пикирующего полета; сверхвысокая скорость практически исключает возможность 
воздушного перехвата или поражения наземными средствами ПВО. Атака с малой 
высоты действительно произвела на присутствующих сильное впечатление. Только 
мало кто знал, что для увеличения скорости и «потолка высоты» пришлось пойти на 
«нештатное уменьшение веса» — перед выставочным полетом техники расклепали и 
сняли все бронелисты внешней обшивки и частично демонтировали оборудование, 
оставив фактически только капот, крылья и двигатель! Благодаря этим и другим 
манипуляциям скорость удалось увеличить на 300 км по сравнению со 
среднестатистической для этого типа боевых машин. Самолет поднялся в воздух с 
близлежащего аэродрома, набрал высоту 8 000 м и направился к полигону. 
Форсированные двигатели работали в режиме сверхперегрузки и не могло идти 
никакой речи об их повторном использовании. Это было одноразовое, но весьма 
эффектное зрелище, рассчитанное исключительно на впечатлительного Геббельса: 
сам самолет никто так и не успел разглядеть — только мелькнула зыбкая 
сверхзвуковая тень — потом короткий пронзительный вой и невероятной мощи взрыв. 
Барабанные перепонки были готовы лопнуть от дьявольского грохота. Огромных 
размеров полигон утонул в море дыма и огня, над землей вставал 
антрацитово-черный гриб гигантских размеров…

Все «новейшие системы вооружения», которые были продемонстрированы Геббельсу, а 
он полунамеками и заклинаниями в своем классическом «шаманском» стиле раструбил 
о них на всю Германию, на самом деле оказались фикцией, блефом, преступным 
очковтирательством… Неискупимая вина перед фронтом и немецким народом лежит и 
на Министерстве вооружений, на тех военных инженерах и конструкторских бюро, 
которые занимались не внедрением новейшего оружия, а «инсценировкой его 
возможностей». Множество людей занималось откровенной фальсификацией, 
выбиванием кредитов и не гнушалось никакими уловками, чтобы обвести вокруг 
пальца такого профана в области вооружения и боеприпасов, как доктор Геббельс. 
Я не хочу облыжно обвинять всех и вся — не исключено, что с годами из множества 
разработок в конечном итоге и получилось бы что-либо эффективное — но в жестких 
условиях военного времени фронт не мог ждать. Геббельс же никогда и не пытался 
вникнуть в суть проблемы, избегая задавать «необходимые вопросы» там, где это 
единственно и было необходимо. Как пропагандиста его вполне удовлетворяли 
недобросовестные заверения и обещания инженеров-конструкторов. Обрядив в 
нарядные фразы, приукрасив красным словцом, он вдыхал жизнь в очередное «чудо» 
и запускал его в эфир, на страницы журналов и газет. Неизвестно, насколько 
благими намерениями руководствовался рейхсминистр в своих действиях, зато 
хорошо известно, куда привели они Германию, немецкий народ да, впрочем, и его 
самого — «обманутого обманщика».

Позже вечером Геббельс рассказывал мне о новейшем сверхзвуковом истребителе и 
называл совершенно неправдоподобные цифры. Он был просто одержим идеей 
многомиллионной армии фолькс-штурма, а еще и Шпеер обещал ему несколько сотен 
тысяч рабочих из оборонной промышленности. Когда я осторожно пытался перевести 
разговор в русло обсуждения нашего положения на Западном фронте и пытался 
объяснить, что без тяжелого вооружения и авиации наши дивизии обречены, он 
только досадливо морщился и обиженным тоном произносил:

— Все вы там, на Западе пессимисты — никто больше ни во что не верит. Поверьте 
мне, мы не просто одержим победу — это будет наш полный триумф! Я покажу нашим 
хваленым генералам, как нужно воевать. Между прочим, я и сам имею звание 
генерала. Главное в современной войне — это высокий боевой дух армии, а уж об 
этом я как-нибудь позабочусь. Вспомните французскую революционную армию… На 
сегодняшний день только три человека что-нибудь да значат в рейхе! Это я, Шпеер 
и Гиммлер. Рейхсфюрер командует Резервной армией, Шпеер великолепно справляется 
со своими обязанностями в области новейших систем вооружения, а у меня — 
пропаганда и фольксштурм. Через считанные недели торжественную присягу примут 
миллионы новых солдат…!

Наши генералы, Кох, это наше больное место. Я не могу без презрения смотреть на 
большинство из них. Как эти мизерабли вели себя во время путча! О каких 
«революционерах» может идти речь, это ведь жалкие приготовишки! Им даже не 
пришло в голову перерезать линии телефонной связи между Ставкой и Министерством 
пропаганды! Я натравил на них Ремера, а это быстро отбило у них не только 
зрение и слух, но и многое другое. Я кричал прямо в мерзкую личину одного из 
этого генеральского отребья, что он негодяй и подлец, свинья в ермолке — он 
воспринимал это как должное. Другой вымолил у меня разрешение позвонить домой. 
Как вы думаете, Кох, о чем он попросил свою жену? Ни за что не догадаетесь! Он 
просил, чтобы она привезла ему бутылку красного вина и бутерброд, потому что он,
 видите ли, не успел пообедать перед арестом…

Но мы покончим с ними. Фрайслер[44 - Роланд Фрайслер по прозвищу «вешатель» — 
председатель Народного трибунала 1942—1945 гг. Погиб при бомбардировке Берлина 
союзниками во время заседания трибунала. (Прим. перев.)] устроит им хороший 
спектакль!

Завтра утром я встречаюсь с Фрайслером. Мы досконально изучили следственный 
материал, выработали единую линию и устроим им показательный процесс. А потом 
их вздернут — и только так! Пули жалко на этих отъявленных мерзавцев!