, но утверждать, равно как и оспаривать что-либо в этом 
случае опять-таки весьма сложно. Перефразируя известный анекдот, свечки никто 
из заявляющих подобное не держал, толковых документальных подтверждений нет, а 
книги и статьи, подобные сочинению американского профессора Лотара Махтана 
«Тайна Гитлера. Двойная жизнь диктатора»,[77] есть не что иное, как попытка 
создать на пустом месте дешевую сенсацию. Напомним еще раз, что военная 
пропаганда той поры была рассчитана на то, чтобы максимально дискредитировать 
лидера государства-противника. Означает же это для нас только одно: необходимо 
с величайшей осторожностью относиться к любым заявлениям о Третьем рейхе, не 
подтвержденным документально или внушающими доверие мемуарами. Слепо доверять 
сложившимся штампам по меньшей мере глупо. Прежде чем с уверенностью заявлять о 
принадлежности к сексуальному меньшинству того или иного лидера павшего 
национал-социалистического режима, стоит задуматься: не опираемся ли мы на 
выдумку семидесятилетней давности?
Правда, тут можно вспомнить о том, что Адольф Гитлер сотоварищи сам был творцом 
этой легенды. Когда ему понадобилось удалить со своего пути штурмовые отряды, 
требовавшие продолжения революции и категорически не согласные со стремлением 
вождя НСДАП наладить добрые отношения с представителями крупного капитала, он 
сам использовал этот пропагандистский трюк. Благо ему не пришлось ничего 
выдумывать: глава СА Эрнст Рем не делал тайны из своих сексуальных предпочтений,
 за что неоднократно подвергался критике со стороны партийного руководства и 
насмешкам со стороны политических противников. Однако что ему было до этой 
критики? Он был старинным боевым товарищем самого вождя, да еще и оказал ему 
немалую услугу, усмирив в 1931 году бунт штурмовиков, едва не свергнувших НСДАП.
 Но когда Гитлер решил, что позиции его устойчивы до такой степени, что Ремом 
можно пожертвовать, последовала пресловутая «ночь длинных ножей» – самая 
крупная и, пожалуй, самая кровавая из внутрипартийных чисток минувшего века. А 
для того чтобы оправдать действия ликвидаторов перед народом Германии, 
штурмовые отряды были обвинены в подготовке очередного бунта, государственной 
измене и, разумеется, – вот она игра на публику, охочую до сенсаций! – в полном 
моральном разложении и повальном гомосексуализме.
Надо сказать, что история любит подобные шутки, когда единожды примененное 
оружие обращается впоследствии против его обладателя. Вот и Адольф Гитлер, 
выступивший в роли ярого гомофоба, самым жестоким образом искоренявшего 
моральную заразу с германской земли, теперь едва ли не общепризнанно считается 
мужеложцем. Впрочем, кем он только не считается! Если верить публикациям в 
прессе хотя бы за несколько последних лет, глава Третьего рейха был некромантом 
и педофилом, гомосексуалистом и инопланетянином, черным магом и копрофагом, 
медиумом и некрофилом. Все это, само собой разумеется, не имеет под собой 
никаких оснований, кроме фантазии авторов этих текстов, однако на публику 
работает не хуже, чем давняя выдумка самого Гитлера относительно СА.
В заключение еще раз вернемся к вопросу об отношении к женщине. Забавно, что 
сегодня, рассматривая портреты признанных красавиц Третьего рейха, большинство 
из нас красавицами их не сочтут. Слишком развитые по нынешним меркам формы, 
широкие бедра, достаточно грубые, крупные черты лица, отсутствие косметики. 
(Речь, разумеется, не идет о парадных портретах немецких актрис – здесь все 
несколько иначе.) В чем же тут дело? А дело не только в изменившихся стандартах 
красоты, но и в том, что в Германии на ту пору женщина воспринималась несколько 
иначе, чем сегодня у нас. И определенно иначе, чем после войны на Западе.
Женщина Третьего рейха не была суфражисткой или эмансипе, как в других западных 
странах, не была «товарищем в труде», как в СССР, не была полноправным членом 
общества потребления, как в послевоенных Соединенных Штатах. Ее основной 
функцией была функция материнская. Причем не только о продолжении рода шла речь,
 хотя этот момент, разумеется, был важнее прочих. «Мы понимаем тот тип женщины, 
который остальной мир хотел бы иметь у себя, но там не понимают женщин, которые 
нам подходят в большей степени, – заявлял Рудольф Гесс. – Это не тип Гретхен, 
которую иностранцы воспринимают как ограниченное, неразвитое создание, но 
женщина, способная в интеллектуальном отношении стоять рядом со своим мужем, 
поддерживая его в борьбе за существование. Которая делает окружающий его мир 
прекраснее и богаче. Таков в настоящее время идеальный тип женщины для 
немецкого мужчины. Более того, такая женщина должна быть способна стать 
матерью».[78] Тут можно, пожалуй, говорить о настоящем культе матери, как бы и 
что бы ни говорили по этому поводу психологи фрейдистского толка. Иначе говоря, 
если процитировать одного из забавных персонажей Джеральда Даррелла, «муттеры – 
самая важная вещь на свете». Немцы во все времена отличались сентиментальностью,
 странным образом соседствовавшей с их чисто армейской исполнительностью. 
Посему образ матери в германской культуре занимает весьма значительное место. 
Эпоха Третьего рейха стала временем его наивысшего развития. Не в абстрактном 
восприятии, как в СССР, где Родина-мать звала на битву и побуждала к свершениям.
 Нет, немецкая мать должна была обеспечивать прочный тыл сыновьям Германии. Все 
было разделено в самом что ни на есть традиционном, пасторальном духе. Мужчина 
– охотник, воин, глава семьи, принимающий стратегические решения, а женщина – 
хозяйка, прочно держащая в своих руках все три немецких «К» – воспитание детей, 
домашнее хозяйство и отношения с Богом,[79] занимающаяся, так сказать, 
вопросами тактики.
То есть, конечно, и для женщины были открыты пути к определенного рода власти и 
влиянию, но только в качестве жен, подруг, фавориток сильных мужчин, 
ответственных за принятие решений. Достаточно взглянуть на супруг Йозефа 
Геббельса или Генриха Гиммлера. Геббельс мог вполне спокойно заметить, например,
 что «эта статья понравилась даже Магде, а ведь она не умна!» Однако стоило той 
состроить недовольную мину, как мирить супругов прилетал сам глава государства, 
как это было в семейном конфликте из-за Линды Бааровой. То же и с четой 
Гиммлер: глава СС был, конечно, грозным вождем своей организации, однако гнева 
супруги боялся паче всего иного. Нет, разумеется, были и персоны калибра Ольги 
Чеховой или Лени Рифеншталь – настолько яркие, что никакие рамки и установления 
были для них не писаны, однако тут речь скорее об исключениях, нежели о правиле.
 В большинстве своем женщине отводилась роль второстепенная, хотя от этого – и 
не менее почетная.
Баарова Линда – актриса, чешка по происхождению, одна из фавориток Йозефа 
Геббельса. Так вскружила министру пропаганды голову, что он абсолютно всерьез 
собирался оставить семью и государственные посты ради жизни с ней. Только 
решительные действия Магды Геббельс и вмешательство Гитлера не позволили 
осуществиться этим планам. Актриса была выслана из страны, а Йозеф Геббельс 
вернулся в лоно семьи и на государственную службу.

Чехова Ольга – немецкая актриса русского происхождения. Одна из фавориток 
Адольфа Гитлера, близкий друг Евы Браун. Предположительно работала на советскую 
разведку. Во всяком случае после войны она не подвергалась никаким 
преследованиям со стороны советских властей и счастливо дожила до 80 лет, 
сперва продолжая актерскую деятельность, а потом – возглавляя небольшую 
косметическую фирму.

Лени Рифеншталь – немецкая актриса и режиссер-документалист, автор фильмов 
«Триумф воли» и «Олимпия», а также множества документальных короткометражек.
«Женщинам предстоит решать неограниченный круг проблем, – заявлял Адольф Гитлер.
 – Для нас женщина всегда была лучшим товарищем в работе и жизни. Мне часто 
говорили: „Вы намереваетесь лишить женщин профессии“. Ничего подобного. Я хочу 
лишь создать широкий спектр возможностей, чтобы женщина принимала участие в 
создании своей семьи и могла иметь детей, ибо тем самым она приносит наибольшую 
пользу нашему народу. Если, скажем, какая-то женщина стала преуспевающим 
юристом, а в соседнем доме живет мать с пятью, шестью детьми, здоровыми и 
крепкими, хорошо воспитанными, то с точки зрения максимальной пользы для народа 
я отдал бы предпочтение женщине, родившей детей и поставившей их на ноги, тем 
самым обеспечившей будущее нации».[80]
Однако периодически в национал-социалистической пропаганде происходили сбои, 
вроде заявления Йозефа Геббельса о том, что «миссия женщины состоит в том, 
чтобы быть прекрасной и приносить на свет детей. /…/ Женщина, как птица, 
прихорашивается для своего самца и несет для него яйца. Самец же берет на себя 
заботу о добыче пищи и защите гнезда, прогоняя врагов».[81] Вроде бы и 
соответствует только что процитированным гитлеровским постулатам, но оттенок, 
интонация – уже совершенно иные. И вот уже – отклик толпы – возмущенные письма 
в газеты о том, что «нам нужны не несушки яиц, а женщины – надежные товарищи в 
жизни».
Собственно, так оно и было: немецкая женщина вдоволь наигралась в суфражистку в 
двадцатые годы и теперь с благодарностью принимала возможность быть именно 
женщиной, однако отказываться от своих прав и привилегий она не собиралась. 
Соответствующим образом было построено и отношение к ней в быту. Тут даже не о 
Материнском кресте надо говорить, хотя сама по себе награда за многодетность 
уже достойна внимания, а о том, что в Третьем рейхе имело место уважение к 
женщине на самом повседневном уровне, которого так упорно и безуспешно 
добивалась наша отечественная интеллигенция. Правда, стоит уточнить, к немецкой 
женщине.
Да и вообще не стоит забывать о том, что все, что было в рейхе доброго, 
предназначалось исключительно для немцев. Те же, кому немцем родиться не 
посчастливилось, должны были радоваться уже тому, что им позволяется дышать. 
Гитлер стремился к благу для народа, но только для своего народа, в самом узком 
смысле этих слов. Миром должны были править представители арийской расы, в их 
интересах он и перестраивался.
На чем же мы остановимся в итоге после этих пространных рассуждений? Пожалуй, 
лишь на том, что большинство легенд о сексуальных и межполовых отношениях в 
Германии гитлеровских времен малосостоятельны. Большая часть того, что 
говорится и пишется о шокирующих подробностях личной жизни подданных Гитлера и 
о поражающей воображение распущенности членов ордена СС, – есть не что иное, 
как обломки и остатки добротной пропаганды – наследства двух мировых войн. На 
деле же Третий рейх был в этом плане государством более чем консервативным. В 
общепринятых нормах морали, разумеется, это не найти отражения не могло.
Корни антисемитизма, или Почему в Третьем рейхе ненавидели евреев, а не 
эскимосов 
Низкий старт, господа!
Близится Эпоха великих дел.
Страна величаво выходит из кризиса
По ступенькам из мёртвых тел.
Николай Горбунов. «Однажды в Америке»
Евреи в Германии не появились из ниоткуда, не свалились с неба и не просочились 
через границы незваными. Напротив, их пригласил на свои земли один из 
влиятельнейших политиков немецкой истории – прусский король Фридрих Великий. 
Пригласил, велел тщательно переписать и выдать паспорта. Собственно, с тех пор 
и появились еврейские фамилии «немецкого образца», а среди многочисленных 
немецких диалектов возник странновато звучащий «суржик» – идиш. Зачем монаршей 
особе понадобилось пойти на такой шаг? С единственной, вполне понятной всем, в 
том числе и самим евреям, целью – ради выгоды. На ту пору представители этого 
древнего народа подвергались преследованиям по всей Европе, а особенно – в 
Испании и Франции. Посему предложение прусского короля они приняли с радостью. 
А он, в свою очередь, заполучил немалое число благодарных подданных, 
поклявшихся хранить ему верность и регулярно платить весьма многочисленные 
налоги и подати. Фридрих был мудрым человеком, прекрасно знал историю и понимал,
 насколько легко малочисленные диаспоры ассимилируются среди более сильных и 
многочисленных национальных групп и сколь полезна такая ассимиляция, приносящая 
свежую кровь и новые элементы культуры. Исходя из этого знания, он ожидал, что 
не пройдет и ста лет, как еврейская диаспора, приглашенная им в Пруссию, 
исчезнет, растворившись в германском народе. Возможно, немцы и станут несколько 
смуглее и будут предприимчивее в торговле, однако капля еврейской крови 
потеряется в бочке крови прусской. Вышло же все совершенно иначе: королю не 
приходилось еще иметь дело с таким особенным народом, как дети Израиля. Приняв 
немецкое гражданство и отчасти язык, глубоко влившись в германскую культуру, 
еврейская диаспора не ассимилировалась, но оставалась в достаточной мере 
замкнутой на себя. Свойственный этому народу с древнейших времен партикуляризм 
не позволил планам Фридриха сбыться в полной мере. Впрочем, налогоплательщиками 
евреи были образцовыми, подданными весьма законопослушными, так что король 
отнюдь не проиграл. Да и Германия в целом, после ее объединения в 1871 году, 
оказалась в выигрыше: устойчивый средний класс очень во многом формировали 
почитатели Закона Моисеева.
Отчего же вдруг в Германии начала ХХ века появился такой жгучий антисемитизм? С 
чего рядовой немецкий обыватель, три поколения семьи которого покупали продукты 
в еврейской бакалейной лавке на углу, стал считать бакалейщика своим лютым 
врагом и подозревать, что тот отравляет продукты? Тому есть несколько 
объяснений, и первое из них – австрийское влияние.
Сколько ни читай о бисмарковском объединении Германии, все время вызывает 
удивление: отчего железный канцлер объединил не всех немцев, отчего в его планы 
консолидации не вошла Австро-Венгерская империя? Мало того, он даже 
антиавстрийскую кампанию провел, выиграв весьма успешно войну с южным соседом. 
А ведь там, за рубежом, осталось едва ли не больше немцев, чем в самой 
Германии! Ответ между тем довольно прост: Отто фон Бисмарк не хотел привносить 
в новую империю, создававшуюся им для Фридриха Вильгельма IV, дурного 
австро-венгерского наследия – раздробленности. Потому что этой радости ему 
хватало и в Германии: канцлеру еще только предстояло объединить в одно 
государство отдельные германские земли, население и правительство каждой из 
которых далеко не всегда желало признавать главенство Пруссии. Австро-Венгрия 
же, хотя и была внешне единым государством, во главе которого стояла правящая 
немецкая династия, представляла собой на ту пору воплощенный хаос. В ее 
пределах существовали, причем зачастую достаточно самостоятельно, придерживаясь 
собственного обычного права, обычаев и религии, десятки различных 
национальностей. Каждая из них – мадьяры, чехи, словаки, хорваты и другие – 
мечтала, разумеется, о самостоятельности и независимости, о том светлом дне, 
когда немецкий перестанет быть государственным языком и у них, окраинных 
народов, будут в их стране такие же права, как и у немцев. Вполне понятно, что 
самые активные представители этих национальностей старались приблизить этот 
момент, продвигаясь во властные эшелоны, добиваясь экономического и 
политического влияния. Каждый народ стремился перетянуть одеяло на себя.
Слабое государство было не в состоянии обеспечить должного центростремительного 
эффекта, и страна постепенно скатывалась в состояние хаоса, в конце концов 
погубившее ее и расколовшее некогда великую империю на множество осколков. Так 
что тут Отто фон Бисмарка понять можно вполне.
Но какое отношение все это имеет к антисемитизму? Самое непосредственное: в 
таких условиях не могла не расцвести пышным цветом ксенофобия всех сортов и 
мастей, в том числе антисемитизм. У австрийских немцев вызывала раздражение и 
неприязнь любая форма самостоятельности любого негерманского народа в пределах 
империи. Любая попытка представителя иной национальности приложить руку к 
управлению государством, которое по сути своей изначально было германским, 
воспринималась как покушение на права немцев. А надо знать, что как раз к 
последней трети XIX века смягчение обычаев и правил (это бесспорное завоевание 
революций последних двух веков) привело к тому, что формально любой гражданин 
империи мог стать сенатором, министром, чиновником.
А евреи между тем, если пользоваться терминологией Льва Гумилева, обладают 
достаточным зарядом пассионарности для того, чтобы в любых условиях, при любом 
режиме стремиться занять как можно больше ключевых позиций как во власти, так и 
в экономике. Такая модель поведения – столь же естественный элемент религиозной 
культуры, спроецированный на реальную жизнь, как, например, стремление 
представителей протестантской церкви к выгоде в бизнесе. Протестантская этика, 
подарившая миру столько успешных бизнесменов, банкиров, дельцов самого разного 
рода, говорит, что успех в бизнесе – есть отражение Божьего благословения.[82] 
Этика иудейская говорит практически о том же. В Ветхом Завете Яхве, 
предсказывая судьбу еврейского народа, говорит, что если почитающие его не 
будут исполнять Божиих законов, то он предаст их проклятию и низведет до 
глубочайшего падения и рабства. Но, если законы соблюдаться будут, Яхве 
обещает: «Ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать 
взаймы;и господствовать над многими народами, а они над тобою не будут 
господствовать».[83] Вполне естественно, что представители этого народа, 
живущие без собственного государства, рассеянные по всему миру, действуют в 
соответствии с указаниями Господа и стремятся достичь успеха в бизнесе и 
политике: это стремление тысячелетиями внушает им их вера. Тут нет и следов 
пресловутого «еврейского заговора», о котором так любят толковать квасные 
патриоты: это нормальная модель поведения, сформированная религиозными 
представлениями. Столь же нормальная, как, скажем, приверженность русских к 
«авральной» системе работы, сформированная климатическими особенностями и 
аграрным характером нашей страны. Соответственно, в государственном аппарате 
Австро-Венгрии было довольно большое число евреев, что не могло вызывать 
горячей любви к ним у представителей народа, считающего себя единственным 
обладателем права на власть. Немало было и славян, но они стремились занять 
ключевые позиции в своих регионах, так что отрицательное к ним отношение не 
охватывало всю страну. Отчаянные националисты-«чехоеды» были в чешской части 
империи, ненавистники мадьяр – в венгерской и т. д. Но евреи стремились в те 
сферы, которые охватывали всю страну.
Из этих корней и вырастал бытовой антисемитизм, так ярко выражавшийся в 
городских условиях и несколько менее выраженный на селе. Собственно, примерно 
об этом писал Адольф Гитлер в «Моей борьбе»: «Теперь мне трудно, если не 
невозможно, сказать точно, когда же именно я в первый раз в своей жизни услышал 
слово „еврей“. Я совершенно не припомню, чтобы в доме моих родителей, по 
крайней мере при жизни отца, я хоть раз слышал это слово. Мой старик, я думаю, 
в самом подчеркивании слова „еврей“ увидел бы признак культурной отсталости. В 
течение всей своей сознательной жизни отец в общем усвоил себе взгляды так 
называемой передовой буржуазии. И хотя он был тверд и непреклонен в своих 
национальных чувствах, он все же оставался верен своим „передовым“ взглядам и 
даже вначале передал их отчасти и мне. /…/ Единственным признаком я считал 
разницу в религии. Я думал тогда, что евреи подвергаются гонениям именно из-за 
религии, это не только отталкивало меня от тех, кто плохо относился к евреям, 
но даже внушало мне иногда почти отвращение к таким отзывам. Тон, в котором 
венская антисемитская пресса обличала евреев, казался мне недостойным 
культурных традиций великого народа. Надо мною тяготели воспоминания об 
известных событиях средневековой истории, и я вовсе не хотел быть свидетелем 
повторения таких эпизодов. Антисемитские газеты тогда отнюдь не причислялись к 
лучшей части прессы, и поэтому в борьбе этой прессы против евреев я склонен был 
тогда усматривать продукт озлобленной ненависти».[84]
Нет, конечно, австрийцы не выдумали велосипед и не изобрели антисемитизм заново.
 Такого рода настроения были в Австро-Венгрии, что называется, от века. Всплеск 
их в конце XIX века был связан с общей либерализацией внутренней политики 
империи и общим ослаблением позиций правящих слоев, что позволило 
представителям других народов, населяющих это государство, в той или иной мере 
принимать участие в управлении им. То есть фактически евреи получили право 
участвовать в государственной жизни и со всей присущей их народу 
пассионарностью реализовали его в той мере, в какой это только было возможно, 
оставляя далеко позади сограждан других национальностей, гораздо медленнее 
реагирующих на перемены.
При чем же здесь Германия? Несмотря на то что Германия и Австро-Венгрия 
остались, по воле Отто фон Бисмарка, разными государствами, граница между ними 
была по большей части весьма иллюзорной. То есть, разумеется, на всех ключевых 
пунктах, на дорогах и иных транспортных артериях стояли блок-посты, однако 
попробуй закрой полностью границу, проходящую в горах! Естественно, что между 
двумя странами свободно циркулировали не только товары, но и новости, слухи, 
сплетни, расползавшиеся от южной границы объединенной Германии на север. Да и 
развитие прессы и почтовой связи в Европе весьма облегчало распространение 
информации между двумя государствами. Что же говорить о том, во что обошелся 
Германии импорт такого «товара», как молодой венский художник Адольф Гитлер, 
решивший пожить некоторое время в Мюнхене!
Впрочем, одним австрийским влиянием тут все не объяснишь. Поэтому следует 
привести второе объяснение – кризисную ситуацию. Говоря точнее – тот кризис, в 
который вылилось для Германии поражение в Первой мировой. Ситуация была более 
чем серьезной, даже если оставить в стороне такие аспекты, как шок, вызванный 
столкновением реальности и пропагандистского мифа, разрушение представлений о 
незыблемости созданного полвека назад государства, крушение множества надежд и 
планов. Страна оказалась в чрезвычайно тяжелом положении: ее экономика была 
ослаблена расходами на войну, а тут еще по ней ударили многомиллионные 
репарации, назначенные союзниками-победителями, которые руководствовались 
тезисом «Германия заплатит за все»;закрылось множество предприятий, выпускавших 
военную или «околовоенную» продукцию; единовременная демобилизация армии и 
флота переполнила рынок труда безработными. Результатом этого были 
гиперинфляция и безработица. Деньги обесценивались быстрее, чем их успевали 
допечатывать, а объявление «ищу работу любого рода» надолго стало едва ли не 
девизом большинства немцев.
Тут нельзя не упомянуть о том, что страны-победители как раз в те годы 
буквально собственными руками ковали будущую войну. Не увлекись те, кому 
улыбнулась военная удача, назначением наказаний для Германии, не преврати они 
закономерное и законное взимание компенсации в позорную казнь для недавнего 
врага, глядишь, и не было бы Второй мировой. В первую очередь потому, что не 
было бы почвы, на которой выросла и развилась партия, возглавляемая Адольфом 
Гитлером. Не было бы затяжной череды кризисов, отторжения земель, грабительских 
репараций – кто бы обратил внимание на антисемитские высказывания отставного 
ефрейтора? Но дело даже не в этом.
Для нас в этом разделе важнее то, что в начале 20-х годов, когда Германия 
находилась в уже описанном выше тяжелейшем положении, германские евреи 
значительно выделялись на фоне остального немецкого народа. Выделялись тем, что 
намного легче переживали кризис. Речь не идет о тех немногих, кто имел 
отношение к банковскому капиталу или, подобно президенту Эберту, занимал видные 
государственные посты.
Эберт Фридрих (1871–1925) – президент Германии с 1919 г., лидер 
социал-демократической партии. Во время Ноябрьской революции 1918 г. принял от 
Макса Баденского пост рейхсканцлера, был одним из представителей так 
называемого Совета народных уполномоченных; заключил тайное соглашение с 
генштабом о введении в Берлин войск для подавления революции.
Тут важнее другие, не достигшие каких-либо высот, но жившие тем не менее если 
не богато, то весьма обеспеченно, – они опирались в первую очередь на 
национальную солидарность, ибо представители народа, тысячелетиями не имевшего 
родины, помогали друг другу, зачастую даже не будучи знакомы. Это, кстати, еще 
одна проекция религиозного учения на повседневную жизнь. Текст Ветхого Завета 
учит: «Если будет у тебя нищий кто-либо из братьев твоих, в одном из жилищ 
твоих, на земле твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе, то не ожесточи 
сердца твоего и не сожми руки твоей пред нищим братом твоим, но открой ему руку 
твою и дай ему взаймы, смотря по его нужде, в чем он нуждается».[85] Это 
положение вещей вызывало у рядовых немцев отрицательное отношение к евреям: чем 
хуже становилось экономическое и политическое положение Германии, тем сильнее 
становились националистические и антисемитские настроения ее граждан. Впрочем, 
списать все на банальную зависть обывателей было бы слишком просто. Тут все 
гораздо сложнее. Во-первых, немцами двигало недовольство окружающим миром и 
собой в частности. В евреях они видели ту самую национальную идентичность, 
которую не могли отыскать для себя, то объединяющее начало, которое, будь оно 
на ту пору сильнее развито в германском народе, могло бы помочь куда легче 
пережить сложные времена. В принципе есть много различных способов для того, 
чтобы достичь ее, однако самый простой способ – найти общего врага, борьба 
против которого объединила бы даже тех, чьи взгляды и воззрения различны. По 
чести сказать, неясно, был ли выбор этого пути проявлением коллективного 
бессознательного немецкого народа или кто-то из радикально правых политиков 
умело подтолкнул толпу к такому выбору, однако факт остается фактом: врагом 
были избраны евреи.
Очень похоже, что тут не обошлось без умело выстроенной пропаганды: 
правительство, неуверенно чувствующее себя у власти, нуждается в такого рода 
клапане, позволяющем толпе выпустить пар. Враг – реальный, зримый, легко 
досягаемый, которого можно было бы обвинить во всех мыслимых и немыслимых 
несчастьях каждого отдельно взятого гражданина, а при случае и покарать за все 
беды, – гениальная находка для того, кто хочет сохранить место у руля, но 
опасается быть смытым волной народного гнева. «Раскачать» толпу, приводя ее в 
состояние истерии, когда она начнет крушить все на своем пути, – задача для 
умелого пропагандиста отнюдь не архисложная. Сложнее направить вырывающийся пар 
в нужную сторону, не на себя. Чаще всего, для того чтобы открыть этот клапан, 
достаточно нескольких провокационных действий или даже заявлений, выглядящих 
подчас вполне безобидно. Внешне это похоже на цирковой фокус: пара умелых 
пассов – и вот уже взрываются жилые здания, осыпаются стеклянным дождем витрины,
 и соседи, от веку не интересовавшиеся национальностью и религиозными 
убеждениями друг друга, вцепляются друг другу в глотку как заклятые враги. А 
власти предержащие подсчитывают политические дивиденды: весь пар ушел в свисток,
 напряженность в обществе, грозившая не слишком популярным правителям утратой 
руководящих позиций, вылилась в конфликт между самими подданными.[86]
Заметьте, мы говорим отнюдь не о тех временах, когда у власти уже стоял Адольф 
Гитлер сотоварищи, и даже не о тех, когда НСДАП была достаточно сильна для того,
 чтобы влиять на общественное мнение. В годы, о которых идет речь, гитлеровская 
партия только-только набирала силу. А вывод из этого напрашивается сам собой: 
антисемитизм изобрели вовсе не национал-социалисты, как мы привыкли считать, и 
породил совсем не кризис, как принято думать. Потому что если бы антисемитских 
настроений в Германии не было в принципе, вряд ли они могли бы появиться из 
ниоткуда. Иное дело, насколько состоятельно утверждение, что антисемитизм 
придумали немцы. Что ненависть к евреям есть некое «ноу-хау» Германии начала ХХ 
века. Но об этом – поговорим чуть позже.
Другой вывод еще более удивителен: если мы признаем, что всплеск антисемитских 
настроений в Германии был вызван искусственно, а «легенда об ударе в спину» 
измышлена пропагандистами, то внезапно оказывается, что Гитлер и его соратники 
не более чем марионетки в руках силы, неизмеримо более могучей, чем отдельная 
партия. Однако это – тема для отдельного, весьма непростого разговора, а то и 
для отдельной книги.
Итак, остановились мы на том, что с начала 1920-х годов у граждан Германии 
сложилось впечатление, что приличный жизненный уровень еврейского населения 
вкупе с тем, что некоторые представители этого народа занимали важные позиции 
во власти и экономике, – является проявлением некоего заговора, имеющего целью 
«установление владычества над всеми народами». Обыватели были убеждены, что 
«еврейство добивалось ведущих постов, политического руководства германским 
народом, причем с одной-единственной коварной целью: поработить простого немца».
[87] Вменялось в вину представителям народа Израилева и другое: 
недобросовестность в торговле, странные религиозные обряды (до обвинения в 
использовании крови христианских младенцев при изготовлении мацы немцы, правда, 
не додумались: чтобы выдумать такое, а главное – поверить в подобное, нужна 
богатая русская фантазия), склонность к преступному мышлению, безнравственность,
 враждебность ко всем окружающим, если они не исповедуют иудейской веры.
И вот тут обнаруживается очень интересная вещь: оказывается, что все эти 
обвинения уже некогда звучали. Причем не в какие-то недавние времена, а 
тысячелетия назад. То есть антисемитизм – не только не является изобретением 
вождей НСДАП, но и немецким изобретением вовсе считаться не может. Конечно, это 
ничего не меняет. Однако с немецкого народа снимается еще одно обвинение. 
Потому что доводы, к которым взывали национал-социалисты, убеждения, которые в 
нашем представлении неразрывно связаны с Германией, на самом деле были впервые 
(а то и не впервые, просто мы не можем заглянуть дальше в глубины истории) 
произнесены персонами, к которым мы привыкли относиться с почтением: Цицероном, 
Сенекой, Ювеналом, Тацитом. И очень часто кажется, что, если вместо подписи 
классического автора поставить «Геббельс» или «Штрайхер», это будет смотреться 
весьма органично.
Штрайхер Юлиус (1885–1946) – партийный деятель, группенфюрер СА, группенфюрер 
СС. Член НСДАП с 1922 г., издатель и главный редактор антисемитской газеты «Der 
Stuermer» («Штурмовик»). Один из инициаторов «Хрустальной ночи». Казнен по 
приговору Нюрнбергского трибунала. Был известен как ярый антисемит, 
акцентированный на теме сексуальных преступлений евреев.
Разберемся по порядку. Вот, например, обвинение в человеческих 
жертвоприношениях. Автор его, некто Апион, говоря нынешним языком – журналист 
желтой прессы, жил в I веке нашей эры и остался в памяти человеческой как 
антисемит и организатор еврейского погрома в Александрии. По его словам, евреи 
регулярно во исполнение неких обрядов хватают иноплеменника, убивают и поедают 
его мясо. Чем не аналог мифа о крови христианских младенцев?! Впрочем, 
предоставим слово самому доисторическому папарацци: «В Иерусалимском храме 
Антиох нашел ложе, на котором возлежал человек. Рядом стоял стол, уставленный 
всевозможными яствами из животных, населяющих землю, моря и воздух. Человек 
этот был в ужасе. Увидев царя, он обратился к нему с жестом униженной мольбы, 
как бы ожидая от него своего спасения. Царь приказал ему довериться и 
рассказать, кто он, почему он живет в этом храме и для чего перед ним 
поставлены яства. Тогда этот человек со стоном и слезами стал жалобным голосом 
рассказывать о своем горе. Он сообщил, что он грек и что когда он в поисках 
заработка проезжал по Палестине, то был внезапно схвачен иноплеменниками и 
отведен в храм. Здесь его заперли, запрещают видеться с людьми и откармливают 
всевозможными яствами. Сначала его радовали эти неожиданные благодеяния, но 
затем в его душу вкралось подозрение, сменившееся ужасом. Расспросив у подающих 
ему слуг, он узнал о существовании у евреев ужасного закона, во исполнение 
которого его и откармливают; все это продолжается ежегодно в установленное по 
календарю время.
Каждый раз евреи хватают греческого путешественника, откармливают его в течение 
года, а затем отводят в лес и убивают. Тело его приносится в жертву с 
соблюдением особых торжественных обрядов, евреи вкушают от мяса убитого и 
клянутся над жертвой, что они пребудут врагами греков, и затем бросают остатки 
человека в вырытую для этого яму».[88] Интересный текст, правда? Значит, этот 
миф выдуман не в Германии и, слава Богу, не в России. Эта «страшилка» – гораздо 
более древняя. А вот другое обвинение – в замкнутости и ненависти ко всем 
иноверцам. На этот раз – в поэтической форме. Процитируем одну из сатир 
Ювенала:
… законы евреев,
Что передал Моисей им когда-то в таинственной книге:
Если не принявший веры еврейской попросит еврея,
Чтобы дорогу ему указал, – отказать ему в этом.
Если захочет напиться – к ключу не водить иностранца,
Прежде чем он не позволит свои изуродовать уды.[89]
Кстати, и Корнелий Тацит предлагает соответствующее описание еврейского народа 
– как обладающего «ненарушимой верностью слову и живейшим милосердием» для 
своих при враждебном отношении ко всем чужакам. Стало быть, не только немцы 
начала ХХ века, но и граждане великого Рима испытывали трудности в общении с 
закрытыми для внешних влияний иудейскими общинами. А, как известно, чем меньше 
обыватель знает о чем-либо, тем больше у него поводов для сплетен, домыслов и т.
 д.
Что у нас есть еще в запасе из наиболее ярких анитисемитских мифов? Обвинение в 
мировом заговоре? Так это – пожалуйста! Один из авторов теории мирового 
заговора евреев – философ Сенека. Даже забавно, право слово, что это за тайный 
заговор такой, о котором известно уже более двух тысяч лет и который по сей 
день не привел заговорщиков к абсолютной победе! Но вот, пожалуйста, жив миф, 
запущенный в оборот римским философом, о том, что всему виною «мировой кагал» и 
«побежденные диктуют законы победителям». Какие там «Протоколы сионских 
мудрецов», что вы, вон каких времен это выдумка! И так примерно обстоит дело со 
всеми обвинениями по адресу евреев, составляющими вкупе основу антисемитизма, 
будь он германским, русским, американским или каким другим. Что бы ни говорили 
антисемиты, ничего нового, после того что выдумали их коллеги пару тысяч лет 
назад, им не придумать. А посему, основываясь на приведенных фактах, мы можем 
смело утверждать: Германия не есть родина антисемитизма. Мало того, 
антисемитские настроения среди немцев были кем-то заботливо инспирированы. Судя 
по всему, той же силой, что способствовала возвышению гитлеровской партии, – не 
политиками, находящимися «на поверхности», а теми, кто по-настоящему стоял у 
руля империи, не желая смириться с поражением в войне. Кем конкретно – разговор 
особый, однако ни пресловутую «международную закулису», на которую так любят 
валить все беды в России, ни крупную немецкую буржуазию обвинять в этом не 
будем: то, что выглядит слишком уж очевидным, вряд ли является истиной. Да и 
книга эта, собственно, о другом, так что в дебри политической истории здесь 
углубляться не стоит.
Таким образом, мы освобождаемся от очередного мифа, связывавшего нам руки: 
теперь можно спокойно рассмотреть вопрос о том, как сочетались в Третьем рейхе 
мораль и расовое учение.
Разделяя и властвуя, или О том, что, добиваясь власти, выгодно опираться на 
чужую ненависть 
Лошадь сказала, взглянув на верблюда:
«Какая гигантская лошадь-ублюдок».
Верблюд же вскричал: «Да лошадь разве ты?!
Ты просто-напросто верблюд недоразвитый».
И знал лишь бог седобородый,
Что это – животные разной породы.
Владимир Маяковский. «Стихи о разнице вкусов»
Но, разумеется, раз уж речь зашла о ксенофобии, нельзя остановиться на одном 
лишь антисемитизме. То, что мы, говоря о немецком национализме, вспоминаем 
только о евреях – это чистой воды штамп, расхожее представление. На самом деле 
национал-социалисты, насаждавшие в немцах националистические представления и 
обыкновения, воспринимали в качестве народа, имеющего право на полноценное 
существование, один-единственный – немецкий. Ко всем же прочим они относились 
глубоко враждебно либо воспринимали их как самой природой предназначенных для 
того, чтобы служить народу господ. Враждебное отношение было к евреям, неграм и 
цыганам. Утилитарное и прагматичное – к славянам. Что же касается европейских 
народов, то отношение к ним было также неоднозначным, однако в целом – гораздо 
более приемлемым. Их судьбой на ближайшие столетия должна была стать 
нордификация, то есть постепенное слияние и ассимиляция с германским народом. 
Пока же, если принимать за действительные планы вождя НСДАП то, что он говорил 
во время трапез в своей штаб-квартире, голландцам, французам, датчанам 
предстояло выполнять вспомогательные функции в объединенной под 
красно-черно-белым знаменем Европе. Единственный народ, к которому Адольф 
Гитлер относился с величайшим пиететом, был норвежский. Собственно, норвежцев 
он был готов признать в большей степени арийцами, нежели немцев.
Но речь не о норвежцах, а о представителях тех народов и рас, которые, напротив,
 почитались национал-социалистами за второсортные и враждебные. О корнях 
антисемитизма мы уже говорили, теперь речь пойдет о цыганах и славянах. Надо 
сказать, что антиславизм и ненависть к цыганам опять-таки придумали не в 
Германии. Мало того, их изобретателями были даже не национал-социалисты. Но все 
по порядку.
Начнем с того, что именно с цыганами связан один из серьезнейших парадоксов в 
расовой политике Третьего рейха. С одной стороны, цыгане считались 
«асоциальными и бесполезными метисами», от которых нужно как можно быстрее 
избавить будущие поколения германского народа.[90] С другой же, как выяснилось 
несколько позже, они были едва ли не большими арийцами, чем сами немцы.
Надо сказать, что цыган в Германии не любили, что называется, традиционно. 
Впрочем, почему только в Германии? Довольно вспомнить грандиозные усилия, 
предпринимавшиеся советской властью для того, чтобы сделать их из кочевого 
народа оседлым, лишить сознания национальной идентичности. Постоянно меняющие 
место проживания граждане – истинное наказание для тоталитарного государства. 
Как изволите контролировать лояльность и законопослушность подданных, если они, 
что ни день, переселяются на новое место?! К тому же цыгане всегда ухитрялись 
стоять вне общества, вне государства, весьма неохотно подчинялись правилам и 
установлениям. Вот и в Третьем рейхе, как, впрочем, и в кайзеровской Германии, 
вечных бродяг и кочевников считали едва ли не врагами народа и государства. В 
первую очередь из-за абсолютно чуждой немцам культуры, а также – полной 
асоциальности, граничащей с презрением к закону.[91] Кроме того, нельзя не 
признать, что в утверждениях руководителей НСДАП относительно цыганского 
криминалитета присутствовало солиднейшее зерно истины.
На этом фоне вполне закономерно выглядит изданный прусским министром внутренних 
дел «Основополагающий указ о предупреждении полицией преступлений». 
«Асоциальным является тот, кто своим антиобщественным, пусть даже и не 
преступным поведением, показывает, что он не желает включаться в общину. По 
этому признаку асоциальны, например, лица, которые незначительно, но постоянно 
повторяя нарушения законов, не желают подчиняться естественному порядку 
национал-социалистического государства (например, нищие, бродяги (цыгане), 
проститутки, алкоголики, переносчики заразных болезней, в особенности – лица, 
пораженные наследственными заболеваниями, уклоняющиеся от мероприятий 
здравоохранительных учреждений), лица, несмотря на возможные предварительные 
судимости, уклоняющиеся от исполнения трудового долга и перекладывающие заботу 
о своем содержании на общество (например, уклоняющиеся от работы, тунеядцы, 
пьяницы). В первую очередь при проведении полицейской профилактики принимать во 
внимание асоциальные элементы без определенного места жительства».[92]
Однако повторим: не немцы в целом и не национал-социалисты в частности были 
изобретателями граничащей с фобией нелюбви к народу бродяг. История 
«цыганофобии», так же как и корни антисемитизма, уходит далеко в глубь веков. В 
принципе можно смело утверждать, что отношение к цыганам как к «бичу Божьему» 
уже вполне сложилось в Европе к началу эпохи Крестовых походов. И присуще оно 
было большинству европейских народов. Начать с того, что цыгане были язычниками,
 а значит – уже чужаками по определению. Быть иноверцем-язычником в 
христианском мире Средневековья было опасно. Едва ли в меньшей степени, чем 
быть еретиком. Католическая церковь, стремясь упрочить свое влияние, 
действовала в ту пору по очень простому принципу: подмять все, что можно, а что 
нельзя – уничтожить. Ненависть к язычникам вкладывалась в воспитание любого 
приверженца христианства, сквозила в проповедях. Вполне понятно, что со 
временем она вошла в народную культуру. Не прямо, скорее – косвенно, в виде 
ксенофобии, подозрительности к чужакам, боязни их странных обычаев и ритуалов. 
В чем только не подозревали и не обвиняли цыган за всю историю пребывания их 
народа в Европе! Впрочем, признаем, что некоторые из этих подозрений и 
обвинений – например, в краже детей – имеют под собой некоторые основания.
Собственно, поэтому мы и можем говорить о том, что «цыганофобия» не была 
свойственна одной только лишь немецкой культуре. Такое отношение к цыганам было 
присуще народной культуре большинства европейских наций. В принципе прежде чем 
обвинять немцев в этом проявлении национализма, попробуйте проанализировать 
ваши собственные чувства, когда в общественный транспорт заходит толпа цыганок. 
Другое дело, что только национал-социалистам могла прийти в голову идея полной 
ликвидации того или иного народа. Этот план они попытались распространить и на 
цыган.
Впрочем, как и репрессии в отношении евреев, репрессии в отношении цыган не 
были достоянием широкой публики. Правда, любой желающий мог ознакомиться с 
вышедшим 8 декабря 1938 года указом «О преодолении цыганского бедствия», однако 
специальное указание, выпущенное в сентябре 1939-го, согласно которому 
следовало приступить к уничтожению цыган, не было известно рядовому обывателю. 
Правители Третьего рейха справедливо полагали, что «многие знания – многие 
печали», и оттого вовсе не горели желанием посвящать своих подданных в такие 
планы. Кампания против цыган достигла пика своего развития в годы войны. Народ, 
озабоченный в большей степени событиями на фронтах, просто не обращал внимания 
на постепенное исчезновение чужаков. К тому же – попробуй уследи, куда они 
делись: сегодня табор здесь, а завтра – совсем в другом месте. Цыгане не были 
такой органичной частью социума, как евреи. Если представителей еврейского 
народа, элементы еврейской культуры национал-социалистам приходилось вырывать 
из общества с кровью, как в прямом, так и в переносном смысле, то цыгане были 
этому обществу чужды, и национал-социалисты не нуждались в каких-либо особенных 
обоснованиях уничтожения цыганского народа. Однако вскоре это начавшееся было 
истребление прекратилось: вожди Третьего рейха вдруг обнаружили, что бродяги и 
конокрады являются большими арийцами по крови, чем они сами. Поэтому их 
ликвидация была свернута и о наличии цыган в империи как будто забыли. Их не 
упоминала пропаганда, о них не писали в газетах. Ощущение такое, что этот народ 
просто исчез с немецкой земли. Между тем все просто вернулось на круги своя. А 
руководство рейха отложило решение цыганского вопроса «на после войны». И даже 
народная неприязнь и «цыганофобия» как-то сошли на нет. Парадоксально, не 
правда ли? Собственно, в этом и заключается основная причина того, что о 
геноциде евреев мы знаем очень хорошо, а об уничтожении цыган – почти ничего. 
Собирался ли Генрих Гиммлер нордифицировать их, или же так-таки судьбой этого 
народа должно было стать уничтожение, – дело темное. Сегодня уже и не 
разберешься.
В том, что касается антиславизма – концы найти гораздо легче. Во-первых, мы 
смело можем снова вспомнить австрийское влияние. И это не будет пустой 
отговоркой. В опасливом, враждебном и в то же время высокомерно-презрительном 
отношении к представителям славянских народов австрийский след чувствуется 
весьма отчетливо. Достаточно обратиться хотя бы все к той же «Моей борьбе» – и 
это станет ясно как день. На протяжении всей первой части своей книги Гитлер 
честит славян на все корки, называя их стремление к равноправию с немцами 
главной причиной распада Австрии. Для него вполне обычны пассажи типа 
следующего: «На севере и на юге чуженациональный яд разъедал тело нашей 
народности, и даже сама Вена на наших глазах все больше превращалась в город 
отнюдь не немецкий». Ну и далее в том же духе. Удивительно было бы, если бы 
взгляды Адольфа Гитлера – типичного человека толпы – были уникальными и не 
разделялись бы определенным числом националистов австрийского и немецкого 
происхождения.
Но объяснять все только внешними влияниями было бы глупо. Потому что второе 
объяснение – сугубо германского происхождения, и имя ему – военная пропаганда. 
В период подготовки к Первой мировой, да и в ходе ее, государственная 
пропагандистская машина Германской империи работала на полную мощность, 
создавая соответствующий образ врага на востоке. И, надо сказать, она в этом 
более чем преуспела. «Рывок на Восток» – пресловутый «дранг нах Остен» – 
получил настолько мощную идеологическую базу, что она пережила и поражение в 
войне, и революцию, и многочисленные кризисы. Гитлеру не пришлось создавать 
ничего нового, достаточно было взять то, что лежало на поверхности, отряхнуть 
пыль – и использовать: массовое сознание было подготовлено к любым агрессивным 
действиям на востоке. Славяне воспринимались как самой природой или Богом 
созданные и запрограммированные сервы, призванные служить народу господ – 
немцам. При этом, разумеется, рядовые немцы, законопослушные бюргеры, не видели 
никакой необходимости в уничтожении славян, их геноциде. К чему? Они мечтали о 
земле, о возможности стать обладателями тучных пашен черноземья, владельцами 
виноградников Крыма. Статус господ, соли земли к этому прилагался, не более. 
Если те, кто населяет столь желанные для немцев земли, будут законопослушны и 
смиренно примут роль граждан второго сорта, – к чему угнетать их сверх меры?! А 
в том, что так и будет, подданные Гитлера были уверены безоговорочно. Как же! 
Ведь это сам Адольф Гитлер неоднократно подчеркивал: славяне мягкохарактерны, 
слабы, ленивы и необразованны. Стоит устранить еврейско-большевистскую верхушку 
– и они, неспособные к организованному управлению и политике, сами ринутся 
искать твердую руку господина. «Не государственные дарования славянства дали 
силу и крепость русскому государству, – писал Адольф Гитлер. – Всем этим Россия 
обязана была германским элементам – превосходнейший пример той громадной 
государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя 
внутри более низкой расы. Именно так были созданы многие могущественные 
государства на земле. Не раз в истории мы видели, как народы более низкой 
культуры, во главе которых в качестве организаторов стояли германцы, 
превращались в могущественные государства и затем держались прочно на ногах, 
пока сохранялось расовое ядро германцев. В течение столетий Россия жила за счет 
именно германского ядра в ее высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено 
полностью и до конца. Место германцев заняли евреи. Но как русские не могут 
своими собственными силами скинуть ярмо евреев, так и одни евреи не в силах 
надолго держать в своем подчинении это громадное государство. Сами евреи отнюдь 
не являются элементом организации, а скорее ферментом дезорганизации. Это 
гигантское восточное государство неизбежно обречено на гибель. К этому созрели 
уже все предпосылки. Конец еврейского господства в России будет также концом 
России как государства. Судьба предназначила нам быть свидетелями такой 
катастрофы, которая лучше, чем что бы то ни было, подтвердит безусловно 
правильность нашей расовой теории».[93] И немцы верили, что все именно так.
Эта убежденность сыграла с немцами плохую шутку. Впрочем, как это видно из 
приводившегося выше примера с изменением отношения граждан рейха к советским 
военнопленным, постепенно вера в то, что отношение к славянам вождя есть истина 
в последней инстанции, стала ослабевать.
Разумеется, когда речь идет о государстве, в котором национализм и расовая 
сегрегация являются базовыми положениями идеологии, дело не обходится без 
фанатиков, доводящих все до абсурда. В принципе массовое сопротивление, 
оказанное захватчикам мирными гражданами СССР, объясняется во многом тем, что 
фанатики эти занимали ключевые посты и активно включали свои убеждения в 
декларируемые властью постулаты и лозунги. Не проповедовалось бы в рядах 
вермахта отношение к русским, как к недочеловекам – сопротивление было бы не 
настолько ожесточенным, а поддержка местного населения – более чем активной. 
Это видно, скажем, на примере казачьих станиц Кубани, где мероприятия немецких 
властей чаще всего сводились к казни мародеров и общим действиям по поддержанию 
порядка. Гуманность отношения к местному населению приносила свои плоды: в 
станице Отрадной, скажем, немецкую армию встречали хлебом и солью, причем во 
главе встречающих стояли представители местной интеллигенции – учителя сельской 
школы. Правда, справедливости ради, стоит сказать и о том, что впоследствии эти 
же учителя оказывали противодействие новой власти, укрывая от преследования 
евреев.
Однако факт остается фактом: неприязнь к сталинскому режиму была настолько 
велика, что народ в сельскохозяйственных регионах России мог бы принять 
завоевателей как единственную возможность от этого режима избавиться. Однако 
национальная политика Германии, с ее навязчивой декларацией собственного 
превосходства, а стало быть, и вседозволенности, не позволила немцам 
реализовать этот шанс. В первую очередь виновными в этом можно назвать авторов 
вот таких высказываний, активно тиражировавшихся в прессе: «Славяне должны 
работать на нас. Когда они нам больше не будут нужны, они могут умирать. 
Обязательная вакцинация и германское здравоохранение поэтому излишни. Высокая 
рождаемость славян нежелательна. Они могут использовать презервативы или аборт, 
и чем больше – тем лучше. Образование допустимо лишь в той мере, в какой оно 
обеспечит нам полезных исполнителей. Религию мы оставим как отвлекающее 
средство. Они будут получать лишь необходимое для поддержания жизни пропитание. 
Мы – господа, и они уступят нам дорогу».[94] Это, между прочим, не какой-нибудь 
местный начальничек, а шеф партийной канцелярии Мартин Борман – фигура 
значительнейшая и на редкость влиятельная. Естественно, что его взгляды, равно 
как и воззрения самого вождя НСДАП, не могли не оказывать влияния на военную 
пропаганду, а стало быть – и на модель поведения солдат и офицеров вермахта. 
Как следствие, многие из них были убеждены, что «война против России является 
важным этапом в борьбе за существование немецкого народа. Это древняя борьба 
против славянства, защита европейской культуры от московитско-азиатского 
нашествия, оборона от еврейского большевизма».[95] Но все же для большинства 
солдат, равно как и для подавляющего большинства мирных обывателей, это была 
всего лишь война «за зерно и хлеб, за стол, накрытый для завтрака, обеда и 
ужина, война за сырье, за резину, железо и руды. На необозримых полях Востока 
колышутся желтые колосья, которых достаточно и сверхдостаточно, чтобы 
прокормить наш народ и всю Европу».[96] И далее – по Йозефу Геббельсу. Итак, 
рядовому немцу не нужно было какое-то особенное утверждение своего 
превосходства. Ему была нужна земля, обещанная вождем. И пожалуй, на этом все.
Борман Мартин (1900-?) – ближайший советник Адольфа Гитлера и руководитель его 
партийной канцелярии с 1941 г. В мае 1945 г. исчез. На Нюрнбергском процессе 
заочно приговорен к смертной казни как один из главных военных преступников. В 
1973 г. признан западногерманским судом умершим. Достоверных сведений о его 
судьбе нет.
В связи с этим становится более чем понятной, скажем, позиция 
генерал-лейтенанта Ханса Лейкауфа, отвечавшего за военную промышленность на 
Украине. Он, разумеется, был национал-социалистом, однако не фанатиком и 
отлично понимал различие идеологических выкладок и практической выгоды: 
«Следует ясно себе представлять, что на Украине в конечном счете только 
украинцы своим трудом могут создавать материальные ценности. Если мы 
перестреляем евреев, дадим погибнуть военнопленным, предоставим значительной 
части населения крупных городов умереть с голоду, а в будущем потеряем от 
голодной смерти еще часть сельского населения, останется открытым вопрос: кто 
же, собственно, должен создавать материальные ценности? Нет сомнения, что с 
учетом нехватки рабочей силы в германском рейхе ни сейчас, ни в обозримом 
будущем в нашем распоряжении не будет достаточного числа немцев. Но если 
работать должны украинцы, то необходимо сохранять их в хорошей физической форме,
 причем не из сантиментов, а из трезвого экономического расчета».[97] Письмо 
такого содержания он еще зимой 1941 года направил верховному командованию 
вермахта. И судя по всему, эта нехитрая истина так-таки была принята 
руководством страны. Правда, не сразу, но все же! В 1944 году центральный 
печатный орган Германии, во многом подобный нашей «Правде», – «Дас Райх» – 
опубликовал целую полосу, посвященную положительным чертам украинского народа, 
подборку статей, характеризующих украинцев самым положительным образом. Это был 
своего рода сигнал к пересмотру отношения к славянам. Однако сигнал, 
запоздавший на целых три года. Исправить уже ничего было нельзя.
Но все, о чем тут шла речь, касается, пожалуй, только рядовых обывателей и 
солдат, которые еще вчера были точно такими же бюргерами, а стало быть, 
разделяли их мечты, надежды и чаяния. А что же гвардия? А гвардия, получавшая 
регулярные инъекции национал-социалистической идеологии и верная даже не режиму,
 а лично вождю, была глубоко националистична. Орденское войско придерживалось 
такого же отношения к инородцам, как и воины Германского ордена: «на Востоке – 
варвары, и мы должны завоевать их земли». Разве что в ХХ веке на смену 
христианским противоречиям (религиозным?) пришли расовые и идеологические.
Что касается расового учения в Третьем рейхе, мы вправе говорить о двойной, а 
то и о тройной морали. Дело в том, что необходимо различать морально-этические 
нормы, навязываемые сверху, нормы, принятые в ордене СС, и те, какими 
руководствовался рядовой обыватель. Не то чтобы они различались столь уж 
разительно, однако моменты, которые с позиций властей предержащих казались 
непозволительными, в ордене считались и вовсе уж недопустимыми, а в народе были 
чем-то отнюдь не из ряда вон выходящим. Впрочем, все по порядку. Сначала – о 
том, что насаждалось сверху.
Позицию партии лучше всего выразил Альфред Розенберг – один из ведущих 
идеологов НСДАП: «Защита расы, расовая дисциплина и расовая гигиена – 
непременные требования нового времени. Расовая дисциплина означает, в смысле 
нашего глубочайшего поиска, прежде всего защиту нордической составляющей нашего 
народа».[98] Это означало в первую очередь жесточайшую сегрегацию по расовому 
признаку. Одним из первых мероприятий, направленных на ее осуществление, было 
издание так называемых «Нюрнбергских законов», а точнее – закона «О защите 
германской крови и чести».[99] Целью этого необычного законодательного акта был,
 в первую очередь, ввод терминов. Без него споры о том, кого считать евреем, а 
кого – немцем, могли бы продолжаться бесконечно долго. Согласно «Нюрнбергским 
законам» выделялось четыре группы населения: чистокровные немцы, то есть те, 
кто происходил от германских родителей и предков, евреи (чистокровные евреи, 
полукровки, принадлежащие к еврейской религиозной общине или/и состоящие в 
браке с чистокровными евреями, дети от таких браков или любых браков и связей с 
евреями, имевших место после принятия «Законов»), метисы первой категории – это 
родившиеся от брака двух метисов и метисы второй категории – те, кто родился от 
брака чистокровного немца и метиса. Соответственно, браки между чистокровными 
немцами и метисами, метисами обеих категорий и евреями, метисами и метисами, 
равно как и браки с неграми и цыганами были запрещены. Зато поощрялись браки 
между немцами и метисами второй категории, так как от этого ожидали эффекта 
очищения германской крови. Молодежи с четвертью еврейской крови предписывалось 
заключать брак только с арийцами в целях нордификации империи. Для того чтобы 
контролировать «законность» заключаемых браков, были сформированы специальные 
комиссии, которые требовали от новобрачных предъявления документов, 
удостоверяющих арийское происхождение, и заключения врачебной комиссии о 
духовном и физическом здоровье и наличии «расово положительных наследственных 
черт».[100]
Впрочем, сегрегация касалась не только заключения браков. Был принят целый ряд 
законов, исключающих участие неарийцев в любой сфере, так или иначе связанной с 
государственным управлением.[101] К ним относились «Закон об Имперской палате 
культуры», «Закон о редакторах», «Закон о восстановлении национального 
профессионального чиновничества», а также постановления, запрещавшие евреям 
сколько-нибудь значительную профессиональную деятельность, особенно на 
руководящих постах.[102] Само собой разумеется, что для неарийцев была закрыта 
и военная карьера: служить в армии они не имели права. О том, что было дальше и 
как руководители Третьего рейха пытались полностью исключить евреев из жизни 
своей растущей как на дрожжах державы, а чуть позже – уничтожить этот народ 
вовсе, написано множество книг, так что на этой теме останавливаться не будем. 
Надеемся, что читатель и так достаточно осведомлен в этом вопросе. Скажем лишь, 
что евреям продолжать нормальную жизнь в пределах рейха было сложнее с каждым 
днем пребывания НСДАП у власти. Это была официальная политика.
Что же происходило на практике? А на практике было то же, что везде и всегда: 
были те, кто слепо выполнял правила, – и те, кто считал, что правила правилами 
и законы законами, а человеческие отношения никто не отменял. Именно эти, 
последние, оставаясь в остальном вполне законопослушными гражданами, старались 
как-то облегчить жизнь внезапно объявленным вне закона соседям, помочь им 
выжить. Часто такими «самаритянами», которые, проявляя милосердие, рисковали 
оказаться в зоне внимания тайной государственной полиции, оказывались – вот 
парадокс! – люди, убежденные в наличии «еврейского заговора» и «мировой 
закулисы». Просто заговор – это нечто глобальное, а сосед-иудей – вполне плохой 
(хороший?) человек, попавший, как говорится, под разбор. Разумеется, это 
происходило не сплошь и рядом, но чаще, чем мы привыкли думать, и много чаще, 
чем об этом пишут или рассказывают. При этом, повторю, такого рода поступки 
нисколько не умаляли верности бюргера режиму, пусть даже он решился в данном 
случае согрешить против власти. Ну и, разумеется, нельзя не признать, что 
большинство подданных Третьего рейха все-таки выбрали нейтральную позицию, 
просто закрыв глаза на все происходящее. Тем более что их к такому образу 
действий специально подталкивали: руководству государства вовсе не нужен был 
излишний интерес граждан к превентивным арестам и устранению противников.
К слову сказать, и среди тех, кто устанавливал новые правила и законы, очень 
часто находились те, кто их нарушал. Разумеется, безнаказанно. Так, например, в 
аппарате министерства пропаганды трудились немало сотрудников «не того» 
происхождения. Однако глава министерства на все претензии к нему со стороны 
контролирующих органов отвечал, что в своем ведомстве он сам решает, кто еврей, 
а кто – нет. Благодаря фильму Стивена Спилберга все знают про пресловутый 
«список Шиндлера», однако таких промышленников, сочетавших спасение жизни 
еврейского населения с собственной выгодой, было намного больше. И одним из них 
был родной брат Германа Геринга, действовавший все по тому же «шиндлеровскому» 
принципу. Наконец, раз уж речь пошла о еврейском вопросе и властях предержащих, 
нельзя не вспомнить такого странного персонажа, как Вернер Бест – имперский 
наместник в Дании. С одной стороны, занимая один из руководящих постов в 
полиции безопасности – зипо, – он не задумываясь подписывал бумаги, 
отправляющие на смерть тысячи людей, а с другой, заняв кресло наместника, 
умелым саботажем спас датских евреев от «окончательного решения», уже было 
запланированного Генрихом Гиммлером. Какие нормы морали и какие соображения 
двигали им при этом, остается загадкой: Бест не признавал за собою ни вины, ни 
заслуги, до самой смерти повторяя, что он был всего лишь обычным чиновником.
Бест Вернер (1903–1989) – группенфюрер СС, юрист, специалист по вопросам 
управления, руководитель административного управления полиции безопасности. В 
ходе осуществления плана «Вайс» участвовал в уничтожении 8723 польских евреев, 
священников и деятелей культуры. С 1942 г. – имперский наместник в Дании.
Остановимся в результате на том, что какой бы эффективной ни была пропаганда 
расового учения, расовой сегрегации и ненависти к евреям, даже среди самих 
пропагандистов находились те, кто видел в предлагаемых постулатах противоречие 
с личным кодексом чести, христианскими заповедями, привычными с детства, и 
другими добродетелями. А потому пропаганде поддавался не безоговорочно. А 
большинство граждан Третьего рейха занимали позицию нейтральную, предпочитая 
просто ничего не видеть, уповая на то, что тот, кто у власти, тот и прав.
Совсем иначе обстояли дела в ордене СС. Там расовое учение и необходимость 
сегрегации были не просто элементами идеологии, которые можно, соблюдая 
верность правящей партии и харизматическому лидеру, спасшему государство от 
кризиса, принять к исполнению или, надеясь на то, что никто ничего не узнает, 
мягко проигнорировать. В ордене подобные максимы вдалбливались накрепко, вместе 
с воинским уставом. В частности, раз уж мы начали этот раздел темой разрешенных 
и запрещенных браков, существовали специальные правила вступления в брак, 
установленные Приказом № 65, изданным Генрихом Гиммлером в 1931 году.
«СС – это избранный с определенной точки зрения союз нордически ориентированных 
мужчин. Согласно национал-социалистическому мировоззрению и в сознании того, 
что будущее нашего народа зависит от отбора и от сохранения расово и 
наследственно здоровой чистой крови, я ввожу с 1 июля 1931 года для всех 
неженатых членов СС разрешение на брак. Цель, к которой мы стремимся, – это 
создание наследственно здоровых, ценных родов германски запрограммированного 
типа. Разрешение на брак будет или не будет даваться только исходя из принципа 
наследственного здоровья. Каждый эсэсовец, намеревающийся жениться, должен 
отныне получить разрешение на брак от рейхсфюрера СС. Эсэсовцы, которые, 
несмотря на отказ в разрешении на брак, все же женятся, вычеркиваются из 
списков СС. Они могут покинуть ряды СС и самостоятельно. Соответствующая 
обработка заявлений с просьбами разрешений на брак является прерогативой 
ведомства по расовым вопросам СС. Ведомство по расовым вопросам СС ведет 
родословную книгу СС, в которую вносятся семьи родственников эсэсовцев после 
выдачи разрешения на брак или положительного ответа на заявление о разрешении. 
Рейхсфюрер СС, руководитель расового ведомства и референты этого ведомства 
клятвенно обещают не разглашать секретов, связанных с вышеизложенным. СС ясно, 
что благодаря этому приказу они делают шаг, имеющий огромное значение. Разного 
рода насмешки, издевки и превратные толкования нас не трогают: будущее 
принадлежит нам».
Да и в остальных вопросах, касающихся расовой чистоты, соблюдался жесточайший 
порядок. Происхождение каждого солдата и офицера ордена тщательно изучалось, 
отслеживалось несколько поколений: не было ли нежелательных расовых примесей, 
наследственных или врожденных заболеваний? Такие же исследования проводились и 
в отношении подруг, супруг или любовниц каждого из них, лишь только вставал 
вопрос о браке или деторождении. Однако эти действия руководства никаких 
возражений у орденского войска не вызывали. Моральных противоречий с расовым 
учением не возникало. Гвардейцы Третьего рейха воспринимали мир таким, каким он 
должен был быть с точки зрения их вождей – черно-белым. Германская кровь – это 
хорошо, еврейская – плохо. Немцы имеют право на все, евреи – не имеют даже 
права на жизнь.
До сих пор остается для меня загадкой, как в рамки таких установок вмещались 
национальные формирования войск СС – все многочисленные кавказские, тюркские, 
хорватские, славянские подразделения. Как при этом могли служить в войсках СС 
те самые, уже упомянутые выше несколько тысяч евреев? Понятно, что кадровые 
гвардейцы должны были воспринимать подобные подразделения как второсортные, но 
ведь они носили униформу СС. Впрочем, служащие этих формирований не были 
гражданами империи, а потому разговор о них должен идти отдельно.
В отношении же подданных Адольфа Гитлера, подводя итог, можно сказать, что 
взгляды на расовое учение у всех были индивидуальные. Кто-то принимал его как 
единственно верное, другие были с ним не согласны. Однако выражать свое 
несогласие с ним в открытую не спешил никто. Потому что тоталитарное 
государство излишней индивидуальности не терпит по определению, а оказывать ему 
какое бы то ни было сопротивление изнутри – дело столь же бесполезное, сколь и 
опасное. С другой стороны, наличие общего врага, вызывающего если не 
персонально, то хотя бы в общем если не ненависть, то неприязнь, но зато в 
масштабах целого государства (непонятно), сплачивало нацию и этим руководство 
национал-социалистического государства активно и охотно пользовалось. Но, 
пожалуй, незыблемой твердыней идея расовой сегрегации была только для членов 
ордена СС да относительно небольшого числа фанатиков национал-социализма. Будь 
это иначе, вряд ли антисемитские, антиславянские, антицыганские настроения 
могли бы так быстро вернуться в приемлемые рамки, как это произошло после 
завершения войны.
В облике человеческом, или О концентрационных лагерях и эсэсовцах, которые не 
гвардейцы 
Я смотрю в темноту, я вижу огни.
Это где-то в степи полыхает пожар.
Я вижу огни, вижу пламя костров,
Это значит, где-то здесь скрывается зверь.
Вячеслав Бутусов. «Зверь»
Оценивать морально-этические нормы Третьего рейха, беря за основу тип лагерного 
охранника или, скажем, какого-нибудь подручного доктора Менгеле, – дело, мягко 
говоря, странное. Это, если будет позволено такое сравнение, все равно что 
описывать типичного гражданина СССР, взяв в качестве примера лагерного вертухая 
с 10-летним стажем. Разумеется, такие в Германии были, да еще и в немалом числе,
 однако превалирующим типом их не назовешь. В противном случае возникает вопрос 
– неужели такое огромное число моральных уродов просто испарилось, стоило 
закончиться войне? Нет, разумеется, все было не так. Другое дело, что 
пенитенциарная система любой страны привлекает неимоверное число ублюдков всех 
мастей, отягощенных скрытыми комплексами и психическими расстройствами, которые 
они и вымещают на заключенных, наслаждаясь собственной, пусть и призрачной, 
мизерной властью. Есть, разумеется, и в этой системе достойные люди, те, кто 
просто выполняет свой долг. Есть те, кого система постепенно подмяла под себя, 
обладающие хорошими корнями, но оскотинившиеся и морально опустившиеся на этой 
работе. Но типаж охранника-психопата, охранника-садиста настолько ярок, что 
заслоняет собою всех и вся. Посему уйти от разговора о подразделениях СС, 
созданных для охраны концентрационных лагерей, и подразделениях, сформированных 
специально для осуществления карательных акций, нам не удастся при всем желании.
 А точнее – нежелании вникать в их специфическое отношение к миру и себе 
подобным.

Ни типичного гвардейца, ни уж тем паче типичного немца той поры нельзя равнять 
ни с охранником или надзирателем концентрационного лагеря, ни с карателем 
«особых подразделений». Но о главе Черного ордена, лично инспектировавшем 
концентрационные лагеря, разговор особый. Если нужно назвать настоящего, 
подлинного преступника, тем более опасного, что в конце концов для него не 
осталось ничего святого, – ни чести, ни верности, – он перед вами
Менгеле Йозеф (1911-?) – врач, доктор философии, военный преступник. Член НСДАП 
с 1934 г. В концентрационных лагерях Освенцим-II, Биркенау и Гросс-Розен 
проводил медицинские эксперименты на заключенных. Несет непосредственную 
ответственность за уничтожение десятков тысяч человек. Скрылся в Южной Америке. 
Дата смерти неизвестна.
Итак, сначала поговорим о том, откуда же взялись концентрационные лагеря. Как 
ни странно, как ни противоречит это всему, во что мы привыкли верить, они не 
были немецким, а уж тем паче – гитлеровским изобретением.
Ставшее традиционным убеждение, что концентрационные лагеря были изобретены в 
Германии, базируется на фразе из приговора Международного военного трибунала в 
Нюрнберге о том, что «они впервые были организованы в Германии в момент захвата 
власти нацистским правительством»[103]. Это, разумеется, истине не 
соответствует. Другое дело, что такого размаха, как в Третьем рейхе и СССР, 
система концентрационных лагерей не достигала ни в одной другой стране.
Авторство принадлежит представителям совсем другой нации, комплексом вины на 
этот счет вовсе не обремененной. Первые концлагеря, со всеми их особенностями, 
в дальнейшем практически не претерпевшими изменений, основали англичане во 
время Англо-Бурской войны. Войны, надо сказать, хотя и менее кровавой, чем 
Вторая мировая, но не менее варварской, направленной в лучшем случае на 
подавление, а в худшем – физическое уничтожение целого народа. Европейского 
народа, стоит заметить, хотя и жившего в Южной Африке. Все-таки буры были 
голландцами, колонистами, освоившимися на южноафриканских землях и мешавшими 
самим своим существованием экспансионистским планам Британии. Но оставим 
английское право первородства в этом грязном вопросе. Скажем лишь, что к началу 
30-х годов ХХ века этот опыт освоили уже все европейские державы и часть 
азиатских. И уж во всяком случае система концентрационных лагерей Советского 
Союза была гораздо более разветвленной и сложной, чем у любой другой великой 
державы тех времен. Другое дело, что мы по праву победителя во Второй мировой с 
содроганием произносим название «Аушвиц», но скромно умалчиваем, скажем, о 
Норильсклаге, Кемьлаге и тому подобных ИТУ отечественного происхождения. Но 
дело не в этом.
Англо-Бурская война (1899–1902), война Великобритании против бурских республик 
Южной Африки – Оранжевого свободного государства и Трансвааля. Заключительный 
этап продолжавшейся около 100 лет борьбы за утверждение британского господства 
в Южной Африке. Опыт Англо-Бурской войны был использован армейскими кругами 
различных стран. Здесь впервые были применены бездымный порох, пулеметы, 
разрывные пули дум-дум, защитный цвет хаки в обмундировании солдат, полевой 
телеграф, колючая проволока, практика концлагерей для гражданского населения. В 
результате Англо-Бурской войны вся Южная Африка оказалась под властью Англии: 
обе республики – Трансвааль и Оранжевое свободное государство – были превращены 
в английские колонии. 31 мая 1910 года было официально провозглашено создание 
единого южноафриканского доминиона – Южно-Африканского Союза (ЮАС), 
находившегося в составе Британской империи до 1961 г.
Куда страшнее и непонятнее другое. После прихода НСДАП к власти, но до «ночи 
длинных ножей», расставившей все точки над «i» во внутрипартийных отношениях, 
на территории Германии возникло большое число нелегальных «Кацет»[104] и тюрем, 
основанных СА – организацией, ставшей к тому времени настолько самостоятельной 
и независимой, что ее члены подчас не признавали своей принадлежности к НСДАП и 
главенства Гитлера. Только в Берлине подобного рода «самодеятельных» тюрем было 
около сотни, а число заключенных в них предположительно достигало ста тысяч 
человек.[105] При немецком отношении к закону и правосудию наличие нелегальных 
концлагерей, служащих целям одной отдельно взятой даже не партии, а организации,
 просто поражает. И, честно говоря, когда задумаешься о произволе, который 
творился там, где СА была в силе, никакая романтизация образа Эрнста Рема, как 
в пьесе Юкио Мисимы,[106] не поможет – поневоле согласишься с Паулем фон 
Гинденбургом, поблагодарившим Гитлера за уничтожение СА: это был опасный сброд, 
угрожавший целой стране.
Справедливости ради стоит сказать, что Адольфа Гитлера их наличие тоже поражало 
и выводило из себя: на то, чтобы ликвидировать подобные проявления бандитского 
самоуправства со стороны штурмовиков, формально представлявших его партию, он 
потратил достаточное количество времени и сил. Известен даже его приказ (уже 
после прихода к власти) сравнять один из таких лагерей с землей при помощи 
артиллерии. Все-таки Гитлер был типичным немцем по менталитету и нравственным 
устоям. А это значит, что его представления о законности и справедливости в 
принципе вписывались в типично германские. Другое дело, что распространял он их 
только на своих. То есть только на немцев, германцев. Все прочие народы в его 
глазах просто не существовали, а их представители были не вполне людьми. А 
соответственно – не заслуживали правосудия и соблюдения законности наравне с 
теми, кого национал-социалисты считали полноправными правителями мира.
Есть в этом тоже что-то средневековое. Рыцарское правосудие и законность не 
распространялись на крестьян и уж тем более на инородцев. Меченосец, чья 
справедливость и праведность была прославлена в песнях, был на деле подлинным 
грабителем и убийцей, соблюдающим правила и установления только по отношению к 
равным с ним по положению. Инородцы же – арабы, евреи, цыгане, славяне – 
равными не считались по определению. Правда, давайте на секунду отвлечемся от 
основной темы и задумаемся: осталось ли подобное отношение в Средневековье? 
Ведь, по чести сказать, все и сегодня практически так же. Просто никто еще 
после падения Третьего рейха не пытался придать такому взгляду на жизнь, 
спокойно существующему, что называется, на бытовом уровне, статус 
государственной идеологии.
Но что же все-таки думали немцы той поры о законе и правосудии? Если забыть, 
что провозглашавшиеся максимы распространялись только и исключительно на 
представителей немецкого народа, можно с уверенностью сказать, что звучат они 
преблагородно. «Пусть рухнет мир, но восторжествует справедливость. Отдельному 
человеку лучше пострадать от законов, чем вообще не иметь их. Человек не волен 
судить так, как Всевышний. Закон устраняет произвол, ибо перед ним все равны. 
Строжайшее соблюдение законов дает нашему национал-социалистическому 
государству право на отправление правосудия и определение наказания. Немецкое 
правосудие больше не зависит от воли одного человека. Благодаря справедливым 
законам оно вошло в плоть и кровь всей нации. Это стало возможным только потому,
 что у немецкого народа есть свои законы и он не пользуется заимствованными. 
Государство – это правосудие. Несправедливость губит его. Бауэру, рабочему и 
бюргеру нужны законы, защищающие их труд. Правосудие охраняет честь, жизнь, 
брак, собственность, – все то, что мы должны иметь и имеем – и это краеугольный 
камень германской государственности. Только независимый суд блюдет законы.
Справедливость требует жертв. «Лучше пусть погибнет мой сын, чем из мира уйдет 
справедливость», – сказал Фридрих Великий. Мы хотим, чтобы в Германии 
восторжествовала законность – великий неписаный закон немецкой крови. Все в 
рейхе должно быть по закону. Правосудие – это то, что служит не отдельным лицам,
 а всей нации. Это высший закон национал-социализма, и перед ним все обязаны 
склонить голову».[107]
Надо сказать, что чрезмерная самостоятельность СА уже давно раздражала главу 
НСДАП, так что, придя к власти и укрепив свои позиции, он нанес этой 
организации смертельный удар, обезглавив ее и физически ликвидировав главных 
зачинщиков бунтов и сепаратистских устремлений. Теперь вся пенитенциарная 
система принадлежала ему одному, находилась в руках централизованной власти. И, 
поскольку борьба с противниками правящей партии продолжалась, а мощностей 
существующей системы для этого не хватало, он принялся ее расширять, создавая 
новые лагеря. Собственно, тут мы видим полную кальку с нашей собственной 
истории.
С одним отличием: в Германии не было той истерии поиска тайного внутреннего 
врага, которая, подобно опасной болезни, поразила нашу страну. Здесь не бросали 
в лагерь за банальную опечатку в отчете или разговоры в очереди: 
национал-социалисты стремились не подавлять немецкий народ, а управлять им. Я 
боюсь, что сложившееся представление о Третьем рейхе как о государстве страха 
несколько однобоко. Таким представлением мы обязаны множеству прочитанных 
мемуаров, фильмам, которые смотрели в детстве. Однако кто был авторами мемуаров,
 публиковавшихся в Советском Союзе? Разумеется, представители коммунистической 
или в крайнем случае социалистической партии. То есть принципиальные противники 
режима Гитлера, занимавшиеся после официального запрета их партий нелегальной 
политической, пропагандистской, а подчас и откровенно подрывной деятельностью. 
Вполне логично, что они как раз и подвергались преследованию, с тревогой 
вслушивались в цоканье каблуков патрулей на улице, опасливо смотрели на любого 
носителя черного мундира. Несладко жилось и евреям: с первых дней прихода 
Гитлера к власти жизнь их и правда превратилась в кромешный ад: оказаться 
объектом расовой дискриминации в масштабах целой страны – этого не пожелаешь и 
врагу. Их воспоминания, описывающие этот темный период истории, тоже оказали 
свое влияние на наше восприятие. Однако напомню еще раз: национал-социалисты 
думали только о немцах. Так вот, рядовой законопослушный немец никаким 
преследованиям не подвергался, даже если спьяну назвал Гитлера не вполне 
приличным словом или, подобно гашековскому Швейку, посетовал на то, что вождя 
всего мухи засидели. Он не трясся от страха, ожидая прихода служащих тайной 
государственной полиции, и пребывал в полной уверенности, что зипо, крипо, 
гестапо и прочие службы созданы специально для того, чтобы беречь его покой.
Да, агенты СД, входившей в состав СС службы безопасности, живо интересовались, 
о чем народ говорит в очередях. Но не для того, чтобы перевыполнить план по 
арестам «государственных преступников», повинных только в том, что им интересно,
 отчего в стране нет табака, а Герман Геринг курит сигары. Слухи, сплетни, 
разговоры собирались ими для того, чтобы ведомство доктора Геббельса могло 
внести коррективы в свою работу, чтобы пропаганда, которая, надо отдать должное 
министру-хромоножке, была весьма гибкой, могла приспособиться к каждому 
конкретному моменту, единственно верным образом направить общественное мнение.
Гитлеру сотоварищи не было никакого резона запугивать до умопомрачения будущих 
господ мира. Если бы они постоянно страдали от страха перед собственными 
словами и поступками, быть господами им удалось бы вряд ли. И 
национал-социалисты понимали это прекрасно. Напротив, они всеми силами 
старались поддерживать в своих подданных ощущение свободы, старательно маскируя 
ее отсутствие. «В Германии человек не свободен поступать так, как ему 
заблагорассудится, поскольку ничем не ограниченная свобода погубила бы Германию,
 – заявляли они. – Свобода не означает жизнь в свое удовольствие. Свобода не 
означает, что можно спасать свою жизнь за счет трусости. Свобода – это когда 
человек идет в направлении, которое указывает ему долг. Все остальные – рабы 
самих себя. Свободный человек служит интересам государства, он горд и честен и 
является опорой нации и государства. Истинно свободный человек возвысится над 
собой. Он служит тогда, когда другие празднуют. Но эта служба не унижает, а 
возвышает его и делает свободным. Жарким летом вода в колодце может иссякнуть. 
С большим трудом днем и ночью кто-то станет рыть новый колодец. Никто ему не 
приказывает заниматься этим. Но для него это радостная обязанность – найти воду 
для детей, женщин и своих товарищей. Другой занят только собственными 
удовольствиями. Первый – свободный человек благодаря тяжелому труду, который он 
избрал по своей воле. Второй – раб своих страстей и желаний. Может быть, в 
пивной он заявляет, что человек рождается свободным и может делать все, что 
хочет. Но думающий только о себе – раб и лишен свободы, а думающий о других – 
властелин и поистине свободен».[108] Интересный подход. Объявить коллективизм и 
необходимость отказа от личного ради общественного – проявлением свободы! 
Пропагандируются фактически те же тезисы, которые мы знаем по собственному 
опыту, но с учетом национального характера, они адаптированы к германской почве.
 Недаром немцы, жившие в то время, по сей день вспоминают предвоенное 
десятилетие как прекрасную пору. Без всякой симпатии к Гитлеру, безотносительно 
ко всему. Просто для них то время было и правда весьма неплохим. Они 
чувствовали себя свободными, защищенными и верили в то, что их ожидает великое 
будущее. Ну и благосостояние, растущее как на дрожжах, после того, как Гитлер 
вывел страну из экономического кризиса, разумеется, тоже играло свою роль. Так 
что для них никакой «империи страха» не существовало. Они-то как раз 
чувствовали себя лучше некуда.
Для кого же в таком случае предназначалось растущее число ИТУ? Как раз для тех, 
для кого Третий рейх с приходом к власти НСДАП превратился в империю страха, – 
для политических противников правящей партии и тех, кто по тем или иным 
признакам – национальным, религиозным, сексуальным – был для 
национал-социалистов чуждым элементом. Честно говоря, о судьбе, скажем, еврея в 
Германии после прихода Гитлера к власти страшно даже задумываться. Разумеется, 
и до того, как НСДАП встала у руля государства, к евреям относились 
неприязненно, но то, что началось, как только у национал-социалистов оказались 
развязаны руки, не вяжется ни с какими представлениями о здравом рассудке. 
Впрочем, об этом много написано до этой книги и будет немало написано после, а 
о корнях антисемитизма речь шла в одной из предыдущих глав.
Мы же говорим о том, что концентрационные лагеря и тюрьмы не вызывали у 
рядового немца, а тем более у члена СС никакого раздражения или удивления. 
Причем тут нужно уточнить вот что: в Советском Союзе наличие концентрационных 
лагерей тоже не вызывало раздражения и удивления. Все, кто проявлял подобные 
эмоции, рано или поздно сами оказывались в числе обитателей ИТУ. Однако 
отношение к системе ГУЛАГа было схоже с отношением к некоему неизбежному 
бедствию, с которым нужно смириться, чтобы выжить. В Германии же времен 
правления Гитлера все было несколько иначе: немцы – те, кто был осведомлен о 
числе и масштабах концентрационных лагерей, а, надо сказать, таковых было 
отнюдь не 100 процентов, – были убеждены, что подобного рода учреждения 
являются проявлением заботы государства об их безопасности.
Кстати, раз уж мы говорим о безопасности, стоит сказать еще и о том, что среди 
заключенных «кацет» было немало банальных уголовников: вряд ли когда в 
догитлеровские времена криминальная полиция Германии работала настолько успешно 
и эффективно. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться со 
статистикой: с июля 1934 года, когда была утоплена в крови вольница штурмовиков,
 уровень преступности резко упал. Конечно, ликвидировать преступность полностью 
не под силу ни одному режиму, пусть даже он контролирует все области жизни 
подданных, однако быть преступником в Третьем рейхе было смертельно опасно. 
Особенно учитывая, что крипо – криминальная полиция – стала одним из 
подразделений ордена СС и могла рассчитывать на всемерную поддержку со стороны 
других его составных элементов.
Еще один интересный момент – тезис о незнании и неинформированности немцев. 
Очень часто авторы мемуаров и воспоминаний заявляют о том, что они были не в 
курсе относительно происходящего в концентрационных лагерях, да и вообще 
зачастую не знали, где эти лагеря находятся и как называются. Вот, например, 
типичное утверждение такого рода: «Об уничтожении евреев мы не знали ничего, 
хотя нам и было известно о концентрационных лагерях. Однажды мы видели, как на 
спортивной площадке собрали много евреев, которые затем вместе пошли к вокзалу. 
Но о том, что случилось с ними дальше, мы не имели понятия».[109] Автор этих 
слов был во времена правления Гитлера школьником, ему нет никакой нужды обелять 
тот режим или пытаться выставить в лучшем свете себя, так что можно вполне 
принять его воспоминания на веру.
Однако не менее часто высказывается и сомнение в искренности такого рода 
заявлений. Чаще всего, правда, в основе этого сомнения голые эмоции и желание 
уличить «фашистов» в лицемерии и желании обелить гитлеровский режим. Истина же, 
как водится, где-то посередине.
С одной стороны, большинство концлагерей были «неофициальными», чтобы не 
сказать – секретными. О существовании некоторых из них знали не все партийные 
руководители, что уж тут говорить о рядовых членах СС или простых обывателях. С 
другой – мы можем смело утверждать, что в этом случае речь идет о 
психологическом блоке, прекрасно сработанном пропагандистами из ведомства 
Йозефа Геббельса. Немцам была просто не нужна, не интересна тема концлагерей. 
Их не занимала судьба евреев и коммунистов. В том случае, разумеется, если 
коммунистами, социалистами или гомосексуалистами не оказывались их близкие. Но 
и в этом случае пропаганда и инстинкт самосохранения, помноженные друг на друга,
 срабатывали однозначным образом: обыватели, сами того не замечая, старательно 
обходили щекотливую тему, избегали острых углов. Для них пенитенциарная система 
Третьего рейха со всеми ее ужасами и беззакониями типа «превентивного 
заключения» оставалась как бы по ту сторону реальности.
Превентивное заключение – понятие, разработанное национал-социалистическими 
юристами для борьбы с противниками партии и потенциально опасными субъектами. 
По решению одного из полицейских подразделений СС – тайной государственной 
полиции гестапо, криминальной полиции крипо, полиции поддержания правопорядка 
орпо или службы безопасности СД – практически любой гражданин Германии мог быть 
задержан и помещен под «охранительный арест» без предъявления обвинения. В 
качестве превентивной меры, якобы для предотвращения преступной деятельности. В 
основу этой, мягко говоря, необычной практики лег «Декрет о защите народа и 
государства», изданный 28 февраля 1934 г. имперским президентом Паулем фон 
Гинденбургом, донельзя напуганным поджогом Рейхстага.[110]
Но что же тогда можно сказать о тех, кто имел к концентрационным лагерям 
непосредственное отношении, то есть охранял их, обеспечивал конвоирование, 
содержание и ликвидацию заключенных? В принципе ничего нового. Все сказанное о 
них ранее вполне справедливо и может быть подтверждено многократно. Оставляя за 
кадром возможные споры о масштабах их преступлений – а такого рода споры идут 
постоянно: одни старательно занижают число жертв, другие, напротив, не менее 
старательно его завышают, – мы можем только сказать, что речь идет о 
преступниках. И тут в общем-то безразлично, за кем какая степень вины, потому 
что в одном ряду оказываются и те, кто отдавал приказы о строительстве лагерей, 
и семья садистов Кох – любителей поделок из человеческой кожи, и фанатик Йозеф 
Менгеле с подручными, ставивший опыты на людях, и обычные тупые служаки из 
внешней охраны. Безразлично – кто и в какой мере принимал участие в действиях, 
немыслимых как для нынешней культуры, так и для эпохи темных веков, в которую 
так стремилась вернуться Германия. Даже самого безумного рыцаря той поры, 
самого безумного викинга, готового вырезать ради добычи целое поселение, 
масштабы бойни, устроенной в Третьем рейхе, повергли бы в ужас и содрогание.
Собственно, именно поэтому мы не можем и не будем утверждать, что организаторы 
и исполнители этого преступления были типичными представителями немецкого 
народа. Для того чтобы принимать участие в подобном, необходим некий особый тип 
личности, никак не соответствующий нормальному менталитету немца. Не будем мы 
утверждать и того, что те, кто имел отношение к системе «кацет», имели 
отношение к гвардии. Да, все они носили черный мундир и входили в состав СС, 
однако с кастой кшатриев, в которую должен был по первоначальному замыслу 
превратиться орден, у них не было ничего общего.
На самом деле тут скрывается настоящий парадокс, самим своим существованием 
мешающий понять суть организации СС. С одной стороны – орден представлял собой 
воплощенную мечту помешанного на древней истории мальчишки, каким был когда-то 
Гиммлер, мечту о возрождении традиций рыцарских орденов, о завоеваниях 
тевтонских рыцарей, дисциплине иезуитов, храбрости меченосцев. С другой – это 
организация, созданная руками государственно мыслящего человека, которая 
объединила в своем составе подразделения, отвечающие за поддержание порядка в 
стране: полицию, тайный сыск и элитные воинские подразделения. С третьей же – 
это бесформенный конгломерат самых разных отделов, управлений, структурных 
элементов, собранных воедино с целью сконцентрировать в одних руках как можно 
больше власти. Без разбора, чем за эту власть придется платить. И так эта 
бесформенность, расплывчатость структуры не вяжется с присущей немецкой 
культуре систематичностью, что большинство исследователей истории Третьего 
рейха стараются не останавливать на ней взгляд, не сосредотачиваться. Просто 
потому, что проще не замечать подобной алогичности и писать отдельно о войсках 
СС, восхищаясь ими как достойным противником, а отдельно – о концлагерях и 
карательных группах особого назначения, стараясь не замараться в описываемой 
грязи. Просто потому, что описывать орден в целом – задача неблагодарная и 
практически невыполнимая.
Итак, что же мы скажем о морали и нравственности охранников концентрационных 
лагерей? Скажем, что речь идет о людях, ее лишенных. Если не полностью, то в 
весьма значительной мере. Да и людях ли в полном смысле этого слова? В лучшем 
случае речь идет о тупых автоматах, со всем возможным тщанием выполнявших 
приказы, в худшем – о садистах и извращенцах, которых всегда так много в 
пенитенциарной системе любой страны. Тем более опасных, что на их комплексы и 
психические расстройства наложилось представление о себе как о представителях 
высшей расы, существах исключительных. Если будет позволено автору 
воспользоваться словечком из лексикона описываемой эпохи, именно они и были 
недочеловеками в полном смысле этого слова.
Кстати, вопреки укоренившемуся представлению им отнюдь не всегда удавалось 
остаться безнаказанными, как им бы этого ни хотелось. Если верить официальным 
документам, смертные приговоры за незаконное убийство заключенных и 
злоупотребление служебным положением не были среди надзирателей и охранников 
концентрационных лагерей такой уж редкостью.
В принципе то же самое можно сказать и о членах карательных подразделений. 
Недаром гвардейцы войск СС презирали их больше, чем представителей «низшей 
расы», с которыми им приходилось воевать. В самом деле, для того чтобы 
фотографировать «на память» сцены казни, а потом носить эти фотографии с собой, 
нужно было быть уж очень «специальным» человеком. Правда, из кого формировались 
подобного рода подразделения, видно хотя бы и по уже упоминавшейся выше дивизии 
Дирлевангера. О какой же морали тут можно говорить?
Наконец, последнее, о чем стоит сказать в этом разделе: о негерманских войсках, 
воевавших под флагом СС. Их можно было бы и не упоминать, потому что к 
немецкому менталитету, немецкой культуре – всему немецкому они отношения не 
имеют, однако они внесли свой, довольно весомый вклад в формирование образа 
эсэсовца. Дело в том, что, как это ни странно, среди солдат такого рода 
подразделений – как Восточнотюркское войсковое соединение, Эстонский 
добровольческий легион, Кавказское войсковое соединение, Латышский 
добровольческий армейский корпус, гренадерская дивизия «Эстланд» и другие – 
весьма часто бывала замечена какая-то необычная, звериная жестокость по 
отношению как к противнику, так и к представителям их собственного народа. 
Отчего это происходило, сейчас, по прошествии стольких лет, объяснить сложно. 
То ли дело в том, что для службы в подобных подразделениях подбирали 
специальный контингент – в конце концов, служить в войсках СС, будучи евреем, 
дело не совсем обычное,[111] – то ли в том, что вступление в подразделения СС 
вызывало у рекрутов некое чувство безнаказанности, какое обыкновенно приносит 
членство в мощной организации. Применялись подобного рода подразделения в тех 
ситуациях, когда на надежность кадровых гвардейцев можно было не рассчитывать,
 – для карательных акций, подавления восстаний, операций против партизан. 
Гвардия, как уже говорилось, могла и отказаться от участия в действиях, 
противоречащих кодексу чести. Как бы там ни было, иностранные легионы СС 
прославились своей жестокостью. Впрочем, пытаться оправдать войска СС, свалив 
всю вину на негерманские части, было бы просто глупо: в конце концов, приказы 
им отдавали немецкие офицеры, а операции планировало немецкое же командование. 
Однако не упомянуть о том, что германские офицеры часто бывали поражены, скажем,
 жестокостью русских или украинцев, состоявших на службе у оккупационных 
властей, нельзя. Случаев такого рода зафиксирована масса: часто именно русские 
полицаи и шуцманы оказывались опаснее представителей СД и тайной 
государственной полиции, наделивших их властью. Что еще раз подтверждает старый 
тезис о том, что более злых врагов для нас, чем мы сами – сложно было бы и 
придумать.
Тут, собственно, можно и завершить этот сложный раздел. Завершить утверждением, 
что ни типичного гвардейца, ни уж тем паче типичного немца той поры нельзя 
равнять ни с охранником или надзирателем концентрационного лагеря, ни с 
карателем «особых подразделений». И уж тем более не стоит отождествлять его ни 
с полицаем, сводящим старые счеты при новом порядке, ни с коллаборационистом, 
ведущим себя на родине хуже самого ярого оккупанта. Здесь необходима очень 
четкая граница, ибо в противном случае те, кто заслуживает самого сурового суда 
и достоин ненависти и презрения, так и будут впредь, как прежде, бросать 
зловонную тень на тех, кто просто жил в то непростое время. Жил, по мере сил и 
возможностей сохраняя свое лицо.
Заключение, или Какие мифы отправить на свалку 
Ну что ж, настала пора подвести итоги этого, надо сказать, непростого разговора 
о морали и этике, чести и верности и о том, насколько привычный для нас образ 
врага, сложившийся отчасти под влиянием военной пропаганды, отчасти на 
основании литературных и кинематографических штампов, соответствует реальности. 
На чем же мы остановимся? Была ли мораль и нравственность у подданных Адольфа 
Гитлера или мы будем вынуждены заявить, что целая нация на двенадцать лет впала 
в буйное помешательство, превратившись в скопище нелюдей и мерзавцев?
Разумеется, такого рода превращение – это нечто из разряда фантастики. Правда, 
скажем, для Стивена Кинга такой сюжет был бы просто находкой, но для тех, кто 
хочет мало-мальски разобраться в сути вопроса, выяснить, в чем тут дело, 
подобного рода объяснение никак не подходит. А значит – нужно копать гораздо 
глубже, не списывая все на одержимость подданных и бесноватость главы 
государства. Собственно, чем мы и занимались на протяжении всего нашего 
повествования. И что же мы видим на дне нашего раскопа? Довольно интересные 
находки.
Во-первых, внезапно куда-то исчезает убежденность в том, что это именно 
национал-социалисты придумали концентрационные лагеря. Удивительное дело! 
Оказывается, на Нюрнбергском процессе изобретатели концлагерей и те, кто 
активнейшим образом их использовал против собственного народа, судили своих 
последователей и коллег. В принципе теперь, по прошествии лет, очень много 
странного и непонятного оказывается связано с этим процессом. Оставшиеся 
невыясненными факты, непонятные признания, странные смерти среди подсудимых и 
осужденных заставляют задуматься об истинных его целях. И как ни печально, за 
благородным стремлением покарать тех, кто по-настоящему виновен в преступлениях 
против человечества, проглядывает временами желание просто устранить тех, кто 
слишком много знал, скрыть собственную вину или связи с вождями рейха. Слишком 
уж все было поспешно, слишком многое осталось невыясненным. А любая неясность, 
неточность порождает мифы, подчас более опасные, чем точные факты. Именно 
исторические мифы позволяют нацизму в том или ином виде существовать по сей 
день. Если бы все, что связано с Третьим рейхом, оказалось на поверхности, 
стало доступным для публики, – все, как отрицательное и страшное, так и несущее 
в себе разумное зерно, – не могло бы быть и речи о какой бы то ни было 
романтизации национал-социализма.
Но вернемся к нашим находкам. Таким же образом, как миф о концлагерях, 
оказывается несостоятельной и убежденность в том, что Германия – родина 
антисемитизма. Странно читать типично гитлеровские пассажи в исполнении Сенеки 
или Ювенала, однако факт остается фактом: практически все доводы антисемитов, 
все их обвинения по адресу еврейского народа родом вовсе не из Германии, а из 
времен и стран куда более отдаленных. Ничего нового вожди НСДАП, 
пропагандировавшие расовую сегрегацию, не придумали. Они были более чем 
вторичны, выделяясь среди прочих юдофобов только невиданной агрессивностью и 
стремлением полностью, в том числе физически, уничтожить объект своей ненависти.
 Впрочем, и в этом не было ничего нового: у ксенофобов прошлого для того, чтобы 
лелеять подобные планы, просто не хватало технических средств. А так, дай 
возможности гитлеровской Германии, скажем, средневековым завоевателям 
Иерусалима, – и без того кровавая резня, устроенная ими по случаю победы, 
превратилась бы в тот же холокост.
Итак, еще одним мифом меньше. И надо сказать, это не может не радовать: 
исторические мифы мешают ясно видеть прошлое.
Кстати, завоеватели Иерусалима упомянуты тут совсем не ради красного словца. 
Третий рейх был, как мы убедились, государством, устремленным в прошлое. Его 
вожди, стремясь возродить величие империи времен ее расцвета, пошли по самому 
простому пути – попытались восстановить все, в том числе и чисто внешние черты 
орденского государства. В частности, этим можно объяснить и странные 
пертурбации морали и нравственности, неоднократно отмечавшиеся всеми 
исследователями Третьего рейха. В течение двенадцати лет, пока 
национал-социалисты находились у власти, в Германии насаждались 
морально-этические нормы, свойственные скорее для глубокого Средневековья, чем 
для начала ХХ века: в расчет принимались только, так сказать, базовые 
добродетели и устои, а все благоприобретенное на протяжении последнего времени 
объявлялось шелухой цивилизации. Разумеется, с такими установками были согласны 
далеко не все граждане Третьего рейха, однако, скажем, «идеальным немцем» – 
типичным членом орденской гвардии СС, этот подход принимался безоговорочно. 
Орден СС, ставший становым хребтом Третьего рейха, был организацией настолько 
средневековой, подобной рыцарским орденам эпохи Крестовых походов на Восток, 
насколько это было вообще возможно для структуры, созданной в ХХ веке. Вряд ли 
в какой-нибудь иной военной или военизированной организации минувшего столетия 
уделялось столько внимания вопросам чести и верности. Причем кодекс чести 
гвардейцев был настолько выверен и в то же время сложен, что подчас он входил в 
противоречие с интересами и, следовательно, приказами руководства ордена или 
рейха. Но бороться с ним никто не пытался, потому что любое наступление на 
кодекс чести и специфическую внутреннюю мораль ордена разрушило бы эту новую 
элиту, лишив вождей НСДАП совершеннейшего орудия.
Кстати, если уж говорить о специфической морали, стоит вспомнить и еще один миф,
 порожденный пропагандой, – о необычных нормах во взаимоотношениях полов, 
свойственных для Германии гитлеровских времен. Если судить по произведениям так 
называемой массовой культуры, в Третьем рейхе творился беспредел в половой 
сфере: повсеместное распространение гомосексуализма, потребительски-развратное 
отношение к женщине и пр. Между тем семья была, с точки зрения 
национал-социалистов, едва ли не большей ценностью, чем военная мощь державы. 
Именно на семью, причем многодетную, делалась ставка в расчете на будущее. Да и 
в целом моральные нормы во взаимоотношениях полов были гораздо более 
консервативными, чтобы не сказать – суровыми, чем в других странах Европы. Идей 
свободной любви, гомосексуальной «романтикой» и прочими подобными «прелестями» 
немцы «накушались» в декадентские 20-е, и, когда у власти оказался Гитлер с его 
пуританской моралью, его приветствовали с восторгом. Что уж тут говорить о 
нетрадиционной сексуальной ориентации, если обвинение в приверженности к ней 
использовалось едва ли не в качестве оправдания убийства Рема и разгона СА?! 
Принадлежность к сексуальным меньшинствам могла быть даже причиной для 
заключения в концентрационный лагерь.
Правда, за руководством НСДАП числится и несколько довольно рискованных 
экспериментов с общественной моралью. Чего, скажем, стоят опыты Генриха 
Гиммлера по выведению в рамках СС «расово чистого» потомства, с каковой целью 
тщательнейшим образом отслеживались чуть ли не все половые связи солдат и 
офицеров ордена, а происхождение потенциальных супруг эсэсовцев проверялось до 
пятого-шестого колена. Или призыв немцев к внебрачным связям, настолько 
расходящийся с традиционной немецкой культурой, что большинство подданных 
Адольфа Гитлера лишь недоуменно пожимали плечами, хотя и привыкли к тому, что 
все, что исходит «свыше», – справедливо и верно. Однако вот призыв 28 октября 
1939 года к гражданам Германии: «…переступая через, возможно, необходимые 
буржуазные законы, традиции и взгляды, поставить великую задачу перед девушками 
и женщинами благородной крови, даже не связанными узами брака, не по 
легкомыслию, а по глубокой моральной убежденности становиться матерями детей 
солдат, уходящих на войну».[112] Надо сказать, что за пределами Германии такие 
нововведения вызывали, мягко говоря, шок, отчего, собственно, они и сохранились 
в памяти. Эта тема настолько часто и основательно муссировалась в западной 
прессе, что известна сегодня гораздо больше, скажем, темы образовательных 
реформ или перевооружения вермахта. Однако подобного рода нововведения были 
отнюдь не правилом, но исключением из правил и редко выходили за рамки 
эксперимента.
Итак, этот миф можно отправить туда же, куда и два предыдущих, – в копилку 
курьезов и нелепостей. А перед нами – вопрос более сложный и тонкий: все-таки 
немцы были до последнего дня верны Гитлеру и НСДАП? Ответ на него далеко не 
однозначный. С одной стороны, мы можем говорить о неимоверной законопослушности 
немцев, воспитанной многолетней военной дисциплиной и религиозной этикой. В 
традиционном представлении о немецком национальном характере, важной 
составляющей которого является привычка к подчинению и субординации, есть доля 
здравого смысла. Уильям Ширер приводит в этой связи весьма характерное суждение 
о немцах: «Власть и указание вышестоящего начальника – вот и все, что немцу 
нужно более всего в жизни. Немец /…/ будет считать, что умрет добропорядочным, 
если стоит на тротуаре, пока горит красный свет, а потом переходит улицу на 
зеленый, хотя прекрасно видит, что на него, нарушая все правила, несется 
грузовик, который собьет его».[113]
С другой стороны, велика роль военного, даже милитаристского прошлого в 
формировании национального характера: у немцев сложилось совершенно особое, 
общее для целого народа отношение к клятве, присяге – как к обещанию перед 
лицом Господа, как к тому, что не может быть нарушено в принципе. Точнее, не 
сложилось, а сохранилось, ибо были времена, когда данное слово абсолютно 
всерьез воспринималось как священный зарок.
Именно на этой особенности немецкого менталитета и сыграл в свое время Адольф 
Гитлер, расставив ловушку, в которую попался целый народ, народ, не состоявший 
из закоренелых злодеев, но и не представлявший собою собрание 
мечтателей-идеалистов, народ, который заставили «заплатить за все». Если бы не 
чрезмерное рвение западных держав, назначавших контрибуцию, Гитлер никогда не 
смог бы обольстить Германию. Но все сложилось так, как сложилось, и немцы были 
поставлены в такие условия, когда они были вынуждены выполнять данную присягу. 
Разумеется, присягу на верность вождю они приносили не под дулом пистолета, а 
по собственной воле, причем с легким сердцем. Но весь секрет в том, что они 
были по-настоящему благодарны Гитлеру. Что ни говори, а он и правда в 
кратчайший срок вывел страну из тяжелейшего кризиса, дал работу тем, кто в ней 
нуждался, а самое главное – вернул германскому народу самоуважение. А о далеко 
идущих планах вождя, повлекших за собою в конце концов распад и гибель державы, 
миллионы смертей как в Германии, так и за ее пределами и клеймо 
народа-преступника на всей германской нации, в ту пору никто не догадывался.
В результате же народ практически в полном своем составе сохранял верность 
вождю партии и имперскому канцлеру Адольфу Гитлеру. И это было всерьез: участие 
в заговоре с целью свержения главы государства потребовало от Штауфенберга и 
его коллег серьезной внутренней борьбы и немалых усилий.
Заговор старших немецких офицеров, членов тайного общества «Германия», 
заключался в планировании убийства Гитлера и захвата власти в стране. 
Физическое устранение вождя было поручено начальнику штаба армии резерва 
полковнику фон Штауфенбергу. 20 июля 1944 года во время своего доклада в ставке 
вождя в Растенбурге (Восточная Пруссия) он подложил под стол бомбу, но из-за 
увечий не сумел расположить взрывное устройство так, как планировалось ранее. 
Гитлер остался жив, отделавшись легкой контузией. Заговор был раскрыт, многие 
его участники – казнены.
В принципе только обещание фон Штауфенберга взять нарушение присяги верности на 
себя и уничтожить вождя подвигло входивших в тайное общество «Германия» высших 
офицеров вермахта к активным действиям. До тех же пор пока Гитлер был жив, они 
не чувствовали себя вправе и в состоянии каким бы то ни было образом 
противодействовать ему и уж тем более пытаться захватить власть.
Когда же выяснилось, что Гитлер уцелел после взрыва в ставке, заговор 
провалился. Его участники не оказали никакого сопротивления арестовывавшим их 
агентам тайной государственной полиции: само сознание того, что они повинны в 
измене главе государства, которому приносили присягу верности, буквально 
парализовало их волю.
Штауфенберг Клаус Шенк, граф фон (1907–1944) – немецкий офицер, полковник, 
главный участник покушения на Гитлера. Во время кампании Роммеля в Северной 
Африке лишился глаза, правой руки, двух пальцев на левой. В 1943 г. стал членом 
тайного общества «Германия». Казнен за покушение на убийство Адольфа Гитлера.
Наконец, последнее, о чем необходимо упомянуть, подводя итоги разговора, – 
присущее немцам сознание собственной исключительности. Поиски оснований для 
национальной идентичности завели их слишком далеко: величие предков, их богатое 
культурное наследие вкупе с осознанной необходимостью отыскать основания для 
самоуважения нации, подрастерянного в годы кризисов и поражений, привели к тому,
 что большинство немцев и правда абсолютно всерьез прониклись мыслью о том, что 
немецкий народ – лучший из всех существующих, а значит, имеет право вершить 
судьбы мира. Посему, говоря о морали и нравственности немцев времен Третьего 
рейха, следует всегда помнить о величайшем «германоцентризме», свойственном для 
их мировосприятия. Или, иными словами, «для немцев правильно, этично, 
благородно то, что согласуется с традиционными немецкими понятиями о том, что 
должен делать немец, или то, что служит интересам германизма или Германии».
[114] С этих позиций и следует рассматривать и оценивать взаимоотношения 
подданных Третьего рейха с представителями других народов. Хотя, разумеется, 
такая оценка может применяться лишь в общем, но не для каждого конкретного 
случая. Потому что исключения из правил встречались чаще, чем это принято 
думать. Потому что речь идет о живых людях, а не о биороботах, действующих по 
идентичной программе.
О более или менее идентичном образе мыслей и запрограммированности поведения 
можно говорить только в одном случае – если речь идет о солдатах орденской 
гвардии – войск СС. Руководство Черного ордена стремилось к тому, чтобы 
сформировать у подчиненных идентичное мировоззрение, сходные реакции, 
одинаковое восприятие тех или иных вопросов. И, нельзя не признать, в этом они 
преуспели. Войска СС представляли собой единый слаженный механизм, в отношении 
которого можно было не беспокоиться о возможных сбоях. Личная преданность вождю,
 четко сформулированное понятие о чести, строгое соблюдение расовой чистоты, 
бывшее одним из главных условий для всех солдат орденского войска, полное 
соответствие образа мысли партийной и орденской идеологии – все это были 
признаки идеального эсэсовца, кадрового строителя национал-социализма. В 
принципе такими руководители НСДАП видели в отдаленном будущем всех своих 
подданных. Однако – именно в отдаленном, при жизни уже следующего поколения. 
Потому в Германии гитлеровских времен и делался столь серьезный акцент на 
воспитании молодежи.
Так на чем же мы остановимся? Можно ли говорить о морали, нравственности, чести 
по отношению к тем, кого мы привыкли считать аморальными и бесчестными? 
Однозначно можно. Другое дело, что мораль их была особого сорта. Третий рейх на 
недолгие 12 лет «нырнул» в далекое прошлое Европы, в те времена, когда жизнь 
человеческая ценилась меньше золота, а власть – больше. В ту эпоху, когда 
христианский воитель, закованный в латы, почитался истинным творением Господним,
 а евреи и цыгане – бичом Божиим, наказанием, наложенным суровым Богом Лойолы и 
Торквемады на целые народы. Когда имя «Великий» обретали не те, за кем было 
право и правда, а обладающие силой, те, у кого меч длиннее. В этом и 
заключается главный парадокс, до сих пор сбивающий с толка исследователей 
Третьего рейха. Они пугаются факельных шествий, недоумевают, сталкиваясь со 
списком тем, исследовавшихся «Аненербе», среди которых на значимых позициях 
находились колдовство и магия, поражаются жестокости в обращении с 
негерманскими народами. Между тем все это вместе составляет типичную картину 
глубокого погружения целой державы в прошлое. Причем вполне осознанного. Это 
как раз вполне объяснимо. В принципе можно сказать, что и Россию не миновала 
подобная участь. Только у нас было построено не орденское государство, а 
типичная азиатская тирания. За счет чего, впрочем, и была во многом выиграна 
Вторая мировая. Цивилизованные западные державы, со своей изощренной 
дипломатией и бонвиванством, не могли сопротивляться натиску закованных в броню 
германцев, так же как образованные и благочестивые монахи из обители на 
Линдисфарне не могли ничего поделать с захватившими их монастырь викингами. Для 
того чтобы остановить завоевателей, нужна была подобная сила – народ, 
обладающий не меньшей жизнеспособностью, ведомый не менее агрессивной идеей и, 
признаем, не менее варварский, способный к аккордной мобилизации, безжалостный 
к самому себе, не говоря уже о врагах. Ввязавшись в войну с СССР, 
национал-социалисты первый раз за время своего пребывания у власти столкнулись 
с адекватным сопротивлением, с достойным противником, не изнеженным европейской 
цивилизацией. При этом нашим отцам и дедам немецкие агрессоры были не менее 
чужды по своим базовым морально-этическим установкам, чем жителям западных 
стран. Другое дело, что русским было что им противопоставить.
Собственно в этом и скрывается главный секрет морали Третьего рейха. А вот 
каким образом руководителям НСДАП удалось так легко и так эффективно развернуть 
в прошлое целую страну, целый народ – это уже загадка. Точнее, не загадка, а 
сложный вопрос, на который можно ответить, только основательнейшим образом 
изучив систему национал-социалистической пропаганды. Впрочем, это – уже совсем 
другая тема.
Приложение, или То, о чем не было сказано выше 
Казалось бы, обсуждены все темы, хотя бы мельком заданы все вопросы, которые 
так неприятно задавать, особенно если знаешь, что ответ тебя не порадует. Но 
осталась еще одна тема, которую стоило бы осветить чуть подробнее, – это 
взаимодействие национал-социалистической идеологии и христианства. 
Взаимоотношения государственной идеологии Третьего рейха и христианской веры – 
вопрос скользкий, ни историки, ни тем более представители христианских 
конфессий его касаться не любят. Почему? В первую очередь потому, что 
руководство конфессий активно сотрудничало с режимом, который впоследствии ими 
же был признан безбожным и античеловеческим. Оставим в стороне пресловутый 
Имперский конкордат[115] – позорнейшее соглашение Рима с национал-социалистами, 
пятно, от которого западному духовенству не отмыться еще долго. Скажем лишь, 
что из всех конфессий, в той или иной мере относящихся к христианству, с 
гитлеровским режимом не сотрудничали только сектанты уровня «Свидетелей Иеговы» 
– немногочисленные и малопопулярные группки. Впрочем, это не повод для 
гордости: их просто не брали в расчет, полагая бесполезными и безобидными 
безумцами. Гитлера поддерживали и католики, и протестанты, и православные, 
видевшие в национал-социализме что-то вроде вакцины от «язвы коммунизма». Без 
их поддержки или в крайнем случае попустительства позиции НСДАП не были бы 
настолько прочны. Впрочем, это не помешало им всем впоследствии быстро 
откреститься от этого сотрудничества, соответствующим образом переписав и 
подправив свою историю.
Тем не менее речь идет об историческом факте. Еще за некоторое время до прихода 
Гитлера к власти представители разных церквей обратили внимание на 
национал-социализм как на идеологию будущего, идеологию, развивающуюся с 
опасной быстротой и захватывающую все больше и больше сторонников. При этом они 
воспринимали его не как нечто чуждое и привнесенное, в чем нас настойчиво 
пытается убедить пропаганда, а как объединяющее национальное начало, идущее от 
корней германского народа. И как следствие, пытались, анализируя ситуацию, 
найти с ним точки соприкосновения.
Одну из попыток такого анализа я и решил привести в качестве приложения к этой 
книге. Перед вами в высшей степени необычный документ – «Национал-социализм 
перед вопросом веры». Его автор, Хельмут Шрайнер, – не сторонник Гитлера, не 
национал-социалист. Напротив, он относится к НСДАП весьма скептически. При этом 
он не является и политическим противником партии. Для него нет ничего важнее 
постулатов христианства, с которыми он и соизмеряет программные моменты 
национал-социализма. И цель его работы – не заклеймить национал-социализм, а 
попытаться разобраться в нем, понять отношения между гитлеровской идеологией и 
христианской верой. Впрочем, выводы получаются неутешительные – оказывается, 
что никаких отношений между ними быть не может.
Любопытнее же всего то, что Хельмут Шрайнер путем логических умозаключений, 
опираясь только на знание программных документов НСДАП и общеполитической 
ситуации в Германии, смог сделать несколько весьма верных прогнозов 
относительно будущего национал-социализма. Для современного читателя они могут 
остаться и незамеченными, потому что так все и вышло, однако не стоит забывать, 
что год издания приводимой здесь брошюры – 1931-й, когда Гитлер еще даже не был 
у власти.
Хельмут Шрайнер Национал-социализм перед вопросом веры Иллюзия или 
Евангелие[116] 
Роковой драматизм нашей истории в том, что сильнейшая группа рабочего движения 
оказалась с самого начала своего существования связана с идеями, глубоко 
чуждыми ее внутренней сути. Связь социалистического движения с духовными 
побочными продуктами либеральной буржуазии парализует борьбу рабочих изнутри. 
Что сегодня в общем и целом достигнуто со времен Маркса и Лассаля? Говоря 
немецким языком – нищета пролетариата в перенаселенных жилищах и горечь 
безработицы. Перспективы развития, то, что еще только может быть достигнуто, 
брать в расчет не стоит. Социалистическое рабочее движение восприняло учение 
Карла Маркса. Оно переняло не только его экономическую теорию хозяйственной 
жизни, но и связанную с ней теорию мещанской демократии Запада, соединив все 
это с теорией материализма. Благодаря такому объединению немецкий рабочий класс,
 в отличие от английского, купился на иллюзию. В итоге ему ближе 
интернациональная солидарность, интернациональные интересы, чем самобытное 
могущество народа, с которым мы связаны кровью, языком и судьбой. Это 
заблуждение сегодня широко распространено среди социалистов – как среди 
руководителей, так и среди масс. История социалистического рабочего движения 
наглядно демонстрирует, как сильно отражается на сущности движения сохранение 
сознания, чуждого его внутренней сути, как оно эту суть преобразует.
В начале своего существования социалистическое движение обладало четким 
инстинктом, делающим народ и нацию реалиями самобытной мощи. Теперь оно этот 
инстинкт утратило. В настоящее время часть рабочих, будучи в растерянности, 
переметнулась на сторону коммунистов, большая же часть, законсервировав 
перенятые духовные ценности, застыла в позиционной войне с буржуазией. Таким 
образом, народная общность стала полностью беспомощной, ни на что не способной. 
Сегодня всего одна группа – религиозных социалистов – работает над 
переустройством старой теологии и осуществлением новых связей, касающихся 
духовных основ. Но эта работа еще не настолько продвинулась, чтобы найти 
решение вновь образовавшихся национальных проблем.
Между тем мы сегодня остро нуждаемся в появлении нового движения. 
Национал-социализм перенял во многих отношениях основные требования 
социалистического рабочего движения. Сам подход к жизни тоже во многом схож: он 
тоже был вынесен массами. Он тоже является фрагментом немецкой народной судьбы. 
Однако нельзя не видеть его принципиального, основополагающего отличия от 
марксизма: национал-социализм возник не из потребности одного сословия, а 
исходя из потребности целого народа. Его внутренняя сущность основывается на 
решительной воле национальной молодежи. Прочие же составные части его 
мировоззрения еще не сформировались до конца. Кого следует считать не полностью 
принявшим национал-социализм? Тех, кто молится Вотану и христиан лютеранской 
конфессии, национально настроенных вольнодумцев и верующих католиков, 
консерваторов и либералов, дворянство и, разумеется, пролетариат. Потому что, 
хотя национал-социализм и работает сегодня над формированием основных положений 
своего мировоззрения, однако двуличен по природе. Никто не знает, куда зайдет 
его путь. И потому все более насущным становится вопрос: не является ли 
национал-социализм одной из волн народного движения, которая увязнет в песке, 
как многие другие до нее, или ему удастся сформировать свои массы и не только 
стать неотъемлемой частью немецкой истории, но и принять участие в ее 
сотворении?
Что будет дальше, если повторится та же самая трагичная ситуация, которая лежит 
черным пятном на марксистском рабочем движении? Что, если мировоззрение, 
являющееся его основой, получит неверное выражение своей внутренней сущности, 
само станет себе помехой, препятствием для развития свободного движения?
Почему эти вопросы являются для нас настолько неотложными, ощущаются как 
жизненная потребность нашего народа? Не из праздного ли интереса, не потому ли 
только, что мы видим возможность просто затронуть интересную тему, 
неисследованную проблему? Нет, напротив. То, о чем мы говорим, необыкновенно 
важно, так как в итоге может привести к фатальным результатам. В том смысле, 
что если духовные постулаты, на которые сегодня опирается 
национал-социалистическое движение, и дальше будут осуществляться в том виде, в 
каком это делается, то миллионы людей окажутся обманутыми и преданными. И тогда 
подающее большие надежды движение выдохнется. Тогда его правда станет ложью. 
Тогда лучшие порывы нашей молодежи будут растрачены впустую. Таким образом, 
национал-социализм, вне зависимости от того, сознают это его идеологи или нет, 
стоит перед судьбоносным решением, да и вообще – перед вопросом о своем будущем.

Что удивительно, нет большой разницы – не удивляйтесь – не имеет значения, 
состоим мы в движении или нет, так как то, что произойдет, во что движение 
выльется, так или иначе касается нас всех. Говоря совсем точно, нечто должно 
произойти и настигнуть нас: мы неминуемо с этим встретимся. Но как – это вопрос.
 Поэтому мы все сосчитаны и востребованы в качестве друзей или врагов. Однако 
ответственность за наш выбор лежит глубже, чем просто в политической сфере. Она 
лежит много глубже даже, чем если бы речь шла о любых, пусть даже самых важных, 
вопросах культуры. Она воистину реальна, а потому мы не можем ограничиваться 
академическим разбирательством и мировоззренческой проблематикой. Решение, 
перед которым стоит национал-социалистическое движение, а вместе с ним и все мы,
 неразделимо связано с борьбой за существование. Борьбой, которая нам как 
народу навязана. Поэтому мы можем смело утверждать, что оно относится к 
вопросам религиозного плана.
Наш народ – не некая абстракция, с которой можно делать что угодно. Мы никоим 
образом не можем от него полностью абстрагироваться. Мы включены в этот высший 
порядок через Родину и кровь, язык и судьбу. Благодаря им мы посвящены в 
божественный замысел Творца. Творца, перед которым мы должны за них 
отчитываться. Они – вверенное нам добро, благо, которое нам должно нести по 
жизни. И этому благу угрожает ложь.
Чем больше ответственности от нас требует это положение, тем тяжелее груз, 
который лежит на нас – немцах. Мы стали народом рабов. В этом положении мы 
имеем право «свободно» прислуживать победителям, и только. В остальном же мы 
предоставлены сами себе. Из-за Версальского договора, из-за принятия плана Юнга,
 наконец, мы упустили жизненные возможности грядущих поколений. Да, с нас 
спросится не только за то, что мы не позаботились о собственной жизни, но и за 
то, что мы предали одновременно с нашей свободой еще и свободу наших детей и 
детей наших детей. Потому что план Юнга является планом погибели немецкого 
народа. Кстати сказать, когда мы, являясь христианами, окажемся призванными к 
ответу перед Богом, нам поневоле придется вспомнить, как мы, будучи вообще-то в 
состоянии что-то сделать, заняли выжидательную позицию – в противовес вольному 
устремлению национальной молодежи. Так что мы должны поддержать его, и иначе 
поступить нельзя.
Правда, то, что мы стали народом рабов, может оказаться Божьей волей. И – почти 
наверняка – в бездну нужды мы попали не без Его попущения. Да, тот, кто верит, 
знает, что за всеми историческими событиями кроется встреча Бога с 
человечеством; его личное сознание подсказывает, что в роковых событиях 
настоящего нас постигает Божий гнев, призывающий к покаянию. Но то, что мы 
должны этому покориться, остаться народом рабов, – это тоже должно воспринимать 
как его волю? А то, что народность и свобода вскоре могут стать лишь пустым 
заблуждением? С этим мириться невозможно, и поэтому нам остается самое простое 
– призыв: «Проснись, бог снегов, не терпящий рабов!».
Речь сначала пойдет не о каком-то конкретном решении, в котором проявится 
послушание замыслу Творца. Напротив, сначала самым насущным станет вопрос о том,
 согласуется ли это с волей нации, следующей национал-социализму. Это и станет 
для нас главным направлением исследования. В первую очередь мы займемся не 
политическими программными требованиями, а отважимся на анализ жизненных 
ощущений и духовного содержания национал-социалистического движения. Движение 
само борется, уделяя этому повышенное внимание, за то, чтобы систематизировать 
свое сущностное содержание в мировоззрение. При этом оставим в стороне вопрос о 
том, что есть собственно мировоззрение и не прошли ли окончательно времена 
мировоззрений.
Однако в любом случае самым тщательным образом остановимся на этом пункте – 
сущностного содержания национал-социализма, отражая то, что относится к самым 
глубоким слоям нашей жизни.
Мы убеждены в том, что конечная, истинная правда встречается лишь в событии, 
являющемся Божьим откровением. Мировоззрение национал-социализма и, таким 
образом, мировоззрение народа, из которого проистекает это движение, 
столкнулось с необходимостью такого события, в котором Бог проявлялся бы как 
творец истории и мира. Эта необходимость очевидна. Но Божье откровение не 
должно поначалу само быть понято в качестве мировоззрения. Оно уверенно 
формирует мировоззренческое направление там, где его слово пересекается с нашим 
человеческим бытием. И слово Божье означает, по сути, поиск правды в любом 
мировоззрении и при любом мироустройстве. Только исходя из этого возможно 
осуществление критики национал-социализма.
Итак, мы вначале не спрашиваем об отношениях национал-социализма и церкви. Это 
было бы отсрочкой разрешения главного вопроса. Разбирательство по поводу 
политических взаимоотношений церкви и власти тоже отставим на время в сторону. 
И тем более с самого начала мы отказываемся от принятого сегодня тут и там 
муссирования предположений, что-де церковь, в случае если народ пойдет за 
национал-социалистами, утратит почву под ногами и пр. Вильгельм Штапель был 
совершенно прав, когда сказал: «Хороший пастух не приноравливает свои заявления 
к требованиям, исходящим из стада. Церковь спрашивается не о том, получает ли 
она поддержку в народе, а о том, насколько она стоит на позициях Евангелия». 
Правда, тут остается множество разного рода возможностей для поддержки церковью 
национал-социализма, основанных на понимании целесообразности почтительного 
отношения национал-социализма к Евангелию. Из этого понимания, кстати, могло бы 
проистекать весьма многое.
Как только мы попытаемся привести сущность национал-социалистического учения к 
единой формуле, мы столкнемся с непреодолимыми трудностями. Так, нас бы 
постигла полная неудача, попытайся мы в логической последовательности строить 
высоконаучные выводы на основании предложений «25 пунктов» – программы 
Национал-социалистической немецкой рабочей партии. Хотя она при этом не 
является просто сиюминутной программой. «25 пунктов» обладают просто-таки 
каноническим значением. Нас постигла бы неудача и в случае, посчитай мы 
программу чем-то несущественным, привлекая ее только как более или менее 
официальный письменный документ движения, такой же, как «Фелькишер беобахтер», 
«Национал-социалистише монатсхефте», – или что там еще можно было бы назвать в 
этой связи? Тогда имеет ли смысл придавать большое значение выражению сути 
движения в официальном документе? Ответ – да, если документ появился в 
пропагандистских целях.
Далее: может ли быть рекомендован к применению другой путь, на который советует 
вступить Хельмут фон Мюке. Разрываясь между теорией и практикой 
национал-социализма, он показал пропасть, которая между ними пролегает. 
Объединять их – безнадежное дело. Потому что в этом заключается вечный спор 
между желанием и возможностью, между тем, как должно, и тем, как есть, – спор, 
являющийся жизненной необходимостью для всего человечества. Мы все с этим 
сталкиваемся. Вопрос только в том, насколько сильна наша воля, чтобы преодолеть 
это вечное противоречие. Осознание этого не придет ни через доказательство, ни 
через опровержения. Здесь речь идет об обретении понимания благодаря решению на 
совсем ином уровне. Уже эти трудности показывают со всей очевидностью, что для 
понимания национал-социализма не имеется какой-то единой формы, глубоких 
оснований.
Пробивная мощь национал-социализма опирается на естественный процесс. 
Национал-социализм пробивает себе путь грубой силой. Он произведен на свет 
непорабощенной жизненной волей, его невозможно понимать только лишь в качестве 
реформационного движения. Он заряжен революционным насилием. Поэтому дорогу он 
часто пробивает слепо и неосознанно. Разум бесприютен в нем, что, впрочем, его 
не огорчает, поскольку он ненавидит духовность и боится мысли. Он таков, 
поскольку он и есть изначально и прежде всего природа. Поэтому делается смешно, 
когда ученые-теоретики стараются понять его, руководствуясь разумом. С природой 
не ведут диспутов, в этом так же мало смысла, как, например, в чьем-нибудь 
намерении создать… союз по прекращению грозы. Произойдет нечто удивительное, 
если противоречия в его программе как-нибудь существенно ему навредят. Но уже 
не смешно, а глупо пытаться разрушить мощь порабощенной жизненной воли, 
усиливая степень порабощения. Национал-социализм можно было бы искоренить, но 
для этого пришлось бы убить всех людей, в которых он живет. А об этом пока что 
речь не идет. Тому, кто хочет в политическом плане посвятить себя 
национал-социализму, не остается ничего другого, как только или предоставить 
ему развиваться свободно, или сделать пригодным для высоких целей 
присутствующее в нем природное начало. А это называется – следовать ему. Это 
нелегко. Сначала должно быть выполнено главное условие: следует познать правду, 
живущую в этой природе.
Наступление национал-социализма – это естественно обусловленный процесс. 
Сочетание национализма и социализма, сформулированное в его программе и 
пропаганде в качестве единого вызова, родилось от перемены в ощущении жизни, от 
элементарной реакции на социальную несправедливость и порабощение национальной 
жизни. Но национал-социализм – это не только природа. Он – народное движение. 
Он характерен для людей, осуществляющих решение. Он проникнут этосом. Он не 
может быть обращен вспять и не спрашивает о причинах и результатах. Он 
направлен вперед, к цели. Все входящие в партию, от фюрера до члена СА, спаяны 
в круг для поиска средств воплощения последней великой цели: Третьего рейха. 
Цель – это все, все остальное – ничто.
Это, по-вашему, все еще природа?
Здесь возникает еще одна проблема, связанная с национал-социализмом. Его 
приверженцы осознают себя стоящими перед выбором: кровь или дух. Скорее всего, 
национализм и социализм будут подчинены общей цели посредством крови. Решения, 
в котором кровь и дух сочетались бы, не существует. Однако само это решение уже 
и является духом.
Что будет с правдой жизненной воли, если решение, связанное с кровью, окажется 
неверным? Что будет, если предзнаменование окажется больше ложью, чем истиной? 
С этим вопросом мы дошли до проблемы, характерной для национал-социализма. Он 
ее уже ощущает, но пока еще не видит. Хочет ли он ее вообще видеть? По существу,
 речь идет о проблеме, отвечает ли мировоззренческая установка, которую 
декларирует национал-социализм, его внутренней сути или противоречит ей. В 
одном случае он должен победить, в другом – национал-социализм будет потерян, а 
с ним и еще многое.
Жизненная воля национал-социализма покоится на двойственном ощущении жизни: 
одно происходит из реакционного движения против социальной несправедливости 
внутри сегодняшних народных масс, другое – из реакционного движения против 
национальной несвободы. Их смешение в единое целое сегодня осуществлено лишь 
частично. Реакцию, о которой идет речь, ни в коем случае не следует 
воспринимать как обычную политическую реакцию. Та жизненная воля – нечто 
большее, чем голый антимарксизм.
Чтобы увидеть это поподробнее, требуется поближе рассмотреть 
политико-экономические и социально-политические требования «25 пунктов». 
Главным являются не детали, а фон. Однако следует знать детали, если хочешь 
ощутить последствия общей жизненной воли.
Только два предложения программы выдвигаются в качестве разрядки. Готфрид Федер 
называет их «сердцевиной».[117] Речь идет о следующих: «разрушение процентного 
рабства» и «общественная польза важнее пользы личной». Требование 
превалирования общественной пользы над личной образует всеобщий фон, опережая 
требования, проистекающие из расовых проблем, и требования «создания сильной 
централизованной власти в рейхе» (пункт 25). Требование разрушения процентного 
рабства выглядит как осевое для политико-экономической программы. Итак, главные 
положения программы соединены в основном в пунктах 10–19.
10. Первейшей обязанностью каждого гражданина Германии будет выполнение работы, 
умственной или физической. Деятельность каждого гражданина не должна 
расходиться с интересами общества в целом, должна протекать в рамках общества и,
 следовательно, служить общей пользе.
11. Мы требуем объявления безжалостной войны тем, чья деятельность вредит общим 
интересам. Преступления против нации, совершенные ростовщиками, спекулянтами и 
т. д., должны наказываться смертной казнью, несмотря на расу и убеждения. Мы 
требуем уничтожения нетрудовых доходов и процентного рабства.
12. Ввиду огромных человеческих жертв и имущественных убытков, требуемых от 
нации каждой войной, личное обогащение во время войны должно рассматриваться 
как преступление против нации. Мы требуем, следовательно, безжалостной 
конфискации военных прибылей.
13. Мы требуем национализации промышленных трестов.
14. Мы требуем участия рабочих и служащих в прибылях крупных коммерческих 
предприятий.
15. Мы требуем значительного увеличения пенсионного обеспечения для стариков.
16. Мы требуем создания здорового среднего сословия и его сохранения, 
немедленного изъятия из частной собственности крупных магазинов и сдачи их в 
наем по низким ценам мелким производителям, самого строгого учета за тем, чтобы 
мелкие производители получали общественную поддержку всюду – на государственном 
уровне, в землях или общинах.
17. Мы требуем проведения земельной реформы в соответствии с интересами 
германской нации, принятия закона о безвозмездной конфискации земли для 
общественных нужд, аннулирования процентов по закладным, запрещения спекуляций 
землей.
18. Мы требуем объявить безжалостную борьбу с преступностью. Мы требуем ввести 
смертную казнь для преступников против германского народа, ростовщиков, 
спекулянтов и прочих, вне зависимости от общественного положения, религиозной и 
национальной принадлежности.
19. Мы требуем замены римского права, служащего интересам материалистического 
мирового порядка, немецким народным правом.
Было бы заманчиво присоединиться к некоторым требованиям, анализируя их смысл и 
степень важности. Здесь имеется, например, предложение об участии в прибыли на 
крупных предприятиях. Древнее (вечное, исконное) требование. Оно вызывает 
оживленные дискуссии тут и там. Удивляет то обстоятельство, что Готфрид Федер, 
первый народный хозяйственник движения, придал ему новое толкование, 
значительно изменившее смысл требования. Участие в прибыли свелось к понижению 
цен. Это становится понятно из его комментария к критике прочих толкований 
данного понятия. «Источник требований, связанных с участием в прибыли, кроется 
либо в корыстолюбии: тогда они являются капиталистическими по своей внутренней 
сути, – либо в зависти: тогда они становятся марксистскими». Истинное участие в 
прибыли начинается в том случае, когда дивиденды крупных акционерных обществ 
перестают выплачиваться акционерам, а заменяются удешевлением товаров и 
продуктов массового спроса. Почему, например, гигантские Красильные заводы 
Германии остаются только капиталистической дойной коровой для акционеров 
общества АО Farbindustrie – монополиста, диктующего свою волю? Оно в лучшем 
случае делится доходом со своими рабочими и служащими, одновременно повышая 
цены.[118] В чем состоит суть участия в прибыли? В ликвидации незаработанных 
доходов. При ближайшем рассмотрении таковые оказались тоже весьма многогранным 
понятием. Разве не бывает незаработанных доходов, полученных благодаря 
одаренности, таланту, счастью или случаю? В суть этой проблемы не вникают. 
Однако есть еще вопрос трудности практического осуществления. Как на него 
ответить? «Как скоро в национал-социалистическом государстве решится вопрос 
участия в прибыли, здесь не обсуждается».[119] Остается только понижение цен, 
волшебное слово, посредством которого и осуществляется наделение доходом 
национального производства народных масс.[120] Разве это не своеобразное 
истолкование? Следует ли только отречься от огосударствления трестов? Именно 
здесь, возможно, содержится попытка перехода к фашистской корпоративной 
организации хозяйства; обозначение единства как «вероятного синтеза мощи и 
авторитета государства с капиталистической экономической системой».
Есть и другие частные вопросы: трудовая повинность, земельная реформа, рабочие 
поселения… Каждое требование – проблема. Должны ли быть поделены 
сельскохозяйственные крупные предприятия? Нет! Поскольку задуманный здесь 
государственный социализм одновременно признает значение центрального 
руководства в хозяйстве. Но лучше оставим эти частности.
Такой же сложной проблемой при ближайшем рассмотрении оказываются и требование 
охраны старости в системе всеобщего огосударствления системы пенсионных выплат, 
и борьба против неопределенности судьбы стариков, и другие вопросы. Эта 
проблема ни в коем случае не должна толковаться двусмысленно.
Первое: проблема землепользования, проистекающая из приведенных выше требований,
 должна быть решена без использования марксистской идеологии. Перспектива 
классовой борьбы должна быть решительно отклонена, в то время как неизбежность 
борьбы экономической одобрена. При этом не возникает противоречия, что 
национал-социализм исходит из постулата, что граждане в основной своей массе не 
в состоянии строить новый рейх. «Молодыми аристократами Третьего рейха» 
являются рабочие. Однако их поддерживает не социальная политика в ее 
сегодняшнем понимании. Социальная политика является лишь завуалированным 
обозначением политических интересов определенной группы.[121] И марксистскому 
разложению государства до состояния чисто экономического общества будут 
противостоять высшие инстанции народного государства, превалирующие над 
экономикой.
Второе: отдельные требования из области хозяйственной политики являются тем 
более спорными, чем более конкретных жизненных вопросов они касаются. Точнее, 
они научно не обоснованы. Это говорит не в их пользу. И при этом неумение науки 
соответствовать практическим требованиям никогда не имело решающего значения. 
Все новое, что происходило и происходит в истории, почти всегда приходит из 
донаучной области жизни. Для этого национал-социализм обладает необыкновенно 
развитым инстинктом. Он как раз живет, презирая теорию. Однако чувствуется, что 
это не всегда идет ему на пользу. Может, он вынужден так поступать? Практика не 
может длительное время оставаться жизнеспособной без теории.
Это в высшей степени характерно для основного требования движения, включающего 
в себя в области хозяйственной политики все отдельные требования. «Разрушение 
процентного рабства – это тот стальной стержень, вокруг которого вращается все, 
это требование больше, чем просто финансово-политическое, со своими 
предпосылками и влиянием, оно распространяется столько же на политическую жизнь,
 сколько и на экономическую. Оно является также основным требованием 
экономических воззрений и, таким образом, глубоко проникает в жизнь каждого 
отдельного человека. От каждого оно требует решения: служить народу или 
предаться безграничному личному обогащению. Это, таким образом, означает 
решение социального вопроса».[122]
Данное требование, конечно, наталкивается на чрезвычайно серьезные возражения. 
Они выражаются в том, что его научное осмысление движением все больше сходит на 
нет. Ряд школ, подробно изучавших вопрос на протяжении последних десяти лет, 
сегодня просто нарасхват. Призыв разрушить процентное рабство в основных чертах 
объясняется так: «Задача народного хозяйства должна заключаться в 
удовлетворении потребностей, а не в обогащении, того, кто дает ссуды. 
Финансовая область должна стоять на службе у государства. Финансовые органы не 
имеют права образовывать государство в государстве».[123]
Если вглядеться повнимательнее, то откроется, что национал-социализм работает 
над вечной проблемой: как определить границы частной собственности. Частная 
собственность как таковая признается. Но накопление огромных богатств в чьих-то 
одних руках – а количество миллионеров увеличивается в Германии и сегодня – 
делает невозможным воплощение требования о «всеобщем благополучии и культуре». 
Национал-социалистическое движение понимает свою борьбу против банков как 
борьбу производителей с теми, кто присваивает капитал. Факты, на которые 
национал-социалисты ссылаются, общеизвестны: для того чтобы иметь возможность 
производить, следует взять кредит. Тот, кто сегодня вынужден брать кредит, а 
это почти каждый, обречен выплачивать высокие проценты. Процентная ставка в 
настоящее время такова, что съедает любой доход. Смысл экономики заключается в 
соблюдении качества, которое является чем-то редким по сравнению со спросом на 
него. Что есть экономика в свете вышесказанного? Здоровое стремление к доходу с 
одновременным удовлетворением спроса оказалось заброшено в погоне за прибылью. 
Из самостоятельных предпринимателей получились акционерные общества. Последние 
тоже в свою очередь являются лишь придатками крупных «держателей портфелей» – 
больших банков. Здесь накапливается прибыль. Поток кредитов течет от властей, 
занятых созидательным трудом, как никогда ранее. К ним же назад течет поток 
процентов. Свое монопольное положение они используют так, чтобы вновь 
превращать кредитные выплаты во власть. Они – тайные тираны мира. Возросшие 
проценты, которые они собирают, опускают нашу экономику до уровня 
принудительного труда. Будь то малое или большое предприятие, оно охвачено 
молохом процентного гнета и обдирается до крови. Капиталистическое хозяйство 
выродилось в мамонизм. Под процентным гнетом одно за другим разрушаются 
различные блага. Фабрики останавливаются. Растет армия безработных. Каждый это 
знает, все от этого страдают. Никто не возмущается.
Марксисты возмущаются. Однако их ответный удар не достигает цели. Марксизм 
подменил в общем понятии «капитализм», капиталистическое хозяйство с его 
свободой, мамонизмом. Пока что на стадии формообразования он потерпел крушение. 
Все охвачено разочарованием.
В эту разочарованность и врывается наступательная воля национал-социализма. 
«Разрушение процентного рабства» – таково общее название для жизненной воли, 
которая решительно не хочет смириться с сегодняшней ситуацией в народном 
хозяйстве. Он стал надеждой миллионов, стоящих в своем существовании на краю 
пропасти. Встретившись с угнетенным человечеством, он вместил в себя новую 
надежду. Здесь сошлись все нити социальных вопросов.
Конечно, все повторяется. Никто не может доказать, что этот путь является 
спасением. Поскольку этот путь новый, даже если за него отданы некоторые голоса 
из прошлых столетий, голоса некоторых отцов церкви и голос Лютера. Финансовые 
теоретики пожимают плечами. Но спросите, каков их путь, – и они опять пожмут 
плечами. Национал-социализм переступает через их критику. По праву ли? В любом 
случае он не может иначе. Обо всем произошедшем он не может размышлять с 
позиции гарантированности. Ему не нужно теоретическое истолкование 
современности. Он стоит перед совсем иным вопросом: как Германия может выстоять 
перед непрошенным насилием, пришедшим к нам. Наука в попытках приоткрыть 
будущее заходит в тупик. Знание закончилось. Пришло время пророчеств. Риск 
определяет успех предприятия.
Говорится ли что-то о правильности пути, на котором должен быть уничтожен гнет 
процентного рабства? Есть и фальшивые пророчества. Есть и пророчества неудачные.

Никогда не будет успеха в том случае, если знание о предмете минует их, 
открываясь лишь научному знанию, а не процессу, находящемуся в зависимости от 
причин и действия. Но что делать, если область финансов и финансовая теория 
оказываются слишком сложными и непостижимыми для научных специалистов? Именно 
так обстоит дело на сегодняшний день. И в этой ситуации только 
национал-социализм выступает со своим призывом и, насколько возможно, подводит 
под этот призыв теоретическую базу. Для этого он использует так называемую 
теорию количества, которая проистекает из соответствия массы товаров денежной 
массе. Считается, что деньги можно сотворить в любое время, если производить 
соответствующие реальные ценности. Готфрид Федер говорит об освобождении народа 
и государства от процентной задолженности крупному капиталу: «Государство не 
должно делать долгов, поскольку в этом нет необходимости. Государство нельзя 
отождествлять с частным лицом, взявшим кредит и вынужденным влезть в долги. Это 
экономически неверно. Государство – это средоточие высшей власти, оно может то, 
чего не может частное лицо, – делать деньги! Государство это делало совершенно 
глупо во время инфляции. Оно делало это также с использованием инфляционной 
марки и имперской марки, после того как предоставило своей высшей властью 
свободу Имперскому банку. Это высшее право на создание денег государство, 
вполне вероятно, может реализовывать и более эффективно, избегая опасности 
инфляции. Правда, только в том случае, если оно будет осуществлять большие 
общественные задачи (строительство гидроэлектростанций, дорог), избегая 
залезать в долги, посредством выпуска беспроцентных ценных бумаг при отсутствии 
наличных денег. Другими словами, ситуация, когда с легкостью изготавливают 
бумажные денежные знаки, означает – и мы все это пережили – инфляцию. Но есть 
логичное решение: выпуск государственных ценных бумаг не вызывает инфляцию в 
том случае, когда производятся новые ценности. То, что сегодня воплощение 
значимых в народно-хозяйственном плане задач осуществляется через займы, по 
меньшей мере странно. Именно здесь, как уже говорилось выше, был бы простор для 
осуществления законного права государства на выпуск денег».[124]
Спросят, благо национал-социализм сам дает к тому основания, только ли область 
финансов нуждается в свободном руководстве. Этот вопрос шире, чем вопрос, может 
ли вообще государство производить любое количество ценностей. Оно так же 
подпадает под действие закона спроса и предложения. Все эти вопросы, и самые 
важные в большей степени, находятся в противоречии с программой Федера. «За» и 
«против» не смолкают. Тот, кто хочет серьезно подойти к делу формирования 
собственного мнения, не ограничится теми или иными краткими указаниями. 
Решающий вопрос здесь: является предложенный путь оправданным риском или просто 
утопией? В любом случае первая и важнейшая предпосылка разрушения цензового 
рабства состоит в создании сильного государства. Вторая – в осуществлении 
высшей власти государства над экономикой. Третья – в национальной свободе 
данного государства.
С этим третьим предположением мы встречаемся, поскольку оно составляет 
жизненную волю национал-социализма. Разрушение процентного рабства мыслимо лишь 
при одновременном разрушении ярма поборов благодаря национальной свободной воле.
 В своей социалистической составляющей национал-социализм отходит от 
капитализма гражданских партий и приближается к Немецкой национальной партии. В 
своей национальной жизненной воле он отходит от марксизма любых оттенков, 
благодаря чьей внешней политике немецкая экономика попала в руки 
интернационального капитала. Первое предварительное условие снижения процентов 
состоит в ограничении груза поборов. До тех пор пока представители 
американского и еврейского капитала могут разыгрывать из себя хозяев Германии, 
мы тщетно ожидаем того дня, когда будет сказана правда: «Германия – родина 
немцев». Мы потеряли наше военное управление, потеряли управление финансами. 
Рейх уже больше не является родиной для нас и наших детей, государством свободы 
и родиной безопасности. С каждым годом все сильнее сжимаются тиски 
репарационных выплат. Они душат наше социальное обеспечение, они подрывают 
жилищное строительство: больше миллиона немцев живут на чердаках и в подвалах в 
более ужасных условиях, чем скот. Они помогают убивать еще не рожденных детей. 
К тому же погибает культура. Во что превратились немецкие школы? В предприятия 
массового производства, в которых учителя едва ли знают, как помочь делу. Все 
блага, предоставленные именно нам милостью Божьей, зачахли в бедности: 
образование, наука и искусство. Поэтому борьба национал-социализма против 
процентного рабства и интернационального капитала ведется как внутри Германии, 
так и вовне.
Здесь возникает проблема государства. Здесь нельзя пройти мимо еврейского 
вопроса: будет он решен через монархию или республику – все равно. Пять или 
двадцать пять федеральных государств – не имеет значения «в том случае, если в 
них объединятся только все немецкие племена, объединенные сильной 
централизованной властью, противостоящие загранице подобно железной скале, в 
которых радостно и в довольствии могли бы жить немецкие граждане».[125] Воля, 
вырастающая из этого взгляда на сложившееся положение, уменьшится до борьбы за 
замкнутое государство, объединяющее все немецкие племена. «Мы не отречемся ни 
от одного немца», ни в Австрии, ни в Польше, ни в Эльзасе и Лотарингии, и при 
этом можно было бы продолжить в духе Федера: «Но мы отречемся от каждого 
иностранца». Речь идет о выдворении евреев и всех не немцев со всех значимых 
постов в общественной жизни.[126]
Неважно, насколько эти требования обоснованы логически в отдельных пунктах. В 
этом отношении программа содержит постулаты, находящиеся в противоречии с 
прежними утверждениями национал-социализма. Она возвращается обратно к 
демократической идеологии, самоопределению народов, политическому равноправию 
наций. Тактика побеждает логику. Тем не менее выражение народной воли в целом 
следует правовым нормам. Оно зародилось из-за обделенности немецкого народа. 
Нам не были даны: кровь, страна, язык, поскольку мы их выкинули на свалку, 
подобно хламу и нечистотам. Кровь, язык, страна – это первое, что мы получаем, 
еще до того, как учимся самостоятельно жить и мыслить, это божественное 
творческое начало. Но этот дар обязывает. И эта ответственность требует со всей 
серьезностью отнестись к формированию полученной нами собственности. Это имеет 
политические последствия для народа и государства. И это устанавливает границы 
между людьми и явлениями других народов. Конечно, государственно-политические 
требования национал-социализма, касающиеся решения еврейского вопроса, являются 
достаточно сложными. Их глубинный смысл недосягаем. Разумеется, то, что их 
начнут выполнять, поднимая борьбу за очищение расы из сферы 
народно-политической и государственно-политической целесообразности в сферу 
мировоззренческую, выглядит более чем сомнительно. Это будет проверено с 
беспощадной прямотой. Но здесь речь вначале пойдет о политических требованиях 
национал-социализма – нет, об инстинкте, лежащем в основе этих требований. 
Имеем ли мы право разом покончить с этим инстинктом? Не является ли нашей 
обязанностью, напротив, восхищаться этим инстинктом как голосом природы, 
направленным против того, что общественное мнение, право и экономику нашего 
народа захватили люди и власти, которые сами вообще не могут понять, чем мы, 
немецкий народ, наделены. Конечно, это во многом зависит от того, как такая 
борьба с еврейством будет осуществляться. И кроме того, мы имеем все основания 
вспомнить о том, что «голос природы» не обязательно является голосом правды. Да,
 так как мы знаем об ответственности перед Творцом, мы должны решительно 
противостоять любому притязанию на исключительность какой-то одной расы. Но 
вера в Божественный творческий замысел подразумевает, с другой стороны, 
народную ответственность.[127] Эта ответственность в нашем народе давно 
потеряла силу. В прошедшем столетии уже звучали голоса, воскрешавшие ее. Мы 
подразумеваем двух пророков евангелической церкви, которым мы благодарны до сих 
пор: Эрнст Мориц Арнд и Адольф Штекер. Сегодня эта ответственность пробуждается 
вновь. Я, как христианин, не могу сказать ей «нет».
Анализ национал-социалистического движения выявил в качестве его глубинных 
корней жизненную волю, которая развивалась как национальная и социальная 
свободная воля. Национал-социализм проявился в качестве элементарной мощи 
природного насилия. Он еще не сформирован, и его политические проявления в 
частных вопросах являются спорными. Но он – надежда многих, единственная 
надежда для миллионов представителей нашего народа. Он сам выступает с этим 
притязанием – быть единственной надеждой. Пыл его страсти отличает религиозная 
глубина: «я – избавление от рабства».
С этой абсолютностью своей жизненной воли национал-социализм поставлен перед 
совершенно новым вопросом. Он проистекает из нерушимости его природной воли и 
рискует оказаться последним решением, которое опирается не только на то, что 
сегодня и сейчас хорошо для Германии. Он стоит перед вопросом истинности. 
Безусловность жизненной воли наталкивается на сопротивление. До тех пор пока 
сопротивление состоит в политическом антагонизме, он служит только для того, 
чтобы усиливать эту безусловность. Но почему национал-социализм задается 
вопросом о праве и смысле своего движения? Почему трудится над сознательным 
проявлением своей жизненной воли, формируя мировоззрение? Является ли 
случайностью, что он установил в качестве провозвестника ценностей и цели своей 
народной воли религиозное мировоззрение? Он не может иначе, поскольку в своем 
желании он натыкается на сопротивление, на сомнение, которое он вообще не в 
состоянии разрешить в политической плоскости. Он раздираем изнутри сомнениями: 
имеется ли вообще земная власть, которая может сказать о себе: «я располагаю 
средством спасения»? Где вожди, где их дружины, которые могли бы на это 
претендовать? Вопрос о возможностях человека, об их границах повсюду остается 
открытым. При этом добавляется еще и второй. Чем ближе виден день 
приближающейся победы, тем напряженнее делается взгляд на цель: что потом, 
когда цель будет достигнута? Не означает ли достижение цели одновременно конец 
– конец движения? Так жизнь ставит нас всех – там, где мы вмешиваемся своими 
действиями, – вследствие своей внутренней закономерности перед вечностью. 
Национал-социализм еще в самом начале познал эту динамику. Со своей жизненной 
волей он должен ответить перед последней инстанцией. Ответственности перед 
Германией недостаточно. Его жизненная воля продвигается с непоколебимостью и 
исключительностью, желает вечности. Никто из нас не может долго по-настоящему 
жить, не зная о рейхе, чья правда и сила выстояла во всех вихрях на протяжении 
времени и пережила все исторические изменения. Является ли этот рейх Третьим 
рейхом или он имеет иную глубину?
Национал-социализм дает ответ в своем мировоззрении. Он выносит решение против 
духа и за кровь. В религии крови толкует он смысл своего желания. Религиозный 
пыл является рамкой, обрамляющей его жизненную волю, мировоззрение является 
предвестником, который своей мощью изменит содержимое внутри рамки.
«Самое благородное, что только есть в человеке, – это кровь, когда она 
стремится к правильной цели. Но самое злое в человеке – это тоже кровь, если 
она стремится к дурному». К этим словам, принадлежащим мистику Майстеру 
Экерхардту, обратился Альфред Розенберг в своих «Мифах ХХ столетия». В них он 
увидел средоточие смысла народной религии. «Рядом с мифом о вечной свободной 
душе стоит миф о религии крови».[128] Воистину Майстеру Экерхардту принадлежат 
превосходные слова. Спрашивается только: как кто-то мог их столь превратно 
истолковать? «Кровь стремится!» Кровь не может быть просто хорошей, она 
находится во взаимосвязи. Она становится субъектом душевного выбора. Мимо 
Розенберга полностью прошло то, что Экерхардт здесь говорит вовсе не о том, что 
мы обычно называем кровью.
В качестве вождя Розенберг стоит на первых позициях национал-социалистического 
движения. Его книга не выступает в качестве канонического писания. Но с позиций,
 на которых он пребывает, он действует, в том числе и посредством книги, в 
качестве вождя нового религиозного мировоззрения на расистской основе. Религия 
и мировоззрение настолько связаны друг с другом, что становятся 
взаимозаменяемыми понятиями. Из элементов, составляющих народную общность: 
кровь, страна, язык, история, – он берет лишь первый и возводит его в ранг 
основополагающего. Значение слова при этом изменяется: душа – это кровь, а 
кровь – это душа. Безусловно, имеется глубокая связь между душой и кровью. Оба 
понятия слиты в едином ритме. Тело и душа неотделимы друг от друга. Кровь и 
здоровье, кровь и темперамент, кровь и характер имеют более ярко выраженную 
связь, чья глубина сегодня исследуется наукой совсем по-новому. Не последнюю 
роль играет и взаимосвязь между строением тела и характером. Кровь определяет 
характер, характер – кровь. Влияние крови чувствуется вплоть до способа 
интеллектуального функционирования, вплоть до осмысления художественных 
произведений. Здесь видно все значение расовой проблемы. Поистине стоило бы 
рассмотреть все эти связи лучше, чем это делалось до сих пор.
Достаточно было лишь однажды выделить кровь или расу из числа прочих элементов 
народности и отказаться от того, чтобы исследовать, а не формируют ли расу еще 
и ландшафт и история; совсем обойти тот факт, что познания и этос оказывают 
глубокое воздействие на наш духовно-телесный организм, – и сразу становится 
логичным высказывание: «Объединенная расовым признаком, народная душа является 
мерой всех наших помыслов, устремлений воли и действий, высшим мерилом наших 
ценностей».[129] «Ценности германского характера являются тем непреходящим, на 
чем покоится все остальное. Тот, кто этого не знает, отрекается от немецкого 
возрождения и выносит самому себе смертный приговор».[130]
Адольф Гитлер стоит в этом отношении на тех же мировоззренческих позициях. Его 
исповедальная работа «Моя борьба» свидетельствует едва ли не каждой своей 
частью о том, что ценность крови является основной человеческой ценностью.[131] 
Именно отличие по крови определяет расу. Поэтому расовый вопрос является 
политически определяющим вопросом. Антисемитизм в качестве природного инстинкта 
находит свое теоретическое обоснование в этом мировоззренческом определении 
расы. Очищение расы будет заповедью из заповедей. В вопросе отношения к 
еврейству эта точка зрения достигает своего наивысшего выражения. Ни один грех 
не является настолько большим, как грех, совершенный против крови. Нигде он не 
достигает большей глубины, как при «бастардизации» народов, нигде он не 
является настолько непереносимым, как там, где народ, подобный еврейскому, 
представляющему собой символ «бастардизации», портит кровь германского народа.
В этом пункте боевая позиция национал-социализма достигает такой страстности и 
глубины, до какой она прежде не доходила в своей борьбе. Отсюда приобретают 
свое значение определенные практические требования, не вошедшие в программу. 
Возникает отрицание гуманизма. А вместе с ним – собственнический этос 
самосохранения, на основании которого осуществляется борьба против владычества 
менее ценных на основании внутреннего права сильных и здоровых.[132]
«В качестве средства борьбы были приняты требования расовой гигиены, такие как 
стерилизация и другие».[133] Исходя из этого же трактовался смысл семьи. 
Политика народонаселения определялась расовыми идеями». Брак также не может 
являться самоцелью, а должен служить великому делу преумножения и сохранения 
вида и расы. Только это является его смыслом и задачей».[134]
В этих своих основных положениях национал-социализм един. Там, где он в 
отдельных случаях делает попытку использовать научные результаты расового 
исследования, обосновывающие надлежащим образом эти положения, начинаются 
сложности. Как правило, от них вообще будут отказываться. Но в остальном 
кажется не важным просто перенять во многом расовое учение Гюнтерса. Вообще же 
в основных понятиях имеет место некоторая неразбериха. В одном месте 
приравниваются друг к другу понятия «арийский», «германский», «нордический», в 
другом – они же они разграничиваются по значению. Нигде нет полной ясности в 
вопросе о том, что вообще такое «раса». Неудивительно, поскольку само расовое 
учение еще очень молодо. В большинстве случаев можно совершенно уверенно 
действовать, полагаясь на здоровый инстинкт, если, конечно, он наличествует. 
Однако есть места, где пасует самый здоровый инстинкт. Где объективные 
показатели, по которым следует узнавать, не является ли кто-то арийцем лишь 
внешне, будучи по своей сути семитом. Что является высшей инстанцией – строение 
скелета или душевный склад? Или сегодня хоть кто-то верит, что внешние признаки 
дают надежную точку опоры? Или кто-то серьезно думает о том, что для разведения 
и нордификации нашего народа должно выдаваться врачебное свидетельство при 
заключении брака – по аналогии с животноводством? Роскошное дело: пары будут 
подбирать, руководствуясь размерами черепа, шириной таза, объемом ноги!.. Я это 
допускаю. Никогда еще такое хорошее дело не воплощалось такими плохими 
средствами.
То же относится и к религиозному обоснованию, которое национал-социализм 
придает своему расовому учению. Конечно, тут следует различать две попытки 
обоснования, которые очень далеко отстоят друг от друга вследствие совершенно 
различных религиозных позиций. Между Гитлером и Розенбергом пролегла 
непреодолимая пропасть. Это до сих пор не замечается ни в самом движении, ни 
вне его.
Религиозная позиция Гитлера определяется исходя из категории повиновения Божьей 
воле. Розенберг не знает ответственности перед Богом, Божья воля для него тоже 
не существует. Его позиция основана на мистическом приравнивании понятий «Бог» 
и «душа».
Типичным для Гитлера является подобное высказывание: «Вечная природа мстит за 
несоблюдение ее требований. Так сегодня я думаю действовать с позиций 
всесильного Творца: защищая от еврея, я борюсь за Божье дело».[135] Или другое: 
«Народы, подвергающие и подвергающиеся вырождению, грешат против воли вечного 
Провидения, и их уничтожение не только не бесправие, но, наоборот, 
восстановление права».[136] Сохранится ли ариец, зависит от того, как он 
борется с вырождением. Существует ли обязанность обороняться? Да. И эта 
обязанность глубоко обоснована с религиозных позиций: «У каждого, относящегося 
к своему народу, в рамках своей конфессии есть святая обязанность заботиться о 
том, чтобы не только говорить о соблюдении Божьей воли, но и фактически 
исполнять ее и не осквернять Божьи дела. Поскольку именно Божьей волей 
человечество приобрело свой облик, свою суть и свои способности. Если 
нарушается Его замысел, тем самым объявляется война творению Господнему, 
Божественной воле».[137] С точки зрения католицизма с этой расистской позиции 
осыпается «религиозная штукатурка». Дела обстоят так: Гитлер и Розенберг 
являются пропагандистами. Они хорошо выучили свои роли. Они разговаривают на 
разных языках. Поскольку они ориентированы на различные группы сторонников, 
слово «сторонник» здесь употреблено строго в том смысле, как у Гитлера в «Моей 
борьбе» на странице 651. Я это считаю неверным. Мне кажется, здесь имеется 
настоящее различие в этосе. Да, я склонен думать, что Гитлер в корне противится 
мистической расплывчатости Розенберга. Гитлеровская религиозная позиция 
проистекает из жесткой решимости, данной человеку тогда, когда он просил у Бога 
совершенства.[138] Конечно, можно сказать, что Гитлер здесь непоследователен. 
Что один раз в качестве высшей инстанции у него фигурирует «воля Божья», в 
другой раз – раса. Там кровь подчинена воле Творца, здесь – выступает с ним на 
равных. Но Гитлер не религиозный философ и не хочет им быть. Розенберг хочет, 
но не является им. Впрочем, он придерживается определенной последовательности, 
с которой никогда не расстается: всестороннее преобладание крови над верой, 
обожествление расы. Он никогда бы не пожелал подобного национал-социализму, 
потому как этим обожествлением он заронил в движение ядовитое семя, которое 
разрушает его жизненную силу из самых недр.
Книга Альфреда Розенберга «Мифы ХХ столетия» делится на три части: «Борьба за 
идеалы», «Область германского искусства», «Грядущий Рейх». Первая часть 
включает разделы «Раса и дух расы», «Тело и честь», «Мистика и дело». Он не 
сделал ответственным за свою книгу национал-социалистическое движение. Но себя 
самого он обозначил в качестве национал-социалистического мыслителя. Его книга 
представляет собой попытку изъять, руководствуясь достойными соображениями, из 
движения религиозную составляющую. Последнее предложение гласит: «И настанут 
священные для немца часы, когда символ пробуждения, знамя со знаком восходящей 
жизни, получит признание грядущего Рейха».[139] Мы здесь можем привести лишь 
отдельные основные мысли. Тот, кто хочет получить представление о 
национал-социалистическом мировоззрении, должен проработать всю книгу или как 
минимум первую, главную часть.
Центральной проблемой философии является полемика по вопросу о Боге. Мы не 
можем здесь проверить то особенное создание понятий, которое там применено. Эти 
понятия отделены от содержания, лежащего в их основе, и применены совсем иначе. 
Дух понимается как интеллект, дуализм в христианстве – как монизм,[140] а 
приведенные историко-религиозные примеры указывают на прямо-таки возмутительное 
непонимание.
Мы уже видели: связанная расовой принадлежностью народная душа является мерой 
всех мыслей, поисков и действий, высшим мерилом ценностей. Наиболее ценная раса 
олицетворит собой высший масштаб. Это находит свое глубочайшее выражение в 
работах немецкого мистика Майстера Экерхарта. «Истинная нордическая душа 
находится в неизменном полете к Богу и от Бога. Ее „спокойствие в Боге“ 
одновременно является „спокойствием в себе“. Это единство, встречающееся 
одновременно в качестве дара и самосознания, называется нордической мистикой».
[141] Но суть этой мистики состоит в воззрении, согласно которому человеческая 
душа равна Богу.[142] Повиновение абсолютному Творцу и Господину становится 
нелепым и ненужным. Бог – это душа (раса), а душа (раса) – это Бог. Да, там, 
где человек связан восприятием Бога в качестве господина, он серьезно 
заблуждается. Поскольку это воззрение скрытно поддерживает веру, что священники 
являются мерой всех вещей,[143] и они совсем не виноваты в этой ошибке.
Едва ли можно сильнее высказать свое несогласие с позицией Гитлера. Гитлер 
знает об ответственности перед Творцом. Розенберг объясняет эту ответственность 
как следствие святого обмана. Гитлер, там, где он хотел высказать свои 
заключительные, самые глубокие мысли, говорил о всесильном Боге. Розенберг 
называл это верой в Яхве.[144] Это заложено в природе вещей, что для Розенберга,
 исходя из этого, стала обязанностью борьба с Ветхим Заветом. Появление великих 
пророков, борьба с израильскими полукровками, свидетельства проявления власти 
Божьей, сочинение псалмов – все это было отражено на бумаге. «Следует раз и 
навсегда перестать считать так называемый Ветхий Завет религиозной книгой».
[145] Серьезные основания? Ветхозаветное свидетельство знало цену богоравности 
арийской души. Оно рассматривалось лишь только как разложение религиозной 
истории древнего иудейства. Выводы из этого факта связаны с тем, что следует 
непосредственно из пантеистической мистики Розенберга: о грехах размышляет лишь 
неполноценный. Вечная, благородная, арийская душа не знает греха. «Ощущение 
греховности является непреложным показателем физического вырождения».[146]
Его не останется, если избавиться от Ветхого Завета. «С позиции Майстера 
Экерхарта, все высшие церковные ценности – в качестве ценностей второй и 
третьей категории – происходят из исходной точки – совершенной, равной Богу, 
свободной, благородной души».[147] То, что Бог отдал своего родного сына, – 
ценность второго ранга. Тайна распятия Христа – ценность второго ранга. 
Воскрешение как начало нового творения – ценность второго ранга. От Нового 
Завета не осталось ничего, кроме «непознаваемости высокой личности Христа».
[148] «Распятие – это подобие учения о жертвенном агнце, которое демонстрирует 
нам сокрушение любой мощи перед силой духа, и благодаря этому также внутренне 
сокрушаемое, почти всегда ужасно изображенного страдания, делая его духовным, 
как того добивается властолюбивая церковь».[149] Проповедь об агнце Божьем, о 
том, что мир греховен, должна быть прекращена.[150]
Должен это был говорить национал-социалистический мыслитель? Он не знал, 
сколько христиан он оскорбит в самых лучших чувствах. Гитлер говорит: «Для 
политического лидера должны быть неприкосновенны религиозные учения и верования 
его народа. Иначе он не имеет права быть политиком, а должен становиться 
реформатором, если он на это способен».[151] О реформаторе мы лучше промолчим. 
Может, Розенберг – политик. Официальный редактор центрального печатного органа 
НСДАП? Председатель «Боевого союза немецкой культуры»? Это нагромождение из 
самомнения и несерьезности могло бы также хорошо смотреться на страницах 
«Берлинер тагеблат». Никакой современный еврей не сумел бы подготовить так 
хорошо план разложения национал-социалистического движения изнутри, как это 
сделал Розенберг с его мифом о германской душе. Он написал свою книгу в 
качестве частного произведения, но при этом был превознесен в «Фелькишер 
беобахтер» как «великий мастер».[152] Он желал говорить лишь с людьми, которые 
порвали с христианской верой, – но дух этой книги возвращает снова и снова к 
партийным собраниями заседаниям «Боевого союза немецкой культуры».[153] Можно 
лишь полностью согласиться с Гитлером, когда он говорит: «Я не замедлю 
объяснить, что я вижу злейших врагов, следующих по серьезности после 
коммунистов, в людях, которые вовлекают народное движение в кризис религиозных 
споров».[154]
Тип религиозной позиции, который мы встречаем у Гитлера, все больше вытесняется 
в национал-социалистическом движении, в среде вождей и их подчиненных. Это ясно 
доказывает приложение к «Фелькишер беобахтер» – «СА-манн». Победил тип 
Розенберга. Религия крови становится эрзац-религией, ее противоречия с 
христианской верой непреодолимы. У немецкого народа отнята правда. Мистика 
убивает его собственных детей. А религия крови Розенберга – мистика, и она 
буквально сама хочет таковой оставаться. Любая мистика разрушает в своей 
пантеистической последовательности еще и этос. Она ведет людей к греху гордыни, 
к древнему и вечно новому желанию сравняться с Богом. Это опасно. Это мстит 
человеческой мощи, это мстит душе и телу, это мстит в любви и ненависти и, 
наконец, самое ужасное, – это сказывается на крови. Поскольку кровь и душа 
неразделимы.
В Новом Завете присутствуют глубочайшие по смыслу слова о том, что наше тело 
призвано быть храмом нашего духа. Борьба за здоровье крови и чистоту расы 
соответствует христианской вере и является Божьим повелением. Но нельзя 
бороться за чистоту каждого храма, когда принципиально отказываешься 
повиноваться Господину храма. Тот, кто так поступает, позорит кровь.
Мы видим, что национал-социализм столкнулся с внутренней необходимостью решения 
вопроса, связанного с Богом. Он ищет ответа. Он дает ответ в религиозных 
предзнаменованиях, которые сплотили народную жизненную волю. Но народная душа, 
к которой ищет подход это религиозное мировоззрение, не является чистым листом 
бумаги. Мы не имеем возможности начать строить новое мировоззрение словно на 
пустом месте. Когда мировоззрение национал-социализма столкнется с фактом, что 
имеются новые притязания на людей и народы, которые подаются еще глубже, нежели 
религия и мировоззрение? Эта возможность становится ежедневным повторяющимся 
событием. Чем пленительнее звучит в наших ушах призыв национал-социализма, тем 
строже говорит нам наша совесть о том, что рядом с голосом крови есть еще один 
голос, еще один призыв, зовущий к иной действительности, которому мы обязаны 
повиноваться все без исключения: «Я Господь, Бог твой… да не будет у тебя 
других богов перед лицом Моим».[155] Национал-социализм противоречит 
христианской вере. Со своим ответом на вопрос о Боге он противостоит Евангелию. 
Он или погибнет в столкновении, либо станет свободным от этого противостояния.
Евангелие в своих основных моментах проявляет благоразумие, полностью 
отсутствующее в мировоззрении национал-социализма, во взглядах на мировую 
действительность и на человека. Вопрос звучит достаточно просто: реального ли 
человека демонстрирует нам национал-социализм? Ответ гласит: нет! Это – человек 
идеализированный. Жизненная воля национал-социализма оказалась под властью 
иллюзии. Если это верно, то национальная воля приговорена к расколу, тогда и 
Третий рейх является не чем иным, как иллюзией будущего. Иллюзиям невозможно 
противостоять политическими мерами. Сила внушения даст осечку лишь в случае 
практического воплощения идеи.
Освобождение от иллюзии, предсказанное нам в Евангелии, состоит в том простом 
факте, что человек не является творцом, а лишь творением: тварью. Телом и душой 
мы подчинены закону о том, что тленно и преходяще. Ни одно явление земной жизни 
нельзя считать исключением из правила. Нельзя исключить ни отдельные 
человеческие существа, ни народы, ни расы. С первых дней нашей жизни нас 
одолевают болезни. Наша духовность подвержена усталости, ошибкам и разрушению. 
Душа также развивается, расцветает и умирает. Если понятие «бессмертие души» 
должно означать нечто иное, чем способность духа проноситься через долину 
смерти, оставаясь вечным благодаря своей природе, то это глупость.[156] Все 
факты говорят против этого. Да, конечно, можно сказать, что существование души 
является не чем иным, как страданием, нуждой и страхом перед жизнью. Нас всех 
ждет смерть. Она напоминает нам о нашем несовершенстве. Мы не располагаем 
вечностью. Мы не располагаем свободой. Нет свободной вечной души! Каждый про 
себя это знает, почему он должен утаивать сей факт от других?[157]
Сюда накладывается также и то, что мы переживаем. Здесь важен еще один аспект. 
Мы виноваты друг перед другом. Люди и народы. Это относится ко всем истинным 
общностям, как и то, что мы, люди, противостоим тем, кто предъявляет права на 
нас, на нашу помощь, на нашу преданность и на наш отпор. Мы не находимся в 
противостоянии с ними, поскольку через них с нами говорит, требуя повиновения, 
высшая власть. Мы никогда не воплотим полностью это притязание. Мы впоследствии 
откажемся, если это будет иметь значение, следовать этим категорическим 
требованиям. Мы откажемся, поскольку отвергнем сами себя. Мы заключены в тюрьме 
собственного «Я». Это происходит и в том случае, когда мы, симпатизируя другой 
личности, пытаемся с ней сблизиться, поскольку поиск нашим «Я» другой личности 
является лишь еще одним выражением нашей несвободы. Нет, мы не полностью 
свободны, не свободны и в этом проявлении, мы имеем обязательства тела и души, 
а также – духа. Этот факт придает злободневность и заставляет страдать по 
поводу великого политического вопроса о виновности в войне и мире и по поводу 
других тоже. В своем последнем притязании на правду мы догадываемся, что 
виноваты. В противном случае бессмысленным было бы любое страдание. Оно не 
может быть объяснено одними лишь ошибками и заблуждениями. Требование, 
предъявленное нам, является обязательным. Мы не можем им пренебречь, как будто 
выторговывая что-то и договариваясь о половинной стоимости с инстанцией, 
предъявившей его.
Эта двойственность человеческого сознания характерна для нас и без Евангелия. 
Это происходит только потому, что мы честно и мужественно испытываем 
человеческую природу. Но Евангелие придает этой истинности правоту. Его 
распространение – дело истины. Оно словно несет в себе очистительную функцию.
Но это пришествие Иисуса из Царства Божия свидетельствует не о благоразумии 
человечества, оно раскрывает правду о людях. Противодействие Евангелию 
открывает нам двойственность человеческой природы. Мы потеряли связь с истоками 
жизни. Мир брошен на произвол судьбы с тех самых пор, как отринул Бога. 
Греховность не является лишь событием прошлого, скорее современным фактом, 
имеющим отношение к каждой отдельной человеческой жизни. Только тот, кто 
старается очиститься, делает свою совесть открытой для восприятия откровения, 
поскольку мы зависимы от воли, неподвластной течению времени. Перед нами не 
другой человек, перед которым мы имеем обязательства на протяжении 
определенного времени, но тот, кто является вечным настоящим. «Боже, Господь 
Всемогущий, говорит с миром от восхода солнца до его заката»! И когда земля 
подойдет к своему концу, он подхватит нас.
В этом положении для нас представляется абсолютно невозможным выменивать у Бога 
какое-либо из его творений, ни нашу духовную жизнь, ни ценности, которые мы 
производим, ни природу, ни расу. Мы все осознаем эту двойственность: они 
возможны лишь постольку, поскольку они появились, подчиняясь воле Творца. Они 
никогда не бывают полностью предоставлены обстоятельствам. Никто из нас не 
располагает этой полнотой. Мы не можем при помощи своего рационального ума ни 
заменить расовое наказание на природную чистоту, ни получить чистый характер 
ценой нравственных усилий. Мы не только ограниченные, но и падшие творения. 
Поэтому для нас закрыт путь постижения Божественной тайны, поэтому мы постигаем 
наше положение через мировоззрение, которое мы придумали себе сами, 
идеализировав его. Всем этим попыткам противопоставлено простое Божественное 
слово «Осознайте, что Я – Господь»!
Если из этой ситуации и должен быть выход для человечества, то он может 
находиться в том же измерении, из которого для нас открывается изобилие 
безусловного и вечного спасения. Сами по себе мы выходом не располагаем. Он 
возможен в том случае, когда ниспосылается в качестве дара, милости, как нечто, 
что не может быть создано искусственно. В поиске данного пути Евангелие 
подводит нас к отрадной истине: с Христом дано начало новому явлению. Смерть 
побеждена. Через страдания Господь призывает свои падшие творения к себе, в 
Царствие Небесное. Он сам освятил страдания тем, что перенес их. Ценой своей 
жизни Он получил прощение человеческого греха. Христианский крест утверждает, 
что последнее слово остается не за смертью, а за жизнью. Да, сообщается, что 
наступило время нового единения мира с Богом. Оно преисполняет нас уверенностью,
 оно призывает нас к таинствам, оно встречается нам в качестве внутренней 
власти, в качестве вновь сотворенного Святого Духа. В вере человек вновь 
рождается для «живой надежды». Мы перешли в новое состояние. Грядет Царствие 
Божье. Придется дать отчет за все, что нам доверил Бог своей творческой волей. 
И потому – «будьте сильными», «возьмите шлем добродетели и меч духа», «Господь 
близко!».
И тут возникает народное мировоззрение и утверждает: христианская вера обращена 
назад, в прошлое. Попытается ли оно когда-нибудь понять свидетельство 
Евангелия? Творения Святого Духа ставят человечество перед непреложной истиной 
бытия Бога. То, что предлагает Евангелие, сводится к одному – требованию 
человеческого решения здесь и сейчас. Розенберг утверждает: грех является 
сопутствующим проявлением физического вырождения, неполноценным чувством 
ограниченных. Показательно, что люди с ярко выраженным ощущением греховности 
своей верой лишь возвышают те страны, откуда они вышли в мир. Являлись ли 
Бисмарк и Лютер бастардами? Поистине они не думали о грехе, но им хватало 
мужества не отступать перед реальностью греха. Они полагались на Божью помощь и 
знали о будущем мире. И после этого еще говорят, что способность полагаться на 
Бога не может послужить миру. Это непонимание равным образом проистекает из 
марксистского и народного вольнодумства.[158] Совершенно определенно, что 
религия может быть опиумом. История религии подтверждает это, например, 
пантеистическая мистика, всегда возникавшая в качестве средства успокоения и 
умиротворения людей и народов. Но Евангелие – не мистика. Божья воля, 
призывающая нас к повиновению, имеет своей задачей то, чтобы мы давали отчет в 
извечном вопросе. Евангелие ведет к беспокойству, поискам правды во всех 
человеческих делах.
Это наглядно демонстрирует позицию христиан по отношению к своему народу, их 
верность стране своих отцов и детей. Существует неполная любовь к своему 
отечеству, равно как и неполное повиновение Творцу. Это грех. И все же живая 
вера должна отрицать любовь к отечеству в том случае, если оно заменяет собой 
единение с Богом. Но истинная любовь к отечеству совсем иная. Как ей такой не 
быть, если только Господь имеет право требовать всю нашу жизнь без остатка? 
«Разве нет выбора между половинчатой, не всепоглощающей любовью к отечеству, 
способной пожертвовать им во время кризиса во имя высших целей, – и 
национализмом, для которого ничто не свято, кроме собственной нации и 
собственного государства, который делает народ Богом?»[159] Да, так бывает в 
том случае, когда Божья воля вступает в противоречие с волей отечества – как 
два взаимоисключающих понятия. «По правде, с вечностью дела обстоят совсем 
по-другому. Мы не можем делить наше время и силы между Богом и миром. Мы должны 
решительно выбрать Бога и следовать ему во всем. И тогда мы откроем для себя 
мир снова в Боге и его воле. Бог, которому мы принадлежим своим решением, 
заключает в себе и несет мир. Нельзя быть верным ему, не будучи верным земным 
обязанностям. В соотношении вечного и земного одна верность не исключает другую.
 Более того, одна связана с другой. В этой связи вспоминаются слова из 
Евангелия о том, что верность в великом невозможна без верности в малом».[160] 
Для позиции христиан в отношении к своему народу характерно то же самое, это же 
относится к любым выпавшим на долю испытаниям, что коренится в преданном 
послушании Богу. В этом наша жизнь сливается с рекой времени. Мы проживаем ее 
лишь единожды. Пред лицом Господним за этот малый срок проходит развитие 
призыва: «трудиться, пока день». «Тот, кто верит, тот знает, что однажды Бог 
спросит с него, как он проявил преданность своему отечеству».[161]
И однажды может возникнуть вопрос: не является ли это предательством в вопросе 
формирования истинно народной ответственности – когда понимание Евангелия 
затемняется эрзац-религией? Разве нет необожествляемой любви к отечеству, 
напряженного развития национальной воли, что этой воле приходится жертвовать 
истиной? Тогда в качестве искажения народной воли возникает национализм. «В 
своем насильственном проявлении он характеризуется тем, что разрушительно 
обращается против всего живого, не исключая собственную нацию и собственное 
государство, которые он полностью отождествляет с собой».[162] Мы также знаем о 
том, что два народа смотрят на нас во все глаза: французы и иудеи.
Розенберг потребовал пересмотра Ветхого Завета. Разве история иудеев не 
является истинно народным движением? Сначала стоит обратить внимание на 
следующее: история и религия иудеев – лишь фон для Ветхого Завета, целью 
которого является свидетельство того, что никоим образом не есть ни история, ни 
религия. Здесь уместны псалмы: «Бог – наша уверенность и сила, помощь в великой 
нужде, которая сопровождает нас. Поэтому мы не боимся, хотя мир гибнет и горы 
низвергаются в море».[163] Разве нас хоть раз покидало чувство, что под славой 
этой мощи немецкий народ вел войны за свободу? Есть ли хоть одна страница в 
Ветхом Завете, которая не была бы неотделимо связана с немецким духом? Давайте 
задумаемся о псалмах 90 или 103. Возьмем псалом, включающий послание Исайи к 
Иеремии. Почему никто об этом не говорит? Союз между ветхозаветным и немецким 
благочестием, осуществленный при посредничестве Лютера, возник не на пустом 
месте. Он принадлежит немецкой истории и немецкому самоощущению. К нему 
относятся слова Гете:
Когда великая духовная сила
Части,
Ангел не разделит
Слитую воедино
Двойственность.
Лишь вечная любовь
В состоянии разделить….
Но дальше об этом не может идти речь.[164] Ведь есть и другая сторона: история 
и религия иудеев демонстрируют нам чужую народность.
Разумеется, ссылок на скотоводческое прошлое этого народа достаточно мало. Их 
можно отыскать и в Эдде. Но дело не в этом: тому, кто умеет мыслить исторически,
 не помешают остатки примитивных верований. Тут важнее нечто другое – 
обожествление расы, абсолютизация собственного народа. Израильский народ – это 
та почва, в которую было посеяно Божественное слово, обращенное к человечеству, 
та почва, на которой была подготовлена жертва Христова. Но иудеи сделали из 
этой милости нечто большее: «мы – семя Авраама», «нас обходят стороной 
несчастья», «здесь храм Господа!»… Борьба пророков является единственным 
свидетельством сопротивления этому фарисейству. Когда сегодня в 
национал-социалистической пропаганде используется высказывание: «Если вскрыть 
гнойный нарыв на теле немецкого народа, то внутри будет сидеть еврей», – то это 
говорится чисто по-еврейски. О тех, кто там, в этом нарыве, сидит вместе с 
евреями, мы промолчим. Это просто попытка отмахнуться от Божьего призыва к 
покаянию, сделать вид, что это не важно. Иудеи ощущают свою избранность как 
нечто, чем они могут располагать. Из нее они хотят сделать пространство, 
свободное от Бога, где им была бы дана гарантированность от Божьих заповедей. И 
это их самый тяжкий грех. Это нарушение верности Израилю, о которой так 
проникновенно рассказывал Исайя. Ветхий Завет является свидетельством борьбы 
Бога с этим отсутствием присмотра в религии Израиля. Красной нитью проходит 
через эту борьбу демонстрация Божественного пути, открытие истинной сущности 
человека, известие о суде и обещание милости Божьей. Живой Бог открывается в 
виде безусловной верности и желает в ответ такой же верности, как та, с которой 
он подходит к своим творениям. Так становится известно о его святости, 
преисполняющей мир.[165] Об этом откровении и идет речь в Ветхом Завете. Это 
вехи, соединяющие Старый и Новый Заветы. Поэтому мы не можем пройти мимо них. О 
законе и о пророчествах говорит факт прихода Иисуса из Царства Божьего. Он 
молится словами псалмов. Умирает он также со словами псалмов на устах.
Разве еще остается потребность в вопросе, что в Библии еврейское, а что нет? 
Христос является высшим воплощением закона. Неужели нам так уж интересен вопрос,
 был ли Иисус арийцем? Предоставим это непредвзятому историческому исследованию.
 С точки зрения истины это абсолютно не важно. Мы веруем в Иисуса Христа, Сына 
Божьего, нашего Господа. У нас нет оснований оставлять на рассмотрение 
национал-социализма неполно истолкованное таинство земного воплощения Иисуса – 
от Девы Марии. Интерес к тому, чтобы удостовериться в арийском происхождении 
Иисуса, должен покоиться лишь на почве либеральных объяснений.
Здесь следует сказать о другом. Мы должны не переставая выступать против 
механического понимания Священного Писания. Такой подход давно устарел в 
теологии, но продолжает существовать в качестве народного понимания, находить 
отражение в поэзии. Мы думаем не о словах, а о Слове, которое, в качестве 
современного обращения Бога, через библейские свидетельства обращено к нам. 
Наука, изучающая Ветхий Завет, должна перестать внушать теологии, как она это 
делает, религиозную историю иудеев вместо откровения Бога. В первую очередь и 
главным образом речь должна идти об отношениях Бога и человечества и лишь потом,
 возможно, о религиозной истории иудеев. Тогда мы получили бы возможность 
выявлять обстоятельства, имеющие отношение не только к истории иудеев, но и к 
истории любого народа. Тогда и прочие религиозные учения объяснялись бы через 
создание человечества Богом и через величие Христа. Это должно говориться, без 
того, чтобы отменять различие между revelatio generalis и specialis (?). Это 
должно делаться с оглядкой на нашу старогерманскую религию. И тем более на ее 
этос.
Было бы особенно заманчиво последовать этой связи, связи веры и этоса. Темы 
любви и смирения были основательно исчерпаны Розенбергом. Учением о 
христианской любви «был нанесен чувствительный удар по душе Северной Европы».
[166] «Переносом внутренних акцентов от самосознания чести к смирению и 
состраданию было подорвано духовное существование северного человека».[167] То, 
что в германской этике представляло собой сплав мужества и славы, как это 
продемонстрировал Вильгельм Штапель, ушло навсегда.[168] Христианство умаляет 
мужественность и делает любовь сентиментальной. Представление о подлинной любви 
как о сплаве возвышенного и материального полностью исчезает. Гуманизм и любовь,
 о которой повествует Евангелие, находятся где-то в одной плоскости. Не слышно 
проклятий в адрес плотской любви, не слышно о притеснении эроса во всех его 
формах. В качестве высшего мерила выступает представление о чести северного 
человека. Считается бесспорным, что североевропейские расы развивались, 
сохраняя чистоту крови. Пагубное заблуждение! Прав был Герман Кремерс, когда 
сказал: «Немецкое развитие свободы, как и все великое, подвержено угрозе со 
стороны демонов. Если бы оно могло от этого уберечься! Блестящая одаренность, 
благороднейшие дарования являются не чем иным, как сырым материалом, 
нуждающимся в божественной обработке. Только тогда что-то получается. Дух 
является тем, что дает жизнь, а тело бесполезно. Так же как каждому не добиться 
мира в душе и не справиться с собственными демонами без Божьего вмешательства, 
так и дух благородных народов подвергается упадку, если он не вооружится 
правдой, не очистится и не укрепится против демонов лжи, зависти, алчности и 
ненависти. Подразумевая под „честью“ наглядно воспетые исландскими легендами в 
высшей степени пристойные германские семьи, погрязшие в родовой мести, и ссоры, 
длившиеся до полного искоренения семейств».[169] Народный этос, построенный на 
основе кровавой религии, выглядит чудовищно просто. Отделение себя от людей 
«низшего» сорта, уничтожение того, что не вписывается в рамки, требование 
стерилизации – все получается как будто само по себе. Хотелось бы однажды 
спросить: а как быть с природным этосом, присущим людям? Ни в чем не погрешим 
против истины, если скажем, что в каждом требовании, в его развитие без 
понимания прав и границ, заложено преступление.[170] Наконец, то же самое 
касается политических вопросов, связанных с расовыми проблемами. До тех пор 
пока они покоятся на вере в силу крови, они все вместе обречены на крушение. 
Хорошо, все эти добродетели уверенно связали со страданием, но не с 
необузданным же страданием, получаемым в состоянии аффекта! Природа, не знающая 
границ и потребностей, но рвущаяся к действию в своем безумном порыве, 
заканчивает по причине своей слепоты либо фарсом, либо разрушением.
В этом суждении мы затрагиваем пункт национал-социалистического этоса, который, 
находясь в связи с кровным самосознанием движения, не может быть понят в отрыве 
от него. Он одновременно связан с пропагандистской необходимостью вооруженного 
движения, о которой ниже будет сказано подробнее. Самосознание нордической расы 
заключается в воле к власти. Мистический идеализм связан псевдометаморфозой с 
этосом Фридриха Ницше. Майстер Экерхарт и Фридрих Ницше – замечательная пара. 
Но это больше, чем курьез. Какой-нибудь такой компромисс вполне может 
осуществиться в том случае, если следовать мистике. Боевой элемент движения не 
может заключаться в мистике. Критика Розенберга в адрес христианской этики 
повторяет в своих основных моментах то, что излагал Ницше. Она сливается с 
потоком суждений, который пытается сформировать национал-социалистическая 
идеология. Достаточно вспомнить два имени: Меллер ван ден Брук и Эрнст Юнгер. У 
Эрнста Юнгера особенно наглядно видно, что целью национализма является создание 
обороноспособного и авторитарного государства, которое, по его мнению, не 
должно иметь ничего общего с гражданским патриотизмом вильгельмовской эры.
Гитлер тоже считает, что готовность к обороноспособности имеет приоритетное 
значение. Этого просто требует практическая необходимость. Можно было бы 
сказать: без обороноспособности – никакой защиты государства, без защиты 
государства – никакой пропаганды, без пропаганды – никакого движения, без 
движения – никакого нового рейха. Идее победы содействует жестокость. Воля к 
власти, ограниченная духовностью или государством, воспринимается как знак 
декаданса. Защита идеи требует разрушительных средств. Грубость 
национал-социалистической боевой речи является выражением этого принципа.[171] 
Йозеф Геббельс сформулировал в своем «Неизвестном штурмовике» воззвание, вот 
краткий отрывок:
«Стойте, юные аристократы новой рабочей среды! Вы – знать Третьего рейха. То, 
что посеяно вашей кровью, даст прекрасные всходы! Сожмите кулаки! Наклоните 
лбы! Делайте свою работу! Борьба станет уделом аристократии! Разрушение 
постигнет демократию, преграждавшую путь юному рабочему движению к 
историческому совершенству. В наклоне лбов, в сжатых кулаках читается: 
демократия – это самоубийство. Протестуйте против равенства! Обратитесь против 
того, чтобы вас ставили на одну ступень со всяким идиотом! Когда встанут 
однажды немцы империи, 30 миллионов человек, тогда наступит вечный рейх. Не 
говорите больше о заслугах! Отныне правит труд! Рабочие – аристократия! Это 
выбор новой аристократии, аристократии кулака и лба! Будьте фанатиками! Если мы 
правы – а в это мы верим, потому что верим в нашу кровь, – то все другие не 
правы!
Верьте мне, другие страны смотрят на нас. Берлин станет центром борьбы. Если у 
нас получится раздавить еврейскую чуму на асфальтовых пустырях, наше дело 
станет бессмертным».
Итак, фанатизм и жестокость приветствуются. Мы получили задание использовать 
все подручные средства в борьбе за победу идеи. Мы должны обладать 
дисциплинированной волей к власти. В этой оценке власти есть правильная мысль, 
выражающая слова Христа обо всех правителях мира, обо всех облеченных властью. 
Апостолам тоже было известно, что есть служение государству. Они не 
заблуждались относительно того, как народ, ставший по сути христианским, будет 
править «по Евангелию». Они знали, как велико людское желание соответствовать 
Божьей воле. Понятными словами они отклонили тупиковый путь «христианской 
политики». Однако Священное Писание свидетельствует о том, что потребность в 
применении власти является проявлением Божьего гнева. Назначение руки власти, 
правда, простирается не дальше наведения порядка. Она не может создать истинную 
общность. Однако длительный порядок не может держаться без истинной общности. 
Это отвечает особенностям человеческого использования власти – она постоянно 
подвергается опасности саморазрушения. Закон сам по себе разрушается. Как 
только власть не стала приходить из глубин, недоступных для нее самой, но в 
которых она тем не менее присутствовала, она потеряла свой смысл. Как только 
она перестает служить, она превращается в пустую скорлупу. Возникает неизбежный 
вопрос: могут ли массы повиноваться, может ли функционировать фюрер, если они 
относятся к власть имущим с таким неукротимым аффектом? На этот вопрос можно 
ответить двояко. Во-первых, орудием, осуществляющим подобное, может являться 
лишь истинная общность, имеющая глубинные корни, благодаря которой нам 
откроется, что мы все живем из милости Божьей. Душа любой общности заключена в 
воле к прощению. Во-вторых, жестокость и ненависть способны возникнуть, когда 
должна осуществиться победа идеи. «Призраки, которых я вызвал, уже не покинут 
меня». Не кажется таким уж неправдоподобным, что фанатично настроенные массы, 
разочаровавшись, выскользнут из рук фюрера. От фюрерства до хаоса всего один 
шаг.[172]
Так точно, Гитлер прав, ничто великое не происходит в мире без страдания. Он 
даже может ссылаться в этом на Гегеля. Но существует ли только страдание, 
достигнутое в слепом аффекте? Мало что получается, когда против интеллектуалов, 
с их отсутствием инстинктов, действуют с помощью необузданного фанатизма. Дело 
в том, что последний обладает баснословными способностями, мнимой мощью 
психопатов, способностью концентрировать вокруг себя как сильных и здоровых, 
так и злых и охочих до власти. В остальном он так же слеп, как и критикуемый 
интеллект. До тех пор пока представители данного движения будут рассматривать 
историческое развитие в таких узких рамках, их развитие нельзя назвать 
завершенным. Есть другая, вполне реальная власть, исключающая психическое 
насилие. «Насколько этические страдания сильнее неограниченного аффекта, 
настолько сильнее мощь, дающая развитие душевным качествам, порождающая деяния 
и дающая защиту от страданий».[173] Именно потом она родится из глубин процесса 
познания Бога. Жестокость правителей зиждется на крови смертников. Молодой 
Христос пошел на смерть безоружным. Но его вера имела всепреодолевающее 
значение. Лютер освободил мир, не поддавшись заблуждению, что торжество идеи 
возможно лишь через насилие. Тот, кто рассмотрит все эти факты, поймет, что 
реальная власть скрыта в незримом присутствии Святого Духа.
Мировоззрение, исходящее из обожествления расы, становится разрушительным. Для 
будущего национал-социализма станет решающим, обратится он к кровавой религии 
Розенберга или нет. Если он это сделает, то для церкви остается единственная 
возможность: непреклонно сопротивляться его мировоззренческой позиции, 
исповедуя поклонение Святому Духу. Вера в святую кровь является демонической 
попыткой поставить с помощью иллюзии человека на место Бога.
Национальная воля к жизни прокладывает себе путь к новому мировоззрению. Но это 
одновременно формирует характерную организационную позицию. Структура движения 
определяется через особое соотношение фюрерства и последователей. Определяющей 
является воля фюрера. Борьба с демократией подходит к концу. Представители 
движения поняли, что общность и повиновение – два взаимосвязанных момента. 
Настоящая общность характеризуется способностью к свободному повиновению.
Однако с позиций социологии следует четко различать стержень движения и его 
скорлупу. Члены и последователи – между этими понятиями огромная разница. 
Напряжение, вызванное этим противоречием, вызывает еще одну проблему, связанную 
с пропагандой. Проблема? Для Гитлера это совсем не проблема, а понятная 
необходимость. Он прирожденный пропагандист. Тот, кто связан с управлением 
массами, не должен упустить возможность прочитать и проанализировать мысли 
фюрера с позиций риторики и пропаганды. В основе лежит истина, едва ли 
способная прийти в голову академику: «В основе организации – подчинение 
высокодуховному руководству масс, которые пока еще в большей степени подвержены 
эмоциям. Компанию из двухсот одинаково настроенных в духовном плане людей со 
временем гораздо сложнее дисциплинировать, чем группу из ста девяноста не очень 
духовных людей и десяти хорошо образованных». В этом высказывании проглядывает 
характерная для Гитлера борьба с духовностью. Понятие духовности он очень 
приблизил по смыслу к критикуемому интеллекту. Глубинный смысл слова «дух», то, 
что под ним понимали великие немецкие мыслители: образ мыслей, позицию, манеру 
держаться, – все это, по Гитлеру и Розенбергу, никак не связано с данным 
понятием. Он подчинен душе, а интеллект от нее оторван. Тот, кто знает Ницше, 
видит взаимосвязь. Для формирования организации характерен также и другой 
подход: «Не обязательно, чтобы каждый, кто борется за это мировоззрение, 
обладал точными и полными знаниями о взглядах, знаниях и последних идеях фюрера.
 Гораздо более необходимо, чтобы ему были понятны основные аспекты, такие как 
необходимость победы его движения, беззаветная преданность его учению, которые 
горели бы в нем неугасимым огнем». Наряду со словами о руководстве 
приверженцами присутствуют также и высказывания о повиновении рядовых членов: 
«Никак не постигнут, что мощь политической партии заложена отнюдь не в великой 
и самостоятельной духовности ее рядовых членов, но в гораздо большей степени в 
дисциплине, в повиновении, которое осуществляют оные, следуя своему 
политическому руководству. Определяющее значение имеет само руководство. Если 
борются два политических течения, то побеждает не то, чья стратегия лучше 
продумана, но то, которое имеет превосходящее руководство и одновременно более 
дисциплинированных, беззаветно преданных и вымуштрованных рядовых членов».
Именно эти факторы в свое время станут определяющими для всего движения в целом.
 В угоду пропаганде чрезвычайно возрастет разрыв между тем, что говорит фюрер и 
его ближайшее окружение, и тем, чего они хотят в действительности. Пропаганда 
заставит утаивать истину. Все будет подчинено делу необходимости, но никак не 
делу истины. Гитлер открыто признает это: «Любая пропаганда должна быть 
доходчива, соответственно, ее духовный уровень должен быть рассчитан на уровень 
восприятия самого ограниченного из тех, на кого она направлена. Достаточно 
совершенно незначительного количества допущений в виде высокого уровня 
пропаганды. Что бы сказали, к примеру, о плакате, который, расхваливая 
определенную марку мыла, одновременно превозносил бы другие марки? Мы бы только 
покачали головой. Именно так обстоит дело и с политической рекламой. К примеру, 
задачей пропаганды не является оценка различных прав, а лишь подчеркивание 
какого-то одного. Она не является объективной правдой, что дает возможность 
исследовать ее и в случае необходимости разбить ее же оружием». Да, Гитлер 
делится потрясающими наблюдениями из собственной практики. «По утрам и в 
течение дня у людей велика способность противиться чужой воле и чужому мнению. 
Вечером, наоборот, они гораздо легче подпадают под воздействие чужой воли и 
чужого мнения. Выдающейся харизматической личности, владеющей ораторским 
искусством, легче подчинить людей своей воле в том случае, если сила их 
сопротивления, выражающаяся в напряжении воли, ослаблена естественным образом».
[174]
Итак, сложность состоит не в том, что правдивость руководства оказывается 
погребенной в угоду пропагандистской необходимости. Проблема глубже. Торжество 
какой-либо идеи ведет к замалчиванию правды. Фюрер не может лгать, но он может 
замалчивать. Правда – удел избранных. «Горе тем, кто приоткрывает пламень 
небесного света вечно слепым»! Это молчание оправдывает себя в нравственном 
плане тем, что стоит на службе всеискупающей идеи.
Говорят, что национал-социализм является единственным серьезным противником 
Рима. Я считаю это высказывание ошибочным. Духу Рима может всерьез угрожать 
лишь одно оружие: полное повиновение. Поскольку он живет при утилитаризме, в 
убеждении, что цель оправдывает средства. Национал-социализм тоже живет с этой 
убежденностью. Он в этом отношении является противоположностью внутри той же 
самой плоскости. Если угодно, можно назвать это римской составляющей движения. 
Но есть еще одна: ее мы угадаем в том случае, если непредвзято посмотрим на 
отношение штурмовика к своему фюреру: «Сегодня мы выбрали себе господина, как 
когда-то, когда Он говорил: „Ты, Петр, – скала, на которой я хочу построить мою 
церковь“; мы услышали Его голос в тысячеголосом реве орудий, в неистовстве и 
буйстве битвы, когда из миллиона бойцов Он выбрал одного: Адольфа Гитлера. 
Теперь у нас есть фюрер! А идея? Она заложена в крови благороднейшей из рас и 
должна лишь быть распространена в мире. Люди с радостью подчинятся этой идее, 
если они помнят слова: „Оставь все и следуй за мной“».[175] Гитлер, хотел он 
того или нет, был провозглашен фюрером движения. Сказанное им сегодня не только 
авторитетно, но и реально. Мы стоим перед проблемой перенесения папского 
авторитета в широкие массы.
Поэтому только логично, что узкий круг представителей движения разделился еще 
раз, образовав «эзотерический» круг. Во внутренних кругах допускаются 
самостоятельные решения. Это дозволено лишь немногим! Над этим поработали. Все 
окутано тайной. Напрашиваются параллели с внутренней структурой вольных 
каменщиков или ордена иезуитов. В формальностях это доходит до крайности. 
Однако в целом построение правильное. Оно наглядно свидетельствует об 
использовании аристократических принципов. Этим путем должно идти движение, 
которое не желает слиться со своей собственной массой. Говоря о массе, следует 
иметь в виду и аристократию, в противном случае движение будет несостоятельным. 
Наша сегодняшняя демократия еще не проявила подобной психологической 
проницательности. Поэтому не вызывает никаких сомнений, что фюрер и его 
окружение представляют собой огромную опасность.
Долгое время власть фюрера может продержаться только благодаря превосходству в 
знании дела и самодисциплине. Но аристократический принцип построения 
национал-социализма страдает от необходимости подчиняться этой дисциплине. Это 
возникает из воли к власти. Это идет от противостояния массе. Остается, правда, 
еще противостояние себе самому. У массы и аристократии имеется общий 
знаменатель – пропаганда.
Совершенно не удивительно, что дружественно относящиеся к движению достаточно 
часто замечают, что в своих проявлениях национал-социалистический лидер 
обнаруживает ограниченность в том, что касается знания вопроса. После прочтения 
выходящих до сих пор «Национал-социалистише монатсхефте» не можешь отделаться 
от жестокого разочарования. Это специальное руководство для «воспитания», в 
котором очень сложно отыскать отрывок, который свидетельствовал бы о 
компетентности написавшего. Или специальные моменты о «культурном возрождении». 
Пропаганда – это все, знание вопроса – ничто. Знание дела должно вырабатываться 
годами и без оглядки на последствия, возникающие при его получении. Здесь – как 
в случае с фермером, который заменял свою работу молитвами. Полностью 
разочаровавшись в результатах, он услышал от кого-то: «Здесь не помогут молитвы,
 здесь нужен навоз». То же можно сказать о национальном образе мыслей. Когда 
приходит час жесткого преодоления и возрождения, то для политических решений мы 
выбираем прежде всего компетентность. И никто не может получить и сохранить 
этот опыт в том случае, если он не готов учиться у других – в разговоре, в 
противостоянии противникам. Просто удивительно, насколько ограниченны фюрер и 
его приближенные.[176] Более того, складывается впечатление, будто любое знание 
вопроса не приветствуется. «Пожалуйста, обойдемся без академических 
разбирательств». А как же специалисты? «Специалисты поставили Германию на край 
пропасти». Вспоминается известная театральная постановка: в одной из сцен 
беспомощная и взволнованная дама бросает в лицо медику «страшное оскорбление». 
Она кричит: «Вы… вы… вы – просто эксперт, вот кто вы!!!»
Конечно, если имеется выбор: профессионализм или воля, – выбор весьма сложен. 
Но зачем вообще сводить все к подобной альтернативе? Зачем на этом 
успокаиваться? Без сомнения, знание дела делает осторожным, оно включает 
тормоза. Поистине верно сказано, что во многом знании много печали, и тот, кто 
много учится, должен много страдать. Кто отказывается сознательно от того, 
чтобы развивать себя, вынужден замыкаться на других. Это отражается даже на 
пропаганде. Путь «от сердца к устам, а от уст в массы» делается слишком 
коротким, а фразы наполняются пустотой.
Опасение, что борьба с критическим и разлагающим интеллектом выльется в борьбу 
с истинной духовностью, высказывалось открыто на последнем собрании «Боевого 
объединения за немецкую культуру» в Потсдаме. Удивительно? За этим стоит очень 
многое. Не больше и не меньше как степень доверия собственному руководителю. 
Если пропаганда становится всем, а профессионализм – ничем, если на первом 
месте осуществление, а правда лишь на втором, то рано или поздно на разных 
уровнях возникает кризис доверия. Еще нельзя сказать, что пропаганда приобрела 
в движении превалирующее значение, но уже можно сказать, что так оно выглядит 
со стороны.
Одним из самых значимых пунктов программы является пункт 24: «Мы требуем 
свободы религиозных воззрений в государстве, в том случае, если они не будут 
угрожать духовности и морали германской расы. Партия будет представлять собой 
основу позитивного христианства без того, чтобы быть связанной какими-то 
конфессиональными признаками. Она будет бороться с еврейско-марксистскими 
ценностями внутри и вне нас. Она уверена, что длительное выздоровление нашего 
народа может быть осуществлено изнутри только в случае следования 
основополагающей истине: общественная польза важнее личной». Этот пункт 
подразделяется на два абзаца. Первый абзац посвящен отношению к религии, 
которую лишь терпят. Ее права ограничены. Второй абзац описывает обязанности 
партии. Общепризнанно, что в этом пункте национал-социализм полностью отличен 
от программы социал-демократов и большинства других партий. Партия как таковая 
становится «политическим христианством». Здесь возникает достаточно серьезная 
государственная политическая проблема: отношения государства и церкви. Что 
можно сказать по сути данной проблемы? Для соответствия евангелической церкви и 
национал-социализма должен существовать определяющий момент. Это злая воля или 
неблагодарность, что евангельские христиане оказались ущемлены в правах? 
Выражение «позитивное христианство» не следует понимать в смысле «позитивный 
союз». Возможно, это различие задумывалось как аналог различию таких, например, 
понятий, как «право» и «справедливость»? Возможно. Но все может быть и совсем 
иначе. Возможно, что здесь понимается нечто совсем иное, не то, что видят 
рядовые избиратели. Почему не сказать открыто: мы признаем евангельских 
христиан? По вопросу, например, частной собственности был дан официальный 
комментарий. По данному вопросу – нет. Лишь Гитлер лично в своей книге объявил, 
что считает ценной поддержку обеих конфессий в деле становления нашего народа. 
Работа Шемма «Национал-социализм и католическая церковь», вышедшая в обработке 
Гитлера, тоже не проясняет суть вопроса, поскольку другие партийные функционеры 
высказывают совершенно противоположные мнения. Что, например, понимают под 
«позитивным христианством» Розенберг и другие лидеры? «Да, вопрос негативного 
влияния католической и протестантской церквей на наши души даже не поднимается, 
переоценивается лишь их роль в том, что они органично вплетались в развитие 
нордических народов, занимая там свое место».[177] Для Розенберга конфессии 
являются чем-то непостоянным на службе у германского чувства жизни и ценностей 
характера.[178] Сегодня ни одно государство не ожидает того, что оно приобретет 
конфессиональный характер. С позиций церкви подобная попытка выглядит вдвойне 
проблематичной. Здесь речь идет о чем-то ином: раскол в мировоззренческих 
вопросах в кругу национал-социалистов вновь ставит нас перед вопросом о доверии.
 Неопределенность в окончательных выводах является куда более непереносимой, 
чем все другие противоречия. Может быть, такая многозначность в формировании 
окончательных выводов тоже в интересах пропаганды? Кто окончательно истолкует 
программу? Понимать 24-й пункт в духе Шемма или религиозного философа 
Розенберга? Похожие вопросы возникают и по поводу других пунктов программы.
Но эти отдельные противоречия лежат в основе куда более серьезной проблемы: мы, 
евангельские христиане, во всем, что касается Божьего завета, выполнение 
которого является делом нашей совести, не должны из каких бы то ни было 
тактических или пропагандистских соображений снимать с себя личную 
ответственность. Мы ответственны за социальную и национальную свободу нашего 
народа. Она лежит на нас вместе с грузом Божьей воли. Она родилась из 
повиновения воле Творца. И прямо сейчас, когда мы должны совпасть с 
национал-социализмом в поставленной цели, мы задаемся вопросом: а какими 
средствами будет завоевана эта свобода? Сейчас решение о правильности этих 
средств принимается никак не из принципов повиновения Божьему слову. Скорее 
исходя из мнений отдельных людей, определенного благоразумия, возникающего из 
нашего понимания положения, знания предмета и персонального жизненного опыта. 
Так же обстоит дело и с нашим доверием вождям. Одни его удостоятся, другие – 
нет. Одни, считая именно такое ведение дел благоразумным, решительно порвут со 
всем, что им предшествовало, другие, наоборот, посчитают такой разрыв 
преступным. Это зависит от восприятия евангельской позиции, поскольку люди, 
имеющие христианскую веру в своих сердцах и придерживающиеся подобных 
постулатов в общении друг с другом, будут по-другому относиться к политической 
целесообразности. Так происходит не во всякой исторической ситуации. Сейчас это 
так, но, возможно, придут времена, когда это расхождение вообще исчезнет.
Этой ситуации мы можем не заметить, только если будем отворачиваться от правды. 
Затем мы придем к тому единственному, чему служит борьба за свободу нации, – к 
страданию и повиновению Божьей воле. Сейчас мы жертвуем нашей уверенностью. Мы 
люди со сломанным спинным хребтом. Наши решения мы делим на решения, отвечающие 
Божественному образу мыслей, и решения, касающиеся сиюминутных целей. Поэтому 
просто невозможно говорить о евангельских людях, равно как и давать на откуп 
решение вопроса, связанного с вождями, и вопроса средств.
Национал-социализм содержит призыв, который мы никак не можем пропустить мимо 
ушей. Он не одинок в этом призыве. Но благодаря ему он звучит сильнее всего. Из 
его глубин возникает то, что указывает нам на Божий промысел. Когда мы отринем 
национал-социализм как неудачное средство, призыв останется. Настойчивый призыв 
к исполнению наших обязанностей. Он проистекает из положения нашего народа. 
Другой путь, по которому мы идем, – это путь вечной ответственности. У нас есть 
средства, которые нас направляют, но они же и проверяют. «Нельзя пренебрегать 
замыслом Творца, который дал нам именно такую историю, желая научить нас 
жертвенной любви и человеческой ответственности. Мы слишком мало понимаем в 
Божественных делах, чтобы думать: раз нам запрещена богоподобность, это 
свидетельствует о равнодушии Бога, которое может быть преодолено лишь благодаря 
нашей рассудительности. Там, где правдиво светит вечный свет, становится видна 
личная ответственность каждого из нас. Любое земное деяние приходит от Бога, 
если мы принимаем верные решения».[179]
Имеется и другой вариант: кто ответит утвердительно на призыв 
национал-социализма, тот оказывается перед опасностью совершить предательство в 
отношении свободы воли нации. Он не сможет молчать, будучи не согласен с 
религией крови, поскольку она предает мукам эту свободу воли. Тот, кто 
действительно возьмет на себя риск следовать по пути национал-социализма, не 
сможет разорваться между повиновением Творцу и теми, кто считает себя 
последователями Христа. Это приведет к извращению христианства. Существует 
огромное количество попыток показать, что национал-социализм и христианство 
неотделимы друг от друга. Почти все они являются предательством по отношению к 
Евангелию. Следует сказать решительное «нет» движению, поставившему во главе 
своей политики демонизм расового учения. Это превратное истолкование всех 
божественных наказов, которым должно следовать только в том случае, если 
человек готов взять ответственность на себя со всей решимостью.
Берлин-Шпандау,
1931
Примечания 
1 
«Охранные отряды» – именно так дословно переводится «SS» – «Schutzstaffel».
(обратно)
2 
Цит. по: Кнопп Г. СС: черная инквизиция. М., 2005. С. 11.
(обратно)
3 
То есть войны упреждающей. Этот термин, придуманный в 1941 г. германским 
министром народного просвещения и пропаганды Йозефом Геббельсом, стал почти 
культовым в России после публикации книг В. Суворова.
(обратно)
4 
Ультрамонтаны – презрительное прозвище, данное Бисмарком католикам. Буквально: 
те, что глядят через горы, то есть живут с оглядкой на Рим.
(обратно)
5 
Тевтобургский лес (Teutoburger Wald) – гряда низкогорий в составе Везерских гор 
(Германия). Длина около 80 км, высота до 468 м. Осенью 9 г. н. э. германские 
племена во главе с Арминием Херуском уничтожили в Тевтобургском лесу три 
римских легиона Квинтилия Вара, что остановило продвижение римлян за Рейн.
(обратно)
6 
Цит. по: Пономарев М. В., Смирнова С. Ю. Новая и новейшая история стран Европы 
и Америки. Т. 3. М., 2000.
(обратно)
7 
Цит. по: Кнопп Г. СС: черная инквизиция. С. 27.
(обратно)
8 
В ходе «ночи длинных ножей» 30 июня 1934 года Эрнст Рем был убит по приказу 
Адольфа Гитлера.
(обратно)
9 
Цит. по: Гейден К. Путь НСДАП. М., 2004. С. 258.
(обратно)
10 
Цит. по: Гюнтер Г. Ф.К. Избранные работы по расологии. М., 2002. С. 129–135.
(обратно)
11 
Примерно к этому времени относится его идея поисков сходства между 
скандинавскими рунами и иероглифами Японии. Гиммлеру хотелось доказать, что 
японцы принадлежат к арийской расе.
(обратно)
12 
Гомосексуалистом Генрих Гиммлер совершенно определенно не был. Напротив, он был 
страшным гомофобом, изо всех сил стремившимся к искоренению этого типа 
сексуальных отношений. И нужно добавить, имевшим для того все возможности.
(обратно)
13 
СД (SD) – от Sicherheitsdienst – служба безопасности.
(обратно)
14 
Цит. по: Хене Х. Черный орден СС. История охранных отрядов. М., 2004. С. 133.
(обратно)
15 
Более подробно о культе Адольфа Гитлера и адресованных ему молитвах см.: 
Кормилицын С. В. III рейх. Гитлерюгенд. СПб., 2004. С. 194–217.
(обратно)
16 
Verordnung uber die Vereidigung der Beamten und der Soldaten der Wehr-macht vom 
2. Dezember 1933 // Reichsgesetzblatt. Teil I;Berlin, 1933. № 136 (02.12.1933).
(обратно)
17 
Цит. по: Кормилицын С. В. Смерть Пауля фон Гинденбурга // Вестник всеобщей 
истории. Вып. II. СПб., 1999. С. 43.
(обратно)
18 
Цит. по: Pimpf! Das geht dich an! Berlin, 1936. S. 2.
(обратно)
19 
Подробнее об этом вопросе см.: Козлов В. «Где Гитлер?». Повторное расследование 
НКВД-МВД СССР обстоятельств исчезновения Адольфа Гитлера. М., 2003; Кормилицын 
С. Адольф Гитлер: взгляд из зеркала. СПб., 2005. С. 299–306; Агония и смерть 
Адольфа Гитлера. М., 2000.
(обратно)
20 
Машке Э. Немецкий орден. СПб., 2003. С. 7.
(обратно)
21 
Ширер У. Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами 
американского корреспондента. М., 2002. С. 240.
(обратно)
22 
Цит. по: http://reibert.info/.
(обратно)
23 
Гиммлер Г. Из речи от 26.07.44 в Биче.
(обратно)
24 
Цит. по: http://reibert.info/.
(обратно)
25 
Контрольный совет – орган союзнического управления в Германии с 1945 по 1948 г.
(обратно)
26 
Кейтель В. 12 ступенек на эшафот. Ростов-на-Дону, 2000. С. 394.
(обратно)
27 
Христианское имя Гая Кассия, полученное им при крещении.
(обратно)
28 
Школы Адольфа Гитлера (Adolf Hitler Schulen, AHS), Орденские замки 
(Ordensburgen), НПЕА, Национально-политические воспитательные учреждения 
(Nationalpolitische Erziehungsanstalten, NPEA) – образовательные учреждения под 
эгидой НСДАП, призванные подготавливать новую элиту Германии. Подробнее см.: 
Кормилицын С. III рейх. Гитлерюгенд. СПб., 2004.
(обратно)
29 
См.: Кормилицын С. Адольф Гитлер: всадник без коня. // Class Elite. Октябрь 
2006.
(обратно)
30 
Особый вид поединка, род ордалии, принятый в темные века в Скандинавии, в ходе 
которого оскорбитель и оскорбленный оставались вдвоем на вершине холма (вариант 
– на острове) и бились до смерти одного из них. Оставшийся в живых признавался 
правым. Уклониться от поединка было бесчестьем.
(обратно)
31 
Йол – скандинавский и древнегерманский праздник нового года – самая длинная 
ночь в году.
(обратно)
32 
«Перелетные птицы», или «Вандерфогель» («Wandervogel»), – молодежная 
организация наподобие скаутской, созданная в Германии в 1901 году.
(обратно)
33 
Цит. по: Вебер Э. Руническое искусство. СПб., 2002. С. 16.
(обратно)
34 
Справедливости ради стоит отметить, что сходство Бальдра и Христа на самом деле 
поразительно. В обоих случаях речь идет о том, что бог света, пришедший, чтобы 
принести в мир добро и справедливость, погибает в результате злоумышления и 
предательства, но впереди – его возвращение, в результате которого наступит рай 
на Земле.
(обратно)
35 
Подробнее об этом см.: Кормилицын С. В. Третий рейх. Гитлерюгенд. С. 8892.
(обратно)
36 
Неудивительно, что больше всего обладателей орденских колец было среди офицеров 
войск СС – гвардия всегда остается гвардией, как ее ни назови.
(обратно)
37 
Впрочем, есть версия, что исследование состоятельности теории полой Земли было 
лишь прикрытием, пропагандистским фортелем, на который легко и охотно 
«купились» англичане, а на самом деле на Рюгене проводились первые опыты по 
загоризонтальной локации. Вполне, надо сказать, состоятельная версия, более чем 
имеющая право на существование.
(обратно)
38 
См.: Кох-Хиллебрехт М. Homo Гитлер: психограмма диктатора. Минск, 2003.
(обратно)
39 
Подобное утверждение ошибочно: в конце 1920-х – начале 1930-х годов археологи 
обнаружили изображение свастики на территориях, заселенных в древности 
семитскими народами.
(обратно)
40 
Гитлер А. Моя борьба. 1992. С. 417.
(обратно)
41 
От немецкого «Hackenkreuz».
(обратно)
42 
Эвола Ю. Фашизм. Критика справа.
Цит. по: http://www.nationalism.org/vvv/evola-fascism-05.htm.
(обратно)
43 
От немецкого Drudenfuss. Впрочем, Гвидо фон Лист считал, что название «ведьмина 
лапа» было придумано позже, специально, чтобы опорочить священный символ, а на 
самом деле это искаженное «Truthenfuss» (truh – вращать, fuss – лучи) – символ, 
означающий непрерывную череду перерождений, колесо Сансары.
(обратно)
44 
Орпо – от Ordnungspolizei.
(обратно)
45 
Зипо – от Sicherheitspolizei.
(обратно)
46 
Крипо – от Kriminalpolizei.
(обратно)
47 
Гестапо – от Geheime Statspolizei.
(обратно)
48 
То есть представителей национальных меньшинств немецкого происхождения, 
проживающих вне границ Германии. Например – голландских, датских или 
французских немцев. Адольф Гитлер считал их представителями «испорченной» 
арийской расы, однако Генриху Гиммлеру в ту пору было уже не до расовых 
предрассудков.
(обратно)
49 
Пленков О. Ю. Третий рейх. Социализм Гитлера. СПб., 2004. С. 239.
(обратно)
50 
Принцип фюрерства – лучшие среди равных руководят равными. Стать вождем-фюрером 
может любой добившийся определенного высокого уровня подготовки.
(обратно)
51 
То есть приведения в соответствие с канонами нордической расы. Иерархи Третьего 
рейха считали, что над немецкой нацией предстоит еще работать и работать, 
ликвидируя последствия смешения чистой нордической крови с низшими расами.
(обратно)
53 
Дословно: «источник жизни».
(обратно)
54 
Цит. по: Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. М., 
2005. С. 99–101.
(обратно)
55 
Цит. по: Ширер У. Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны 
глазами американского корреспондента. М., 2002. С. 77.
(обратно)
56 
В разных источниках называются различные цифры, но сами национал-социалисты в 
1941 году приводили еще более жуткую статистику – 15 000 000 абортов.
(обратно)
57 
Весьма солидную сумму, предоставляемую семье при рождении первого ребенка, 
можно было не возвращать, если рождался второй. Соответственно, кредит, 
выданный под второго, можно было оставить себе, если рождался третий.
(обратно)
58 
Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993. С. 220.
(обратно)
59 
Danzer P., Schmalfuss H. Das Bevoelkerungs-politische ABC. Berlin, 1941. S. 9.
(обратно)
60 
Цит. по: Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993.
(обратно)
61 
Benze R. Erziehung im Gro?deutchen Reich. Eine ?berschau ?ber ihre Ziele, Wege 
und Einrichtungen. Frankfurt a. M., 1941. S. 5–6.
(обратно)
62 
http://www.dhm.de/sammlungen/alltag2/spielzeug/90 863.html.
(обратно)
63 
http://www.dhm.de/sammlungen/alltag2/spielzeug/ak95_178.html.
(обратно)
64 
См.: Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1992. С. 361; Ширер У. 
Взлет и падение Третьего рейха. М., 1991. Т. 1. С. 288.
(обратно)
65 
Стефан Брухфельд, Пол А. Левин. Передайте об этом детям вашим. История 
холокоста в Европе 1933–1945. М., 2000. С. 9.
(обратно)
66 
http:// www. dhm.de/sammlungen/alltag2/spielzeug/ak 88_644.html.
(обратно)
67 
http:// www. dhm.de/sammlungen/alltag2/spielzeug/ak 92_153.html.
(обратно)
68 
Galinski D., Lachauer U. (Hrsg.) Alltag im Nationalsozialismus 1933 bis 1939. 
Braunschweig, 1982. S. 157–158.
(обратно)
69 
Цит по: Кормилицын С. В. Гитлерюгенд: политизация германской молодежи // 
Вестник всеобщей истории. Вып. 1. СПб., 1997. С. 61.
(обратно)
70 
Цит по: Кормилицын С. В. Гитлерюгенд: политизация германской молодежи. С. 60.
(обратно)
71 
Цит. по: Энциклопедия Третьего рейха. М., 1996. С. 405.
(обратно)
72 
RichterA. Unsere F?hrer im Lichteder Rassenfrage. (Цит. по: Кормилицын С.В. 
Гитлерюгенд: политизация германской молодежи. С. 61.)
(обратно)
73 
Подробнее см.: Кормилицын С. В. III рейх. Гитлерюгенд. С. 110.
(обратно)
74 
Тетрадь СС № 6.1944. Цит. по: Кормилицын С. В. СС – мир для ариев. Преступление 
во имя нации. М., 2005. С.259.
(обратно)
75 
В концентрационных лагерях Третьего рейха была принята система условных 
обозначений на робах, для того чтобы издали отличать, к какой категории 
принадлежит тот или иной заключенный. Розовый треугольник «маркировал» тех, кто 
попал в концлагерь за свои необычные сексуальные пристрастия.
(обратно)
76 
Danzer P., Schmalfuss H. Das Bevoelkerungs-politische ABC. Muenchen – Berlin, 
1941. S. 11, 32.
(обратно)
77 
Более подробно об этой книге см. в газете «Московский комсомолец» от 19–25 
октября 1991 г., а также: Кузнецов В. «Ночь длинных ножей», или Конец 
преторианской гвардии. М., 2005.
(обратно)
78 
Цит. по: Моссе Дж. Нацизм им культура. Идеология и культура национал-социализма.
 М., 2003. С. 77–78.
(обратно)
79 
Три «К», так как по-немецки этот набор звучит как «Kinder, Kueche, Kirche» – 
дети, кухня, церковь.
(обратно)
80 
Цит. по: Моссе Дж. Нацизм им культура. С. 75.
(обратно)
81 
Цит. по: Моссе Дж. Нацизм им культура. С. 77.
(обратно)
82 
См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. Ивано-Франковск, 2002.
(обратно)
83 
Второзаконие 15.6.
(обратно)
84 
Цит. по: Гитлер А. Моя борьба. М., 1992. С. 27.
(обратно)
85 
Второзаконие 15.7,8.
(обратно)
86 
Подробнее о такого рода методиках см.: Марков С. PR в России больше, чем PR. 
СПб., 2005.
(обратно)
87 
Dr. Frercks. Das rassische Erwachen des deutschen Volkes. S. 25.
(обратно)
88 
Цит. по: Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире, попытки объяснения его науке и 
его причины. Пг., 1920. С. 20–21.
(обратно)
89 
Там же. С. 81.
(обратно)
90 
Peukert D. Nationalsozialismus im Unterricht. Der Nationalsozialismus und das 
Volk. T?bingen, 1983. S. 117.
(обратно)
91 
Adam U. D. Nationalsozialismus im Unterricht. Herrenmenschentum und 
Rassenvernichtung. T?bingen, 1983. S. 66.
(обратно)
92 
Peukert D. Nationalsozialismus im Unterricht. S. 120.
(обратно)
93 
Цит. по: Гитлер А. Моя борьба. М., 1992. С. 182.
(обратно)
94 
Цит. по: Ветте В. Образ врага: расистские элементы в немецкой пропаганде против 
Советского Союза // Вторая мировая война. Взгляд из Германии. М., 2005. С. 97.
(обратно)
95 
Ветте В. Образ врага. С. 105.
(обратно)
96 
Там же. С. 99.
(обратно)
97 
Ветте В. Образ врага. С. 113.
(обратно)
98 
Dr. Frercks. Das rassische Erwachen des deutschen Volkes. S. 10-11
(обратно)
99 
Gesetz zum Schutze des deutschen Blutes und der deutschen Ehre vom 15. 
September 1935//Ginzel G. B. Judischer Alltagin Deutschland 1933–1945. 
Duesseldorf, 1993. S.107. О разработке этого закона см.: Bracher K. D, Sauer W.,
 Schulz G. Die nationalsozialistische Machtergreifung. Koeln, Opladen, 1962. S. 
268
(обратно)
100 
Keim W. Erziehung unter der Nazi-Diktatur. Darmstadt, 1995. S. 72.
(обратно)
101 
Кстати, тут можно еще раз вспомнить то, что говорилось чуть раньше об 
австрийском влиянии, равно как и о том, что Адольф Гитлер по происхождению 
австриец. Столь планомерное создание чисто немецкого государства, в котором 
лица негерманских национальностей не имеют вообще никакой власти, наводит на 
мысль о реализации юношеских мечтаний вождя.
(обратно)
102 
См.: Reichskulturkammergesetz // RGBl. Teil I. Berlin, 1933. S. 661, 
Schriftleitergesetz.//RGBl. Teil I. Berlin, 1933. S. 713, Gesetz zur 
Wiederherstellung des Berufsbeamtentums // RGBl. Teil I. Berlin, 1935. S. 249.
(обратно)
103 
Цит. по: СС в действии. Документы о преступлениях СС. М., 1969. С. 255.
(обратно)
104 
KZ – общепринятая немецкая аббревиатура для обозначения концентрационных 
лагерей.
(обратно)
105 
Подробнее см.: Кузнецов В. «Ночь длинных ножей», или Конец преторианской 
гвардии.
(обратно)
106 
Имеется в виду довольно известная в России пьеса японского автора Юкио Мисимы 
«Мой друг Гитлер», по сюжету которой Эрнст Рем оказывается едва ли не 
положительным персонажем.
(обратно)
107 
Цит. по.: Пономарев М., Смирнова С. Новая и новейшая история стран Европы и 
Америки. М., 2000. Т. 3. С. 182.
(обратно)
108 
Цит. по.: Пономарев М., Смирнова С. Новая и новейшая история стран Европы и 
Америки. М., 2000. Т. 3. С. 182.
(обратно)
109 
Интервью Рольфа Кремерсдорфа. Цит. по: Кормилицын С. В. Третий рейх. 
Гитлерюгенд. С. 82.
(обратно)
110 
Полностью текст декрета см. в кн.: СС в действии. Документы о преступлениях СС. 
М., 1969. С. 80–81.
(обратно)
111 
В составе войск СС, согласно статистике, воевало несколько тысяч евреев.
(обратно)
112 
Ширер У. Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами 
американского корреспондента. С. 248.
(обратно)
113 
Там же. С. 242.
(обратно)
114 
Ширер У. Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами 
американского корреспондента. С. 240.
(обратно)
115 
Соглашение между Ватиканом и Германией, подписанное 20 июля 1933 года. Гитлер 
заявлял о своей доброй воле по отношению к свободе совести и провозглашал 
невмешательство государства и партии во внутренние дела церкви. В ответ на это 
представители церковной иерархии призвали прихожан поддержать новую власть.
(обратно)
116 
© Перевод Елены Кормилицыной, 2005.
(обратно)
117 
Feder G. Das Herzstueck unseres Programms // Nationalsozialistische Jahrbuch. 
1927.
(обратно)
118 
Feder G. Das Herzstueck unseres Programms // Nationalsozialistische Jahrbuch. 
1927. S. 60.
(обратно)
119 
Ebd. S. 58.
(обратно)
120 
Ebd. S. 59.
(обратно)
121 
Feder G. Das Herzstueck unseres Programms // Nationalsozialistische Jahrbuch. 
1927. S. 55.
(обратно)
122 
Feder G. Das Herzstueck unseres Programms // Nationalsozialistische Jahrbuch. 
1927. S. 32.
(обратно)
123 
Ebd. S. 33.
(обратно)
124 
Feder G. Das Herzstueck unseres Programms // Nationalsozialistische Jahrbuch. 
1927. S. 52. Здесь следует напомнить, что использованные материалы принадлежат 
к ведомственным записям партии.
(обратно)
125 
Feder G. Das Herzstueck unseres Programms // Nationalsozialistische Jahrbuch. 
1927. S. 34.
(обратно)
126 
В пунктах 4 и 5 программы говорится: «Гражданином государства может быть только 
тот, кто дружественен народу. Дружественным народу может считаться лишь тот, в 
ком немецкая кровь, конфессиональная принадлежность не имеет значения. Еврей не 
может считаться дружественным народу. Не являющийся гражданином государства 
может проживать в Германии только в качестве гостя, при этом он подпадает под 
действие законодательства других стран».
(обратно)
127 
Христианскую мысль подтверждают особенности различных народов и своеобразие 
каждого отдельного народа, что заложено в Божественном творческом замысле и 
творческом многообразии. Цит. по: Althaus P. Grundriss der Ethik. Erlangen, 
1931. S. 94.
(обратно)
128 
Rosenberg A. Der Mythus des 20. Jahrhunderts. Muenchen, 1930. S. 243. Розенберг 
является главным редактором официального партийного органа НСДАП «Фелькишер 
беобахтер» и одновременно председателем «Боевого союза немецкой культуры».
(обратно)
129 
Rosenberg A. Der Mythus des 20. Jahrhunderts. Muenchen, 1930. S. 655.
(обратно)
130 
Ebd. S. 595.
(обратно)
131 
Hitler A. Mein Kampf. Muenchen, 1931. S. 441.
(обратно)
132 
Ebd. S. 148. «В конце вечно побеждает жажда самосохранения. Перед ней так 
называемый гуманизм растает подобно проявлению смеси из глупости, трусости, 
образованного всезнайства, словно снег на мартовском солнце».
(обратно)
133 
Hitler A. Mein Kampf. Muenchen, 1931 S.446. Кроме того, речь Адольфа Гитлера на 
Дне партии в Нюрнберге: «В том случае, если Германия будет ежегодно получать 
миллион детей и ограничивать (имеется в виду – стерилизовать. – Примеч. перев.) 
700 000–800 000 больных, возможен в качестве конечного результата рост сил». 
Цит. по: Voelkischer Beobachter. 07.08.29.
(обратно)
134 
Hitler A. Mein Kampf. S. 276.
(обратно)
135 
Hitler A. Mein Kampf. S. 70.
(обратно)
136 
Ebd. S. 359.
(обратно)
137 
Ebd. S. 630.
(обратно)
138 
Hitler A. Mein Kampf. S. 715. «Всемогущий Боже, благослови со временем наше 
оружие. Будь таким же справедливым, как всегда, сделай так, чтобы мы заслужили 
свободу; Господь, благослови нашу борьбу!»
(обратно)
139 
Ebd. S. 659.
(обратно)
140 
Монизм – в истории философских мировоззрений истолкование мира в целом и 
объяснение всего многообразия его явлений с помощью единой субстанции, из 
которой выводится и которой замыкается вся система миропонимания, так, что она 
является одновременно началом и концом мировоззренческого построения, его 
исходным пунктом и его целью. – Примеч. перев.
(обратно)
141 
Rosenberg A. Mythus. S. 234.
(обратно)
142 
Ebd. S. 232. «Нордическое духовное наследие состоит фактически в ощущении не 
только богоподобности, но и богоравности человеческой души».
(обратно)
143 
Ebd. S. 655.
(обратно)
144 
Ebd. S. 232.
(обратно)
145 
Ebd. S. 566. Розенберг говорил также об историях скотоводов и сутенеров Ветхого 
Завета.
(обратно)
146 
Ebd. S. 73.
(обратно)
147 
Ebd. S. 225.
(обратно)
148 
Voelkischer Beobachter. 1930, № 241.
(обратно)
149 
Rosenberg A. Mythus. S. 577.
(обратно)
150 
Ebd. S. 576.
(обратно)
151 
Hitler A. Mein Kampf. S. 127.
(обратно)
152 
Достаточно прочитать только одну выдержку из обсуждения книги Розенберга в 
«Фелькишер беобахтер» 1930, № 232: «Этим произведением Розенберг сделал себя 
выразителем идей немецкой нации».
(обратно)
153 
Потсдам 1931 года являлся типичным в этом плане. Постоянно звучал вопрос: 
почему во всем мире национал-социализм должен рядиться в одежды нового 
мировоззрения? Ему недостаточно ответственности перед Божественной волей Творца,
 на которую так часто ссылается Гитлер, чтобы сделать понятным величие 
национального замысла?
(обратно)
154 
Hitler A. Mein Kampf. S. 631.
(обратно)
155 
Исход 20.1-18, 31.18
(обратно)
156 
Поэтому обещания воскресения являются чем-то совсем иным, нежели учением о 
бессмертии души.
(обратно)
157 
К этому можно добавить произведение Карла Хайма «Вера и мышление» (Heim K. 
Glaube und Denken. Berlin, 1931. S. 107), находящееся в полной связи с 
философией современности (Хайдеггер и Гризебах) с ее крайней степенью выражения 
идеалистического личностного мифа.
(обратно)
158 
Параллели между розенберговским народным мировоззрением и марксистским 
вольнодумным движением прямо-таки ошеломляют. Одни живут расовой борьбой, 
другие – классовой. Оба сражаются с либеральным мировоззрением. Оба отрицают 
Божье избавление и утверждают: «Избавитель – ты сам». Они пересекаются в этом с 
Людендорфом и его женой, чья новая книга «Избавление Иисуса Христа» который раз 
подтверждает старую истину, что глупость зачастую соседствует с правдой: это 
неоспоримо.
(обратно)
159 
Hirsch E. Die Liebe zum Vaterlande. Langensalza, 1930. S. 18.
(обратно)
160 
Ebd. S. 20.
(обратно)
161 
Ebd. S. 21.
(обратно)
162 
Ebd. S. 17. Типичный пример подобного соотнесения вплоть до психопатических 
проявлений можно найти в «Михаэле» Й. Геббельса: «Еврей для меня подобен 
рвотным массам. Я испытываю рвотный позыв при взгляде на него». «Он 
представляет собой не-расу среди рас Земли». «Он – ложь, воплощенная в 
человеке». С. 86 и с. 125. Да и вообще весь «Михаэль».
(обратно)
163 
Псалом 46,1–2.
(обратно)
164 
Тем, кто заинтересуется, я хотел бы рекомендовать обе главы моей книги «Тайна 
темных врат» (Das Geheimnis des dunklen Tores. Schwerin, 1930) или книги «Народ 
изгнания» и «Немецкая народность и христианская вера».
(обратно)
165 
Sellin E. Der alttestamentische Prophetismus. Leipzig, 1912; Sellin E. Das Alte 
Testament und die evangelische Kirche. Leipzig, 1921; Baumgaertel F. 1st die 
Kritik am Alten Testament berechtigt? Schwerin, 1927; Hempel J. Altes testament 
und voelkische Frage // Pastoraltheologie. Juni 1931.
(обратно)
166 
Rosenberg A. Mythus. S. 151.
(обратно)
167 
Ebd. S. 175.
(обратно)
168 
В том, что касается проблематики соотношения германской героической этики и 
христианской веры, я отсылаю вас к отличной работе Карла Витте в книге: 
«Религиозная Германия современности» (Witte K. Religioese Deutschland der 
Gegenwart. S. 124, 324).
(обратно)
169 
Kremers G. National-sozialismus und Protestanytismus. S. 49.
(обратно)
170 
Подробнее об этом я писал в своей работе «От права к уничтожению человеческой 
жизни, не вписывающейся в рамки» (Vom Recht zumr Vernichtung unterwertigen 
Menchenlebens. Schwerin, 1930).
(обратно)
171 
Взять хотя бы «Фелькишер беобахтер» или «Ангрифф».
(обратно)
172 
Это просто нонсенс – утверждение, что движение национал-социализма в состоянии 
спасти христианство. Понятие «христианство» является очень широким. Если 
имеется в виду церковь, весьма определенное историческое образование, которое 
может быть охарактеризовано социологически, тогда такие высказывания еще имеют 
какой-то смысл, и то будет установлено, что церковь в качестве исторического 
образования значительно более долговечна, чем государство. Или кто-то серьезно 
предполагает, что наступление Царства Божьего зависит от возникновения Третьего 
рейха?
(обратно)
173 
Hirsch E. Die Liebe. S. 23.
(обратно)
174 
Hitler A. Mein Kampf. S. 531.
(обратно)
175 
SA-Mann. 25.01.1930.
(обратно)
176 
Счастливым исключением является только некий Шемм, автор доклада «Что можем 
сказать мы, христиане, о призывах национал-социализма?».
(обратно)
177 
Rosenberg A. Mythus. S. 203. Примечательны также комментарии, которые Розенберг 
дал 24-му пункту «Программы» «Мораль должна быть расовой, а не абстрактно 
католической, протестантской или мусульманской». Слово «абстрактный» в данном 
случае противоречит само себе. Конфессия всегда конкретизирует религию. Понятно,
 что Евангелие воспринималось каждым народом по-своему, в зависимости от расы, 
ландшафта и – это азбучная истина – миссионерской деятельности. Но форма 
является отличной от содержания. Божий призыв направлен ко всем одинаково. Для 
этоса дела складываются следующим образом. Когда толкование правды подменяет 
собой правду, то возникает ложный вывод о том, что каждый народ имеет разные 
правды.
(обратно)
178 
Ebd. S. 595. Он рекомендует основать немецкую народную церковь, которая должна 
функционировать, «обладая правом вербовать новых приверженцев и не испытывая 
притеснения со стороны старых церквей».
(обратно)
179 
Hirsch E. Die Liebe. S. 21.
(обратно)
Оглавление
•  От автора, или Для чего и зачем эта книга 
•  Введение, или Для чего обо всем этом нужно говорить и нужно ли вообще 
•  Мораль, аморальность или антимораль, или Для начала о гансах, фрицах и 
немцах вообще 
•  Черный креп и коричневая рубашка, или О том, почему немцы так любили военную 
форму и что значит череп на рукаве 
•  Маленький человек и великий магистр ордена, или О том, что вышло из детской 
мечты сына школьного учителя 
•  Истоки верности и ловушка для немца, или О том, к чему приводят опрометчиво 
данные клятвы и чем чревато принесение присяги 
•  Девиз на кинжале и мораль для избранных, или О том, что самый благородный 
девиз – это еще не все 
•  Замок, копье и традиции, или О паладинах, рыцарях и о том, что для 
пропаганды можно использовать даже романтику 
•  Черный мундир и вера в неведомое, или О братьях ордена и о том, куда можно 
забрести в поисках великих предков 
•  Откуда взялся «бегущий крест», или Почему на флаге Германии поселилась 
свастика, а не пятиконечная звезда 
•  На страже режима, или О том, что полицейский тоже был эсэсовцем 
•  Гвардия остается гвардией, или О том, что собой представляли войска СС и чем 
они отличались от вермахта 
•  Ставка на детей, или О демографии, лучшем подарке вождю и больших планах на 
будущее 
•  Кому принадлежит молодежь, или О том, что «папа тоже говорил „зиг хайль“» и 
детстве под сенью свастики 
•  Вопросы пола и вопросы чести, или О том, какая великая сила – военная 
пропаганда 
•  Корни антисемитизма, или Почему в Третьем рейхе ненавидели евреев, а не 
эскимосов 
•  Разделяя и властвуя, или О том, что, добиваясь власти, выгодно опираться на 
чужую ненависть 
•  В облике человеческом, или О концентрационных лагерях и эсэсовцах, которые 
не гвардейцы 
•  Заключение, или Какие мифы отправить на свалку 
•  Приложение, или То, о чем не было сказано выше 
•  Хельмут Шрайнер Национал-социализм перед вопросом веры Иллюзия или 
Евангелие[116]