Кенига (После капитуляции он был главнокомандующим французскими оккупационными 
войсками в Германии.) Французы едва не сорвали нам наступление. Мало того, 
продержись они еще немного, и Африканский корпус был бы поставлен перед угрозой 
катастрофы. В этот момент прорвалась застарелая ненависть Гитлера к Франции и 
он разразился тирадой, которая прозвучала для меня как гром среди ясного неба:

— Вы слышите, господа! Все, что сейчас рассказал Кох, в очередной раз 
подтверждает мой тезис о том, что после нас французы лучшие солдаты в Европе. 
При соответствующей рождаемости они всегда смогут поставить под ружье сотню 
прекрасных дивизий. После войны нужно непременно образовать коалицию, чтобы 
сдерживать эту страну чисто военными методами!

Неожиданно в разговор включился Гиммлер:

— Мой фюрер, но вначале мы должны забрать у них провинции, где компактно 
проживает германское население… — Фландрию, Шампань.

Гитлер прореагировал мгновенно, как будто он ждал именно эту реплику:

— Да, да, мы это обязательно сделаем. Я бывал в этих краях еще во время первой 
мировой. Какие французы? Там испокон века живут одни германцы!

Эти слова не вызвали возражений у сидящих за столом. Я видел, как некоторые 
паладины Гитлера утвердительно кивали головами. Это притом, что летом 1942 года,
 через два года после капитуляции и заключения перемирия, официальная внешняя 
политика рейха к Франции Петена и Лаваля была подчеркнуто дружелюбной и 
добрососедской. Одновременно официальная пропаганда заявила о преодолении всех 
германо-французских противоречий и политике сотрудничества в рамках «новой 
Европы». Напомню, что все убежденные сторонники правительства Виши всегда 
приводили этот довод в качестве главного аргумента их лояльного отношения к 
Германии.

Мои размышления прервал вопрос Гитлера:

— А что там Роммель? Он собирается идти дальше?

Я сообщил, что перед моим отъездом Роммель рассказал о своих планах дойти до 
египетской границы и отбить наши старые укрепления под Эс-Саллумом и в проходе 
Хальфайя. На большее у Африканского корпуса просто не хватит сил. Гитлер никак 
не прореагировал на недвусмысленный намек о подкреплении.

Потом разговор вообще ушел в сторону — за столом заговорили о скандинавских 
проблемах и о вопросах русской кампании. Потом все прошли в правительственный 
кинозал, где нам продемонстрировали последний еженедельный киножурнал «События 
недели». Гитлер всегда предварительно редактировал текст, поэтому фильм шел без 
звука. За его спиной сидел адъютант и громко зачитывал комментарии к кадрам 
военной хроники. Гитлер постоянно прерывал его:

— Нет, нет. Здесь нужно сформулировать иначе. Наверное, так…

И он диктовал новый текст. В другом месте он требовал вырезать несколько кадров 
или кричал:

— Стоп. А вот здесь я бы посмотрел еще пару метров.

После киножурнала мы посмотрели технически прекрасно сделанный цветной 
документальный фильм о первом боевом применении тяжелых и сверхтяжелых осадных 
мортир в битве за Севастополь.

Из кинозала все вернулись в столовую. Обеденные принадлежности уже убрали, и на 
столе лежала груда корреспонденции, посвященной взятию Тобрука. Мне открылся 
еще один тщательно оберегаемый секрет «Третьего рейха»: оказалось, что Гитлер 
близорук и носит очки. Выяснилось, что в свое время даже был издан указ, 
категорически запрещающий фотографировать фюрера в очках! Гитлер с видимым 
удовольствием просматривал сообщения мировой прессы — в эту минуту он был похож 
на умиротворенного отца семейства, сидящего во главе уставленного вином и 
яствами праздничного стола. Гитлер зачитывал вслух наиболее понравившиеся ему 
места сидящим рядом с ним Геббельсу и пресс-секретарю рейха Дитриху. Время от 
времени Гитлер громко смеялся, всплескивал руками, со всего размаха бил себя 
ладонями по ляжкам и восклицал:

— Этот Черчилль, как он врет, как он юлит и изворачивается! Они пишут, что мы 
еще не взяли Тобрук. Какие лгуны!

Только около полуночи я вышел из портала рейхсканцелярии. Я смертельно устал за 
последнюю неделю и находился в состоянии нервного возбуждения после богатого на 
события вечера сегодняшнего дня. Гениальность Роммеля позволила нашей армии 
избежать долгой осады и десятков кровопролитных штурмов Тобрука, и я испытывал 
законное чувство гордости, но к нему примешивались тревожные нотки беспокойства.
 Лицемерное раболепие ближайших соратников Гитлера, двуличная политика