следствие, в рядах ее были собраны представители самых разных социальных слоев, 
носители весьма разнообразных представлений о жизни, о том, что является 
благородным, а что – бесчестным. Крестьянин, дворянин, рабочий – для 
руководства СС было безразлично, лишь бы кандидат мог доказать свое чисто 
германское происхождение на протяжении необходимого числа поколений. Однако 
такого рода идейный разброд среди членов ордена был, мягко говоря, нежелателен. 
Гвардии Третьего рейха необходимо было единое мировоззрение, единые взгляды. 
Впрочем, это не новость: гвардейские подразделения любой державы имели свой 
собственный внутренний кодекс, отчасти зафиксированный в виде циркуляров и 
распоряжений, а отчасти – неписаный, как правило, более жесткий и четкий, чем 
общепринятые правила. Так было и в организации, возглавляемой Генрихом 
Гиммлером. Девизом, главным постулатом, формировавшим поведение солдат ордена, 
была фраза «Мою честь зовут Верность», выгравированная на форменном кинжале. 
Ничего иного, кроме верности, причем верности неограниченной, готовности не 
раздумывая пожертвовать собой, если это необходимо для дела, от них не 
требовалось. Войска СС должны были быть в состоянии выполнить решительно любую 
задачу, пусть даже она считалась невозможной, непосильной для обычных людей. 
Впрочем, расходным материалом гвардейцы не были никогда: во-первых, воспитание 
и обучение «универсальных солдат» стоило государству довольно дорого, а 
во-вторых, попусту терять столь тщательно отобранных чистокровных немцев 
руководители рейха отнюдь не желали.
Надо сказать, что такой подход к гвардии себя оправдывал. Хотя за минувшие 
десятилетия и сложилась традиция изображать эсэсовца этаким тупым ублюдком без 
чести и совести, на деле все было как минимум несколько иначе. Войска СС были 
достойным противником – хорошо обученным, умелым и беззаветно храбрым. Это, 
разумеется, не вызывало к ним любви по другую сторону от линии фронта и не 
может вызывать никаких добрых чувств у любого, кто помнит, за что его предки 
воевали в Отечественную, однако уважения достойно. Нельзя не сказать и о том, 
что «гвардейскость» этих подразделений причиняла беспокойство не только 
противнику, но и партийному и армейскому руководству. Командиры элитных частей 
могли, не считая это нарушением присяги, отказаться выполнить приказ, если он 
противоречил четко соблюдаемому ими моральному кодексу. И замена командира или 
его отстранение, чтобы перехватить управление подразделением, тут не помогали. 
Потому что это был не вермахт, это была не армия, созданная путем массового 
призыва. В войсках СС отношения среди личного состава были особенными, 
отличными от принятых в других подразделениях. Между командирами и солдатами 
складывалось определенного рода товарищество, основанное в первую очередь на 
том, что командир был не более чем лучшим среди равных. Соответственно, если 
что-то воспринималось как непозволительное командиром подразделения, чаще всего,
 его подчиненные были с ним единодушны. Происходило это оттого, что комсостав 
гвардейских подразделений назначался из числа солдат ордена. То есть командир 
был своим и в случае гибели мог быть заменен любым другим членом войск СС, 
следующим за ним по рангу.
Итак, обостренное восприятие того, что дозволено, а что нет, создавало 
определенные сложности в обращении с гвардией, однако инструментом она была 
столь совершенным, что Генрих Гиммлер не решился сбивать настройку. И для 
грязной работы были созданы специальные карательные подразделения. Но речь 
сейчас не о них.
Скажем сразу: кодекс чести, о котором здесь идет речь, относится к числу 
материй идеальных. То есть говорим мы о том, как все должно было быть, не более.
 Потому что война, особенно война затяжная, в конце концов меняет и разрушает 
все нормы и установления, сметает любые надстройки, оставляя лишь суть, 
сердцевину. Если под надстройками прячется животное начало – в конце концов 
остается именно оно. Тем удивительнее, что для большинства германских 
гвардейцев девиз о чести, которую «зовут Верность» сохранился до конца: присягу 
они соблюдали до последнего. Правда, остальные нормы внутреннего кодекса чести 
сохранились в худшем состоянии.
Кстати, говоря о девизе на кинжале, нельзя не сказать о том, что верность 
подразумевалась весьма специфическая. Не народу или партии, не государству, а 
лично Адольфу Гитлеру. Вполне в духе той присяги, которую принесли все 
находящиеся на государственной или военной службе немцы и, разумеется, все 
члены СС. «Я клянусь тебе, Адольф Гитлер, как фюреру и канцлеру германского 
рейха в верности и бесстрашии. Я клянусь в послушании тебе и тем, кто стоит 
надо мной, кого бы ты ни назначил, до самой смерти. Да поможет мне в этом Бог». 
Так звучала присяга членов Черного ордена, остававшаяся для них актуальной даже 
после того, как от государства национал-социалистов остались дымящиеся руины, а 
сам вождь и имперский канцлер упокоился в неглубокой могиле в саду 
рейхсканцелярии.
Клятва верности офицеров СС была еще строже: офицер ордена помимо прочего 
клялся со всей бескомпромиссностью следить, чтобы в ряды СС попадали только 
люди, отвечающие ее требованиям, каковы бы ни были заслуги их родителей или 
предков, и обязался не отступать от этого правила, даже если ему придется 
отвергнуть собственных потомков или родственников. Руководство СС заботилось о 
том, чтобы новая элита не была обременена дурным наследием элит прошлого.
Сделаем здесь небольшую паузу: раз уж мы упомянули о смерти Адольфа Гитлера, 
нельзя не вспомнить о довольно загадочных обстоятельствах его гибели, также 
связанных с солдатами СС. Оставим в покое разного рода спекулятивные версии, 
которыми так любят жонглировать падкие до сенсаций журналисты от истории, и 
остановимся на том, что действительно вызывает некоторое недоумение. Ну, 
во-первых, разумеется, удивляет тот факт, что свидетельства о самоубийстве