|
растолковать ему все прежние ошибки.
16 ноября 1944 года. Сегодня посетили объект № 20. Да, время мы провели хорошо.
Но, как и везде, на 20-м объекте говорят об одном и том же. Все о демократии.
Но не все имеют ясное представление о том, что значит демократия. Если
перестроить государство и создать там демократическое правительство, то здесь
возникает вопрос — какая демократия будет? Буржуазная или пролетарская?
Никто этого вопроса пока не разрешил. А вообще на 20-м хорошо. Тут приятное
общество. Мне генералы сразу же сказали: «Вам, фельдмаршал, мы во всем
доверяем». Правда приятные люди.
Русские правильно распределяют пайки — генеральские, офицерские и солдатские.
Что же, генералу и солдату давать одно и то же? Каждый получает по чину, и это
правильно.
28 ноября 1944 года. Во время прогулки ко мне подошел генерал Латтман, и мы
вновь говорили о личной ответственности перед народом и перспективах нашей
работы. Когда же я подписываю листовку, я должен знать, к кому я обращаюсь,
нужно быть убежденным и уверенным в том, что ты предлагаешь.
Я говорю: «Долой Гитлера!» Но это нереально. Почему? Потому, что я ничего не
предлагаю реального для осуществления этого лозунга. Народные комиссии? Они
делу не помогут, следовательно, предлагаемое мной нереально.
Я говорю: «Переходите!» Но как могут переходить генералы? Это же нереально.
Этот лозунг ни в коем случае не подходит к генералам. Генералы не могут сделать
этого.
Мы должны знать точное положение вещей у нас на родине, а отсюда мы этого не
видим. А поэтому с нашими знаниями обстановки на родине мы создадим такое
настроение, которое, кроме вреда, ничего не принесет. Эти народные комиссии
вообще нереальны.
Офицеры и солдаты должны сплотиться и, обратясь к народу, сказать ему: вот к
чему мы пришли, благодаря национал-социализму. А все эти дороги должны найти
люди, которые хорошо знают положение вещей на родине. Мы же внесли в это дело
свою лепту тем, что открыто заявим свое мнение. Что может сделать маленький
человек? Ему ничего не остается, как добросовестно выполнять свой долг…
Сегодня в очередной раз выяснилось, что я совершенно не могу говорить
экспромтом. Со мной это было и прежде, но теперь я особенно остро это чувствую.
У меня фразы противоречат одна другой…
Ночами я не сплю…
1 декабря 1944 года. Опять с генералами Латтманом, Лейзером и полковником
Болье рассуждали о будущем Германии. Все сошлись во мнении, что Германия будет
оккупирована, а мы должны будем там работать на службе у русских или англичан.
Предположим, что мы принимаем это предложение. Будут говорить, что вы —
оплачиваемый агент. Оккупация продлится, ну скажем, три года. Войска покинут
Германию. Будет новое правительство. Те, которые имели дело с русскими,
останутся. Как на нас будут смотреть?
Но мы должны взять на себя всю тяжесть этого положения. Может так случиться,
что, несмотря на все мои желания, я не смогу помочь моему народу. Я помогу тем,
что в моих силах, но потом я буду выброшен, как использованный человек. А может
быть, нет? Как говорят русские, «поживем — увидим».
20 декабря 1944 года. Я получил письмо, которое меня весьма порадовало. Я даже
переписал его содержание в дневник полностью. Итак:
«Господину генерал-фельдмаршалу Паулюсу.
Москва, п/я 11.
Господин фельдмаршал!
Ваше решение бороться против Гитлера вызвало среди нас, солдат Вашего прежнего
местопребывания, большую радость. Всем солдатам известно, насколько труден был
для Вас, господин фельдмаршал, этот шаг. Теперь вы узнаете, насколько
необходимо было поднять кулак против Гитлера— этого предателя народа — чтобы
освободить Германию от войны, террора и нищеты.
Мы все приветствуем Ваше решение и верно стоим на Вашей стороне. Ваши солдаты
из лагеря 48 от всего сердца желают Вам, господин фельдмаршал, наилучшего
здоровья и успеха в борьбе за будущее Германии.
Когда настанет время освобождения Германии, мы просим включить нас в ряды
борцов. Мы все готовы и ждем Вашего зова.
Хайне Альфред, 1-я рота, 255-й саперный батальон, и еще 38 человек (солдаты,
ефрейторы и унтер-офицеры)».
Это мои солдаты, солдаты Сталинграда! Значит то, что я и другие генералы
делают, кому-то, кроме русских, все-таки нужно!
1945
1 января 1945 года. Сегодня, в первый день Нового года, я написал (наконец-то)
письмо моей дорогой Надеж. Я сообщил ей, что в течение истекшего года некоторые
сведения о Коке получал только через генералов, попавших в плен. Таким же
образом я узнал, что мой старший сын убит осенью 1943 года в Италии, а дочурка
Пусси умерла.
Последняя весточка, полученная от Надеж, была датирова на 22 ноября 1943 года.
Она, наверное, тоже уже не имеет связи с Кокой. Я написал, что живу на даче,
неподалеку от Москвы, и, судя по общей обстановке, хорошо. Почти все генералы,
находящиеся здесь в плену, работают вместе со мной над тем, чтобы свергнуть
существующее в Германии правительство, причинившее так много вреда.
Естественно, в конце письма — обязательные рождественские и новогодние
|
|