|
комиссару государственной безопасности 3-го ранга
тов. Абакумову
Согласно Вашему распоряжению в помещения, занимаемые пленными немецкими
генералами, были помещены оперативные работники.
К Паулюсу, Шмидту — оперуполномоченный КРО — мл. лейтенант госбезопасности
Тарабрин, хорошо знающий немецкий язык, и уполномоченный Нестеров.
Тарабрину дано задание, не обнаруживая знания немецкого языка, фиксировать все
разговоры пленных между собой, оформляя это в виде дневника (прилагается).
Настроение пленных — подавленное.
У группы других генералов (Даниэль, Дреббер и др.) внешне настроение более
бодрое, однако Дреббер в беседе с инструктором 7-го Отдела ПУРККА — Пиком
заявил, что «некоторые генералы думают о возможности са моубийства».
Обо всем вышеизложенном информированы представитель Ставки маршал артиллерии
Воронов и член Военного совета генерал-майор Телегин.
По указанию тов. Воронова у пленных изъяты все режущие-колющие предметы.
Приложение: дневник.
Зам. начальника Особого отдела НКВД Донского фронта
майор государственной безопасности Казакевич
31 января 1943 года. Получил приказание разместиться вместе с военнопленными
немецкими генералами. Знания немецкого языка не показывать.
В 21 ч. 20 м. в качестве представителя штаба фронта прибыл к месту назначения
— в одну из хат с.Заварыгина…
«Будет ли ужин» — была первая услышанная мною фраза на немецком языке, когда я
вошел в дом, в котором размещались взятые в плен 31 января 1943 г. командующий
6-й германской армией— генерал-фельдмаршал Паулюс, его начальник штаба —
генерал-лейтенант Шмидт и адъютант — полковник Адам.
Фразу насчет ужина сказал Шмидт. В дальнейшем он все время проявлял
беспокойство о своих вещах и, тщательно заворачивая в бумажки, прятал в карман
недокуренные сигары.
Паулюс — высокого роста, примерно 190 см, худой, с впалыми щеками, горбатым
носом и тонкими губами. Левый глаз у него все время дергается.
Прибывший со мной комендант штаба — полковник Якимович, через переводчика
разведотдела Безыменского, вежливо предложил им отдать имеющиеся карманные ножи,
бритвы и другие режущие предметы.
Ни слова не говоря, Паулюс спокойно вынул из кармана два перочинных ножа и
положил на стол.
Переводчик выжидательно посмотрел на Шмидта. Тот вначале побледнел, потом
краска ему бросилась в лицо, он вынул из кармана маленький белый перочинный
ножик, бросил его на стол и тут же начал кричать визгливым, неприятным голосом:
«Не думаете ли вы, что мы — простые солдаты? Перед вами фельдмаршал, он требует
к себе другого отношения. Безобразие! Нам были поставлены другие условия, мы
здесь гости генерал-полковника Рокоссовского и маршала Воронова».
«Успокойтесь, Шмидт, — сказал Паулюс, — значит, такой порядок».
«Все равно, что значит порядок, когда имеют дело с фельдмаршалом». И, схватив
со стола свой ножик, он опять сунул его в карман.
Через несколько минут, после телефонного разговора Якимовича с Малининым,
инцидент был исчерпан, ножи им вернули.
Принесли ужин. Все сели за стол. В течение примерно 15 минут стояла тишина,
прерываемая отдельными фразами — «передайте вилку, еще стакан чая» и т.д.
Закурили сигары. «А ужин был вовсе не плох», — отметил Паулюс. «В России
вообще неплохо готовят», — ответил Шмидт.
Через некоторое время Паулюса вызвали к командованию. «Вы пойдете один, —
спросил Шмидт. — А я?»
«Меня вызвали одного», — спокойно ответил Паулюс.
«Я спать не буду, пока он не вернется», — заявил Адам, закурил новую сигару и
лег в сапогах на кровать. Его примеру последовал Шмидт.
Примерно через час Паулюс вернулся.
«Ну, как маршал?» — спросил Шмидт.
«Маршал как маршал».
«О чем говорили?»
«Предложили приказать сдаться оставшимся, я отказался».
«И что же дальше?»
«Я попросил за наших раненых солдат. Мне ответили: „Ваши врачи бежали, а
теперь мы должны заботиться о ваших раненых“.
Через некоторое время Паулюс заметил: «А вы помните этого из НКВД с тремя
отличиями, который сопровождал нас? Какие у него страшные глаза!»
Адам ответил: «Страшно, как все в НКВД».
На этом разговор кончился. Началась процедура укладывания спать.
Ординарца Паулюса еще не привели. Он раскрыл сам приготовленную постель,
положил сверху два своих одеяла, разделся и лег.
Шмидт разворошил свою кровать, с карманным фонариком тщательно осмотрел
простыни (они были новые, совершенно чистые), брезгливо поморщился, закрыл
одеяло, сказал: «Начинается удовольствие», — накрыл постель своим одеялом, лег
на него, накрылся другим и резким тоном сказал: «Погасите свет». Понимающих
язык в комнате не было, никто не обратил внимания. Тогда он сел в кровати и
жестами начал объяснять, что ему хотелось. Лампу обернули газетной бумагой.
«Интересно, до какого часа нам можно будет завтра спать?» — спросил Паулюс.
«Я буду спать, пока меня не разбудят», — ответил Шмидт.
Ночь прошла спокойно, если не считать того, что Шмидт несколько раз громко
говорил: «Не трясите кровать». Кровать никто не тряс — ему снились кошмары.
|
|