геббельсовскую дезинформацию с реальным положением дел.

По поручению командующего танковой армией я выехал в командировку в 
штаб-квартиру фюрера в отдел военной пропаганды. Я должен был заявить 
официальный протест компетентным лицам по поводу недобросовестного освещения 
событий во Франции. Оставалось только удивляться, в каком неведении пребывали 
высшие командные инстанции относительно положения и реальных возможностей наших 
войск на фронте вторжения. Со дня событий «20 июля» прошло полмесяца, только 
что были обнародованы планы формирования фольксштурма[39 - От нем. Volkssturm, 
народное ополчение, созданное путем тотальной мобилизации всех мужчин 
призывного возраста (от 16 до 60 лет), а с февраля 1945 и женщин (с 18 лет).], 
но при этом было крайне затруднительно называть вещи своими именами, не 
опасаясь обвинений в «пораженческих настроениях».

Я быстро убедился в том, что многочисленные беседы ни на шаг не приблизили меня 
к решению поставленной командованием задачи. 2 августа, опираясь на собственный 
опыт и наблюдения, я подал по инстанции рапорт с подробным анализом положения 
на Нормандском фронте. Я сообщил о том ущербе, который наносит нашему наземному 
транспорту вражеская авиация, полностью исключив для немецкой стороны 
возможность любых перемещений в светлое время суток, и о необходимости 
скорейшего боевого применения «Фау», чтобы остановить растущее недоверие к 
власти сражающихся из последних сил фронтовиков. Если же «чудо-оружия» на самом 
деле никогда не существовало и в природе или его боевое применение — это дело 
отдаленного будущего, пропаганда совершила преступление, попадающее под 
юрисдикцию военно-полевого суда.

Далее я кратко изложил основные требования фронта: срочно отправить на Запад 
подкрепление, прежде всего тяжелое вооружение и самолеты; честная и откровенная 
информация о положении дел на театре военных действий для людей, проливающих 
свою кровь и честно выполняющих свой долг; строгое наказание, с позволения 
сказать, «военкоров», распространяющих в тылу дезинформацию о ходе боевых 
действий на Западе.

Мой рапорт попал к делопроизводителям штабов Йодля и Гудериана, и уже вечером 
этого же дня меня вызвали на закрытое обсуждение положения во Франции в казино 
главного штаба вермахта. В эмоциональном стиле Роммеля я обрисовал панораму 
жестоких сражений на землях Нормандии, но так и не смог преодолеть 
запрограммированную предвзятость и отстраненный академизм холодно внимавших мне 
штабистов.

Ровно через сутки я был уже на КП генерал-фельдмаршала Моделя в Ломже. За 
ужином в присутствии начальника штаба Кребса я еще раз подробно проанализировал 
положение на Западе. Модель был искренне удивлен нарисованной мной безрадостной 
картиной и несколько озадачен, поскольку после беспрецедентной катастрофы 
центрального Восточного фронта и вынужденной перегруппировки для защиты 
Восточной Пруссии, он возлагал большие надежды на подкрепление с атлантического 
театра военных действий. Застольная беседа и ядовитые замечания Моделя — типа 
«все это были только маленькие «бедки», а настоящие беды на Востоке еще не 
успели начаться» — произвели на меня сильное впечатление. Но еще большую пищу 
для размышления давали служебные донесения генерал-фельдмаршала на имя 
Геббельса — Модель любезно ознакомил меня с содержанием некоторых из них. Это 
была ничем не приукрашенная правда о положении дел на Восточном фронте и 
жесточайшая критика в адрес высшего военного руководства. Маршал безжалостно 
бичевал деструктивную недальновидность «приказов фюрера», которые «…с пугающим 
постоянством опаздывают на 24 часа и потому уже не в силах ничего изменить, 
зато приводят к прямо противоположным результатам — невероятным и бессмысленным 
потерям в войсках. Доверие солдат и офицеров к высшему руководству стремительно 
падает. Коллапс группы армий «Центр», вызванный июньским наступлением русских, 
обусловлен в первую очередь тем, что ОКВ и тогдашний главнокомандующий, 
генерал-фельдмаршал Буш, ошиблись в прогнозировании направления главного удара 
Красной Армии. Русские внезапно изменили тактику и вопреки ожидаемым от них 
привычным действиям фронтально обрушились на боевые порядки немецкой армии. 
Только за последнюю неделю июня захватили 7 штабов корпусов, рассеяли и разбили 
26 немецких дивизий. Безвозвратные потери с нашей стороны составили 300 000 
человек…»

Моделю удалось остановить русских у границ Восточной Пруссии, но было весьма 
затруднительно предположить, как долго удастся ему продержаться — фронт, 
протяженностью в 450 км, держали 6 германских дивизий!

Из «заслуживающих доверия источников» я узнал, что генерал-фельдмаршал Модель 
обменялся несколькими радиограммами с советским маршалом Жуковым в духе «беседы 
за рюмкой чая»! Последний радиосеанс, как это доверительно сообщил мне мой 
«информатор», состоялся 10 июля 1944 года. Командный пункт группы армий 
располагался тогда в маленьком польском курортном местечке 
Друскиницки-на-Нареве. Модель радировал русскому маршалу:

— Почему вы не атаковали меня в пункте «X»? Там у нас приличная «дыра», и вы 
могли бы хорошо продвинуться вперед!