военных усилий сначала против слабых стран, а затем уже против Германии. 
«Приоритет Атлантики» — стратегия вынужденная, продиктована в основном военными 
соображениями.
 Рузвельт следовал простому политическому курсу: оказывать помощь Англии, 
нуждающейся в военных поставках. Этот курс, часть исторического наследия 
англо-американского партнерства, — реальное средство противодействия 
устремлениям Гитлера на Западе. Проведение его не рождало особых проблем, 
поскольку две страны привыкли сотрудничать друг с другом. Он соответствовал 
темпераменту Рузвельта, отвечал нуждам и потребностям англичан и имел 
собственную инерцию. Однако курс этот имел мало общего с большой стратегией, 
учитывающей глобальное соотношение сил в дипломатической, политической, 
экономической, а также военной сферах, как потенциальное, так и существующее. 
Он отнюдь не исходил из осознанного противопоставления политической и военной 
альтернатив и делал больший упор на прагматические средства достижения военной 
победы — или по меньшей мере на предотвращение победы стран «Оси», — чем на 
ведение долговременной войны и послевоенные задачи обеспечения Соединенными 
Штатами своей безопасности.
 Более того, наметки стратегии содержали негативный аспект: объединенные 
военные и политические усилия США и Англии предпринимаются лишь в том случае, 
если США втянуты в войну против своей воли. Эта стратегия направлена не на 
ведение войны или обеспечение мира, а на ожидание войны (исключая, конечно, 
военные поставки Англии и акции оборонительного характера в Атлантике). Пока 
президент не желает и не может вмешаться в войну — а он действительно не желал,
 — его стратегия малопродуктивна. Все это Гитлер учитывал, и именно от его 
решения зависело, приведется ли вообще в действие стратегия Рузвельта.
 Мощные удары Гитлера в апреле по Греции, Югославии и в Северной Африке 
прозвучали в Вашингтоне как удары пожарного колокола. Возникли серьезные 
сомнения в способности Англии вести войну вообще. Снова показалось, что 
англичане могут демонстрировать военное искусство лишь в операциях, связанных с 
отступлением и эвакуацией. На поверхность всплыли старые разногласия. Ряд 
военных настаивали на ведении войны в глобальном масштабе, другие — на защите 
Западного полушария, третьи напоминали о проблемах, возникавших в отношениях с 
англичанами во время Первой мировой войны. Что Англия выстоит, верили немногие. 
Казалось, Лондон на краю пропасти. «Все ощущали себя в кошмарной обстановке, — 
писал позднее Гарриман Гопкинсу, — над каждым навис дамоклов меч».
 Президент использовал любую возможность помочь Англии: разрешил англичанам 
ремонтировать корабли в американских доках, готовить пилотов на американских 
аэродромах; предоставил Королевскому флоту 10 сторожевых кораблей; расширил 
американскую зону патрулирования ВМС в Атлантике, включив в нее Гренландию и 
африканский выступ; объявил о заключении долго вынашивавшегося соглашения с 
датским министром, ставящего Гренландию под временный контроль США и 
разрешающего строить на острове американские военные базы.
 Внешне Рузвельт сохранял обычный бодрый вид. Пятнадцатого апреля, во время 
чрезвычайных и тревожных совещаний по проблемам Англии, устроил 
пресс-конференцию, вызвавшую гомерический хохот. Открыл он ее упоминанием о 
«милом совпадении»: в первый перечень поставок по ленд-лизу включены садовые 
шланги — настоящие пожарные шланги, уточнил президент, когда хохот стих. 
Последовал вопрос, будут ли Гопкинсу оплачиваться его новые обязанности по 
программе ленд-лиза.
 — Разумеется. Он же демократ! Глупый вопрос.
 Именно это я говорил как-то Билли Кнудсену, — продолжал президент. — Когда 
число списков людей, занятых ленд-лизом за мизерную плату, достигло четверых 
или, кажется, пяти, оказалось, что в них включены одни республиканцы, за 
исключением парня, окончившего в прошлом июне Йельский университет и никогда не 
голосовавшего. Я спросил: «Билл, ты не мог бы поискать для включения в эти 
списки демократа, чтобы он согласился работать за мизерную плату?» Он ответил: 
«Я обыскал всю страну. Не нашлось ни одного демократа, достаточно богатого, 
чтобы работать за доллар в год». В ответ на байки Рузвельта репортеры снова и 
снова покатывались со смеху. Замолкли они под впечатлением рассказа президента 
— тот углубился в исторические подробности, касавшиеся Дании и Гренландии.
 На самом деле Рузвельт был крайне озабочен положением Англии, тем более что 
чувствовал свою беспомощность существенным образом повлиять своим 
вмешательством на войну. Он попросил Маршалла и Старка оценить ближневосточную 
ситуацию на случай эвакуации британских войск из Восточного Средиземноморья. 
Необъяснимым образом послал Черчиллю длинную телеграмму, которая привела 
премьер-министра в недоумение, но явно имела целью утешить его, на случай если 
он начнет вывод войск с Ближнего Востока.
 Из всех проявлений глобального кризиса самое острое приходилось на Атлантику. 
С удлинением дней потери грузовых судов и кораблей снова резко возросли. 
Атлантику терроризировали германские линкоры «Шарнхорст» и «Гнайзенау», а 
немецкие подводные лодки стали применять в нападениях на транспортные суда 
новую тактику «волчьей стаи». В начале апреля, в одну из зловещих ночей, конвой 
потерял 10 из 22 кораблей. Атлантика становилась основным театром боевых 
действий, требовавшим быстрого и решительного вмешательства Америки. Черчилль 
молил о помощи. Но что Рузвельт мог сделать?
 В течение нескольких месяцев президент менял тактику в вопросе защиты 
британских конвоев. Администрация уже давно дала санкцию на патрулирование 
Атлантики военными кораблями и авиацией с целью наблюдать за передвижениями 
рейдеров стран «Оси» и докладывать по инстанции, даже делилась этой информацией 
с англичанами. Но эскорт конвоев военными кораблями представлял собой гораздо