приписываемых Хойзингеру и Йодлю слов и поступков, но со всей ответственностью 
заявляю: все, что написано Шлабрендорфом об обстоятельствах поездки Роммеля в 
Германию, ложно от первого до последнего слова. В телефонном разговоре с Йодлем 
генерал-фельдмаршал выразил намерение отправиться в Оберзальцберг для 
обсуждения положения на Западном фронте. Кроме этого, во время очередного 
разговора Роммель получил официальное разрешение начальника оперативного отдела 
ОКВ выехать в Ульм надень рождения жены. Одновременно Роммель испросил 
разрешения на аудиенцию у фюрера. Эта просьба была удовлетворена и встреча была 
назначена на 7 июня в Берхтесгадене. Роммель доложил о поездке маршалу фон 
Рундштедту и также не встретил возражений. Стоит ли говорить о том, что он не 
«тайно вылетел в Ульм», а выехал на автомобиле — Гитлер еще давным-давно издал 
специальный указ, запрещающий главнокомандующим пользоваться самолетами из-за 
уже абсолютного господства союзников в воздухе. Вместе с ним в эту поездку 
отправились оберст Темпельхоф, 1-«а» группы армий, и гауптман Ланг, адъютант 
командующего.

Первый телефонный звонок из Франции раздался в имении маршала в день вторжения 
— 6 июня. Фрау Роммель рассказала мне, что слышала, как муж взял трубку и 
сказал: «Да, Шпайдель, что нового?» Начальник штаба рассказал ему о десанте, 
добавив, что до сих пор не понятно, что это такое — вторжение или отвлекающий 
маневр; он уже принял необходимые меры и маршалу можно не торопиться, а 
дождаться еще одного звонка. «Муж сразу же сказал, что немедленно выезжает. Я 
помогла ему собраться, а он уведомил об отъезде во Францию штаб-квартиру фюрера.
 Мой супруг очень нервничал, и я назвала бы его тогдашнее состояние каким 
угодно, но никак не оптимистичным…»

По пути в Нормандию Роммель позвонил в штаб группы армий из Реймса и уже 
вечером первого дня вторжения был на своем КП. Когда в Ла-Рош-Гюйоне маршал 
увидел штабную карту с диспозицией немецких и союзнических войск, то едва 
оказался в состоянии произнести: «Невероятно…» Впрочем, он тут же добавил, что 
полностью одобряет все действия, предпринятые Шпайделем в его отсутствие и вряд 
ли сам избрал бы другую тактику, будь он на месте с начала вторжения.

После расширения и последовавшего объединения трех захваченных плацдармов, при 
условии абсолютного воздушного господства, обеспечении регулярной высадки 
свежих дивизий в искусственном порту Авранша и подавляющего превосходства в 
технике первый этап «Сражения за Францию» безоговорочно остался за союзниками. 
«Под колпаком» вражеских ВВС оказались весь фронт вторжения и глубокий тыл 
германских войск.

В светлое время суток и при летной погоде стали совершенно невозможны любые 
перемещения немецких войск по улицам и дорогам Нормандии. Когда Геринг получил 
первые донесения с фронта, то немедленно связался со штаб-квартирой группы 
армий «Запад» и потребовал «не нагнетать истерию по поводу вражеского 
превосходства в воздухе, поскольку у них физически не может быть такого 
количества самолетов».

Министерство пропаганды избрало «особую тактику» оповещения общественности о 
событиях в Северо-Западной Франции. Правдоподобные сообщения безжалостно 
вымарывались цензурой Геббельса как «противоречащие здравому смыслу и не 
соответствующие общей концепции рассмотрения проблемы». И только после того, 
как до Берлина дошли слухи о том, что «Потемкинский вал» — так окрестили 
Атлантический вал фронтовики — не устоял, Министерство пропаганды с видимой 
неохотой стало сообщать об истинном положении дел на Западном фронте. По мере 
ухудшения ситуации поток информации стал ослабевать и перемещаться на последние 
страницы газет, а первые полосы заняли хвалебные и как всегда преувеличенно 
оптимистичные репортажи о начале боевого применения пресловутого «оружия 
возмездия» — «Фау» — и нанесении первых ракетных ударов по Великобритании.

Оказалось, что во время нашего майского разговора Роммель даже несколько 
преуменьшил чудовищную диспропорциональность соотношения сил немецких и 
союзнических ВВС. К началу высадки десанта воздушный флот генерала Шперле 
насчитывал 320 самолетов, большая часть которых была сбита уже в первую неделю 
боевых действий. Бывали дни, когда над вражескими позициями не появлялось ни 
одного бомбардировщика люфтваффе. Небо безраздельно принадлежало союзникам, как,
 впрочем, и море. Первое время германский ВМФ еще пытался оказывать слабое 
сопротивление, потом боевые корабли появлялись все реже, а к концу июня вообще 
перестали показываться у берегов Нормандии. На суше союзники умело пользовались 
своим преимуществом в танках и артиллерии и совершенно невообразимым для 
немецкой армии образца 1944 года боепитанием.

Союзники со всей тщательностью подготовились ко дню «Д». Их подавляющее 
преимущество выражалось в организации подвоза снабжения, максимальном 
использовании производственных мощностей города-порта Гавра и искусственных 
портовых сооружений Авранша, временных взлетно-посадочных полосах из залитых 
бетоном арматурных сеток для истребительно-бомбардировочных армад и других 
технических новшествах.

Такое положение дел вызывало гнев и недоумение на переднем крае. Фронтовики с 
возмущением констатировали, что их опять бросили в неравный и заведомо