…Слава Богу, что в партию затесался только один перерожденец — Гельдорф 
(начальник городского управления полиции Берлина). А ведь я имел глупость 
дважды буквально за уши вытаскивать его из совершенно безобразных историй. Даже 
вспоминать не хочу, чего мне это стоило, а теперь он предает всех и меня в том 
числе. Этот негодяй требовал, чтобы меня расстреляли на месте, не вступая ни в 
какие переговоры, иначе я «заболтаю» палачей. В этом он недалеко ушел от истины 
— в день путча моим единственным оружием было слово и телефонная трубка в руках,
 но я исправил то, что они натворили своим взрывом…

Рейхсминистр остановился перевести дух, а в разговор включился эсэсовский 
офицер и добавил, что Гиммлер дважды выделял Гельдорфу крупные суммы на 
улаживание «альковных проблем». В непрерывный поток оскорблений и издевательств 
внес свою лепту и офицер связи: под общий смех присутствующих он заметил, что 
«Гельдорф как та ласковая телятя, что у двух маток сосет, брал деньги и у 
фюрера».

Никому из представителей высших эсэсовских и партийных кругов даже в голову не 
пришло возмутиться самим фактом коррупции — их волновало только то, что 
Гельдорф оказался по противоположную сторону баррикады.

Отдохнувший Геббельс рассказал мне о деталях покушения на фюрера и о поведении 
генерал-фельдмаршала Кейтеля:

— Кейтель стареет и глупеет не по дням, а по часам, но его мужество и 
самопожертвование во время покушения достойны всяческого уважения. 
Перепачканный кровью и пылью, в разодранном в клочья мундире он первым выбрался 
из-под обломков и закричал:

— Где фюрер?… Где мой фюрер?…

Потом этот «медведь» поднял фюрера с пола, рыдая, отнес на уцелевший диван, 
гладил и только приговаривал:

— Мой фюрер, мой любимый фюрер…

Уже около полуночи я отправился в свое купе. Я перебирался из одного вагона в 
другой, под ритмичный перестук колес механически открывал и закрывал входные и 
выходные двери тамбуров, а перед моими глазами стоял агонизирующий Западный 
фронт. Верил ли Геббельс сам в то, что говорил? Или же профессиональная 
неискренность пропагандиста заставляла его подбирать подходящие слова, 
тщательно формулировать предложения и лицемерить даже в достаточно узком кругу? 
Вне всякого сомнения, он не был просто марионеткой в чьих-то руках — он обладал 
сильной волей, а в груди бушевал неугасимый пожар страстей. Рейхсминистр был 
достойным выкормышем фюрера.

В голову пришла еще одна мысль, от которой стало совсем неспокойно на душе: за 
весь многочасовой разговор Геббельс ни разу не спросил меня о здоровье Роммеля, 
хотя прекрасно знал, что я отношусь к ближайшему окружению генерал-фельдмаршала.







Глава 19.



МАРШАЛ И АНГЕЛ СМЕРТИ











ПЕТЛЯ ЗАТЯГИВАЕТСЯ


Судьба западной кампании была решена еще при жизни Роммеля. Новый командующий 
Модель был абсолютно не в силах что-либо изменить на атлантическом театре 
военных действий. Здесь вполне хватало талантливых полководцев и без него, а 
если Западному фронту чего-то и не доставало, то только солдат, техники и 
самолетов. Официальная пропаганда пыталась теперь повернуть все дело так, будто 
бы «изменники и предатели, желая поражения рейху, специально не отправляли на