подлодки и миноносцы, чтобы помешать переброске британской армии после ее 
мобилизации утром 3 августа. Если бы мы планомерно подготовили эту операцию, а 
затем попытались провести ее, в дело, несомненно, вмешался бы английский 
линейный флот, и морская битва произошла бы тогда чем скорее, тем лучше.

Мольтке был тяжело болен. Он выпустил поводья из рук в самый опасный момент, и 
единство в операциях армий было потеряно. Несмотря на его неуспех, я имел 
полное 
доверие к личности Мольтке. Его преемник производил впечатление человека, 
недостаточно подготовленного к решению стоявших перед ним задач, которые после 
битвы на Марне и перехода к войне на истощение расширились до бесконечности. До 

тех пор армия была воодушевлена одной мыслью: Канны. Б войне же на истощение 
превосходство врага благодаря его господству на морях должно было оказывать 
свое 
действие все сильнее. Все победы на суше сводились на нет вследствие того, что 
общее положение Германии являлось беспримерно неблагоприятным. Стиснутые между 
нашими сухопутными врагами, мы не могли спастись только тем, что, ощетинившись 
подобно ежу, делали себя неуязвимыми со всех сторон, ибо наши жизненные нервы 
проходили через море. Поэтому спасти нас могли только величайшая смелость и 
решимость. Войну на суше следовало подчинить задаче достижения общей цели. 
После 
битвы на Марне армии пришлось переучиваться. Тогдашнее же верховное 
командование 
не подумало о необходимости установить великие конечные цели. Что же касается 
Гинденбурга и Людендорфа, которые в 1915 году стремились уничтожить русские 
армии посредством обхода их со стороны Ковно, а потому не были согласны с 
фронтальной атакой у Горлицы, то им не пришлось выполнить свой военный план.

Если бы он удался, они, несомненно, получили бы перевес над главной квартирой. 
На войне необходимо иметь определенную великую политическую цель, для 
достижения 
которой концентрируются все политические и военные силы. Решает дело главный 
противник. Частичные же победы над второстепенными противниками в лучшем случае 

являются средствами для достижения цели. У нас могла быть только одна цель: 
поразить самое сердце неприятельской коалиции. Судьба наша зависела от того, 
сумеем ли мы распознать эту цель.

Кто же был нашим главным противником? Для меня несомненно, что им был тот, кто 
обладал наибольшими средствами и наиболее упорной волей к войне. Политическим 
мозгом Антанты всегда был Лондон; он же становился все более и ее военным 
мозгом. До восстановления восточного фронта в 1918 году он не упустил ни одного 

значительного шанса. В противоположность этому все наши победы над Россией 
следовало рассматривать как частичные поражения ее, которые должны были 
послужить к тому, чтобы высвободить наши силы и направить их против главного 
врага, ибо они делали возможным быстрое заключение сепаратного мира с царем.

Никакое расчленение царской империи, которое имели в виду германские дипломаты 
и 
демократия, не могло нам помочь, если главный враг оставался для нас недосягаем.





2


Народное сознание по справедливости приписывает не военным, а государственному 
деятелю Бисмарку главную заслугу в победоносных войнах, которые сделали нас 
свободными, объединенными и зажиточными. Пока наш народ оставался здоровым и 
верным, а наша оборона непреодолимой, как это было в первые годы мировой войны, 

наше государственное искусство имело достаточно политических, военных и морских 

средств, чтобы с честью выйти из войны с Англией, в которую мы были втянуты. 
Армия, которая в своей специальной области не была подготовлена к войне с 
Англией, недооценивала этого так сказать недосягаемого противника. Обо мне 
кричали, что я пессимист, и в гостинице "Lion d'Or"{172} в Шарлевилле шли такие 

разговоры: В главной квартире нет ни одного офицера, который не верил бы, что 
война закончится до 1 апреля 1915 года, кроме г-на статс-секретаря по морским 
делам. В англосаксонском мире во мне видели противника, изоляцию которого от 
руководящих кругов империи следовало всячески приветствовать.

Понятное преобладание сухопутной точки зрения в армии осталось бы безопасным, 
если бы канцлер шел вместе со мною.