Но Рузвельту противостоял соперник, который понимал необходимость «полного 
отказа от старых методов в политике» и на деле способствовал изменению мира. 
Весной 1941 года Гитлер окончательно сформулировал свою глобальную стратегию.


ГИТЛЕР: СОЗРЕВШАЯ РЕШИМОСТЬ

 — Кем я был до большой войны? — спрашивал Адольф Гитлер у рабочих, собравшихся 
послушать его на заводе «Рейнметалл-Борсиг» в декабре 1940 года. — Безвестным, 
безымянным индивидом.
 Но кто такой Гитлер весной 1941 года? Для своего народа он стал мессией и 
чудотворцем — человеком, который каким-то образом совершил то, что обещал. Для 
Черчилля это босяк, гангстер, «чудовищная жертва аборта ненависти и поражения»; 
пусть эти эпитеты предназначались для общественного потребления, они не особо 
отличались от собственной точки зрения британского премьера. Для русских, 
несмотря на пакт с Германией, Гитлер олицетворял предсмертные конвульсии 
капитализма и милитаризма. Для миллионов американцев и британцев это был 
безумец — впадал в бешенство, с пеной у рта падал на пол и грыз ковер.
 Для Рузвельта Гитлер просто загадка. Как ни странно, они в чем-то похожи друг 
на друга: оба любили поговорить, вспомнить старое время и старых друзей, 
сыграть роль, послушать лесть, позабавиться науськиванием друг на друга и 
друзей, и врагов. Оба пришли к власти в одно время. Но сходство это 
поверхностное. Оба вышли из разных миров, привержены почти противоположным 
ценностям.
 Мальчишкой Гитлер боялся и ненавидел отца и любил мать; постоянно переезжал с 
места на место, переходил из одной школы в другую, приобрел раздутое, пустое 
самомнение. Рузвельт любил родителей, привержен прочным семейным узам, 
определенному месту, идентичен. Гитлер мало способен меняться и 
приспосабливаться, Рузвельт до конца жизни рос духовно и применял свой опыт 
соответственно обстоятельствам. Проявлял нормальный интерес к сексуальным 
связям, но отчасти его возможности в этом отношении были ограниченны. Гитлер 
имел массу таких возможностей, но не преуспел в них из-за собственных 
комплексов. Рузвельт любил смеяться; Гитлер большей частью бранился. Рузвельт 
любил солнце, воду и снег; Гитлер пренебрегал всем этим, если не считать 
отвлеченных рассуждений. Рузвельт любил в умеренных дозах табак, ликер и мясо; 
Гитлер все это отвергал. Любил величественное, проявлял болезненный интерес к 
патологии и апокалипсису. Рузвельт реалистичен, дружелюбен и конкретен; Гитлера 
занимали кровь, обезглавливание, смерть во всех проявлениях. Рузвельт любил 
жизнь во всей ее бесконечной сложности, неожиданности и непредсказуемости.
 Гитлер — идеолог. За пятьдесят лет скитаний, окопной жизни, политических 
баталий и, наконец, власти выработал свою систему ценностей, суровую теорию 
преображения, стратегию политического действия. Эти ценности отдавали 
вульгарностью, расизмом и ксенофобией; отрицали все самое дорогое в либеральном 
складе ума — равенство, альтруизм, терпимость, религию, индивидуальную свободу, 
интернационализм. Гитлеровская теория преображения не предполагает человеческой 
гибкости и учета обстоятельств, но нацелена на беспрестанный расовый и 
национальный конфликт, зверскую жестокость, упорное карабканье к власти по 
трупам слабых. В ней не находится места для дряблых либеральных сентенций о 
свободном ходе развития, правах меньшинств, гражданских свободах, 
парламентаризме, постепенности социальных преобразований, компромиссах. Гитлер, 
как истинный идеолог, сочетал в себе свои ценности, теорию преображения, 
политическую стратегию. Как идеолог, он считал своих соперников не просто 
заблудшими или злонамеренными, но и безумцами. Рузвельт, говорил он своим 
соратникам, просто сумасшедший; ведет себя как «лживый, мелочный еврей», потому 
что в его жилах течет еврейская кровь, а «совершенно негроидная внешность его 
жены свидетельствует о том, что она тоже полукровка».
 Также и Рузвельтом Гитлер не воспринимался как личность. Президент за много 
лет привык к политикам, озлобленным и недовольным, которые домогались влияния, 
предавали старых друзей, не выполняли обещаний. Он и сам поступал порой таким 
образом. Но в Гитлере видел человека, чья страсть к признанию и почитанию 
намного превосходила подобные устремления Хьюза Лонга или Джона Л. Льюиса. 
Рузвельту, окруженному с детства любовью родителей и семейными традициями, 
жившему в привычной обстановке родного дома и социальной среды, чужд тип людей, 
рожденный социальными неурядицами и революционным брожением. Гитлеру 
недоставало благополучного детства, но для него родным домом стала нацистская 
партия, с ее идеологией и корпоративным духом. Хотя фюрер научился пользоваться 
кнутом и пряником, он не переставал ужасно упрощать ситуацию. Рузвельт делал 
политические ходы конем, предпринимал обходные маневры, — Гитлер шел напролом, 
уничтожая оппозиционные партии, диссидентов в своей партии, евреев, 
национальные меньшинства.
 В первые недели 1941 года Гитлер столкнулся с необходимостью принять самое 
важное решение своей жизни и своей эпохи. В минувшем декабре он дал указание 
Верховному армейскому командованию разработать план массированного вторжения в 
Россию, намеченного на май. Директива фюрера начиналась словами: «Германские 
вооруженные силы должны быть готовы сокрушить Советскую Россию в быстротечной 
кампании (план „Барбаросса“), даже до окончания войны с Англией». Но это 
решение не было окончательным. Пока немецкие генералы размечали пути снабжения 
и районы сосредоточения войск вторжения вдоль тысячемильного фронта, Гитлер 
обдумывал стратегическую ситуацию.
 Обстановка многообещающая и зловещая одновременно. Англия еще не повержена.