бы это случилось и Англия отказалась от войны с нами, то тем грубее и 
энергичнее 
стала бы она натравливать на нас Японию, а насколько я понял из проекта 
договора, наше столкновение с одной Японией по окончании нынешней войны не 
явилось бы casus foederis{99} для России. Вести же войну с Японией без сильных 
на море друзей и имея за спиной враждебную Англию мы не можем. Таким образом, и 

в этом случае союз с Россией не даст нам ничего существенного. Если же взять, 
наконец, наиболее интересующий нас случай (Англия одна объявляет нам войну, и 
Россия должна выступить на нашей стороне), то существующий сейчас двойственный 
русско-французский союз, направленный против нас, стеснит свободу наших 
действий 
по отношению к Франции, помощь же России не будет играть для нас никакой роли. 
Положительное значение для дела мира имело бы только заключение подлинно 
оборонительного союза Германии, Франции и России против Англии, но эта цель не 
может быть достигнута с помощью предложенной акции.

Приведя эти соображения, касающиеся лишь важнейших вопросов, я хотел бы 
уточнить 
свою точку зрения, предложив энергично поддерживать дружбу с Россией, особенно 
личные отношения императоров, но не заключать с ней договора и выжидать 
развития 
событий. В общем выигрыш времени и строительство флота являются нашими 
важнейшими политическими задачами.

Поскольку высокая политика является высшей сферой и я участвовал в рассмотрении 

этого вопроса лишь как посторонний, я обращаю к вам эти строки с просьбой 
разъяснить мою точку зрения г-ну рейхсканцлеру.

Предложение о заключении союза, которое хотя и соответствовало вполне моим 
принципиальным воззрениям, но в тогдашний острый момент войны казалось мне 
опасным, было сделано. Как сообщил мне впоследствии Гольштейн, Россия отнеслась 

к нему холодно. Я предполагаю также, что русские министры уже тогда 
использовали 
наше предложение в своих отношениях с западными державами и сумели извлечь из 
него пользу.

Сам Николай II был настроен в пользу Германии. Общественность составила себе 
ложное представление о царе, как и о многих политических факторах и деятелях. 
Это был честный, лично бесстрашный человек со стальными мускулами, в котором 
сознание своего достоинства самодержца соединялось с корректной привычкой 
немедленно передавать соответствующему чиновнику все представляемые ему 
политические вопросы. Николай II особенно стремился уйти в тишину частной жизни.
 
Вот почему он так любил Вольфсгартен в Гессене, где ничто не было ему так 
приятно, как отсутствие посетителей; по тем же причинам он так охотно бывал на 
кораблях германского флота, где, свободный от пут своего сана, он чувствовал 
себя человеком среди людей и держал себя с нами открыто и любезно.

Но среди своих он походил на пленника. Когда во время встречи в Свинемюнде 
(1907 
г) мы пошли навстречу ему (было условлено, что мы останемся на якоре, а царь 
пройдет на своей яхте между кораблями флота, но кайзеру захотелось выйти 
навстречу царю), мы встретили его на траверзе Кольберга. Несмотря на сильное 
волнение, кайзер велел спустить шлюпку и направился к яхте русского царя, что 
сами русские считали невозможным. Но яхта продолжала держать по ветру и терпеть 

килевую качку. Мы не могли понять, почему они поступили так; ведь 
элементарная помощь судна идущей к нему лодке состоит в том, что оно 
поворачивается и своим корпусом закрывает лодку от ветра. Пока мы обходили яхту 

с кормы, кайзер крикнул царю: Niki, won't you make a lee{100}. Мы видим, как 
царь, одетый еще в куртку, пытается отдать распоряжения. Когда мы подходим к 
борту, то замечаем, что команда уже выстроена для смотра. Но трап, по которому 
должен был подняться кайзер с обычными церемониями, не спустили. Нам оставалось 

только подойти к носу, откуда свешивался матросский шторм-трап. Кайзер выходит 
из себя. Мы видим, как царь, также сильно возбужденный, бросается на нос, в то 
время как огромные парни неподвижно стоят, вытянувшись в струнку; русские 
сановники - Ламсдорф, Бенкендорф, Фредерикс и другие остаются у неспущенного 
императорского трапа. Подъем на яхту был трудным и небезопасным для кайзера. 
Нам 
не бросили даже каната. Навстречу кайзеру пошел один царь; все остальные 
застыли 
в мертвенном молчании, ибо парад уже начался, наше появление не было 
предусмотрено, и ни один из командиров (к моему удивлению, их оказалось двое) 
не