Россия всегда могла бы мобилизовать еще несколько армейских корпусов. Я заметил,
 
что в этом случае, как и при обсуждении китайской экспедиции, благородный, 
скупой на слова и столь авторитетный в своей области стратег обнаружил 
некоторое 
пренебрежение к несолдатскому образу мыслей, впрочем, я, как и статс-секретарь 
по иностранным делам барон фон Рихтгофен, считал психологический расчет 
Гольштейна неправильным. Я сомневался в том, что принятый под дулом револьвера 
союз мог заставить французов мобилизовать свои силы ради наших интересов. 
Равным 
образом и в 1911 году я полагал, что холодный душ, которым Кидерлен-Вехтер еще 
раз окатил Париж, уже не соответствовал задачам момента. На упомянутом 
заседании 
1904 года я выразил также сомнение в том, что присоединение к нашей армии двух 
или трех русских корпусов действительно усилило бы ее и с особой настойчивостью 

подчеркивал, что союз с Россией вместо ожидаемого успеха, заключавшегося в том, 

чтобы предохранить нас с помощью Парижа от военных замыслов Англии, напротив, 
только усилит существовавшую тогда опасность войны. В случае же войны с Англией 

при нашем еще не развитом флоте, к тому же лишенном тогда поддержки русского 
Балтийского флота, нам пришлось бы расплачиваться нашей внешней торговлей и 
колониями, а в таких условиях достигнуть удовлетворительного мира с Англией 
было 
бы очень трудно. Г-н фон Гольштейн упорно защищал свой план. На следующий день 
я 
послал Рихтгофену следующее письмо: Берлин, 1.11.04.

... Я еще раз продумал сложный вопрос, которым мы занимались вчера у г-на 
рейхсканцлера, и мне стало еще более ясно, что польза от союза с Россией в 
случае войны на море равна для нас нулю, о чем я говорил выше, и что даже в 
сухопутной войне он не имел бы большего значения. Ибо даже если в самом лучшем 
случае русские раскачаются и дадут нам для похода на Францию несколько 
армейских 
корпусов, то польза от лишних 100 000-200 000 человек в войне миллионов будет 
невелика и возможно, что усложнение работы нашего военного аппарата, вызванное 
проникновением в него русских элементов, вообще сведет ее на нет. Косвенная же 
выгода от подобного союза, заключающаяся в обеспечении безопасности нашей 
восточной границы, по-моему, и без того гарантируется нынешним положением 
России. С каждым месяцем русско-японской войны это становится все очевиднее. Но 

и после войны Россия так долго не сможет предпринять наступление на запад, что 
в 
вопросах большой политики мы сможем считать нашу восточную границу фактически 
неугрожаемой. На этой границе мы сможем обойтись одним ландвером. При этом я не 

принимаю в расчет того, что личность царя делает весьма маловероятным 
вмешательство России в войну Германии против Англии и Франции, и оставляю 
открытым вопрос о том, не могли ли бы мы добиться от царя обещания сохранить 
нейтралитет, даже не заключая с ним союза, а исходя из существующих 
дружественных отношений.

Важнее всего то, что союз с Россией не принесет нам реальных, то есть военных, 
выгод.

В то же время не подлежит сомнению, что союз с Россией усилит для нас опасность 

военного столкновения с Англией. Для этого достаточно, чтобы плавание русских 
аргонавтов сопровождалось новыми инцидентами, вроде недавно урегулированного 
Гулльского. Чтобы измерить указанное усиление опасности, представим себе на 
минуту, что общественность узнает о заключении русско-германского союзного 
договора; разве в этом случае вся ярость английского общественного мнения не 
обрушится исключительно на нас? Мысль о союзе с Россией базируется 
исключительно 
на желании оказать на Францию такое давление, чтобы она всячески старалась 
удержать Англию от войны с нами. Помощь же России будет выражаться лишь в 
трактате, заключенном при подобных обстоятельствах, то есть в клочке бумаги, а 
не в реальных ценностях. Фактически желаемое "давление" на Францию может 
оказать 
лишь угроза войны со стороны Германии. Но для этого на сегодняшний день не 
нужен 
союз с Россией. Мы настолько сильны и свободны, что можем сделать это в любой 
момент; таким образом, усиление опасности войны с Англией, которым чреват 
подобный союз, отнюдь не является для нас необходимым.

Наконец, остается сомнительным, чтобы посредничество Франции смогло удержать 
властителей Англии от войны с нами, если они действительно захотят ее, не 
говоря 
уже о том, что французы, конечно, не вложат душу в свое посредничество. Но если