1


Англичане надеялись раздавить нашу страну с помощью русского парового катка, 
причем франко-бельгийско-британская армия должна была сдерживать наше 
наступление; в случае, если бы появилась опасность слишком большой победы 
России, она намеревалась прекратить войну.

Эти хорошо обоснованные надежды врага на победу не осуществились благодаря 
нашему военному аппарату и той быстроте, с которой мы захватили Бельгию. 
Русские 
массы сделали все то, чего можно было от них ожидать. Однако они имели 
несчастье 
натолкнуться на великих полководцев, которые с помощью военного счастья и 
опираясь на лучшие качества нашего вооруженного народа, провели несколько 
великолепных операций.

Шлиффеновский план нападения на Францию через Бельгию сам по себе был вполне 
пригоден, чтобы отвратить от Германии первую опасность. Я не могу судить, был 
ли 
этот план, оставшийся мне неизвестным до начала войны, безусловно правильным, 
принимая во внимание развитие военной техники в сторону окопной войны, а также 
наше международное положение и соотношение сил между противниками. Во всяком 
случае выполнять его должны были гениальные люди, способные удержать в своих 
руках руководство столь гигантской операцией независимо от возможных 
случайностей. При осуществлении столь колоссального обходного маневра никакой 
коэффициент страховки не должен был казаться слишком высоким для нашего 
военного 
командования; однако оно приняло недостаточный коэффициент. Армия в мирное 
время 
была слишком мала; вследствие рокового упущения оборонные возможности Германии 
не были использованы в достаточной мере. В конце 1911 года канцлер внес 
законопроект об ассигнованиях на армию; однако эти ассигнования были 
недостаточно велики; суммы, дополнительно отпущенные в 1913 году, не смогли уже 

повлиять на ход войны. Я сам по инициативе адмирала фон Мюллера накануне 
рождества 1911 года предложил военному министру фон Герингену настаивать 
совместно со мною на немедленном внесении законопроекта об ассигнованиях на 
оборону и выразил готовность рассматривать требования армии как первоочередные 
по сравнению с моими собственными требованиями. Осенью 1914 года в главной 
квартире держались того мнения, что война с Францией была бы выиграна, если бы 
мы располагали еще двумя корпусами, которые генеральный штаб допустил 
отторгнуть 
у себя в 1911-1912 годах вопреки требованиям собственных специалистов. К этому 
присоединялась недооценка британской армии, которая в представлении нашей 
публики состояла из альдершотских "томми" в фуражечках и с тросточками. Когда 
после объявления войны я предостерег начальника генерального штаба от 
недооценки 
этих войск, состоявших чуть ли не из одних сержантов, он ответил: Мы их 
арестуем. Выражая эту надежду, он, очевидно, не предвидел, что в самые 
критические дни ему придется снять два корпуса для переброски на восточный 
фронт 
именно с правого фланга. Еще поздней осенью 1914 года в главной квартире 
сомневались в солидности новых армий Китченера. В августе 1914 года я писал из 
Кобленца: Трудности начнутся лишь тогда, когда армия решит, что уже перевалила 
через горы.

В то время мне казалось всего важнее прервать английские коммуникации и 
пробиться к Кале. Все остальные стало бы гораздо легче, если бы, отрезав 
англичан от портов Ламанша, мы заставили их сообщаться с Францией через Шербур 
или даже Брест, то есть через Атлантический океан, а не внутреннее море; это 
придало бы войне совершенно иной оборот.

Но ни я, ни фельдмаршал фон дер Гольц, который всецело разделял мою точку 
зрения, не могли побудить Мольтке к такой операции. На решения же Фалькенгайна 
я 
вообще не мог оказывать влияния. Чтобы осуществить мое желание и перерезать 
коммуникации англичан со стороны моря, понадобилось бы морское сражение с 
участием флота Открытого моря, а не отдельные вылазки морских сил. При моем 
стремлении вывести флот из бездействия, о котором речь пойдет дальше, такая 
точка зрения являлась лишь частной. В настоящее время (начало 1919 года) она 
нашла себе подтверждение в заявлении лорда Холдена; по газетным сообщениям, 
последний прислал в редакцию "Таймса" письмо, в котором отмечает как ошибку в 
германской стратегии тот факт, что она не решилась немедленно пустить в ход 
свои