начала вражеского наступления. Все прекрасно понимали, что буря грянет на 
ограниченном участке двухтысячекилометровой береговой линии. В расчет 
принималось буквально все — от приливов и отливов, ненастья и затишья до фаз 
лунного календаря. Однако все шло к тому, что вторжение не состоится в дни 
июньского полнолуния, поэтому Роммель решил отправиться в Ставку и предпринять 
очередную попытку повлиять на Гитлера. Он сделал все, что мог. И теперь после 
множества оставшихся без ответа критических докладных записок фельдмаршал 
добивался личной встречи с фюрером, чтобы в последнюю минуту убедить его в 
полной безнадежности создавшегося положения и потребовать от него решительных и 
адекватных действий. Гитлер уже не раз демонстрировал полное пренебрежение к 
его точке зрения, но Роммель пока что окончательно не поставил крест на этом 
человеке, опрометчиво полагая, что должен же быть предел чудовищному самомнению 
фюрера, и он, наконец, начнет когда-нибудь думать не только о себе, но и о 
своей родине и о своем народе.

Роммель отправился в Берхтесгаден, а сообщение о десантировании дивизий 
Эйзенхауэра застало его ранним утром 6 июня в Герлингене.

В ночь на 6 июня под прикрытием массированных ударов авиации союзники выбросили 
парашютные десанты севернее Карантана и северо-восточнее Кана, а утром высадили 
морские десанты на побережье департамента Кальвадос в устьях Вира и Орна. 
Ширина фронта вторжения между Гавром на востоке и Шербуром на западе составила 
около 100 км, а главный удар англо-американские дивизии наносили в направлении 
Кана. Всесокрушающая мощь обрушившегося на немецкие позиции удара превзошла 
самые мрачные прогнозы командования. Больше всех досталось 716-й дивизии, 
занимавшей позиции между Орном и Виром, — ее атаковали со всех сторон 
парашютисты и морская пехота, бомбили бомбардировщики и штурмовики, 
обстреливали танки и корабельная артиллерия противника. В ходе Нормандской 
операции союзники применили новейшие транспортные и десантно-высадочные суда и 
десантировались там, где по заверениям экспертов германского ВМФ было 
«технически невозможно осуществить высадку из-за подводных скал и профиля 
береговой линии». В свое время именно это и привело к формальному отношению 
командования к строительству оборонительных сооружений на этом участке 
Атлантического вала.

Уже через несколько часов после высадки десанта на позициях 716-й дивизии не 
осталось ни одного неповрежденного железобетонного укрепления. Солдаты были 
убиты, ранены, засыпаны землей или пропали без вести, а горстка уцелевших — 
сильно контужены или находились в глубоком шоке. Превосходящим силам противника 
удалось одним ударом опрокинуть и сломить слабую оборону немецких войск. Первые 
драматические часы союзнического вторжения в целом были типичны для всей 
операции, а штаб-квартира фюрера окончательно утратила чувство реальности и уже 
не отдавала себе отчета в том, что на самом деле происходит на побережье залива 
Сены. Оставим историкам подробности дальнейшего хода Нормандского сражения, нас 
будут интересовать только те его этапы, в которых проявились железная воля и 
полководческий талант генерал-фельдмаршала Роммеля.

…Где-то в далекой ночи уже набрала полные обороты военная машина союзников. На 
позиции Сенекой бухты опустился густой туман, в мутном небе — ни звездочки. 
Ненастье — это прекрасная погода для тех, кто напряженно ждет атаки с моря или 
воздуха. В такую погоду в небо не взлетит ни один самолет, а из гавани не 
выйдет ни один корабль. Даже «доморощенные аналитики» в наших окопах утверждали,
 что сейчас «томми» и «янки» не полезут! Маловразумительные донесения агентуры 
вроде бы тоже свидетельствовали о том, что вторжение не должно состояться в 
ближайшие дни. Прошлой ночью радисты группы армий «Б» случайно перехватили 
шифровку, из которой следовало о якобы уже объявленном вторжении. Понедельник 4 
июня и вторник 5 июня прошли спокойно, поэтому главнокомандование с чистой 
совестью посчитало, что «томми или лягушатники просто нажали не ту кнопку!»…

В ночь с 5 на 6 июня, в 00.30, ночную тишину опустевшего к этому времени 
главного штаба группы армий «Б» разорвала пронзительная трель телефонного 
звонка. Дежурный офицер, лейтенант Борциковский, взял трубку и записал 
телефонограмму из канского пункта управления ПВО — «осуществлена высадка 
десанта в районе Кана и продолжается в восточном направлении». После секундного 
замешательства Борциковский разбудил отдыхавшего 1-го адъютанта, оберлейтенанта 
Майша, и доложил: «Только что принял телефонограмму о вражеском десанте в 
районе Кана». Позже Майш рассказал мне, что не сомневался — это вторжение. Он 
сразу же связался со штабом 7-й армии — Кан входил в ее зону ответственности — 
и узнал, что штаб несколько минут тому назад получил донесение от зенитчиков и 
как раз сейчас занимается его проверкой. Незадолго до 00.01 позвонил начальник 
штаба 7-й армии генерал Пемзель и сообщил, что в 00.45 противник выбросил 
воздушный десант под Каном и Сен-Мер-Эглизом. Через некоторое время раздался 
звонок из штаба 15-й армии, и 1-й адъютант, оберлейтенант граф фон Арманшперг, 
доложил о воздушном десанте противника под Гавром.

По телефонным проводам в штабы армий полетела депеша — «Боевая готовность № 2», 
а это означало осуществление всех предусмотренных в таком случае уставом 
мероприятий: полная боеготовность в войсках, повышенная готовность армейских 
резервов, маршевая готовность корпусных резервов, казарменное положение для 
всех гарнизонов, спецмероприятия в артиллерии и люфтваффе и комендантский час