декабрем, он создал Посреднический совет оборонной промышленности (ПСОП), 
включавший трех сотрудников для связи с общественностью и по четыре человека — 
для связи с профсоюзами и промышленными предприятиями. Их задача — обеспечивать 
урегулирование трудовых конфликтов посредством согласования интересов, 
добровольного арбитража и расследования обстоятельств. В апреле президент 
учредил Бюро ценового регулирования и гражданского обеспечения (БЦР) — он 
предпочитал термин «ценового корректирования» — под руководством Леона 
Хендерсона, который становился наиболее громогласным выразителем интересов 
потребителей. В мае создано Бюро гражданской обороны во главе с даже более 
ревностным приверженцем «нового курса» и динамичным городским администратором 
Фьорелло Ла Гардиа из Нью-Йорка для координации усилий по защите граждан в 
чрезвычайных условиях на уровне государства, штата и местных органов. Ни одно 
из этих бюро не располагало большой властью. БЦР затаив дыхание ожидало вызовов 
в суды за свои «графики» максимальной цены, но угроза придать огласке 
деятельность бюро и отказ от правительственных заказов заставляли Хендерсона 
импровизировать каждый день, до тех пор пока не будет принят закон о контроле 
над ценами. Ла Гардиа Рузвельт сделал ответственным за гражданскую оборону 
больше благодаря его способностям составлять речи и карьеризму, чем 
административному таланту.
 В этот период помощников Рузвельта по оборонным мероприятиям подстерегали на 
каждом шагу конфликты и скандалы. Консервативные правительственные чиновники, 
привыкшие к административной этике и размеренным процедурам, постоянно 
конфликтовали с новичками, не прошедшими обкатку на административной службе и 
склонными к более быстрым и резким действиям. Хотя четкого различия между 
военными и гражданскими чиновниками не было, военные под яростным давлением 
начальников по инстанции стремились заполучить основную долю промышленной 
продукции, в то время как гражданские — отстоять интересы трудовых коллективов, 
потребности в поставках необходимой продукции фермерам и предпринимателям. 
Снабженцы армии и флота конкурировали друг с другом и даже между собой в борьбе 
за дефицитную продукцию. Споры возникали не только между бюро, но даже 
подразделениями одного и того же учреждения и начальниками одного подразделения.

 Наиболее громкие требования раздавались из известной сферы — противоборства 
профсоюзов и предпринимателей, — но сюда примешивались эмоциональные призывы к 
патриотизму и победе над врагом. Большую часть апреля бастовали 400 тысяч 
шахтеров угольных и битумных предприятий под руководством профсоюзного лидера 
Джона Л. Льюиса. Понадобились объединенные усилия министра г-жи Перкинс, ПСОП и 
президента, чтобы урегулировать не только проблемы зарплаты, но также вопрос о 
40-процентной надбавке к зарплате для рабочих северных регионов. Споры между 
владельцами шахт и шахтерами Льюиса настолько прочно вошли в сферу жизни 
Рузвельта, что стали для него нормой. Гораздо более неприятной оказалась 
несанкционированная забастовка в начале июня на заводах Североамериканской 
авиационной компании в Лос-Анджелесе, производившей боевые самолеты.
 Сообщения о забастовке вызвали на следующий день негодование в вашингтонской 
администрации. Стимсон требовал жестких мер; Халл предложил, чтобы министерство 
юстиции преподало урок профсоюзным агитаторам; Джексон поднял вопрос о том, 
каким образом депортировать граждан иностранного происхождения — в том числе 
российских, — если их не в состоянии принять на родине. Рузвельт предложил 
сажать самых злостных забастовщиков на корабли и высаживать на определенное 
время на отдаленных пляжах, снабжая продуктами. Даже Хиллмэн, знавший, что 
коммунисты подстрекали членов профсоюза бастовать, несмотря на возражения 
профсоюзного руководства, добивался жестких мер. Президент 9 июня приказал 
министру обороны, чтобы завод заняли солдаты. Вскоре солдаты выстроились перед 
заводом, выставили штыки и разогнали рабочие пикеты, не оказавшие сопротивления.
 Но штыками самолеты не делаются; прошло время, прежде чем в конце июня 
производство возобновилось. Действия Рузвельта вызвали поток благодарственных 
писем в Белый дом, но раздалось и много протестов, особенно со стороны 
профсоюзов, расценивших эти действия как шаг к фашизму. За инцидентом 
последовали обвинения Льюисом Хиллмэна в том, что тот профсоюзный ренегат, и 
более настойчивые требования от конгресса ужесточить профсоюзное 
законодательство.
 Большинство конфликтов в Вашингтоне зарождались на пограничной линии между 
старыми идеологическими разногласиями и новыми настоятельными проблемами — 
обеспечивать обороноспособность: конфликты между экспансионизмом и «обычным 
бизнесом», как его называли либералы. Сторонники «нового курса» — некоторые 
работали в учрежденных Рузвельтом оборонных бюро и даже в самом Белом доме — 
обвиняли большой бизнес в том, что он преднамеренно сдерживает производство в 
оборонных отраслях, чтобы нажиться на гражданском секторе, разбухшем за счет 
ассигнований на оборону. Они утверждали, что монополисты и саботажники мешают 
росту оборонного производства. Бизнесмены указывали со своей стороны: 
происходит широкая конверсия производства, а профсоюзы не желают поступаться 
своей ограничительной практикой; сторонники же «нового курса» не хотели 
жертвовать политикой социального обеспечения и урегулирования трудовых 
отношений, которая съела средства на оборону. Автомобилестроение 
демонстрировало остроту проблемы. При растущем дефиците стали, алюминия и 
других металлов ведущие автомобильные компании производили в середине года 
легковые и грузовые автомобили на уровне 4-5 миллионов единиц в год. Кнудсен, 
как символ «Дженерал моторс», стал самой доступной мишенью для либералов и 
экспансионистов, — не могли же бизнесмены-новобранцы пойти против своего 
бизнеса.