товарищах наших, что смело моря бороздят{38}. С нашими несравненными командами 
нас связывал новаторский дух и товарищеские отношения в бурю и опасность. Мы, 
офицеры минной службы, являлись корпорацией в корпорации, сплоченность которой 
признавалась другой стороной, но служила также предметом зависти и нападок. 
Когда я стал начальником штаба верховного командования, я взял с собою всю 
"торпедную банду", обеспечив себя подготовленным персоналом. Позднее я 
попытался 
проделать то же самое в морском ведомстве, но там мои пожелания о составе 
аппарата натолкнулись на сопротивление кабинета.




2


Когда в 1892 году меня вызвали в Берлин и поставили во главе штаба, мне уже 
было 
ясно, что качество боевой подготовки флота должно быть повышено. Для этого 
нужно 
было создать соответствующую организацию флота и перейти от поспешной летней 
подготовки кораблей к более длительной. В то время в морском ведомстве велась 
работа, имевшая целью придать флоту такую организацию, которая переносила центр 

тяжести его деятельности на сушу (подобное копирование армейских образцов было, 

разумеется, неправильным) {39}. Я воспрепятствовал этому, ибо только постоянные 

формирования, действующие в мирное время совершенно так же, как и на войне, 
обеспечивают тактическую подготовку флота.

Вскоре после моего назначения на новый пост я посетил статс-секретаря по 
морским 
делам{40} и заявил ему, что предоставляю ему руководство всеми делами, но прошу 

лишь оставить мне свободу действий в области интеллектуальной подготовки флота. 

Мы расстались друзьями, Гольман отнесся к моему пожеланию не по-деловому и 
выразил мнение, что верховному командованию следует ликвидироваться. Однако при 

тогдашнем состоянии нашей тактической подготовки подобные воззрения могли быть 
признаны справедливыми лишь в том случае, если бы статс-секретарь сам занялся 
тактической подготовкой флота, как делал это Каприви в бытность его главою 
адмиралтейства. Между тем Гольман, поглощенный парламентскими трудностями, не 
имел такого намерения. В то же время составленный одной комиссией проект устава 

был принят и объявлен обязательным для флота. В уставе этом не было ничего, 
кроме эволюций, то есть передвижений кораблей, так сказать, в безвоздушном 
пространстве - переходов из одной "фигуры кадрили" в другую. На боеспособность 
этот устав не обращал, да и не мог обращать внимания, ибо тогда еще не было 
решено, следует ли вести бой по Нельсону или по Тегетгофу. Люди фантазировали, 
старались теоретически изыскать как можно больше перестроений, из которых 
адмирал смог бы выбирать нужное ему.

Я прекратил это "катанье на каруселях", установив, что нам нужно сначала решить,
 
как следует сражаться в бою. За этим последовали осенние учения 1892 года, в 
процессе которых открылись новые расхождения между морским ведомством и 
верховным командованием; в результате той же осенью упомянутый устав заменили 
другим, проект которого был разработан мною. Затем мы улучшили подготовку на 
кораблях, после чего поднялись на следующую ступень. Вполне естественно, что 
это 
вмешательство сверху было неприятно командирам судов и командующим эскадрами, и 

я получил кличку "Учитель". К осени мы соединили все корабли, находившиеся на 
родине, в один флот под непосредственным руководством верховного командования. 
На маневрах мы формировали боевые соединения, не считаясь с типами кораблей, и 
сводили их вместе в таком количестве, в каком они никогда раньше не проводили 
упражнений. Впрочем, и тут можно сказать, что сражались не корабли, а люди, ибо 

флот был настолько невелик, что лишь тогда, когда мы наскребли некоторое 
количество учебных и опытных судов, минных тральщиков и других бутафорских{41} 
кораблей, нам удалось воспроизвести картины больших сражений, в которых 
участвовали два флота.

Затем начались операции более крупного масштаба. При этом отпал целый ряд 
построений, считавшихся весьма ценными, в том числе клинообразное и карре. В 
1892-1894 годах мы разработали нашу линейную тактику. Целью ее было обеспечить 
такое положение, при котором противник независимо от его передвижения всегда 
находился бы против центра нашей линии.