|
Контр-адмирал Кноблох: «Я хотел бы знать, что русские обещали Паулюсу за его
показания. Очевидно, ему обещали, что он не попадет на виселицу. Его показания
происходят из мозга одного комиссара. Осенью 1940 года еще ни у кого не было
мысли о войне против России, если бы мы тогда не были в таком положении.
Показания Паулюса— нечто иное, как слова они нужны России в ее мести в
отношении Германии».
Генерал-лейтенант Рабе фон Паппенхайм: «Я очень хорошо знаю Паулюса, таких
предложений сам он никогда не построит, в отношении речи он всегда был гением.
Эта речь заучена им, он повторяет ее, как попугай. Он думает, что таким
предательским поступком спасет голову, но вряд ли ему это удастся».
Генерал-лейтенант Войташ: «Если мне когда-нибудь суждено попасть в Германию и
встретить Паулюса, то я на старости лет совершу убийство. Показания этого
человека оскорбляют и унижают весь офицерский корпус. Это непрости тельно,
когда германский офицер, чтобы спасти голову, топит своих бывших товарищей.
Весь этот театр — типично русский: одного натравливать на другого, а самому
быть смеющимся третьим».
Генерал-лейтенант Штевер: «К сожалению, всегда были такие люди, которые, чтобы
спасти собственную шкуру, жертвовали другими. Но хорошо, что в Нюрнберге
обвинители не только русские, а люди более дальновидные. Я полагаю, что в этой
игре, которую задумал Паулюс, копье обернется против него и он окажется на
скамье подсудимых».
Генерал-лейтенант Бернер: «Я полагаю, что Паулюс хотел этим обеспечить себе
пост в Германии. Он его будет иметь, но только не долго, так как мы знаем, как
поступать с такими людьми, если обстановка когда-либо изменится в нашу пользу.
По многим пунктам показаний Паулюса можно судить, каким прививочным материалом
сделана ему прививка. Печально, что все еще находятся такие люди, которые
предоставляют себя в распоряжение русских. В войну они занимали ответственные
посты, но были плохие работники».
Генерал танковых войск Хенрици: «Обычно люди, которые сами имеют нечистую
совесть, делают вид, что они всегда были против Гитлера. Почему же Паулюс не
сделал выводы тогда, когда плохо обстояло дело под Сталинградом? Потому, что он
был слишком труслив и не хотел ставить на карту свою жизнь, вследствие
преждевременной капитуляции, так как с такими людьми расправлялись быстро».
Генерал Цандер: «Я ожидал от Паулюса, что он откажется от этих бесславных
свидетельских показаний, чтобы не осквернить честь старого офицера и немца».
Генерал-майор Моритц: «То, что сделал Паулюс в Нюрнберге, весьма печально. Я
не могу не осуждать подобный поступок Паулюса. Паулюс виноват, как и всякий
другой генерал, который добросовестно выполнял приказы ставки, а когда он
теперь позволяет использовать себя в качестве свидетеля по обвинению других
генералов, то пропадает всякое уважение к нему. Его никто не мог принудить к
тому, чтобы он выступил в Нюрнберге. Если бы он был порядочным человеком, то,
по крайней мере, отказался бы давать показания».
Капитан Изерентант: «Паулюс — самая большая свинья, которую только до сего
времени мне приходилось встречать. Так поступают только совершенно
бесхарактерные люди. Своей речью Паулюс доказал, что на нем лежит точно такая
же вина, как и на тех, что сидят на скамье подсудимых. Другие имели, по крайней
мере, больше мужества, чем он. Когда слушаешь такие вещи, как речь Паулюса, то
делается стыдно, что ты немец. Даже для английских обвинителей покажется
противной такая бесхарактерность. За одну только эту речь Паулюс заслуживает
быть повешенным».
Ротмистр фон Цедлиц: «Сейчас обнаруживается, что весь план агрессии уже
заранее был письменно разработан. При этом интересно, что войска, штабы и
пограничники, которые должны были вести наступление, об этом ничего не знали.
Все это содержалось в строгой тайне для широких масс».
Зондерфюрер Циндлер: «Конечно, мнения о поступке Паулюса могут разделиться. Но
если он своим выступлением поможет раскрыть безобразия Генерального штаба, то
этому надо только радоваться».
Генерал Вандерслебен: «Я считаю выступление Паулюса объективным и с
человеческой точки зрения понятным».
Генерал Лаш: «Я считаю высказывание Паулюса правильным и совершенно
справедливым. Паулюс должен был так действовать — в интересах немецкого народа».
Военный судья, майор Зеебот: «В отношении Паулюса надо принять во внимание три
вещи, чтобы иметь ясное представление о его личности. Как юрист, я смотрю на
вещи несколько иными глазами, чем профан. В чем упрекают Паулюса военнопленные
здесь, в лагере:
1. Нарушение присяги.
Паулюс не обязан был больше соблюдать присягу, так как для этого в тот момент
не было предпосылок, когда он понял, что Гитлер — преступник.
2. Нетоварищеский поступок.
Образ действий Кейтеля был настолько «неофицерский», когда он, робея перед
Гитлером, устраивал процессы над генералами германских вооруженных сил и вешал
их, хотя он должен был быть уверен, что они были невиновны. Паулюса нельзя
упрекать в нетоварищеском поступке потому, что Паулюс сам поставил себя вне
товарищества».
Кроме того, после выступления Паулюса на его имя из различных городов Германии
поступило 59 писем, большинство из которых было ему вручено. Так, например,
бывший бургомистр Саксонии Хаммермюллер писал:
«Глубокоуважаемый г-н фельдмаршал! Нюрнбергский процесс отчасти осветил перед
|
|