стоял на правильной точке зрения, считая, что англичане должны привыкнуть к 
нашей судостроительной программе и привыкнут к ней. Впоследствии оказалось, что 

даже наш четырехтактный темп, продолжавшийся четыре года, не дал Англии поводов 

для войны. По мнению наших дипломатов, к 1914 году англичане фактически 
свыклись со строительством германского флота и примирились с ним, так же как и 
с 
новеллами 1908 и 1912 года. Война со всеми ее бесчисленными возможностями 
являлась для них слишком серьезным делом, и осведомленные лондонцы отдавали 
себе 
ясный отчет в том, что нападение на Англию было бы для нас сущим безумием в 
политическом, военном и экономическом отношениях. Еще весной 1908 года адмирал 
Фишер открыто заявил нашему морскому атташе, что морская паника - это лишь 
обычный маневр, предпринятый для того, чтобы подготовить нацию и парламент к 
более крупным ассигнованиям на оборону. Вызванное же им смятение в умах 
английской публики и рост влияния агрессивной печати Нортклиффа следует 
рассматривать как печальное, но не решающее зло. Для нас травля Германии 
являлась столь же недостаточным поводом к войне, как строительство германского 
флота для британского кабинета, и по сравнению с лозунгом прежних лет Germaniam 

esse delendam осознание английской публикой того факта, что Германия не совсем 
безоружна, являлось известным шагом вперед в деле сохранения мира. В то же 
время 
в Англии рассчитывали, что поднятый там громкий крик заставит нас испугаться 
собственной храбрости и отказаться от строительства флота; это являлось 
вернейшим признаком того, что мы находились на правильном пути.

Вполне понятно, хотя и не вполне простительно, что граф Меттерних под сильным 
давлением окружающих его английских сфер начал в 1908 году терять верный взгляд 

на действительные и фундаментальные причины англо-германского соревнования. Это 

понятно потому, что его единодушно уверяли в том, будто только лишь 
строительство германского флота было повинно в ухудшении существовавших ранее 
хороших отношений. Но это не вполне простительно потому, что граф Меттерних 
должен был, во-первых, знать историю англо-германских противоречий, возникших 
еще в период, когда у нас не было флота, а во-вторых, убедиться, исходя из 
общего положения и сопоставления сил обоих флотов, в чисто оборонительной 
направленности нашей морской политики. Но немец легко позволяет противнику 
убедить его в своей правоте. Как никто другой, он умеет встать на точку зрения 
противника, но с трудом разбирается в его истинных убеждениях.

Донесение нашего лондонского посла побудило князя Бюлова зимою 1908/09 года 
начать детальное обсуждение этого вопроса со мною. С января 1909 года я в 
процессе переговоров с канцлером выражал согласие на то, чтобы мы сообщили 
английскому правительству, что мы готовы удовлетвориться таким соотношением сил 

обоих флотов, которое навсегда закрепит некоторое превосходство британского 
флота. В качестве исходного пункта переговоров я назвал сначала пропорцию 3:4, 
с 
течением времени объявил себя готовым принять 2:3 и в конце концов остановился 
на отношении 10:16. Эта цифра была предложена британским адмиралтейством во 
главе с Уинстоном Черчиллем и тотчас же была принята мною. Хотя Черчилль 
оставил 
себе некоторые лазейки, которые обеспечивали английскому флоту более выгодное 
соотношение сил, чем 10:16, я все же смотрел на это сквозь пальцы, будучи 
убежден, что планомерное выполнение судостроительной программы позволит нам 
достигнуть тех оборонительных целей, к которым мы только и стремились.

Это окончательное определение соотношения морских сил дало британскому 
адмиралтейству фактическое доказательство того, что флот был нужен нам совсем 
не 
для наступления. По мнению всех военно-морских авторитетов, численное 
превосходство, которое при прочих равных условиях делает вероятным успех 
нападающего, составляет на море около 30%. Такое и даже более значительное 
превосходство мы предоставили англичанам. Более убедительной гарантии в том, 
что 
нам были чужды какие бы то ни было агрессивные планы, мы дать не могли.

Ясно, однако, что англичанам было бы приятней, если б мы не обладали даже таким 

флотом, который оставался бы на 50 или на все 100% слабее английского. Во-
первых, история морских войн содержит многочисленные, хотя, быть может, и 
случайные примеры побед, одержанных слабейшей стороной, если на помощь ей 
приходили особые обстоятельства и военное счастье. Основное же в политическом 
отношении значение германского флота заключалось в том, что он делал Германскую 

империю способной привлечь к себе союзников во всем мире; и хотя германская