политика союзов допустила, чтобы государственное искусство Англии отодвинуло 
эту 
политику на задний план, это положение могло со временем измениться. Таким 
образом, мы не могли добиться благосклонности Англии ценою одного лишь отказа 
от 
строительства флота. Поэтому неутомимые старания британского государственного 
искусства были в эти годы направлены к тому, чтобы вообще отбить у нас охоту 
строить флот, и, пробив по возможности брешь в судостроительной программе, 
привести ее к краху.

Главной ошибкой Бетмана-Гольвега в вопросе о флоте была его вера в то, будто 
известные поправки к нашему морскому строительству, то есть мелкие уступки, 
которые мы сделали бы англичанам в этой области, могли сколько-нибудь 
существенно изменить основы наших политических взаимоотношений с Англией.

Англичанам было безразлично, будет ли у нас на несколько кораблей больше или 
меньше. Причины их неудовольствия лежали гораздо глубже, чем можно было 
заключить по дискуссиям об ежегодных морских бюджетах, которые они вели с таким 

мастерством.

Казалось, что Бетман-Гольвег согласен со мною в том, что судостроительную 
программу, лежавшую в основе всех наших перспектив в области мировой политики, 
следовало сохранить в неприкосновенности. Со своей стороны я был согласен с 
канцлером в том, что мы должны были всеми силами стремиться к улучшению наших 
отношений с Англией. С первого дня его вступления в должность я поддерживал 
канцлера в его стремлении идти англичанам на встречу в отдельных вопросах, 
которые они возбуждали, в особенности же я старался влиять в этом смысле на 
кайзера и не упускал случая поддерживать переговоры о морском соглашении, 
начавшиеся в 1908 году.

Эти переговоры, начатые частными посредниками и неоднократно тормозившиеся 
английской стороной, все более убеждали меня в том, что английское 
правительство 
не имело серьезного намерения заключить морское соглашение и стремилось 
укрепить 
в нашем иностранном ведомстве ложное мнение, будто всему виной являлся наш флот,
 
а не будь его, Германии был бы уготован рай на земле. Оно{133} действовало при 
этом с искусством, отрицать которое невозможно; это подтвердит всякий, кто знал 

образ мыслей нашего министерства иностранных дел и неспособность канцлера 
проникнуть в политическую психологию Англии.

Одним из главных сторонников взгляда, считавшего, что единственным препятствием 

на пути к установлению полной солидарности обеих стран в области мировой 
политики являлся этот ужаснейший германский флот, был советник нашего 
посольства 
в Лондоне фон Кюльман.

Что английское правительство не думало всерьез о заключении двустороннего 
морского соглашения, вытекает и из того, что наше согласие на его отдельные 
требования отнюдь не давало плодотворных результатов{134}. Но особенно 
убедительно это доказывается тем, что лишь в 1913 году англичане официально 
признали вышеупомянутое соотношение флотов, без чего нельзя было провести 
обоюдное ограничение морских сил, являющееся ядром всякого соглашения этого 
рода; между тем Ллойд-Джордж еще в 1908 году носился с этой идеей. Тем не менее 

все заинтересованные лица чувствовали, признавали и заявляли, что строительство 

нашего флота не грозило войной с Англией и что с каждым годом опасность войны 
становилась все менее вероятной по мере того, как росло уважение к германскому 
флоту, а война становилась все менее выгодной даже для джингоистски{}an" 
настроенной части английского народа. Безответственные голоса вроде голосов 
"Сатердей Ревью" и гражданского лорда адмиралтейства Ли раздавались все реже. С 

1912 года в Лондоне росло стремление к деловому урегулированию англо-германских 

отношений, одним из доказательств чего является почти уже подписанное в 1914 
году англо-германское соглашение о колониях. Во всяком случае германские отцы 
этого соглашения считали его серьезным делом.




3


Единственный подлинный кризис в англо-германских отношениях в период между 1904