1 февраля 1943 года. Утро. Начали бриться. Шмидт долго смотрелся в зеркало и 
категорически заявил: «Холодно, я оставляю бороду».
 «Это ваше дело, Шмидт», — заметил Паулюс.
 Находившийся в соседней комнате полковник Адам процедил сквозь зубы: 
«Очередная оригинальность».
 После завтрака вспомнили вчерашний обед у командующего 64-й армией.
 «Вы обратили внимание, какая была изумительная водка?» — сказал Паулюс.
 Долгое время все молчали. Бойцы принесли ст.лейтенанту газету «Красная армия» 
с выпуском «В последний час». Оживление. Интересуются — указаны ли фамилии. 
Услышав приведенный список, долго изучали газету, на листе бумаги писали свои 
фамилии русскими буквами. Особенно заинтересовались цифрами трофеев. Обратили 
внимание на количество танков. «Цифра неверная, у нас было не больше 150», — 
заметил Паулюс. «Возможно, они считают и русские», — ответил Адам. «Все равно 
столько не было». Некоторое время молчали.
 «А он, кажется, застрелился», — сказал Шмидт (речь шла о ком-то из генералов).
 Адам, нахмурив брови и уставившись глазами в пол: «Неизвестно, что лучше, не 
ошибка ли — плен?»
 Паулюс: «Это мы еще посмотрим».
 Шмидт: «Всю историю этих четырех месяцев можно охарактеризовать одной фразой — 
выше головы не прыгнешь».
 Адам: «Дома сочтут, что мы пропали».
 Паулюс: «На войне — как на войне» (по-французски).
 Опять стали смотреть цифры. Обратили внимание на общее количество находившихся 
в окружении. Паулюс сказал: «Возможно, ведь мы ничего не знали». Шмидт пытается 
мне объяснить — рисует линию фронта, прорыв, окружение, говорит: «Много обозов, 
других частей, сами не знали точно сколько».
 В течение получаса молчат, курят сигары.
 Шмидт: «А в Германии возможен кризис военного руководства?»
 Никто не отвечает.
 Шмидт: «До середины марта они, вероятно, будут наступать».
 Паулюс: «Пожалуй, и дольше».
 Шмидт: «Остановятся ли на прежних границах?»
 Паулюс: «Да, все это войдет в военную историю как блестящий пример 
оперативного искусства противника».
 За обедом беспрерывно хвалили каждое подаваемое блюдо. Особенно усердствовал 
Адам, который ел больше всех. Паулюс оставил половину и отдал ординарцу.
 После обеда ординарец пытается объяснить Нестерову, чтобы ему вернули 
перочинный нож, оставшийся у их штабного врача. Паулюс обращается ко мне, 
дополняя немецкие слова жестами: «Нож — память от фельдмаршала Рейхенау, у 
которого Хайн был ординарцем до того, как перейти ко мне. Он был с 
фельдмаршалом до его последних минут». Разговор опять прервался. Пленные легли 
спать.
 Ужин. Среди прочих блюд, поданных на стол, — кофейное печенье.
 Шмидт: «Хорошее печенье, наверно, французское?»
 Адам: «Очень хорошее, по-моему, голландское».
 Надевают очки, внимательно рассматривают печенье.
 Адам удивленно: «Смотрите, русское».
 Паулюс: «Прекратите хотя бы рассматривать. Некрасиво».
 Шмидт: «Обратите внимание, каждый раз новые официантки».
 Адам: «И хорошенькие девушки».
 Весь остаток вечера молча курили. Ординарец приготовил постели, и легли спать. 
Шмидт ночью не кричал.
 2 февраля 1943 года. Утро.
 Адам достает бритвенный прибор: «Бриться будем каждый день, вид должен быть 
приличный».
 Паулюс: «Совершенно верно. Я буду бриться после вас».
 После завтрака курят сигары. Паулюс смотрит в окно.
 «Обратите внимание, заглядывают русские солдаты, интересуются — как выглядит 
германский фельдмаршал, а он отличается от других пленных только знаками 
различия».
 Шмидт: «Заметили, какая здесь охрана? Много народу, но чувствуешь себя не как 
в тюрьме. А вот я помню, когда при штабе фельдмаршала Буша были пленные русские 
генералы, в комнате с ними никого не было, посты стояли на улице и входить к 
ним имел право только полковник».
 Паулюс: «А так лучше. Хорошо, что не ощущается тюрьма, но все-таки тюрьма».
 Настроение у всех трех несколько подавленное. Говорят мало, много курят, 
думают. Адам вынимал фотографии жены и детей, смотрел вместе с Паулюсом.
 К Паулюсу Шмидт и Адам относятся с уважением, особенно Адам.
 Шмидт — замкнут и эгоистичен. Старается даже не курить своих сигар, а брать 
чужие.
 Днем зашел в другой домик, где находятся генералы Даниэль, Дреббер, Вульц и 
другие.
 Совершенно другая обстановка и настроение. Много смеются, Даниэль рассказывает 
анекдот. Скрыть здесь знание немецкого языка не удалось, так как там оказался 
подполковник, с которым я разговаривал раньше.
 Начали расспрашивать — каково положение, кто еще в плену и т.д. Узнали, что 
Паулюс тоже здесь. Радостно заулыбались. Фамилия Шмидта вызвала громкий смех, 
особенно усердствовал Даниэль.
 «Шмидт в плену, ха, ха, ха», — говорил он примерно в течение пяти минут.
 В углу с мрачным видом сидел румынский генерал Дмитриу. Наконец он поднял